но?
      Граис  ничего не ответил, а только безнадежно  покачал
головой.
      -  Учитель,  - тихо произнес Фирон. - Ты отказываешься
помочь тем, кто взывает к тебе о помощи?
      -  Нет,  Фирон,  - уверенно посмотрел в  глаза  своему
ученику  Граис.  -  Я  пытаюсь спасти  тех,  кто  собирается
совершить самоубийство.
      -  Каждый  из нас готов умереть за свободу Йера!  -  с
пафосом воскликнул Касат.
      -  Конечно,  - снова усмехнулся Граис.  -  Нет  ничего
проще,  чем  умереть. Должно быть, особенно  приятно,  когда
умираешь за некую высокую идею.
      -  Тебе  доставляет удовольствие смеяться над нами,  -
Грудвар  посмотрел на Граиса из-под сдвинутых вместе  черных
мохнатых бровей. - Быть может, тебе известен другой  путь  к
спасению нашей страны от захватчиков?
      -  Конечно, известен, - без тени сомнения ответил  ему
Граис.   -  Точно  так  же,  как  и  любому  здравомыслящему
человеку. И вам в том числе, хотя вы не хотите признаться  в
этом даже самим себе.
      - Только не мне, - решительно тряхнул кудлатой головой
Грудвар.
      -  Для  того,  чтобы победить, нужно в первую  очередь
остаться живым, - негромко произнес Фирон. - Ты это  имел  в
виду, учитель?
      - Именно, Фирон, - одобрительно улыбнулся ему Граис. -
И  еще:  посредством нормального упорядочивают  государство,
посредством аномального применяют оружие. - Граис повернулся
к  Касату. - Вольные, взявшись за оружие, сразу же встали на
неверный  путь.  При  этом они еще  и  не  умеют  сражаться,
/.mb.,c единственное, что им остается, - умереть, веря в то,
что  они  идут  по  Пути к Поднебесному. Но смерть,  которой
можно  было бы избежать, - это всегда поражение. Это  говорю
не я, а Поднебесный.
      - Граис, - Касат отодвинул в сторону деревянную плошку
с  едой  и,  подавшись вперед, навалился грудью на  стол.  -
Таких проповедей мы уже наслушались от Сирха. Поэтому и ушли
в горы, чтобы начать свою борьбу. Сейчас йериты нуждаются не
в призывах к смирению, а в таких речах, которые позовут их в
бой.
      -  Это  тебе сказали сами йериты? - вскинув  брови,  с
показной наивностью спросил у Касата Граис.
      -  Мы  не в игры здесь играем! - крепко стиснул кулаки
Касат.  - Мы готовимся к войне с Кахимской империей! И  если
ты,  Граис, йерит, если ты любишь свою страну и свой  народ,
ты должен быть с нами!
      -  Грудвар  еще в тюрьме просветил меня  насчет  моего
долга  перед йеритами, - кивнул в сторону бородача Граис.  -
Почему  вы  все  считаете,  что именно  я  смогу  объединить
йеритов, сплотить их и поднять на борьбу?
      - Потому что в Йере нет ни одного человека, который не
знал бы твоего имени, - сказал Фирон.
      -  Лучше  бы они так же хорошо помнили мое  учение,  -
заметил  Граис.  - Я призывал людей только к смирению  перед
властью, а не на борьбу с ней.
     - Как бы там ни было, Граис, хотел ты этого или нет, но
для  всего  Йера  ты  стал  символом  борьбы  против  власти
империи,  - неожиданно убедительно и веско произнес Грудвар.
-  Я  бы  сказал, что ты уже не принадлежишь  только  самому
себе.  Ты  уже  стал  частью  истории.  Право  решать,   как
поступать и что делать дальше, безусловно, принадлежит тебе.
Но   помни  о  том,  что  сейчас  ты  стоишь  не  только  на
собственном  Пути к Поднебесному, но и на Пути, по  которому
идет весь Йер.
      Граис  устало  прикрыл  глаза и,  опершись  руками  на
чурбак, служивший ему сиденьем, откинул голову назад.
      -  Если  бы  ты только мог себе представить,  Грудвар,
насколько  ты  прав,  - медленно произнес  он.  -  И  именно
поэтому  я  не  стану  предпринимать ничего,  что  могло  бы
подтолкнуть  йеритов  к восстанию. Война,  начатая  йеритами
против  Кахимской  империи, будет  проиграна,  еще  даже  не
начавшись.
     - Откуда такая уверенность? - презрительно скривил губы
Касат.
