торонам которой проходили автомагистрали.
   Фрэнк и Леа под  руку  брели  вдоль  вымощенной  булыжником  дорожки,
проходящей по центральной аллее. Парк был густо  засажен  деревьями,  от
этого  он  становился  еще  темнее.  Дорожки  освещались  лишь   редкими
фонарями. Время от времени кто-нибудь быстро проходил мимо них,  отмечая
их присутствие лишь небрежным кивком и невнятным hallo или guten  Abend,
но так или иначе Ситиринг почти опустел.
   Впрочем, не совсем. Когда тропинка повернула налево, они натолкнулись
на парочку подростков, которые,  обвив  друг  друга  руками,  сидели  на
каменной скамье под бронзовым фонтаном и целовались. Они могли  бы  быть
молодыми любовниками любого другого места и времени, только вот на парне
была  коричневая  униформа  «Гитлеръюгенда»,  а  из-под  пальто  девушки
выглядывала белая блузка, синяя юбка и черные тяжелые ботинки Jungmaedel
организации «Молодые девы». Когда приблизились Фрэнк и Леа, молодые люди
испуганно подняли глаза и виновато поспешили прочь, подобно преступникам
скрывшись под покровом ночи.
   — «На полях и топях, — глядя им  вслед,  пробурчала  Леа,  —  радость
губит многих».
   — Что?
   — Так, ничего. Строчка из  пропагандистской  песни.  —  Она  печально
посмотрела вдогонку молодой паре. — Как же все-таки  здесь  безлюдно.  Я
полагала, что майским вечером здесь будет побольше народу.
   Фрэнк  кивнул.  Стояла  напряженная  тишина,  словно  кто-то  объявил
неофициальный комендантский час. Поверх деревьев он видел верхние  этажи
учреждений, банков и жилых домов, расположенных на  прилегающих  улицах.
Почти все огни в окнах были погашены,  что  придавало  им  вид  холодных
каменных каркасов. В них присутствовало нечто жалкое  и  унылое,  словно
кто-то высосал всю радость и жизнь из этих серых громад.
   — Не думаю, что находиться здесь безопасно, — тихо произнес Фрэнк.  —
Давай-ка поторопимся.
   Не сходя с аллеи, они ускорили шаг и  двинулись  дальше  по  дорожке,
которая вела к центру города. Вскоре дорожка кончилась в том месте,  где
улица делила парк  пополам.  Вывеска  под  фонарем  указывала,  что  они
находятся на Кайзерштрассе. Налево, в полуквартале от дороги,  прямо  за
огромной статуей расположился Дрезденский банк.
   Фрэнк остановился и в замешательстве посмотрел в обоих  направлениях.
Он тщательно изучил этот район, заучив наизусть историческую карту улиц,
но   совершенно   неожиданно   для   себя   осознал,    что    полностью
дезориентирован. Запомнить координаты по карте — это одно,  а  оказаться
на месте — совсем другое.
   — Ты помнишь, куда поворачивать? — спросил он. Леа удивленно  подняла
брови.
   — Я думала, ты знаешь.
   — Я тоже так думал, но...
   На карте все выглядело иначе, хотел добавить Лу, но это  напугало  бы
девушку. Как раз сейчас он меньше всего  хотел,  чтобы  она  начала  его
пилить. Повинуясь порыву, он повернул направо и зашагал  по  тротуару  в
направлении перекрестка. Фрэнк был абсолютно уверен, что они находятся в
двух-трех кварталах от «Франкфуртер Хоф» и что Кайзерштрассе обязательно
выведет их туда... в двух-трех кварталах, но в каком направлении?
   На углу он снова остановился, повернулся и посмотрел на статую.
   —  Гёте,  —  пробормотал  Фрэнк,  кивая  в  сторону  каменной  фигуры
немецкого философа. — Я не помню, чтобы что-то читал об этом  ориентире,
так что, возможно, мы...
