уговорил идти вместе с ними и своего приятеля
Слима, известного Граису еще по Халлатской тюрьме.
      Четвертым в группе был йерит из сопровождения Аствира,
которого  все  называли Бурдюком. Лицо его, и  впрямь,  было
похоже  на  старый, потертый кожаный мешок для воды.  Однако
простоватый вид Бурдюка был обманчив. Граис сразу же обратил
внимание  на  то,  как внимательно и хитро посматривают  его
маленькие  серые  глазки, прячущиеся среди  плотных  складок
кожи на помятом, оплывшем лице.
      Бурдюк Граису не понравился, но Аствир заверил  его  в
надежности этого человека, сообщив также, что тому  известны
тайные  места для передачи сообщений в окрестностях Халлата.
Поскольку  связь с основными силами вольных была необходима,
возражать против присутствия Бурдюка в группе Граис не стал.
       На  рассвете  четверо  путников  верхом  на  чеклаках
/.*(-c+( лагерь вольных. К полудню они спустились в долину и
углубились в лес.
      Путь  был  неблизкий, а потому всадники и не  погоняли
своих  чеклаков, зная, что засветло им до Халлата все  равно
не добраться.
      По  дороге почти ни о чем не разговаривали. Бурдюк  не
был  знаком  ни  с  кем  из  них и, похоже,  заводить  новых
приятелей не собирался. Он ехал позади остальных, все  время
глядя в одну точку между ушами своего чеклака. Слим держался
тоже  как-то  напряженно и скованно,  что  в  общем-то  было
вполне   объяснимо,   -  не  каждый   день   простой   йерит
отправляется  в  путь, чтобы встретиться с  самим  кахимским
наместником.   Один  только  Грудвар  то  и   дело   пытался
разговорить  Граиса.  Но на все его вопросы  ксенос  отвечал
односложно  и  с  явной  неохотой, так  что  надолго  усилий
бородача  не  хватало.  Самому же Граису  хотелось  какое-то
время побыть в одиночестве, чтобы еще раз тщательно взвесить
все  "за"  и  "против" весьма сомнительного  предприятия,  в
которое он по собственной же инициативе и ввязался.
      Граис  и  сам  удивлялся тому, с какой  легкостью  ему
удалось  убедить предводителей вольных согласиться с планом,
который  возник у него случайно по ходу разговора с Килосом,
принесшим  неожиданную весть. Вся логическая конструкция,  и
сама-то по себе весьма шаткая, даже в основе своей не  имела
прочного   базиса.   Все  было  построено   на   допущениях,
предположениях  и  догадках. В том, что  Сирх  на  этот  раз
согласится выслушать его, Граис не сомневался. Но вот о том,
как   поведет  себя  наместник,  он  не  имел  ни  малейшего
представления. Оставалось надеяться только на то, что Центий
Офр  хотя бы из чистого любопытства захочет увидеть наглеца,
предлагающего  ему  вести переговоры с  бандой  разбойников,
каковыми  он считал вольных. Но для Граиса это был, пожалуй,
последний шанс встретиться с наместником, не будучи при этом
закованным в кандалы.
     Однако как все запуталось и усложнилось за те несколько
дней,  что  он  провел в Йере. Первоначально предполагалось,
что   ему   нужно   всего-то  заставить   умолкнуть   Сирха,
раздражавшего народ своими тупыми проимперскими проповедями.
А  теперь  он  едет  к  наместнику, чтобы  убедить  того  не
начинать  военные действия против вольных. Кахимцы  обладают
достаточной  силой,  чтобы  полностью  уничтожить  несколько
лагерей  повстанцев.  И  то, что вольным  стало  известно  о
замыслах  наместника,  вряд ли сыграет  какую-то  роль.  Это
будет   даже   не   война,  а  попросту  уничтожение   плохо
вооруженных и не имеющих практически никакого боевого  опыта
отрядов йеритов. Но после этого уже никто - ни наместник, ни
император,  ни даже сам Поднебесный, существуй он  на  самом
деле   -  не  сможет  остановить  эскалацию  насилия,  волна
которого  захлестнет Йер... Страна, которая могла  бы  стать
родиной  для  двух народов, станет кладбищем для  одного  из
них.