      - Лучше всего будет, если все вы соберете свои вещи  и
разойдетесь  по  домам, - не вдаваясь в  долгие  объяснения,
сказал Граис.
      - Я считал тебя патриотом, Граис, - с грустью в голосе
произнес Касат.
      -  Если называть патриотизмом любовь к своей родине  и
своему  народу,  то  я  патриот в гораздо  большей  степени,
нежели ты, Касат,
     - Патриот не призывает сдаться еще до начал битвы!
     - Тот, кто любит свой народ, не посылает его на смерть.
      -  У  меня такое впечатление, Граис, будто мы с  тобой
говорим об одном и том же, но на разных языках, а поэтому  и
не  понимаем  друг друга, - с разочарованным  видом  покачал
головой Касат.
      Для  Граиса не составило большого труда разобраться  в
сущности Касата. Предводитель вольных относился к тому  типу
людей, которые, приняв однажды какое-либо решение, не желают
отклоняться  в  сторону хотя бы на шаг. Любое  высказывание,
противоречащее  их  мнению,  они  воспринимают,   либо   как
откровенную   глупость,  либо  как  скрытое   предательство.
Благодаря  такому  взгляду на вещи и окружающих  его  людей,
Касат,  должно  быть,  считал себя  необыкновенно  мудрым  и
проницательным. Однако по собственному опыту Граис знал, что
именно  такими людьми проще всего манипулировать. Для  того,
чтобы  заставить  Касата действовать в  нужном  направлении,
следует   всего  лишь  осторожно  подвести  его  к  принятию
требуемого решения так, чтобы он был уверен, что  идея  сама
пришла ему в голову.
      Если  Касат  был  прост и понятен Граису,  то  Грудвар
удивил  его даже больше, чем в тюрьме. Тогда Граис подивился
тому, как расчетливо и точно действовал бородач, словно  все
детали  побега были ему заранее известны. Сейчас же  Грудвар
был  единственным человеком в комнате, который слушал Граиса
с неподдельным интересом. И, как чувствовал Граис, слова его
находили  у Грудвара понимание. Хотя бородач и не  отличался
широкой  образованностью, однако живой и быстрый ум позволял
ему  легко  схватывать и воспринимать совершенно  новые  для
него  идеи. Про себя ксенос отметил, что такой союзник,  как
Грудвар, пользующийся несомненным авторитетом среди вольных,
был бы ему весьма кстати.
      Фирон,  почти  не принимавший участия в беседе,  сидел
ссутулившись,  зажав руки между коленями. Он  был  растерян,
дух  его подавлен. Граис никак не мог понять, чем так сильно
сумел привязать к себе отнюдь не глупого Фирона пустослов  и
демагог  Касат?  Как бы там ни было, на помощь  Фирона,  чья
душа  разрывалась  между  учителем и предводителем  вольных,
рассчитывать  не  приходилось. Он был  подобен  тому  самому
ослу,  который  мог умереть с, голоду, не  в  силах  принять
решения,  к  какому  из двух стогов сена,  расположенных  на
равном удалении от него, следует направиться.
      Обведя  взглядом  всех троих, Граис остановил  его  на
Касате.
      -  Я  всегда готов искать взаимопонимание с людьми,  -
сказал он, дабы положить конец разговору.
      - Вот и отлично, - Касат сложил вместе ладони с широко
расставленными пальцами. - У нас еще будет время поговорить.
Ты ведь не собираешься покинуть наш лагерь прямо сейчас?
      - Мне некуда идти, - развел руками Граис. - Поэтому  в
данный    момент    я    вынужден   воспользоваться    вашим
гостеприимством.
      - Никаких проблем, - дружески улыбнулся Касат. - Тебе,
наверное, хочется отдохнуть, - у тебя была нелегкая ночь.
     - Так же, как и у Грудвара, - ответил Граис.
      -  Вот Грудвар и покажет тебе, где устроиться, - Касат
/.$-o+ao  из-за  стола.  -  Да  пребудет  с  тобой   милость
Поднебесного, Граис из Сиптима.
      - Так же, как с тобой, Касат из Сумия, - ответил Граис
и  после  короткой  паузы поднялся на ноги  и  направился  к
двери.
      Не  оборачиваясь,  он чувствовал взгляды  всех  троих,
направленные ему в спину. Затем послышались шаги.  Граис  не
сомневался - следом за ним идет Грудвар.
      -  Что произошло с Фироном? - спросил Граис, когда они
вышли на улицу.
      -  А  что с ним произошло? - переспросил бородач, хотя
прекрасно понял, о чем его спрашивал Граис.
     - Ты говорил, что и прежде знал Фирона, - сказал Граис.