   — Tc-c! — прошептала она вдруг. — Нам в другую сторону, Джон.
   Джон? Он обернулся и увидел, что Леа  направилась  в  противоположную
сторону.
   — Леа, что...
   — Halten! — выкрикнул чей-то голос. — Wohen gehen sie?
   Фрэнк застыл на месте. Леа сделала то же самое.  Он,  скрепя  сердце,
медленно повернулся лицом к человеку, о присутствии  которого  догадался
после того, как его заметила девушка.
   К ним приближался коренастый мужчина в коричневой форменной рубашке с
нашитой на рукаве свастикой и темно-коричневых бриджах,  заправленных  в
высокие сапоги; на ремне висел парадный кортик. Короткий козырек фуражки
с нацистским орлом затенял широкое мясистое лицо. Но больше всего пугала
длинная черная деревянная дубинка, которую он держал в правой  руке.  Ее
рукоятка  была  обмотана  тонкими  кожаными  полосками,  а   поверхность
покрывали  глубокие  царапины,  которые  свидетельствовали  о  том,  что
последнее время ее часто пускали в ход.
   Это был один из Sturmabteilung, так называемых «коричневых  рубашек»,
вместе с которыми нацисты  захватили  власть  над  всей  Германией.  Они
представляли собой кучку уличных  драчунов  и  головорезов,  прожигающих
жизнь в пивнушках, где, собственно, их и вербовали в свои ряды  нацисты.
Штурмовики патрулировали улицы  по  собственному  желанию.  Власть  этих
полувоенных  сил  постепенно  вытесняла  местную  полицию.   Встреченный
путешественниками член организации, по всей видимости, только что  вышел
из соседнего кабака; красный галстук свободно болтался на шее  и  слегка
съехал вбок, а рубашка была неряшливо запихана в штаны.
   — Wohen gehen sie? — повторил штурмовик  и  подошел  ближе.  От  него
жутко пахло шнапсом. Немец вытянул  руку.  —  Wo  sind  sie  Urkunde?  —
потребовал он и, глядя на Леа мимо Фрэнка, нетерпеливо щелкнул пальцами.
— Geben sie mir Urkunde? Schnell!
   Вмонтированный под  кожу  возле  уха  переводчик  Фрэнка  растолковал
требования нациста: «Куда вы направляетесь? Где ваши документы? Покажите
мне их, быстро!» Притворяться коренными немцами было бессмысленно.
   — Wie bitte, — заикаясь больше необходимого, сказал  он,  делая  вид,
что говорит по-немецки хуже, чем было на самом деле. — Ich  sprech  kain
Deutsch... sphrechen sie Englisch?
   Человек в коричневой рубашке удивленно приподнял бровь.
   — Americaner? — спросил он и,  получив  от  Фрэнка  подтверждение,  с
презрением ухмыльнулся. — Amerikan Juden?
   — Nein, mein Herr, — холодно  произнесла  Леа  и  обратилась  к  нему
по-английски. — Мы не евреи. Мы туристы. Мы только что вышли из Оперы.
   — Ja. Der Oper, ja. — Нацист смерил пару презрительным  взглядом,  не
опуская вытянутую руку. — Я  чуть  говорю  по-английски,  —  медленно  и
осторожно  проговорил  он  наконец.   —   Предъявите   ваши   документы,
пожалуйста.
   Фрэнк порылся в кармане пальто и достал свой американский  паспорт  и
немецкую визу. Леа  последовала  его  примеру,  но  коричневорубашечник,
просматривая документы Фрэнка, не обращал  на  нее  внимания.  Он  долго
всматривался в фотографию, затем поднес ее к лицу  Лу.  Фрэнк  терпеливо
ждал. И то, и другое было безукоризненно подделано вещотделом,  так  что
документы вполне могли пройти тщательную  проверку  немецкой  таможенной
службы и полиции, не говоря уже о затуманенном взгляде пьяного  невежды.
