рядом с ним шалея. - Излагай.
      -  Неизвестный, - шалей дернул подбородком  в  сторону
запертого  за  решеткой Граиса, - был  задержан  на  площади
возле  собора за то, что пытался возражать против  наказания
отступников.
     Писец аккуратно записал каждое его слово.
      -  Как  твое  имя? - обратился судебный исполнитель  к
Граису.
     - Граис из Сиптима, - ответил тот.
      -  Знакомое  имя,  -  судебный  исполнитель  задумчиво
почесал  жирный подбородок, но, похоже, так и  не  вспомнил,
где прежде слышал его. - Ты постоянно проживаешь в Халлате?
      -  Он  самозванец! - вновь вскочив  со  своего  места,
закричал   парень.   -   Граис  из  Сиптима,   странствующий
проповедник,  подстрекавший людей к  бунту,  пятнадцать  лет
назад указом наместника был приговорен к казни!
      -  А  ведь верно, - хлопнул ладонью по столу  судебный
исполнитель. - Слышал я эту историю. Что ж ты,  милок,  -  с
укоризной  посмотрел он на Граиса. - Не хочешь  назвать  нам
свое настоящее имя?
      -  Мое имя Граис из Сиптима, - повторил Граис. -  И  я
именно тот странствующий проповедник, о котором вы говорите.
Пятнадцать лет назад я действительно был приговорен к казни.
Но не за призывы к бунту, а по ошибке. Волей Поднебесного  я
остался жив и получил свободу.
      -  Да? - склонив голову к плечу, недоверчиво глянул на
Граиса судебный исполнитель. - Что-то в таком случае давно о
тебе ничего не было слышно?
      - Я странствовал в других землях, - ответил Граис. - В
Халлат я пришел только вчера.
     - И сразу же начал нарушать законы.
      -  Я  не  совершал никаких противоправных действий,  -
покачал головой Граис. - Я всего лишь высказал недоумение по
поводу  столь сурового и унизительного наказания людей,  вся
вина  которых  заключалась только в том, что они  подвергали
сомнениям  то,  что  остальные принимают безоговорочно,  как
прописные истины.
     Судебный исполнитель вопросительно взглянул на шалея.
     Тот молча кивнул.
      -  Отступники не просто упражняют свой разум, -  снова
взглянув  на  Граиса, возразил судебный исполнитель.  -  Они
выступают против учения преподобного Сирха, которое признано
единственно верным учением на территории Йера.
     - Подвергать что-либо сомнению вовсе не значит вступать
с этим в конфликт, - ответил Граис.
      Судебный  исполнитель откинулся  на  спинку  стула  и,
недовольно поморщившись, махнул рукой.
      -  Не  люблю я эту словесную канитель. Есть  закон  об
отступниках, и ты пытался нарушить его.
      - Всего лишь подверг сомнению, - улыбнувшись, поправил
Граис.
      -  Он даже не оказал сопротивления при аресте, - подал
голос шалей.
     - Так, - судебный исполнитель звучно припечатал влажные
ладони  к  столу.  -  Давайте начнем  сначала:  за  что  был
задержан  этот...  Граис из Сиптима? Только  за  высказанные
сомнения?
      - Свидетель, - шалей указал на пришедшего вместе с ним
парня,  -  утверждает, что этот человек принимал участие  во
вчерашних беспорядках на рыночной площади.
      -  Я  ничего такого не говорил! - протестующе взмахнул
перед  собой  руками парень. - Я только  сказал,  что  этот,
называющий  себя Граисом из Сиптима, похож по  описаниям  на
объявленного в розыск северянина!
     Судебный исполнитель устало потер пальцами виски.
     - Я за вчерашний день повидал столько этих северян... К
тому же, как выяснилось, беспорядки на рыночной площади были
спровоцированы каким-то малолетним воришкой.
     - А нападение на патруль на постоялом дворе, - напомнил
писарь.
      -  Да...  Точно, - кивнул судебный исполнитель.  -  Но
никто из того патруля не смог описать напавшего на них.  Они
даже не помнят, из-за чего, собственно, началась драка.  При
чем здесь этот северянин?
      - Но он утверждает, что он тот самый Граис из Сиптима,
- робко произнес писарь. - Тот самый...
     - Ну? - вперил в него свой взгляд судебный исполнитель.
- Говори яснее.
      -  Граис из Сиптима был приговорен к казни... Нужно бы
разобраться, каким образом ему удалось избежать наказания...