     - Верно, знал, - кивнул Грудвар.
     - Прежде, насколько я помню, он не был таким скованным,
нерешительным и замкнутым, каким я увидел его сегодня.
     Грудвар, прищурившись, искоса глянул на Граиса.
     - Ответь мне на один вопрос, - сказал Грудвар.
     - Я слушаю тебя...
      -  Это  правда, что пятнадцать лет назад, твой ученик,
сдал тебя шалеям?
      - Правда, - ответил Граис. - Но и то, что я сам его об
этом попросил.
      -  Это  действительно  так?  Ты  не  пытаешься  сейчас
оправдать Фирона?
      - Мне нужно было встретиться с наместником, - объяснил
Граис.  - А другого пути попасть к нему, кроме как позволить
схватить себя, у меня тогда не было.
     - Почему ты не сдался сам?
      -  В  то  время  по  Йеру бродило много  странствующих
проповедников.  Кое-кто из них называл себя моим  именем.  А
мне  нужно  было, чтобы у наместника не возникло сомнений  в
том,  кто перед ним. Я попросил Фирона указать шалеям  место
истинного Граиса из Сиптима.
       -  Понятно,  -  кивнул  Грудвар.  -  Наверное,  смогу
объяснить  тебе поведение Фирона. Он прожил пятнадцать  лет,
неся клеймо предателя. Вольные тоже далеко не сразу поверили
ему. С твоим возвращением он связывал веру на восстановление
своего  доброго  имени... - Грудвар,  приподняв  подбородок,
скреб пальцами бороду. - Если бы сегодня, он выступил в твою
поддержку,  то  это  выглядело  бы,  как  предательство   по
отношению к вольньным.
      -  Я  бы  не  хотел,  чтобы так  получилось,  -  после
непродолжительной паузы проронил Граис. - Но поступить иначе
я  тоже  не  могу... По-моему, рассчитывать  на  Фирона  мне
теперь не приднтся.
     - Тебе нужна помощь? - быстро спросил Грудвар
      - Пока нет, - ответил Граис. - Но всегда неплохо иметь
человека, на которого можно положиться.
      -  Если  бы  ты кое-что объяснил мне... - не  закончив
фразы, Грудвар умолк, ожидая, что скажет Граис.
     Граис с недоумением посмотрел на бородача.
      Грудвар  смутился и отвел взгляд в сторону -  хитрость
была не самой сильной его стороной.
     - И что же ты хочешь узнать? - спросил Граис.
     - Да я и сам толком не знаю, - дернул плечом Грудвар. -
Но,  когда  ты  разговаривал с Касатом, ты словно  бы  и  не
сомневался в том, что все будет точно так, как ты скажешь.
      -  А  известно ли тебе, друг мой Грудвар, -  улыбнулся
Граис, - что во многом знании сокрыто много печали?
     Бородач задумчиво почесал затылок.
      -  Да у меня и так в жизни радостей не очень много,  -
сказал он, тщательно обдумав и взвесив слова Граиса.  -  Так
что терять-то мне вроде нечего
      - Не думал я, что снова обзаведусь учеником... - Граис
оценивающе посмотрел на Грудвар и решительно закончил:
     - А, впрочем, почему бы нет...

                          Глава 12

       Я   пропал!..  Пропал!  Судебный  вершитель  Меллении
Мистелий Глат метался по краю бассейна.
      Преподобный  Сирх, наблюдавший за ним  со  стороны,  с
интересом  ожидал,  когда же наконец коротышка  оступится  и
упадет  в воду. То и дело Мистелий Глат в отчаянии вскидывал
к небу руки, и тогда полы его мантии взлетали, словно крылья
огромной, тощей и неуклюжей птицы.
       -   Я   червь,  извивающийся  во  прахе!..  Я   гниль
смердящая!.. Нет мне спасения во веки вечные!..
      Сирх  подивился тому, что даже свое отчаяние  Мистелий
Глат умудрялся облачать в пышную, красочную форму.
      -  Успокойся, уважаемый Мистелий. - Сирх сделал шаг  в
направлении   судебного  вершителя  и   приподнял   руку   в
умиротворяющем   жесте.  -  Не  стоит   до   такой   степени
предаваться унынию. Лучше отведай красного тирианского вина!
Его лишь вчера доставили из-за моря!
      Сирх  подошел к столу, наполнил бокал красным, похожим
на кровь, вином и, с тоской взглянув на дарующую забвение  и
радость влагу, протянул бокал кахимцу.