Однако этот болван, очевидно,  напрашивался  на  неприятности,  а  Фрэнк
очень хорошо понимал, что нацист  не  нуждается  в  какой-либо  причине,
чтобы арестовать или задержать их. Они — иностранцы, а этого достаточно,
чтобы попасть под подозрение.
   — Wo ist... — начал он, затем осекся и с недовольным видом продолжил.
— Где вы остановились, герр Пеннс?
   — В отеле «Франкфуртер Хоф», — робко пожал плечами Фрэнк. — Боюсь, мы
немного заблудились...
   — Заблудились? — Гитлеровец внимательно поглядел ему в глаза.  —  Was
bedeutet das?
   — Мы не знаем, где находимся, — объяснил Фрэнк.  Да,  нацист  говорил
по-английски, но не очень много и не очень  хорошо.  —  Может  быть,  вы
подскажете нам, как добраться до «Франкфуртер Хоф»?
   — А! Заблудились. Ja. — Он закрыл паспорт и визу Фрэнка, но вернул их
не сразу. — Идите вдоль улицы. Это недалеко. — Он кивнул  в  направлении
Кайзерштрассе, которое они выбрали до того, как штурмовик остановил  их.
— Вам следует быть внимательней, герр Пеннс. Франкфурт — большой  город.
В нем очень легко заблудиться.
   — Да, понимаю. Спасибо за помощь. Гитлеровец кивнул и неохотно  отдал
Фрэнку документы.
   — Можете идти. Auf wiedersehen.
   — Danke schon. Auf wiedersehen.
   — Heil Hitler, — невнятно произнес  коричневорубашечник,  развернулся
и, пошатываясь, побрел в том направлении, откуда пришел.
   Леа осторожно вздохнула.
   — Он даже не потрудился проверить мои документы, — пробормотала  она,
засовывая визу и паспорт обратно в пальто. — Я вижу, здесь  не  очень-то
уважают женщин. Фрэнк покачал головой.
   — Ты не интересовала его. Парень просто хотел вывести меня  из  себя.
Возможно, я напомнил ему кого-то, кого он ненавидит, — улыбнулся  он.  —
Умный ход заговорить с  ним  по-английски.  Мне  кажется,  они  все  еще
избегают американцев.
   — Это не продлится долго,
   Они продолжили путь по  Кайзерштрассе  и,  оставив  позади  Ситиринг,
вышли  на  узкую  улицу,  где  повсюду  располагались  закрытые  витрины
магазинов. По дороге они то и дело натыкались на расклеенные  по  стенам
нацистские  плакаты:  вербовочная  пропаганда   организации   нацистской
молодежи, призывы и лозунги, изображения Адольфа  Гитлера,  глядящего  в
счастливые лица трудолюбивых германских рабочих. Они прошли мимо  ателье
мужской одежды, на витрине которого были намалеваны шестиконечная звезда
Давида и слово Juden.  Леа  остановилась  и,  презрительно  сморщившись,
хотела что-то сказать, но  в  этот  момент  Фрэнк  заметил,  что  кто-то
движется по другой стороне улицы, и ткнул ее  в  бок.  Она  благоразумно
умолкла, и вместе они продолжили движение.
   Через два квартала закончилась Кайзерштрассе, и  хронопутешественники
оказались на большой площади,  где  и  располагался  отель  «Франкфуртер
Хоф». Являясь крупнейшим отелем Франкфурта, он тянулся вдоль  городского
квартала по одной стороне Кайзерплац. Название отеля было  высечено  над
сводчатым  входом,  оформленным  колоннами   романского   стиля,   между
пятиэтажными крыльями здания, которые  окружали  центральный  внутренний
двор. Фрэнк и Леа пересекли площадь, прошли под  аркой  и  очутились  на
внутреннем дворе. Лу взглянул вверх и  заметил  между  балконами  пятого
этажа четыре высеченные  из  камня  фигуры  атлантов,  сгорбившихся  под
тяжестью крыши, которую им приходилось держать.