      -  Уф!  -  тяжело  выдохнул  судебный  исполнитель.  -
Придется поднимать архивы...
     Писарь беспомощно развел руками.
      -  Вот  ты  этим  и займись! - ткнул  в  него  пальцем
судебный  исполнитель. - Через три дня  из  Кахима  вернется
наместник - чтобы все необходимые бумаги к его прибытию были
готовы!  -  Писарь  быстро  кивнул.  -  Поскольку  это  дело
касается непосредственно интересов Кахимской империи в Йере,
мой  чин  не позволяет мне заниматься им. Рассматривать  его
должен сам наместник.
     Обрадованный таким простым и изящным решением, судебный
исполнитель расплылся в самодовольной улыбке.
     - Все записал? - спросил он у писаря.
     Тот, продолжая водить писчей палочкой по бумаге, быстро
кивнул.
      -  Постановляю до прибытия наместника содержать Граиса
из  Сиптима  под стражей в городской тюрьме! -  провозгласив
свое  окончательное  решение, судебный исполнитель  небрежно
махнул  рукой шалеям. - Отведите его в каземат. - Отыскав  в
складках мантии носовой платок, судебный исполнитель  провел
им по взмокшей лысине. - Проклятие, не помню, чтобы когда-то
прежде  в Халлате стояла такая невыносимая жара...  Все!  На
сегодня больше никаких дел!

                           Глава 5

      Каземат,  куда  отвели  Граиса шалей,  располагался  в
полуподвале того же здания.
     Спустившись по крутой каменной лестнице, арестованный и
конвоиры  оказались  в узком сводчатом  проходе,  освещенном
тусклыми масляными светильниками.
      Глухо  стукнул  откинутый в  сторону  тяжелый  кованый
засов.
       Шалей,   тот,   что  давал  показания  при   судебном
исполнителе,  приоткрыл низкую дверь и,  приложив  ладонь  к
спине Граиса, несильно подтолкнул его вперед.
      -  Эта камера как раз для тебя, - негромко произнес он
при этом. - Спокойная...
     Обернувшись через плечо, Граис бросил быстрый взгляд на
своего конвоира. Загорелое лицо шалея оставалось безучастным
и невыразительным, словно отлитое из темной бронзы. И все же
Граис  почувствовал, что охранник не испытывает по отношению
к нему ни злобы, ни ненависти. Скорее наоборот, - шалею было
немного   жаль   странного   чудака,   пытающегося   открыто
отстаивать свои взгляды.
      -  Спасибо,  -  так  же тихо ответил  шалею  Граис.  -
Поднебесный  знает  обо всем, что делают  люди.  И  ни  один
добрый  поступок,  так же, как злой,  в  конечном  итоге  не
останется без воздаяния.
      - И вот еще что... - Шалей неожиданно прихлопнул дверь
камеры ногой.
      Бросив быстрый взгляд на своего напарника, он протянул
Граису большую кожаную флягу, висевшую у него на поясе.
       -   Пей,  -  короткое  слово,  произнесенное  шалеем,
прозвучало как приказ.
      Граис поднес горлышко фляги к губам и осторожно сделал
маленький  глоток. Во фляге была обычная  вода,  теплая,  но
чистая.  Сделав несколько глотков, Граис протянул  флягу  ее
владельцу.
      -  Пей  больше, - оттолкнул руку Граиса  шалей.  Граис
удивленно взглянул на охранника. Лицо его по-прежнему ничего
не выражало.
      Второй  шалей  молча стоял чуть в стороне,  словно  не
замечая  того,  что  происходило  между  его  напарником   и
арестантом.
      Не  видя  никакого  смысла в том, что  приказывал  ему
сделать шалей, Граис тем не менее не стал спорить. Он  снова
поднес горлышко фляги к губам и выпил столько, сколько смог,
- почти половину.
     - Спасибо, - снова поблагодарил он охранника, хотя и не
понимал, за что, собственно.
      Шалей молча принял флягу из руки Граиса, прицепил ее к
поясу и снова открыл перед арестантом дверь камеры.
     Едва только Граис, пригнув голову, переступил порог, за
его  спиной  стукнула захлопнувшаяся дверь и лязгнул  засов,
загнанный в паз сильной рукой шалея.