      Впрочем,  и  такой результат был вполне  приемлем  для
Центра.  Диктаторского режима, который, вне всяких сомнений,
будет  установлен  на территории Йера по приказу  императора
/.a+%   жестокого   подавления  народных  волнений,   вполне
достаточно  для того, чтобы судьба буферной зоны на  Тессе-3
более  не вызывала беспокойства у аналитиков Центра.  Однако
подобное решение проблемы стало бы поражением для Граиса.  И
для  всей школы ксеносов, созданной Месс-ди-Мессом, в основе
деятельности     которой    лежал    принцип    минимального
вмешательства   в  исторические  события,   протекающие   на
задействованных в операциях Центра территориях.
      Путники переночевали в лесу и с первыми лучами  солнца
снова  оседлали  чеклаков. Вскоре  они  выехали  на  дорогу,
ведущую  прямиком к западным воротам столицы.  По  пути  они
встретили  два  больших военных лагеря.  В  каждом  было  не
меньше  полутысячи шалеев, треть из которых имели  при  себе
оседланных боевых чеклаков. На проезжающих мимо них путников
шалеи,  занятые  приготовлением пищи в  больших  закопченных
котлах,   подвешенных  над  огнем,  не   обращали   никакого
внимания.
     - Похоже, парень не соврал, - негромко произнес ехавший
бок  о  бок с Граисом Грудвар. - Наместник стягивает  отряды
шалеев к столице, чтобы в случае необходимости иметь их  под
рукой.
      Ксенос молча кивнул. Достоверность того, что рассказал
Килос, с самого начала не вызывала у него сомнений.
       Когда  впереди  показались  городские  стены,  Граис,
Грудвар  и Слим слезли с чеклаков и отдали их Бурдюку.  Ведя
чеклаков в поводу. Бурдюк направился в сторону ворот, чтобы,
заплатив  пошлину,  войти  в город.  Трое  остальных  пешком
двинулись вдоль городской стены, пока не добрались  до  того
места,  где стену заменяли груды камней, которым еще  только
предстояло стать неприступной твердыней.
      Нищие,  использующие это место для ночлега, давно  уже
находились  на  своих  рабочих местах,  поэтому  можно  было
свободно занимать любую из нор, вырытых среди камней.  Если,
конечно,  тебя  не  пугали жуткая грязь, зловонный  смрад  и
насекомые-кровососы, заполняющие логова бездомных. Местечко,
прямо  сказать, было далеко не привлекательным.  Но  зато  и
шалеи,   патрулирующие   улицы  города,   обычно   сюда   не
заглядывали,  боясь  подцепить какую-нибудь  дурную  болезнь
или,  чего доброго, получить камнем по голове. Давно  уже  в
городском  совете  шли разговоры о том,  что  пора  очистить
столицу  от  нищих,  но наместник откладывал  решение  этого
вопроса  до  того  времени, когда будет достроена  городская
стена.  Какой  смысл отлавливать нищих и  выставлять  их  за
ворота,  если  ночью  они снова пробирались  в  город  через
прорехи  в  недостроенной  стене?  Строительство  же   стены
постоянно затягивалось не потому, что в городской  казне  не
хватало  на  это  средств, а потому, что  король  халлатских
нищих платил подрядчикам за безделье вдвое больше того,  что
им  предлагали  за  работу. Через дыры  в  городской  стене,
вместе  с  нищими,  пробирающимися в столицу,  к  его  рукам
стекались  дузы.  Пусть грязные, затертые  и  воняющие  черт
знает чем, но это были деньги, на которые можно купить  все,
включая те самые дыры в городской стене.
      Граис  с  двумя спутниками, найдя относительно  чистое
,%ab%g*. в тени, устроились поудобнее и приготовились  ждать
Бурдюка.
      Тем  временем  Бурдюк, войдя в Халлат  через  западные
ворота,   нашел  небольшой  постоялый  двор,  где,  заплатив
хозяину, оставил под его присмотром чеклаков.
       Присев   за  стол.  Бурдюк  угостил  хозяина   вином.
Представившись крестьянином, приехавшим в столицу для  того,
чтобы  узнать, стоит ли везти сюда свой будущий  урожай,  он
завел  разговор, какой обычно ведут приезжие, - о  ценах  на
зерно,  о  том,  где  и что можно купить  подешевле  и  кому
выгоднее  сбыть свой товар. Заодно он узнал и все  городские
новости.  Услышав  о  том,  что на  днях  в  столицу  прибыл
преподобный  Сирх, крестьянин-Бурдюк страшно  разволновался.
Ему  ужасно хотелось увидеть преподобного хотя бы  издалека,
чтобы  было  о  чем рассказать, вернувшись в  свою  деревню.