   Когда они вошли через  переднюю  дверь,  швейцар  в  униформе  учтиво
поклонился и помог Леа снять  пальто.  Снимая  собственный  плащ,  Фрэнк
улучил момент и осмотрелся. После не по сезону холодной  ночи  вестибюль
показался ему достаточно теплым.  Он  выглядел  почти  так  же,  как  на
исторических фотографиях, которые изучал  Лу:  повсюду  обитые  бархатом
кресла и диваны, в одном углу находился черный  рояль,  а  по  оклеенным
обоями стенам развешены гравюры с изображением сельских  пейзажей.  Если
он хорошо изучил это место, то стол регистрации должен находиться в  той
арке налево, а лифты — недалеко от...
   — Пеннс! Эй, Джон!
   Голос  с  английским  акцентом  донесся  со  стороны  бара,   который
располагался в дальнем конце вестибюля. Фрэнк обернулся и увидел  группу
мужчин, сидящих вокруг низкого стола. Один из них,  краснолицый  человек
лет шестидесяти, энергично махал ему рукой.
   — Иди сюда, старик. Выпей с нами.
   — Сейчас буду, —  выкрикнул  он  в  ответ  и  взглянул  на  Леа.  Она
осторожно улыбнулась; очевидно, маскировка  работала.  —  Думаю,  друзья
хотят  меня  видеть,  —  сказал  он.  —  Будь  умницей,  возьми  ключ  у
администратора, хорошо?
   — С удовольствием, — ответила она, соблюдая принятые нормы. Леа знала
правила  поведения  в  обществе;  в  этом  веке  порядочных  женщин   не
приглашали разделить с мужчинами стаканчик спиртного  перед  сном.  —  Я
буду в номере.
   — Спасибо, милая. Я недолго.
   Фрэнк поцеловал ее на ночь, затем, перекинув через руку плащ, зашагал
по полированному дубовому паркету вестибюля к гостиничному бару.
   Бар  был  небольшим,  тускло  освещенным   помещением.   Там   царила
невозмутимая мужская атмосфера, выдержанная в стиле старой Европы: вдоль
дубовых стен  располагались  шкафчики  со  стеклянными  дверьми,  вокруг
невысоких столиков стояли кожаные кресла, напротив  зеркальных  полок  с
рядами бутылок тянулась длинная стойка бара. В это время ночи  заведение
почти опустело,  если  не  считать  группы  мужчин,  которые  сидели  за
столиком под какой-то знаменитой картиной.  Бармен,  молодой  человек  с
мужественной внешностью,  одетый  в  смокинг  обслуживающего  персонала,
рассматривал Фрэнка, ополаскивая стаканы в раковине под прилавком.
   — Джон, иди сюда. Присядь. — Самый старый из присутствующих за столом
джентльменов, англичанин примерно того же возраста, что  и  Джон  Пеннс,
указал ему на свободное сиденье. — Как опера?
   — Очень... по-германски, — присаживаясь, сухо бросил Фрэнк, остальные
понимающе усмехнулись. — На самом деле подобные  вещи  больше  по  вкусу
Эмме. Я пошел только потому, что она настаивала.
   Обратившийся  к  нему  мужчина  улыбнулся  и  потянулся   за   пачкой
«Данхилла», которая лежала рядом с его стаканом. Фрэнк тотчас  же  узнал
его: это  Джордж  Грант,  заместитель  директора  лондонского  отделения
авиакомпании «Гамбург-Америка». Поскольку Джон Пеннс работал  на  ту  же
компанию, они знали друг друга как деловых партнеров.
   — Я сам никогда не слежу за этим, — признался он и вытянул  из  пачки
сигарету. — Кстати, ты знаком с этими ребятами?  Все  они  завтра  летят
нашим рейсом... почти все.
