зительные вопли и хрип Лу, который бился где-то
совсем рядом. А из зарослей стали выскакивать полуобнаженные  люди.  Они
бросились к связанной добыче,  однако  вдруг  остановились,  не  добежав
всего несколько метров.
   - Батата бана! - закричал самый крупный  из  них,  указав  пальцем  в
траву.
   С другой стороны зарослей  вышел  еще  один  дикарь.  Он  был  старше
первого  и  походил  на  человека,  облеченного   властью.   Внимательно
посмотрев в траву, он посопел, почмокал губами и, повернувшись  к  своим
соплеменникам, авторитетно заявил:
   - Батата бана - бакуняма!
   - Бакуняма! Бакуняма! - словно эхо, разнеслось вокруг.
   Даже со своего неудобного  места  Джим  заметил,  что  дикарей  здесь
собралось несколько десятков. Ему было трудно представить, что эти  люди
неслышно крались где-то рядом, а они с Лу их не замечали.
   Между тем главный дикарь произнес еще несколько весомых слов,  и  ему
поднесли пятнистую шкуру. Предводитель аккуратно ее расправил,  а  затем
замер, изготовившись к прыжку. Потом он резко набросил ее  на  невидимую
добычу и закричал от возбуждения:
   - Батата бана ункагоза! Ункагоза батата бана!
   Теперь даже Кэшу стало интересно, что там происходит, и он  попытался
приподнять голову, однако совсем рядом Джим услышал  шипение  и,  скосив
глаза, похолодел  от  ужаса:  в  полуметре  от  него  шевелил  ядовитыми
хелицерами огромный паук.
   Это была здоровенная  тварь  величиной  с  рослую  собаку.  Маленькие
неподвижные  глаза,  отвратительные  короткие  волоски  возле   ротового
отверстия - первобытный  страх  сковал  Джима,  и  он  едва  не  потерял
сознание.
   "Ну, скорее заканчивайте свои дела и волоките нас в  лагерь,  бушмены
долбаные!" - мысленно ругался Джим. Больше  всего  он  боялся,  что  его
отдадут этому пауку, как пойманную дичь собаке, в качестве поощрения.
   Дикари между тем  завершили  поимку  своей  важной  добычи  и  решили
продемонстрировать ее Кэшу.
   Сам предводитель приблизился к  нему  вплотную  и  показал  маленькую
клеточку, словно для птички, в которой лежал несчастный  компас.  Да-да,
именно  компас,  который  Джим  нес  в  руке  и  на  который  все  время
посматривал.
   Предводитель указал заскорузлым пальцем на  узника  клетки  и  строго
спросил:
   - Батата бана кутум? Батата бана кутум сяся?
   - Я не понимаю вас, - сказал Джим. - Я не понимаю.
   По глазам вождя он видел, что тот не поверил.
   - Это компас! - добавил Джим, опасаясь, что его отдадут пауку. -  Это
обычный компас! Если хотите, я научу вас, как с ним обращаться.
   Однако его уже не слушали. Предводитель отошел в сторону и, указав на
лежащего, коротко произнес.
   - Бамагду!
   - Бамагду! Бамагду! - закричали вокруг, и Джим решил, что его убьют.
   "Ну и ладно, лишь бы пауку живым не  отдали",  -  подумал  он,  устав
бороться, и смиренно прикрыл глаза.
   Он ждал удара копьем или  острым  ножом,  которые  висели  на  поясах
дикарей, однако совершенно неожиданно ощутил  на  себе  что-то  горячее.
Неприятная догадка промелькнула в его мозгу, и, открыв глаза,
   Джим тотчас их зажмурил, потому что в лицо ему полилась горячая моча.
   От такой наглости дикарей Кэша начало трясти, но он не мог  даже  рта
открыть, чтобы высказать этим мерзавцам все, что он о них думает.
   Поливали его долго и  основательно.  Всем  племенем.  Наконец  запасы
иссякли, и к Джиму  снова  подошел  самый  главный.  Он  наклонился  над
пленником, дыша ему в лицо, и заглянул в глаза. Затем распрямился.
   - Батата бана - унамону! - объявил он, и, как показалось  Джиму,  все
вокруг вздохнули с облегчением.
   После этого Кэша и Эрвиля привязали к толстым шестам и потащили через
лес, словно питательную добычу.
   Заметив, что одежда на Лу сухая, Джим даже  испытал  некую  обиду  за
несправедливое отношение: почему одному все, а другому ничего? С  другой
стороны, произведенные над ним  действия,  возможно,  гарантировали  ему
большую безопасность.
   "Уж если залили мочой, - справедливо рассуждал  он,  -  то  жрать  не
будут".
