не, танковая армада продолжала упорно карабкаться на
возвышенность, все точнее стреляя по батареям бронебойщиков.
   Какофония  звуков  боя  забивала  радиоволну,  и  Джиму   приходилось
напрягать голос, чтобы его команды  были  услышаны.  Пару  раз  он  даже
разобрал ругательства Лу, который сетовал, что никто не  может  подавить
точку на фланге.
   Новый удар сотряс машину Кэша, и он даже почувствовал  запах  горелой
изоляции. Дело принимало нехороший оборот, и каждый  последующий  снаряд
мог оказаться последним.
   Наконец впереди показались суетливые силуэты артиллерийской прислуги,
и адмирал Джим перевел джойстик на максимальную тягу. Его танк  рванулся
вперед и со всего маху расплющил орудие, выворотив у него ствол.
   Следом за адмиралом на артиллерийские позиции обрушились и  остальные
танки. Сопротивление было подавлено в одну минуту, и позиций  больше  не
существовало. А  впереди,  из  пороховой  дымки  и  серого  тумана,  уже
появлялись силуэты цитадели Ангур.
   Миновав первый рубеж обороны противника, имперские танки подравнялись
и пошли дальше. Многие из них были повреждены, однако в  элитных  частях
считалось зазорным выйти из боя до его окончания. "Леопарды",  "львы"  и
"буйволы"  упрямо  шли  навстречу  неприятностям,  опьяненные  близостью
цитадели. Казалось, еще один бросок - и все будет  закончено,  однако  в
тот момент, когда никто не ожидал нападения, перед танками,  в  каких-то
пятидесяти метрах, вдруг одновременно открылись секреты  файрменов.  Они
поднялись  из  земляных  ям,  словно  призраки,  и  из  широких  туб   в
наступающих ударил шквал яростного пламени.
   Только чудо спасло самого Джима. Человек, выскочивший из ямы недалеко
от него, неожиданно споткнулся, и его страшный заряд с треском  пронесся
выше, однако соседние машины уже  горели  так,  будто  были  сделаны  из
фанеры. Радиоволна наполнилась  хлопками  пистолетов  самоубийц,  и  эти
ужасные звуки подсказали адмиралу решение проблемы.
   Он выхватил из шкафчика пистолет и крикнул, стараясь вложить в  голос
максимум решительности:
   -  Говорит  адмирал  Джим!   Запрещаю   акты   самоубийства!   Оружие
использовать только против файрменов! Я приказываю!
   Прокричав эти слова, Джим поднялся по лесенке и,  выбравшись  в  люк,
тут же  увидел  здоровенного  парня  в  маскировочном  костюме,  который
прилаживал на плече тубу со страшной начинкой. Заметив  выбравшегося  из
люка человека, файрмен на секунду задумался и тут же получил пулю.
   Затем так же легко Джим сбил и второго охотника. Однако им на подмогу
по всей линии фронта уже спешили другие. Но и команда адмирала Джима  не
осталась неуслышанной. Танкисты  выбирались  на  броню  и  расстреливали
файрменов, заставляя тех промахиваться и  бесполезно  растрачивать  свой
смертоносный огонь.
   В других  местах  уже  завязывались  рукопашные  схватки,  а  где-то,
захватив ямы файрменов, танковые экипажи открывали огонь из  их  туб  по
резервам противника, сжигая их целыми десятками.
   Когда порядок наступления  танковых  армад  был  сломан,  озадаченные
подобной тактикой оборонявшиеся начали отступать. Файрмены из  следующих
рядов потаенных ям в панике покидали  свои  убежища  и  отходили  назад,
стремясь уйти под защиту собственных танковых соединений.
   Между тем солнце поднялось уже достаточно высоко. Оно рассеяло  туман
и четче выделило  притягательные  контуры  цитадели.  Ее  высокие  стены
величественно поднимались к небу и надменно взирали на  карабкающиеся  в
гору железные коробочки. И в  этой  надменности  был  смысл,  поскольку,
словно острые  ожерелья,  цитадель  защищали  бесчисленные  ряды  танков
Инглегасского Союза. Начищенные до зеркального блеска  машины  сверкали,
словно  алмазы,  и  с  такого  большого  расстояния  вовсе  не  казались
страшными.
 
58 
 
   Набегавший с вражеской стороны ветер развевал волосы Джима, однако не
мог отогнать устойчивого запаха  сгоревшего  железа  и  паленой  щетины,
оставшегося от состава, которым наполнялись тубы.
   Впрочем, возможно, это пахли останки  танкистов  и  самих  файрменов,
попавших под пламя своих туб.