       В   камере   царили  невообразимая  жара  и   духота,
приправленная густым смрадом давно не мытых человеческих тел
и  испарениями нечистот. В первое мгновение Граис ничего  не
c"($%+.  По  сравнению  с полумраком  коридора,  освещенного
тусклыми  огнями масляных светильников, в камере,  казалось,
царила   непроглядная  мгла.  Впечатление  это   еще   более
усиливала  узкая  полоска  солнечного  света,  пробивавшаяся
сквозь щель, прорезанную под самым потолком, и не освещавшая
ничего, кроме ряда серых, покрытых пятнами не то копоти,  не
то плесени, камней. Однако Граис ощущал присутствие в камере
живых людей.
      В  подтверждение  этого, из темноты, откуда-то  слева,
послышался шелест и негромкое похрустывание.
      -  Пополнение  прибыло, - услышал Граис  густой,  чуть
хрипловатый бас.
      Граис повернулся на звуки голоса. Глаза его, уже почти
привыкшие  к  темноте, различили охапку  сырой,  свалявшейся
соломы,  на  которой,  привалившись спиной  к  стене,  сидел
человек.  Если и рост его соответствовал ширине плеч,  то  в
камере с низким, нависающим потолком, он, наверное, вынужден
был стоять, пригнув голову.
      Окинув  взглядом всю камеру, Граис насчитал в ней  еще
троих.
     - Да пребудет с вами милость Поднебесного, добрые люди,
- обращаясь одновременно ко всем, произнес Граис.
       -  И  тебе  того  же,  -  усмехнувшись,  ответил  ему
широкоплечий. - Давно уже никто не обращался  ко  мне  столь
уважительно.
     - Каждый человек достоин доверия и уважения до тех пор,
пока не докажет обратного, - ответил Граис.
      Он  по-прежнему стоял спиной к двери,  не  двигаясь  с
места, готовый в любую секунду отразить внезапное нападение.
Он не знал, что за люди находились в этой камере, а поэтому,
несмотря  на  слова  шалея, утверждавшего,  что  камера  эта
спокойная, был настроен на ожидание самого худшего.
      - Судя по словам, так ученый, - подал голос невысокий,
худой, как жердь, человек, лежавший на соломе по левую  руку
от  широкоплечего. Когда он чуть приподнялся, Граис заметил,
что лицо коротышки было сильно заужено книзу, что делало его
голову похожей на грушу. - Из храма - не меньше.
      -  Да какое там из храма! - возразил ему широкоплечий.
Теперь,  присмотревшись, Граис заметил на его  лице  широкую
черную  бороду,  свалявшуюся  и  торчащую  клочьями  во  все
стороны. - Ты на его одежду посмотри - бродяга какой-то.  Да
не  стой  ты  как  вкопанный, - обратился  он  к  Граису.  -
Проходи, устраивайся. Не в гости ведь пришел.
      Граис  подошел к стене, собрал охапку гнилой,  влажной
соломы  и,  прихлопнув ее сверху ладонями, присел,  подобрав
под себя ноги.
      Камера, похоже, действительно была спокойной. Никто из
ее  обитателей  не  попытался сразу же  указать  Граису  его
место. Что ж, и на том спасибо шалею.
      Граис  прикрыл глаза и прижался затылком  к  неровному
камню   стены.   Сейчас  ему,  первым  делом,   нужно   было
сосредоточиться    и    обдумать   сложившееся    положение.
Сокамерники  вели себя смирно, так что о них на время  можно
было забыть. Мешали только духота и вонь.
      Возможно,  все складывалось не так уж и плохо.  Теперь
вместо  того,  чтобы  проделывать долгий  путь  в  Меллению,
Граису   оставалось  только  дождаться  прибытия  в   Халлат
наместника.   Беседа   с  ним  может  оказаться   не   менее
результативной,  чем  встреча с  Сирхом.  Сирх  -  догматик,
наместник  же  -  человек, которого прежде  всего  беспокоят
интересы    империи.   Граис   собирался   предложить    ему
преобразования,  которые  укрепят  его  власть  и   успокоят
волнения  среди  коренного населения Йера.  Хотя,  с  другой
стороны,   существовала  незначительная  возможность   того,
что...  Эта  мысль  пришла в голову  Граису  только  сейчас.
Наверное,  для  этого  ему  нужно  было  вновь  окунуться  в
атмосферу   Йера,  почувствовать  себя  одним   из   рядовых
йеритов...  Да,  сейчас он понимал, что его  выступление  на
стороне Сирха могло, вопреки ожиданиям Центра, привести не к
мгновенному  умиротворению Йера, а, напротив,  -  к  мощному
всплеску  волны негодования, за которой последовал бы  бунт,
безжалостный и беспощадный. Кто бы мог подумать, что одни  и
те   же   слова,  изрекаемые  разными  людьми,  могут  столь
одинаково  сильно  и одновременно столь  полярно  влиять  на
умонастроения народных масс...