   Мучительное  путешествие  через  лес  длилось  довольно  долго.  Джим
отключался несколько раз, а когда приходил в себя, отмечал, что  его  то
тащат через быструю речку, то волокут сквозь колючие кусты.
   В  очередной  раз  придя  в  себя,  он  почувствовал,   что   веревки
разболтались и он висит вниз головой, а рядом с  ним  семенит  по  земле
огромный паук и, как показалось Джиму, не отрываясь  смотрит  на  жертву
своими маленькими неживыми глазами.
   - Не дождешься... гад... - прохрипел Кэш, стараясь взглядом  передать
пауку всю свою ненависть. - Чтоб ты сдох, скотина...  -  добавил  он,  и
паук по неизвестной причине отстал.
   Он еще пробежал несколько метров по инерции, а затем вдруг дернулся и
завалился набок. Однако Джим этого не видел. Он снова потерял сознание и
пребывал в счастливом беспамятстве до самого прибытия в лагерь.
 
38 
 
   Первое, что увидел Джим, когда открыл глаза, - это мухи. Очень  много
мух, которые вились вокруг его лица и норовили забраться в рот, в нос  и
в открывшиеся глаза.
   Солнце  стояло  в  зените,  и  его  лучи  преломлялись  в  прозрачных
крылышках насекомых, создавая эффект мелкой брильянтовой пыли.
   Чтобы отогнать мух, Кэш потряс головой и тут же поморщился  от  боли.
Состояние было такое, будто он пропьянствовал несколько  дней  подряд  и
теперь находился в стадии жесточайшего похмелья.
   - Лу... Лу-у-у! - позвал он хриплым, ломающимся голосом.
   - Я здесь, Джим, - ответил Эрвиль откуда-то сзади.
   Кэш  пошевелился  и  обнаружил,   что   имеет   достаточную   свободу
перемещения. Оказалось, что теперь он, как собака, был привязан  длинной
веревкой к столбу, возле которого сидел Эрвиль.
   - Привет, приятель, - сказал тот невесело. -  Давай  сюда,  здесь  от
дерева есть немного тени.
   Джим по-пластунски подобрался ближе к товарищу по несчастью и присел.
   - А ничего они здесь устроились, - сказал он, оглядываясь по сторонам
и оценивая добротность хижин сплетенных из прутьев и кое-где  обмазанных
болотным илом.
   Жителей здесь было немного, в основном женщины и дети, однако они  не
проявляли любопытства и не обращали на пленников никакого внимания.
   - Им на нас наплевать, Джим,  -  заметил  Лу.  -  Возможно,  все  еще
обойдется. Они же не обращают на нас внимания.
   - Конечно, как ты бы не обратил  внимания  на  каких-нибудь  кур  или
свиней - подумаешь, эка невидаль, твой завтрашний обед.
   - Ты пессимист, Джим. Посмотри, они  выглядят  вполне  цивилизованно.
Никаких тебе  голых  сисек,  гениталий.  Мужчины  в  элегантных  кожаных
шортах...
   Казалось, Эрвиль верил в свои измышления. Они являлись  его  защитным
механизмом от обстоятельств, однако очень раздражали Кэша. Ему не  нужен
был рядом неврастеник. Гораздо больше подошел бы  равноправный  партнер,
на которого можно было положиться.
   Но Лу оставался самим собой.
   - Знаешь, что пришло мне в голову, - продолжал он.  -  Возможно,  все
кончится тем, что мы организуем для них школу и поработаем пару месяцев,
обучая этих бедняг грамоте.
   Кэш мрачно кивнул, вспомнив, с каким удовольствием на  него  мочились
эти дети леса. После такого душа ссадины  на  теле  до  сих  пор  горели
огнем, а одежда стояла колом.
   Подавленные свалившимися на них несчастьями, Джим и Лу замолчали. Они
тупо таращились по сторонам и переползали вслед за тенью, по  мере  того
как солнце пересекало небосвод.
   Спустя какое-то время о них вспомнили. Из-за ближайшей  хижины  вышла
молодая женщина с широкой, выдолбленной из дерева чашкой. Рядом с ней, в
качестве  охраны,   ступал   плечистый   воин.   Видно,   его   угнетала
необходимость следить за пленниками, и он увлеченно ковырял в носу.
   Лу и Джим переглянулись. Только сейчас они почувствовали,  что  хотят
есть и пить.
   Женщина остановилась в нескольких метрах, поставила на землю чашку  и
постучала ладонью по ее краю.