      Сам  преподобный с того самого дня, как неизвестный  в
черном даровал ему чудесную пилюлю, к вину не притрагивался,
утоляя  жажду  лишь  соками  и  водой  со  льдом.  Волшебное
лекарство, в совокупности с воздержанием от алкоголя  делало
свое дело - буквально день ото дня самочувствие преподобного
улучшалось. А о болях в животе, мучавших его прежде едва  ли
не каждодневно, он уже и не вспоминал.
      Выхватив  бокал с вином из руки Сирха,  Мистелий  Глат
залпом осушил его.
     - Наместник распнет меня, - хрипло произнес он, вытерев
губы  кулаком,  в котором у него был зажат бокал.  Несколько
алых  капель  вина  упали на его роскошную мантию.  Мистелий
Глат  сквозь зубы выругался по-кахимски. - Пятеро  шалеев  и
бан-шалей,  командовавший конвоем, убиты.  Преступник  номер
один скрылся бесследно... Нет мне спасения!..
      На  лице Сирха было изображено глубочайшее сочувствие,
однако в душе преподобный ликовал. Все произошло именно так,
как предсказал человек в черном! Разбойники напали на обоз и
освободили  Граиса.  Теперь  за его  голову  была  объявлена
-  #` $  - десять тысяч дузов тому, кто доставит, живым  или
мертвым, преступника, которому уже дважды удалось бежать из-
под стражи.
      - Не волнуйся, благородный Мистелий, - елейным голосом
произнес  Сирх. - Я как раз собираюсь отправиться в  Халлат,
чтобы  повидаться  с сыном. И непременно  замолвлю  за  тебя
слово  перед  наместником. Я готов засвидетельствовать,  что
тобой были предприняты все возможные меры безопасности, и  в
том,  что  разбойники освободили своего  сообщника,  нет  ни
малейшей толики твоей вины.
      -  Благодарю тебя, преподобный, - буркнул кахимец,  не
очень-то обнадеженный обещанием Сирха.
      -  Твоя  работа на посту судебного вершителя  Меллении
выше  любых  похвал, досточтимый Мистелий. Но... -  выдержав
трагическую паузу, Сирх развел руками. - То, что  произошло,
должно было рано или поздно случиться. Наместник, да продлит
Поднебесный его годы, не вправе предъявлять тебе  какие-либо
претензии,  поскольку часть вины за случившееся лежит  и  на
нем самом.
      -  Что  ты  такое говоришь?! - Мистелий Глат  в  ужасе
вскинул руки, словно пытаясь укрыться от Сирха полами  своей
необъятной мантии.
      - То же самое я скажу и самому наместнику, - продолжил
Сирх,  подумав  про  себя,  неужели  Мистелий  считает   его
настолько  глупым, что ожидает от него голословных обвинений
в  адрес  наместника. Разве не сам наместник издал указ,  по
которому  всех  приговоренных к смерти должны  доставлять  в
Халлат для того, чтобы он лично мог разобраться с их делами?
Разве  ты  сам, уважаемый, не мог вынести приговор  по  делу
этого   самозваного   Граиса,  причиняющего   всем   столько
беспокойств?  -  Мистелий молча кивнул. - А  разве  не  указ
наместника,  разрешающий  йеритам свободно,  без  каких-либо
дорожных   документов,  перемещаться  из  города  в   город,
развязал руки разбойникам, бесчинствующим на дорогах? Прежде
они  сидели  в горах, боясь шаг ступить на равнину.  А  ныне
способны  напасть на имперский обоз, идущий  по  центральной
дороге между Халлатом и Мелленией! Неслыханная дерзость!
      -  Да,  - тяжело вздохнул Мистелий Глат. - При прежнем
наместнике  было  куда спокойнее. Я не хочу  сказать  ничего
плохого о Центии Офре...
      -  Я  прекрасно тебя понимаю, досточтимый Мистелий,  -
успокоил   кахимца  Сирх.  -  Центии  Офр  -   замечательный
наместник  и  преданный  слуга  императора.  Все,  что   ему
требуется,  -  это  дружеский  совет  опытных  сподвижников.
Поэтому,  я  думаю,  уважаемый  Мистелий,  тебе  следует   в
письменном  виде изложить свои соображения по  поводу  того,
каким  образом нынешнюю нервозную обстановку  в  Йере  можно
было  бы  сделать более спокойной. Я передам  твое  послание
наместнику,  сопроводив  его собственными  соображениями  по
данному вопросу.
      -  Ты  считаешь, что это было бы уместно? - неуверенно
спросил кахимец.