      От  размышлений Граиса оторвал несильный толчок в бок.
Справа, припав на локоть, к нему подобрался бородатый.
     - Эй, ты чего притих? - негромко спросил йерит.
     - Размышляю, - ответил ему Граис.
     - Ну и как?
     - Что "как"? - не понял Граис.
     - Какие мысли приходят в голову?
     - Разные, - неопределенно ответил Граис.
      -  Это  хорошо, когда есть о чем подумать, -  не  стал
настаивать на прямом ответе бородач. - Тебя за что взяли?
     - На площади возле нового храма наказывали отступников,
-  ответил Граис. - Кидали в них тухлые овощи. Я усомнился в
том, что их вина заслуживает подобного наказания.
      -  Даже  так?  -  бородач присвистнул  и  обернулся  к
остальным, как бы призывая их разделить свое удивление. - Ты
что же никогда прежде такого не видел?
     - Я давно не был в Йере, - ответил Граис.
      -  И  только из-за этого тебя сунули в нашу камеру?  -
подал голос йерит с грушеобразной головой.
      -  Судебный  исполнитель сказал, что мое  дело  должен
рассмотреть сам наместник, - ответил Граис.
      - Все мы здесь ждем суда наместника, - сказал бородач.
-  Да  только твоя выходка того не стоит. Тебя бы  следовало
привязать к столбу рядом с теми отступниками, за которых  ты
вступился,  - и все дела. Такие вопросы решает не наместник,
а мишалей.
      -  Больно  ты скор, - раздался со стороны  старческий,
скрипучий  голос.  - Раз мечом помахал, так  сразу  возомнил
себя  героем.  А  я тебе скажу, порою слово может  оказаться
покрепче стали. Давно ты слышал в последний раз, чтобы  кто-
нибудь открыто выступил в защиту отступников? Или хоть слово
сказал против учения Сирха?..
     Бородач ничего не ответил.
      -  Вот  то-то! - споривший с ним приподнялся со своего
места,  и  Граис смог рассмотреть лысого старика с  запавшим
ртом.  -  Почему,  по-твоему,  преследуют  отступников?   Да
потому, что протест в душах людей для империи страшнее,  чем
открытый  бунт, который легко можно подавить силой оружия!..
Что, кстати, и случилось с тобой, Грудвар... Или нет?
      -  Ты  хотел поднять бунт против империи? -  удивленно
глянул на бородача, которого старик назвал Грудваром, Граис.
      -  Нет,  -  смущенно мотнул головой тот. -  Какой  там
бунт... Так...
     - Разбойник он, - громко произнес старик.
      -  А  хоть и разбойник! - крикнул, повернувшись в  его
сторону, Грудвар. - Что с того? Я ведь не йеритов грабил! Мы
со  Слимом, - бородач кивнул в сторону сидевшего рядом с ним
грушеголового,    -    пытались    захватить    караван    с
продовольствием, отправленный наместником в Кахим!
     - Вдвоем? - изумился Граис.
      -  Десять  нас было, - помрачнев, ответил  Грудвар.  -
Остальных  убили. Бариин только вчера умер  от  ран  в  этой
камере...
      -  Что вам - за целый караван, что мне - за авоську  с
едой, - приговор будет один, - хихикнул старик.
      -  Как  это,  за  авоську с едой? - удивленно  спросил
Граис.
      -  А  вот так, - развел руками старик. - Хотел отнести
своему  сыну поесть, а меня по дороге схватили и  приволокли
вот сюда.
      -  Начал  рассказывать, так говори  все  до  конца,  -
обращаясь к старику, сказал Грудвар.
      -  А мне скрывать нечего, - ответил старик. - Мой  сын
тоже   из   отступников.  После  того,  как  его   приятелей
арестовали  и  выслали на соленые земли, он сам  из  Халлата
ушел. Скрывался у пастухов, а я ему время от времени относил
поесть.
      -  Если твой сын просто отступник, почему же ты  ждешь
суда наместника? - снова удивился Граис.
      -  Кто-то из соседей донес, что сын его прячется не  у
пастухов,  а  ушел  к  вольным, - объяснил  Граису  приятель
Грудвара Слим.
     - К вольным? - все больше удивляясь, переспросил Граис.