   Пленники снова посмотрели друг на друга. С  одной  стороны,  это  был
призыв к принятию пищи, а с другой -  кто  знает,  что  на  уме  у  этих
дикарей.
   Видя, что пленники не реагируют, женщина  сложила  губы  трубочкой  и
позвала характерным тонким голоском:
   - Пун и - пун и - пуни! Пуни-пуни-пуни!
   - Слушай, по-моему, все ясно - это обед,  -  заметил  Лу  и  сглотнул
горькую слюну. - Нехорошо заставлять хозяев ждать.
   - Ты прав, - согласился Джим, - поползли.
   - Пуни-пуни-пуни! Пуни-пуни-пуни! - с большим  азартом  начала  звать
женщина, увидев, что  пленники  ее  поняли.  А  охранник  опустил  копье
наконечником вниз, показывая, что он не потерпит никаких вольностей.
   Впрочем, дикари оказались достаточно воспитанными и  удалились,  едва
только Джим и Лу приблизились к посудине
   - У-у! - разочарованно протянул Эрвиль, когда заглянул в посудину.  -
Фрукты! Я бы съел супчику
   - Ничего, от фруктов мясо нежнее, -  сказал  Джим,  запуская  руку  в
плавающее в воде ассорти и выбирая те плоды,  которые,  на  его  взгляд,
должны были оказаться съедобными.
   Осторожно попробовав их, Кэш удовлетворенно  кивнул.  За  исключением
двух или трех, независимо от  цвета  и  размера,  все  фрукты  оказались
приторно-сладкими.
   Несмотря на то что пленники испытывали голод, они  быстро  наелись  и
напились, но, едва только собрались переползти в тень, вернулись женщина
и воин-охранник.
   Заглянув в чашку, хозяева были удивлены и даже рассержены.
   - Скотоняма ду! - фальцетом выкрикнула женщина, указав на  оставшуюся
еду, и притопнула ногой.
   - Скотоняма ду, - не так мелодично,  но  с  явной  угрозой  в  голосе
произнес верзила-охранник и угрожающе пошевелил копьем.
   - Чего они хотят? - испуганно спросил Лу.
   - Требуют, чтобы мы все доели, - догадался Джим. - Пошли,  нельзя  их
огорчать, а то отдадут паукам.
   - Каким паукам?
   - Потом расскажу. Поползли обратно. Лу не стал спорить  и  следом  за
Кэшем вернулся к чашке.
   - Скотоняма ду,  -  уже  не  так  настойчиво  произнесла  женщина,  а
охранник снова начал ковырять в носу - стало быть, не сердился.
   Не ожидая дополнительных приглашений, узники быстро  доели  фрукты  и
стали выхлебывать оставшуюся в чашке  мутную  воду.  Однако  через  пять
минут Лу запротестовал:
   - Я больше не могу, Джим! Тут же целое ведро этих помоев!
   На что Кэш зло прошипел сквозь зубы:
   - Сказано же, Скотоняма ду, сволочь. Жри давай...
   И снова послышались мерные хлюпающие звуки.  Дело  пошло  на  лад,  и
скоро чашка опустела.
   Сдерживая икоту, Джим осторожно поднял голову  и  изобразил  на  лице
удовольствие.
   - О, зер кунт, скотоняма, - произнесла женщина и  погладила  Кэша  по
голове.
   Тот подумал заурчать или что-то в этом роде, однако  решил,  что  это
будет уж слишком, и вслед за отяжелевшим Эрвилем вернулся под дерево.
   - Ох, Джим, - простонал Лу, стараясь  принять  позу,  которая  бы  не
стесняла его раздутый живот. - Сейчас лопну или подохну. Уф!
   - Разве не ты хотел супчику?
   - Я не это имел в виду. Совсем не это.
   - Тогда отползи и проблюйся. Это ж так просто.
   - И правда, спасибо за совет.
 
39 
 
   Ночь  прошла  спокойно.  Относительно,  конечно,   учитывая   местные
особенности.
   Караулить пленников на  улице  осталось  трое  или  четверо  дикарей,
которые,  наверное,  видели  в  темноте.  Стоило  из  зарослей  выползти
четырехметровой змее,  как  слышался  свист  брошенного  копья,  и  змею
уносили - видимо, на кухню.
   То же происходило  с  гигантскими,  величиной  с  собак,  крысами,  с
ночными птицами, мечтавшими склевать пленников, и еще с десятком  разных
хищных тварей.
   При подобной непрекращающейся битве условий для сна попросту не было.
Лу и Джим вертели  головами  и  поскуливали  от  страха  и  собственного
бессилия, когда слышалось близкое щелканье клыков.