   Со всех сторон к адмиралу Джиму  собирались  уцелевшие  офицеры.  Они
подбегали по одному, получали указания и убегали обратно. Это  было  уже
самое младшее звено - остальные погибли. Впрочем, на лицах этих  молодых
людей читалась решимость одолеть сопротивление врага любой ценой.
   "Интересно, на что они надеются?" - отстраненно подумал Кэш.
   Под его командой осталось не более полутора  тысяч  уцелевших  машин,
многие из которых оказались повреждены, а у противной стороны  было  еще
не менее десяти тысяч единиц бронетехники, которая, даже растянувшись во
всю ширину фронта, была построена в несколько рядов.
   Неожиданно из-за обугленных остовов машин появился Лу.  На  его  лице
красовалась широкая улыбка, хотя весь адмиральский мундир был изорван  в
клочья, а на плече были видны следы крови. В руке адмирал Эрвиль  держал
отобранный у кого-то штык.
   - Привет, Джимми! Здорово мы их отбрили, ты не находишь?
   - Что с тобой? Твоя машина цела?
   - Да, мне пока везет, - снова улыбнулся  Лу,  но  теперь  его  улыбка
вышла грустной. - А вот полковника Дюро больше нет...
   - Я знаю.
   - И лейтенанта Конти тоже, - словно не слыша Джима, продолжал  Лу.  -
Конти сожгли только что... Кстати, что ты теперь собираешься делать?
   - Еще не знаю, Лу, - признался  Джим,  глядя  на  сверкающие  впереди
бронетанковые ожерелья. -  В  лоб  нам  их  не  взять.  Может,  ты  чего
подскажешь?
   - Да ты что, давай сам командуй - у тебя здорово получается. Я  когда
слышал по  радио  твои  приказы,  выполнял  их  беспрекословно.  Знаешь,
Джимми, когда ты на службе, ты становишься жутко  авторитетным.  Честное
слово.
   - Но ведь ты тоже адмирал, Лу.
   - Да какой я адмирал! - отмахнулся Эрвиль. Затем  посмотрел  на  свой
окровавленный штык и добавил:
   - Я теперь истребитель истребителей танков.
   - Его Императорского Величества.
   - Что?
   - Здесь принято говорить "танков Его Императорского Величества".
   - Я тебе вот что скажу: пусть Его  Императорское  Величество  идет  в
задницу, раз он посылает своих людей в такие безумные экспедиции...
   - Я не буду писать на тебя донос, Лу, но смотри не  ляпни  что-нибудь
при штандартенфакторе. Хотя он, как мне показалось, уже  списал  нас  со
счетов... Ну ладно, иди к своей машине. Я  распорядился,  чтобы  собрали
раненых. После этого снова двинемся вперед.
   - И ты уже знаешь, как мы их  расколем?  -  недоверчиво  спросил  Лу,
кивнув на безупречные ряды вражеских машин.
   - Кое-какие соображения имеются. Но для начала нам нужно сцепиться  с
этими ребятами в ближнем бою, а они этого постараются не допустить.
   - Понятное дело, - со вздохом согласился Лу.
 
59 
 
   Вскоре весь личный состав экипажей разбежался по машинам, и уцелевшие
танки начали объезжать подбитые, выбираясь  на  оперативный  простор.  У
одних слишком дымили движки, у других были перерублены стволы орудий или
смяты надстройки. Ни одной неповрежденной машины Джим не заметил
   Впрочем, для тех, кто сидел внутри этих танков, повреждения не  имели
никакого значения. Кэш был уверен, что они уже пялились в смотровые щели
и пожирали глазами безупречные построения вражеских войск
   Адмирал уцепился за скобу и вскарабкался на запыленную  броню  своего
танка. Затем пролез в  открытый  люк,  и  запах  вяжущей  гари  сменился
ароматом  домашнего  курятника,  а  всклокоченная  голова   возмущенного
цикламена опять торчала из клетки.
   - Ты почему не закрываешь люк?! - проорал Пятьсот Четырнадцатый -  Ты
знаешь, что у меня может пропасть основная функция?
   - С чего это у тебя функция пропадет? - спросил Джим.
   Он забросил опустевший пистолет обратно на полку и осторожно  сел  на
свое место, прикидывая, хватит ли у птицы длины шеи, чтобы долбануть его
клювом. Впрочем, определить это точно было невозможно, поскольку  голова
цикламена появлялась из недр танковых механизмов, и  неясно  было  даже,
какого он роста - с курицу или со страуса.
   - С того пропадет, что я страдаю боязнью пространства! А  ты  люк  не
закрыл! Ты что, инструкцию не изучал, деятель?