      О  вольных упоминал вчера в разговоре с ним  и  Фирон.
Однако  в  памяти ксеноса не содержалось никакой информации,
хоть как-то связанной с понятием "вольные".
      - Да, приятель, - похлопал Граиса по плечу Грудвар.  -
Видно, далеко от Йера ты странствовал. Вольные - это и  есть
те  самые бунтовщики, про которых твердят на каждом углу. Мы
с  приятелями  тоже  собирались к ним  податься,  да  только
дорогу отыскать не сумели.
      -  Так  значит,  открытое  сопротивление  империи  уже
существует? - обращаясь одновременно ко всем, находящимся  в
камере, спросил Граис.
      Он  все еще не мог прийти в себя от изумления. Неужели
подобная информация могла пройти мимо внимания работающих на
Тессе-3 наблюдателей?
      -  Да какое там сопротивление, - поморщился старик.  -
Просто  кучки людей, прячущихся где-то в горах.  По  большей
части беглецы с ониксовых копей, отступники да прочий сброд,
объявленный в розыск. А то и настоящие бандиты.
      -  Полегче,  старик,  - одернул его  Грудвар.  -  Этот
"сброд", как ты его называешь, когда-нибудь освободит Йер от
деспотии империи!
      - Да? - саркастически усмехнулся старик. - И когда же,
мил человек, это случится?
      -  Как  только  вольные  накопят  достаточно  сил  для
решительного удара, - ответил Грудвар.
      Однако  Граис заметил, что уверенности  в  его  голосе
значительно поубавилось.
      -  Так  значит, вольные пока еще не выступают  открыто
против империи? - спросил Граис у Грудвара.
      -  Порою  нападают на караваны, - ответил  тот.  -  На
небольшие  отряды  имперских  солдат.  Но  главным   образом
собираются с силами.
     - Они еще двести лет будут собираться, - ехидно заметил
старик. - Откуда им взяться-то, силам этим? Для того,  чтобы
воду собрать, и то бочки нужны.
      -  Ох,  старик,  - строго покачал головой  Грудвар.  -
Договоришься ты... Нам ведь вместе на ониксовых копях кайлом
махать...
      - А ты меня не пугай! - бодро ответил Грудвару старик.
- Я-то жизнь свою прожил! А вот тебе на ониксовых копях жить
останется всего пару месяцев!
      -  Я слышал, что ониксовые копи были закрыты, - сказал
Граис. - Месторождение истощилось, и добыча камней сделалась
дороже, чем даже невольничий труд.
      -  Снова  открыли, - ответил Грудвар. - Начали  копать
глубже.  Говорят, что теперь шахты доходят почти  до  самого
огня  земных  недр.  Поэтому и мрут  там  люди,  как  мигаты
осенью.
      - Пока есть империя, найдутся и бунтовщики вроде тебя,
Грудвар, - снова усмехнулся старик. - Которым не терпится  в
эти самые шахты.
      - Ну что ты с ним будешь делать? - обреченно посмотрел
на  Граиса  бородач.  - Так и балабонит  весь  день.  Словно
самого его завтра поутру домой отпустят.
      -  А  может,  и  отпустят! - снова встрял  в  разговор
старик.  - Вот вернется наместник, он с моим делом в  момент
разберется...
       Речь   его,  грозившую  затянуться,  прервал   сухой,
надсадный  кашель, раздавшийся с кучи соломы, лежащей  возле
дальней  от  двери  стены,  прямо под  узкой,  выходящей  на
тюремный  двор,  щелью. Человек кашлял мучительно  и  долго,
взахлеб, не останавливаясь.
     - Снова у Митея приступ, - тяжело вздохнул Грудвар.
      Старик,  подавшись в сторону больного, пытался  как-то
облегчить его страдания. Но, как мог заметить Граис, все его
действия  сводились  только к уговорам и  попыткам  удержать
руки страдальца, которыми тот рвал у себя на груди рубашку.
     Поднявшись на ноги, Граис подошел к старику и опустился
-  колени возле несчастного Митея.
     Больной был в беспамятстве. Голова его, с закатившимися
глубоко  под веки глазами, была запрокинута назад.  Из  угла
рта  стекала  слюна. На впалых щеках горели алые болезненные
пятна.
       Граис   приложил   ладони  к  узкой,   впалой   груди
несчастного.   Затем   быстро  надавил  пальцами   несколько
активных точек на шее. Больной затих, тяжело, надсадно дыша.