   Только под утро они забылись тяжелым сном, однако с  восходом  солнца
были разбужены уже знакомыми криками:
   - Скотоняма ду! Скотоняма-а-а!
   После традиционно сытной трапезы гости снова  вернулись  под  дерево,
где и стали  дожидаться  дальнейшего  развития  событий.  И  события  не
заставили себя долго ждать.
   Скоро прямо напротив столба, к которому были привязаны веревки  Джима
и Лу, стали собираться обитатели деревни. Они приходили словно на  сеанс
заезжей  труппы  фокусников,  и  у   Кэша   стали   зарождаться   вполне
обоснованные предположения,  что  готовящееся  шоу  не  "принесет  им  с
Эрвилем ничего хорошего.
   Мучины-воины   усаживались   на   принесенные   коряги,   а   женщины
скапливались на флангах, ведя свои бесконечные женские пересуды  и  лишь
изредка бросая взгляды на грязных узников.
   Затем в сопровождении группы особо приближенных явился вождь. В руках
у него была небольшая клеточка, в которой Джим  без  труда  узнал  место
заточения своего компаса.
   При появлении предводителя рядовые дикари поднялись со своих  мест  и
стояли, пока вождь не сел на  некое  сооружение,  заменявшее  ему  трон.
После этого мужчины тоже сели, а женщины прекратили всякие разговоры
   Затем  без  каких-либо  знаков  и  команд  на   середину   свободного
пространства вышли два дикаря, которые выволокли труп  огромного  паука,
того самого, как догадался Джим, с помощью  которого  туземцы  спеленали
его и Лу.
   Кэш взглянул на скрюченные, покрытые острыми наростами лапы монстра и
вдруг почувствовал легкое угрызение  совести.  Ему  показалось,  что  он
причастен к гибели этого паука.
   - Ух ты! -  произнес  пораженный  Эрвиль.  -  Это  они  ночью  такого
грохнули?
   - Нет, - тихо ответил Кэш. - Эти твари здесь вроде собак. Они плюются
паутиной и пеленают любого, на кого указывают хозяева.
   - Так, стало быть, это они нас...  -  и  Лу  притронулся  к  шее,  на
которой еще оставались синие полосы от паучьих удавок.
   - Иок - громко произнес вождь.  Помощники  оставили  паучий  труп  на
земле и отошли, а предводитель наставил на пленников указующий  перст  и
произнес фразу, которую Джим уже слышал:
   - Батата бана кутум?
   Поскольку Кэш и Эрвиль ничего не ответили, он  поднялся  с  трона  и,
подойдя к пауку, ткнул его ногой и снова повторил:
   - Батата бана кутум сяся?
   И опять ответом ему было напряженное молчание пленников.
   -  Чего  он  хочет?  -  осторожно   спросил   Эрвиль,   уже   заметно
нервничающий.
   - Кажется, я знаю, - обронил Джим. Так тихо, что не услышал даже Лу.
   А вождь наконец произнес команду, ради которой, как  подозревал  Кэш,
здесь все и собрались:
   - Бамагду!
   -  Бамагду!  Бамагду!  -  тут  же  радостно  подхватило  все   племя,
возбужденно притопывая ногами.
   -  Что  такое  это  "бамагду",  Джим?  -  шепотом   спросил   Эрвиль,
пододвигаясь ближе к Кэшу.
   - Могу сказать только одно: это неприятно, но не смертельно.
   Потом последовал новый приказ, и дикари помчались к  пленникам.  Джим
заранее сомкнул челюсти, однако его почему-то не тронули.
   Несколько человек подхватили Эрвиля и потащили по земле.  Затем  его,
орущего и лягающегося, крепко связали и стали поливать так же щедро, как
ранее проделывали это с Кэшем.
   Правда, в отличие от Джима, эмоции  захлестывали  Лу,  и  он  пытался
выкрикивать оскорбления, однако этим только усугублял свое положение.
   В  какой-то  момент  крики  Лу  прекратились,   и   Джим   озабоченно
прислушался. Он опасался, что  беднягу  затопят  до  смерти,  однако  Лу
оказался крепким парнем.
   Вскоре он вернулся обратно на своих  двоих.  При  этом  ругался,  как
грузчик, и отплевывался.
   - Что это означат, Джим?! - требовательно спросил он, словно Кэш тоже
принимал участие в этом безобразии.
   - Откуда я знаю, Лу, наверное, это у них вроде приветствия.
   - Оригинальное  приветствие.  Я  бы  предпочел  рукопожатие...  Козлы
вонючие, извращенцы!
   Лу никак не мог успокоиться, и Джим его понимал. А между тем на сцену
выходили уже новые действующие лица.