   - Я, между прочим, не деятель, а адмирал, - заметил Джим, чтобы  хоть
как-то одернуть зарвавшуюся птицу.
   - Да вижу, вижу я мундирчик, только ты, парень, в этом  танке  первый
раз. Тут ты мне чего хочешь говори... - Цикламон  даже  сделал  какой-то
жест, как будто сплюнул. - Я на фронтах всю свою  жизнь  провел,  я  три
раза горел, если хочешь знать, и этот борт у меня уже двадцать восьмой
   - Слушай, помолчи, а то ты  мне  мешаешь!  -  приказал  Джим  твердым
командным голосом, и цикламон заткнулся
   Он взъерошил от обиды перья и делал вид, что  не  смотрит  на  Джима,
хотя на самом деле косил в сторону  адмирала,  придирчиво  оценивая  его
сноровку.
   Джим передал по радио последние указания. Теперь, когда через  окуляр
удалось лучше рассмотреть  танки  противника,  он  подумал,  что  сможет
использовать особенности их конструкции для удачного  преодоления  этого
препятствия.
   Когда же ударный  отряд,  выбросив  облака  черной  копоти,  двинулся
вперед, радио в машине Джима заговорило  на  командной  частоте  голосом
штандартенфактора.
   - Что-то вы слишком медлите, адмирал! Смотрите, как бы  император  не
воспринял вашу медлительность за признак нелояльности!
   - А он ничего не узнает... - просто ответил Джим, поглядывая в окуляр
на меняющуюся панораму.
   Сейчас, в десяти минутах от жестокой схватки он не боялся ничего. Тем
более гнева императора. Император далеко, а танки Инглегасского Союза  -
вот они. Еще  немного,  и  их  пушки  начнут  сеять  смерть,  забрасывая
атакующих тяжелыми снарядами.
   - Или все же узнает, Квардли? Найдется кому рассказать?
   -  Вы  бредите,  адмирал.   Надеюсь,   вы   не   потеряете   рассудок
окончательно, ведь если вы победите - это будет более чем обидно...
   На этом связь прервалась. Джим добавил  турбинам  тяги,  и  его  танк
пошел быстрее,  перемалывая  взрыхленную  снарядами  землю.  Его  мерное
покачивание наводило на мысль о далеких путешествиях  в  комфортабельных
условиях, если бы не  панорама  заднего  вида,  затянутая  рекой  черной
копоти.
   - Адмирал Эрвиль, пожалуйста,  Перестройтесь  на  самый  край  левого
фланга, - произнес Джим в микрофон, соблюдая военную этику.
   Судя по тому, что Лу адаптировался в боевых условиях, на  него  можно
было опереться, учитывая, что  его  командирский  танк  обладал  той  же
мощью, что и машина Кэша.
   Отряд продвинулся еще на полкилометра,  и  ставшие  отчетливыми  ряды
вражеских машин вдруг дружно окутались дымом. Одновременный залп  сотряс
воздух, и было видно, как расстелились по земле высокие травы.
   Джим невольно сжался. Пролетели короткие  мгновения,  и  смертоносный
шквал обрушился на землю Снаряды легли с недолетом, и на пути  атакующих
земля  вздыбилась  валом,  словно  океанская  волна.  Несколько   танков
подбросило вверх,  и  они  перевернулись,  однако  остальные  продолжали
движение вперед, заполняя образовавшиеся  в  строю  бреши  и  буксуя  по
взрыхленной земле.
   "Нервничают сволочи", - подумал Джим, радуясь, что враги  ошиблись  с
расчетом, однако в этот  момент  последовал  еще  один  залп  Кэш  начал
отсчитывать про себя время полета, но на этот раз разрывов он не увидел.
   Громкий и вместе с тем звонкий щелчок напрочь лишил  его  способности
слышать.  Джим  чувствовал,  что  машина  его   идет,   покачиваясь   на
неровностях, однако вокруг стоял только этот бесконечно  длящийся  звон.
Даже жуткая пантомима, которую устроил сбесившийся цикламон, не доходила
до Джима. Было видно, что птица орет, как буксирная сирена, но  все  эти
звуки  заглушались  неутихавшим  звоном.  Пятьсот   Четырнадцатый   даже
пробовал жестикулировать короткими крыльями, просовывая их в решетку, но
Джим ничего не понимал.
   Неизвестно, что случилось бы дальше, но тут слух вернулся. Кэш потряс
головой и теперь сам увидел причину происшествия. В полуметре от него из
стены торчала  стальная  болванка.  Ее  острый  наконечник  тлел  слабым
огоньком, и это не предвещало ничего хорошего.