   Другие двое представились и сердечно обменялись рукопожатиями.  Фрэнк
сделал вид, что впервые их видит, хотя был  очень  хорошо  знаком  с  их
личными делами.  Эдвард  Дуглас,  мужчина  лет  сорока,  являлся  главой
рекламного отдела в Нью-Джерси. Хотя теперь это тщательно скрывалось, но
в исторических документах  будет  сделана  запись  о  том,  что,  изучая
возможности германского рынка по заказу «Дженерал  моторе»,  крупнейшего
клиента компании, Дуглас втайне собирал для  военно-морского  флота  США
сведения о производственных возможностях Германии. Однако гестапо не так
давно раскрыла его шпионскую деятельность, поэтому  он  спешил  покинуть
страну до того, как его арестуют как шпиона. Второй,  Долан  Кертис,  ни
больше ни меньше, как президент чикагской компании, импортирующей  духи.
Как и Пеннс, он прилетел в Германию по делам и теперь собирался домой, в
Америку.
   Лицо последнего человека, сидящего за столом, не было знакомо Фрэнку.
Преждевременно лысеющий господин носил аккуратно подстриженную бороду, а
любопытные  глаза  окаймляла  пара   очков   в   металлической   оправе.
Наклонившись к столу, чтобы взять с хрустальной  пепельницы  курительную
трубку, вырезанную из  корня  верескового  дерева,  он  протянул  Фрэнку
правую руку.
   — Билл Ширер, — преставился мужчина.  —  Рад  с  вами  познакомиться,
мистер Пеннс.
   Фрэнку едва удалось скрыть удивление. Слишком поздно,  Ширер  заметил
его взгляд.
   — Билл Ширер? — переспросил Лу, когда они пожимали друг другу руки. —
Случайно не обозреватель Уильям Ширер?
   Дуглас громко рассмеялся, когда Ширер равнодушно улыбнулся.
   —  Билл,  ты  становишься  знаменитым,  —  промолвил   он,   похлопав
журналиста по колену. — Тебя знает даже Джон, а он очень редко  берет  в
руки газету.
   — Я совершенно  случайно  наткнулся  на  эту  публикацию,  —  пытаясь
исправить ситуацию, произнес Фрэнк.
   По прошествии нескольких лет репутация Уильяма Л. Ширера возрастет от
простого корреспондента европейской газеты, кем он являлся  в  настоящий
момент, до члена Всемирной Организации Печати.  Будучи  непосредственным
свидетелем событий, приведших к развязыванию Второй мировой войны, он  в
дальнейшем напишет несколько книг о нацистском режиме, в  число  которых
войдет и его полная история «Взлет и падение Третьего Рейха».  На  самом
деле именно эту книгу изучал Фрэнк, прежде чем отправиться в экспедицию.
Присутствие Ширера здесь удивило Лу.
   — Я думал, вы обосновались в Берлине, мистер Ширер.
   — Пожалуйста, называйте  меня  Билл.  —  Ширер  откинулся  на  спинку
кресла, поджег спичку и раскурил трубку. — Так и есть, но я  только  что
получил новую работу радиокорреспондента в Колумбийской радиовещательной
компании. Здесь я собираю материал для репортажа.
   — А я думал, ты примешь наше  предложение,  —  лукаво  подмигнул  ему
Грант. —  Мы  еще  можем  достать  тебе  билет,  если  ты  вдруг  решишь
передумать. Продали только половину билетов на этот рейс.
   Фрэнк хотел было  поинтересоваться,  о  чем  они  говорят,  но  решил
помалкивать. Если дело касалось  авиалиний  «Гамбург-Америка»,  то  Джон
Пеннс скорее всего посвящен в него. К счастью, этот вопрос поднял  Долан
Кертис.
   — Джордж предложил тебе билет на «Гинденбург»? — спросил он, и Ширер,
потягивая  трубку,  утвердительно  кивнул.  —  Тогда  почему  же  ты  не
соглашаешься?