   Теперь это был уродливый сгорбленный старик, черты лица которого  все
время ускользали от  Джима,  хотя  этот  человек  не  боясь  смотрел  на
пленников.
   - О, колдун  какой-то,  -  обронил  Лу,  обретая  наконец  над  собой
контроль.
   - С чего ты взял? - спросил Кэш.
   - Не знаю, само пришло в голову.
   Лу пригладил мокрые волосы и стал выглядеть совсем безобидно.
   Тем временем уродец остановился напротив вождя,  и  они  перекинулись
парой слов, затем старик снова повернулся к Джиму и Лу.
   - Пугает, гад. Страх нагнетает, - почувствовал Эрвиль.
   Джим ничего не ответил, хотя и сам ощутил, что воздух будто  загустел
и по нему, словно по воде, стали пробегать нервные волны.
   И тут случилось невероятное: мертвый паук пошевелил лапами,  а  затем
вдруг поднялся и сделал несколько механических  шагов,  словно  это  был
несовершенный робот. Оживший монстр был как будто  слеп  и  нерешительно
толкался то в одну, то в другую  сторону.  Старик  начал  что-то  быстро
говорить, словно ведя разговор с самим собой. Его  скороговорка  вернула
пауку пластичность и, видимо, зрение. Зверь повернулся  к  пленникам  и,
мгновенно узнав своего врага, рванулся вперед.
   Лу вскочил с места и застыл, воя  от  ужаса,  а  Джим,  ощутив  вдруг
необычайное возмущение и обиду, совершенно не контролируя себя, заорал:
   - Пошел вон!!! Пошел вон, я тебе сказал! Поше-е-ел!!! Чтоб ты сгорел!
   Паук моментально отяжелел и оставшиеся до  узников  несколько  метров
преодолеть так  и  не  сумел.  Затем  стал  пятиться,  неловко  загребая
неслушающимися лапами.
   Все племя напряженно следило за манипуляциями паука-зомби, а  он,  не
выдержав  груза  ответственности,  вдруг  задымился  и  вспыхнул   ярким
трескучим пламенем.
   Толпа ахнула, а сгорбленный старик крякнул от досады.
   - Хома тугды! - приказал ему  вождь,  и  старик,  выйдя  на  середину
свободного пространства, оказался возле столба.
   - Хо-ма! Хо-ма! - поддерживали его сограждане.
   Старик готовился к новому нападению, и самым неприятным было то,  что
Джим и Лу не знали своей вины.
   Вместе со скандированием имени бойца все племя запело заунывную песню
и стало притопывать ногами и  хлопать  в  такт  ладонями.  Мужчины  даже
поднялись со своих мест, чтобы удобнее было приплясывать.
   Песня  эта  имела  странное  действие.  Светлый,  освещенный  солнцем
небосвод начал темнеть, словно его затягивали светофильтрующей  пленкой.
Воздух стал приобретать фиолетовый оттенок, а звуки вокруг - множиться и
наталкиваться друг на друга.
   - Это уж слишком...  Это  уж  слишком...  -  прохныкал  Лу,  невольно
притопывая в такт песни, как это делали дикари.
   И только Джим оставался на месте, чувствуя, как ломят его кости, а по
всему телу пробегают жаркие волны, будто его окатывали горячим душем.
   Между тем старик вдруг резко подпрыгнул вверх. Он легко, без  видимых
усилий, совершил переворот в воздухе и приземлился на четвереньки.
   - О, - произнес Джим, подивившись такой ловкости.
   И только потом, когда это существо сделало шаг вперед, Кэш понял, что
это уже не человек.
   Наверное,   это   была   гиена,   вот   только    голова    оказалась
непропорционально большой, но усеянная клыками пасть  смотрелась  вполне
убедительно. Маленькие уши были прижаты, и все говорило о том,  что  эта
зубастая тварь попытается поставить точку в путешествии Джима и Лу.
   Тем временем Эрвиль продолжал пританцовывать, безвольно повторяя одно
и то же:
   - Это уж слишком... Ну, это уж слишком...
   Гиена припала на задние лапы и сделала мощный прыжок вперед,  а  Джим
пригнулся и выставил руки - он был готов к  схватке.  Однако  неожиданно
где-то в дальнем конце деревни послышался треск падающего дерева.
   Этот внешний звук разрушил весь хор голосов и  заставил  раствориться
фиолетовый  туман,  скрывавший  окружающую   реальность.   Человек-гиена
взвизгнул и снова крутанулся на месте, взметнув в  воздух  тонкую  пыль.
Теперь он уже не был зубастой  тварью,  хотя  Кэш  подозревал,  что  он