   - Замедлитель уже горит! Сматываемся, адмирал! Сматываемся! -  хрипло
орал цикламон, страшно выпучивая глаза. - Снаряд-гарпия! Мы пропали!  Да
дави же ты на катапульту, урод, подохнем же! Падо-о-ох-нем!
   И, видимо, не выдержав  нервного  напряжения,  Пятьсот  Четырнадцатый
хлопнулся в обморок.
   Адмирал же не нашел ничего лучшего, как  просто  плюнуть  на  тлеющий
огонек, и тот, сердито зашипев, погас. Так и не успев испугаться гарпии,
Джим снова переключился на управление своим тающим отрядом,  отвечая  на
бессвязные  запросы  гибнущих  экипажей  и  подбадривая  тех,  кто   еще
оставался по эту сторону жизни.
   Казалось,  град  падающих  сверху  снарядов  не   иссякнет   никогда.
Поврежденные осколками корпуса не  выдерживали  и  лопались,  выбрасывая
огненные облака, однако до вражеских порядков было  уже  совсем  близко.
Надрывно гудя захлебывающимися моторами, "леопарды", "львы" и  "буйволы"
стреляли в ответ, ухитряясь  попадать  в  цель.  Впрочем,  их  огонь  по
большей части не приносил противнику вреда, поскольку его  машины  имели
вид опущенного к земле клина, от которого все снаряды рикошетили в небо.
Казалось,  эти  танки  были  неуязвимы,  однако  Джим  уже   знал,   как
использовать эту особенность конструкции машин противника.
   Неожиданно в панораме произошли какие-то странные изменения -  помимо
вздымавшихся столбов вывороченной земли и вспышек подбитых танков.
   Джим поначалу даже не понял, в чем дело.
   Тем не менее стена цитадели, которая была уже хорошо видна в  окуляр,
словно раздвоилась, и от нее отделилась некая расплывчатая громада. Пока
это "нечто" находилось в тени цитадели, оно было серым, будто  сделанным
из тусклого льда, но потом "нечто" шагнуло  на  солнце,  и  острые,  как
бритва, яркие зайчики отразились от стальных плоскостей.
   - Железный Герман! Здесь Железный Герман!  -  закричали  на  открытой
волне.
   - Что за Железный Герман?! -  крикнул  в  микрофон  Джим.  Его  стало
злить, что он обо всем узнает в последнюю очередь. - Что еще за Железный
Герман?!  -  повторил  он  свой  вопрос,  и   неожиданно   ему   ответил
штандартенфактор.
   - Извините, адмирал Джим!.. - В голосе звучало неприкрытое торжество.
- Никто не знал, что Железный  Герман  окажется  в  цитадели.  По  нашим
сведениям, он находился  под  Аккераманом,  там  у  Инглегасского  Союза
жестокие столкновения с армией Панконды... Одним словом, офицеры,  мы...
э-э, сохраним память о вас в веках, и все такое. Покажите себя героями!
   Только сейчас до Джима дошло, что теперь Квардли говорил на  открытой
волне, однако злиться на этого мерзавца было бесполезно. Железный Герман
шагал пятидесятиметровыми шагами, и у Джима сложилось мнение,  что  этот
гигант знал, что ему делать.
   Громадные руки Германа поднялись горизонтально, и Кэш даже  на  своем
языке почувствовал привкус  страшнейшего  разряда,  который  врезался  в
самую гущу танков адмирала Джима.
   Там, где находились машины, брызнули огненные снопы ярких искр,  а  в
местах, где разряды ударили в землю, в  небо  взвились  клубы  тончайшей
пыли. Она заволокла все  вокруг,  и  второй  разряд  Герман  послал  уже
вслепую, Джим это понял потому, что сам уже ничего не видел и не слышал.
60
 
   Поначалу Кэшу казалось, что он спит. Это было так похоже на последние
секунды перед пробуждением. Сейчас он откроет глаза, вздохнет поглубже и
поднимется с кровати.
   Должно быть, сегодня выходной, и можно поехать на заброшенный  завод,
чтобы повозиться с любимым  лонгсфейром.  Возможно,  к  осени  он  будет
полностью готов. Ну в крайнем случае - к зиме. Зима в Тауросе  не  такая
уж и холодная.
   - Накры-ы-лись, окончательно накрылись... На-кры-ы-лись...
   Отвратительные  завывания  проникали  в  счастливую  иллюзию   Джима,
оставляя на ее светлой поверхности грязные потеки. В  конце  концов  они
отравили ее совсем. Иллюзия сморщилась и исчезла,  оставив  вместо  себя
темный железный ящик, где сильно воняло горелыми проводами и еще сильнее
- птичьим пометом.