      -  Более чем уместно! - горячо заверил его Сирх. - Это
будет  не  оправдание и не покаяние в собственных грехах,  а
`  !.g() документ, после ознакомления с которым у наместника
не  останется ни малейшего сомнения в том, что на  должности
судебного  вершителя Меллении находится именно тот  человек,
который для нее и требуется!
      -  Ах,  Сирх, - широким носовым платком Мистелий  Глат
вытер  взмокший  лоб.  - Честно признаться,  мне  совсем  не
хочется  возвращаться в Кахим. Я уже так долго живу в  Йере,
что  привык  и к местной пище, и к людям... И  даже  к  этой
ужасающей  жаре!  Мне  нравится жизнь в  Йере,  спокойная  и
неторопливая, замирающая на время полуденного зноя. Я боюсь,
что  уже  не смогу снова приспособиться к тому, как  ведутся
дела  в  Кахиме, где все построено исключительно  на  личных
связях, интригах и подкупах...
       -  Ну  мы  тоже  не  без  греха,  -  смущенный  столь
неожиданным признанием, улыбнулся Сирх.
      - Это совсем другое дело! - махнул рукой кахимец. -  В
Йере, если ты хочешь поскорее решить какую-то свою проблему,
ты  платишь сколько и кому считаешь нужным. В Кахиме же  для
этого  существуют специальные люди и твердые  расценки.  Без
поддержки  в  той  или иной форме самое простое  дело  будет
годами  пылиться  в  какой-нибудь  канцелярии  самой  низшей
инстанции...  Да  и не в этом даже дело... -  Мистелий  Глат
подошел  к  столу, сам налил себе вина и бросил в бокал  два
кусочка подтаявшего льда. - В Йере я научился ценить  такие,
казалось бы, совершенно ничего не стоящие радости жизни, как
этот  кусочек  льда, брошенный в вино... - Он сделал  глоток
вина и вдруг, без всякой связи с предыдущим, сказал:
      -  Я  ведь вынес всего два смертных приговора  за  все
время,   что   нахожусь  в  должности  судебного   вершителя
Меллении.  И оба они были утверждены наместником и приведены
в  исполнение. Первый - поджигателю, едва не спалившему  всю
Меллению,  второй - Кровавому Изу, убивавшему всех,  включая
младенцев, в домах, которые он грабил.
      -  Это были, несомненно, справедливые приговоры, -  не
понимая, к чему клонит кахимец, кивнул Сирх.
     - Как ты думаешь, преподобный, я мог бы вместе с семьей
остаться  жить в Йере, в случае, если мне придется  покинуть
государственную  должность? - держа в руке недопитый  бокал,
спросил Сирха кахимец.
      -  Я  не  думаю, что из-за случая с Граисом  наместник
отстранит  тебя от должности, - совершенно искренне  заверил
судебного вершителя Сирх.
      -  Дело  тут  не в наместнике, - так и не допив  вино,
Мистелий  Глат  поставил бокал на стол. - Я  и  сам  начинаю
подумывать  о  том,  не  пора  ли  оставить  государственную
службу?
     - Как? - недоуменно уставился на кахимца Сирх.
      -  А  вот так, - натянуто улыбнулся Мистелий  Глат.  -
Куплю собственный дом, заведу небольшое хозяйство... Я  кое-
что скопил себе на старость. Меня больше волнует, сумеют  ли
мои  дети  найти  в Йере свое место в жизни?  Будут  ли  они
приняты йеритами как свои?
      -  Подожди-ка, уважаемый, - чтобы собраться с  мыслями
Сирх  на  мгновение прикрыл глаза. - Но  ведь  твои  дети  -
* e(,fk!
     - Ты считаешь это непреодолимым барьером?
      -  Я  привык считать, что кахимцы в Йере - это  высшее
сословие.
      -  Уважение  ничего не стоит, когда  оно  держится  на
копьях солдат. Как только армии не станет, тех, кому недавно
кланялись,  повесят первыми. Я хочу, чтобы мои дети  жили  в
Йере не как пришельцы, которых терпят только потому, что  на
их  стороне  власть  и  сила, а как...  -  Мистелий  щелкнул
пальцами, подбирая нужное выражение. - Как настоящие  йериты
в конце-то концов!
      -  Ты просто ошарашил меня, уважаемый Мистелий, - Сирх
опустился  в  шезлонг. Рука его непроизвольно  потянулась  к
графину  с  вином. Вовремя уловив это движение, Сирх  быстро
отдернул руку и положил ее на колено.
     Мистелий Глат сел в кресло напротив Сирха.
      -  Разве  я совершил хоть что-то, чем мог бы заслужить
пре