   — Entschuldigen sie? — обращаясь к бармену,  Дуглас  поднял  руку.  —
K?nnen sie mir helfen, bitte?
   — Я бы с удовольствием, — ответил Ширер, когда с подносом в  руках  к
их столику подошел бармен, —  но  должен  отказаться.  Мои  издатели  не
хотят, чтобы я сейчас уезжал из Берлина. — Он  пожал  плечами.  —  Я  их
прекрасно   понимаю.   Пару   лет   назад    «Гинденбург»    представлял
исключительный интерес, а сейчас это просто очередной рейс в Нью-Йорк...
   — Старье. Полагаю, ты прав. — Грант повернулся к бармену и показал на
стоявшие на столе пустые стаканы. — Еще по одной каждому, пожалуйста.  —
Бармен,  очевидно,  понимал  английский  язык,  так  как  кивнул.  Грант
взглянул на Фрэнка. — Что тебе заказать, Джон? Как обычно?
   Фрэнк не имел ни малейшего представления о том, что обычно  заказывал
Пеннс.
   — Пожалуй, ничего. Спасибо, — ответил он и снова повернулся к Ширеру.
— Жаль, что вы не летите с нами, — сказал Фрэнк, хотя на самом  деле  не
испытывал никакого  сожаления,  Он  с  удовольствием  воспользовался  бы
возможностью провести больше времени в компании легендарного  в  будущем
писателя, но история понесла бы огромную утрату, окажись Уильям Ширер на
борту «Гинденбурга». — Итак, какой репортаж вы здесь готовите?
   Ширер сделал вид, что  не  услышал  вопроса.  Растягивая  трубку,  он
посмотрел  в  сторону,   словно   нечаянно   увлекся   изучением   книг,
расставленных по полкам. Никто не проронил ни слова, и на какое-то время
воцарилась неловкая тишина. Воспользовавшись заминкой, бармен собрал  со
стола пустые стаканы и, вернувшись к стойке, занялся их напитками. Когда
он удалился, Ширер склонился над столом.
   — Прошу прощения, — тихо проговорил он. — Даже у стен есть уши.
   — Он хочет сказать, что в наше время следует быть очень осторожным. —
Дуглас бросил на бармена многозначительный взгляд. — Никогда не  знаешь,
кто может быть осведомителем. А наш приятель из-за нас немного затянул с
закрытием бара.
   Фрэнк   понимающе   кивнул.   Директорат   внутренней    безопасности
Sicherheitdienst, тесно связанный с гестапо, за последнее  время  проник
во все аспекты повседневной жизни нацистской Германии.  Он  нанял  около
сотни  тысяч  человек,  чтобы  те  подслушивали  разговоры   соседей   и
докладывали тайной полиции о любой антинацистской деятельности.  Тем  не
менее Фрэнк не  мог  не  поинтересоваться,  имеют  ли  отношение  к  его
собственному исследованию причины, по которым тот приехал во Франкфурт.
   — Это никаким образом не связано  с  «Гинденбургом»,  не  так  ли?  —
понизив голос, спросил он, Ширер удивленно поднял брови.
   — Нет. Я  просто  веду  переговоры  с  представителями  католического
духовенства, которые обеспокоены нынешними событиями. — Он прищурился  и
посмотрел на Лу.  —  А  что?  Разве  есть  что-то,  чего  я  не  знаю  о
«Гинденбурге»?
   Фрэнку стало интересно, как бы отреагировал Ширер, расскажи  он  ему,
даже наедине, о том, что до СС дошли слухи — или даже более того, что  в
прошлом месяце в немецкое посольство в Вашингтоне  доставили  письмо  от
какого-то медиума с сомнительной репутацией,  —  о  том,  что  на  борту
летательного аппарата будет заложена  бомба.  Однако  он  ни  при  каких
обстоятельствах не мог позволить, чтобы