   "Скорее всего, я еще не умер", - подумал Джим.
   Новый  стон   хныкавшего   в   темноте   цикламена   заставил   Джима
шевельнуться.
   Стоны  сразу  прекратились,  а  затем   после   секундного   молчания
послышался хриплый, но полный надежды голос Пятьсот Четырнадцатого:
   - Адмирал, ты таки жив еще?
   - Нет еще, - ответил Джим, осторожно щупая в темноте рукой.
   Ему показалось, что танк находится в непривычном положении.
   - Да на боку  мы,  -  верно  угадав  мысли  Кэша,  подсказал  Пятьсот
Четырнадцатый и тут же затараторил:
   - Но это ничего не значит, приятель, угол небольшой,  всего  тридцать
семь градусов. Если гусеницу  назад  подать,  встанем  на  ноги!  Давай,
адмирал, поднимайся! Сматываться надо, а то снаружи Герман ходит и гасит
всех, гасит, сволочь. Пока ветра нет, дружище. - Голос цикламона заметно
дрожал и прерывался. - В пыли он  не  особенно  видит,  а  если  ветерок
подует - кранты нам будут с веревками!
   - Двигатель исправен? - спросил Джим.
   - Все исправно, родной, все исправно, - снова  зачастил  цикламон.  -
Нужно только сва-ли-вать.
   - Что со светом?
   - Свет - ерунда. На потолке есть такая пимпочка аварийная.  Нажми  на
нее, и батарейки включатся. На полчаса хватит, а больше нам не  нужно...
У нас танк, знаешь, какой - помчимся, как ветер, только нас и видели.  И
никакого позору, уверяю  тебя,  ведь  мы  уже,  считай,  приняли  смерть
героическую. Мы теперь до конца дней в бронзе отлиты и  пенсию  получать
будем как увечные ветераны. Заживем, как люди, мне наконец майора дадут,
а то я в капитанах уже две кампании хожу...
   Пятьсот Четырнадцатый замолчал, но Джим слышал его частое дыхание.
   "Болтливая птица",  -  подумал  он  и,  найдя  "аварийную  пимпочку",
надавил на нее.
   Синеватый свет залил скособоченную кабину, и Джим поморщился  от  его
нестерпимой яркости.
   - Отлично выглядишь, адмирал, - заискивающим тоном произнес  цикламон
и щелкнул клювом. - Давай запускай турбины, и уходим отсюда,  пока  есть
шанс.
   Кэш провел по лицу рукой и обнаружил, что оно  все  в  крови.  Быстро
вытерев ее рукавом, он  дернул  уже  знакомую  ему  веревку,  и  турбины
заработали с легком цокотом, так, будто ничего не произошло.
   - Отлично! - воскликнул Пятьсот Четырнадцатый. Он  забил  по  решетке
крыльями и даже стал нервно напевать:
   - Мы воль-ные пти-цы, пора,  брат,  пора...  Туда,  где  за  морем...
Теперь плавненько, джойстик назад, до первого щелчка...
   - Откуда ты все знаешь? - удивился Джим,  тем  не  менее  в  точности
выполняя рекомендации Пятьсот Четырнадцатого.
   - Боевой опыт, дружище.
   Повинуясь управлению, танк дернулся,  словно  ему  приснился  кошмар,
затем провернул одну гусеницу и, качнувшись, с грохотом встал на обе.
   - Давай по газам! По газам! - начал кричать цикламон.
   Однако Джим для начала посмотрел в окуляр, где увидел только  пыль  и
искрящиеся куски разорванных корпусов.
   - Радио не работает? - спросил он.
   - Отрубилось твое радио, вместе с проводами. Уходим, командир,  прошу
тебя как боевого друга!
   - Соедини меня с Лу, тогда поедем.
   - Я тебе  не  верю,  -  четко  произнес  цикламон,  и  в  его  голосе
послышалось упрямство. - Хочешь сдохнуть  -  на  здоровье,  но  меня-то,
существо несчастное, зачем губить?
   - Ты же офицер, Пятьсот Четырнадцатый. Ты должен выполнить свой долг.
   - Да плевал я на вашу присягу! Ничего  не  буду  передавать.  Ничего!
Умру молча.
   Снаружи раздался треск нового разряда. Джим представил,  как,  словно
клопы, в дыму пятятся ослепленные машины, а Железный Герман ходит, низко
нагибаясь, а затем разносит бедняг в мелкие искры.
   - Хорошо, ты сам выбрал