Посмеиваясь  про  себя над неотесанным деревенщиной,  хозяин
постоялого двора рассказал ему, как пройти к дому Сирха.
     Следуя этим указаниям, Бурдюк без особого труда отыскал
трехэтажный  дом,  облицованный  плитами  сказочно  дорогого
серого  с  серебристыми  прожилками мрамора.  Во  всем  мире
существовало  лишь  одно месторождение  этого  удивительного
камня,  сияющего  под  лучами солнца,  подобно  таинственной
паутине снов, и находилось оно в безводной каменной пустыне,
раскинувшейся  на  самой дальней границе некогда  свободного
государства  Буссар, захваченного и растоптанного  Кахимской
империей. Дом окружал огромный сад, который, в свою очередь,
был   обнесен   стеной,  выглядевшей  гораздо   надежнее   и
неприступнее   той,  которая  должна  была  охранять   покой
Халлата.
      Обойдя  по  периметру стену вокруг  дома  преподобного
Сирха,  Бурдюк  обнаружил  в ней  только  двое  ворот.  Одни
выходили  в небольшой кривой переулок и служили для доставки
в  дом  провианта и прочих необходимых вещей.  Должно  быть,
этими  же  воротами  пользовались  и  слуги.  Другие  ворота
выходили  на  широкую,  мощенную  желтым  кирпичом   дорогу,
ведущую  к  храму.  По краям ворот, в тени возведенного  над
ними  навеса,  стояли двое шалеев в полной боевой  форме,  с
копьями и при мечах.
     Пройдя пару раз по улице из стороны в сторону на глазах
у стражников, Бурдюк наконец остановился возле одного из них
и сделал ему знак рукой.
      -  Проваливай,  - не двинувшись с места,  сквозь  зубы
процедил  шалей.  - Преподобный будет принимать  прошения  и
жалобы в храме после вечерней проповеди.
     - У меня не жалоба, - Бурдюк ощерил свои кривые, желтые
зубы  в уродливой улыбке. - У меня подарок для преподобного.
Взгляни-ка, это не твой хозяин потерял?
      Бурдюк  поднес  к самому носу шалея небольшой  круглый
медальон  на  тонкой золотой цепочке. На медальоне,  который
отдал   Граису  вместе  с  письмом  Килос,  была  изображена
священная Стрела Бытия, указывающая на вершину горы Эртип.
      -  Красивая вещица, - Бурдюк покрутил медальоном перед
носом  шалея.  -  Не  особо дорогая, зато  памятная.  Отнеси
хозяину,  глядишь,  и  тебе награда  перепадет.  А  я  здесь
/.$.&$c...
      -  У меня нет хозяев, - процедил сквозь стиснутые зубы
шалей.
      -  А  как же ты без них? - удивленно уставился на него
Бурдюк. - Кто ж тебя здесь поставил?
      -  У  меня есть командир, - со сдерживаемой ненавистью
ответил  шалей.  -  Хочешь  увидеть  слуг  преподобного,   -
пожалуйста,  -  стражник тупым концом древка копья  с  силой
ударил  в ворота. - Только не говори потом, что хотел пройти
мимо.
      В  левой  створке  ворот открылась  небольшая  дверца.
Огромный  лысый эребиец, с трудом протиснув свое  обнаженное
по  пояс мускулистое тело сквозь узкий для него проем, вышел
на  улицу. Понимая, что с таким верзилой, да еще к  тому  же
вооруженным бичом, шутки плохи, Бурдюк сразу же показал  ему
медальон Килоса. Эребиец медальон узнал.
      -  Откуда  это  у  тебя?  -  страшно  коверкая  слова,
высыпавшиеся  из  его рта, словно гравий  из  камнедробилки,
проговорил эребиец.
     - Нашел, - быстро ответил Бурдюк. - А если преподобному
интересно, могу и место показать.
      Не  говоря  больше ни слова, эребиец сгреб Бурдюка  за
шиворот и втащил во двор.
      Как  только  рука,  державшая его, несколько  ослабла,
Бурдюк ловко вывернулся и отпрыгнул назад, прижавшись спиной
к воротам.
      -  Ты  что! - испуганно заорал он, глядя на полуголого
великана. - Я ведь сам пришел!
      -  Давай,  - эребиец протянул к Бурдюку свою  огромную
лапищу.
      Отступать  было некуда, и Бурдюк положил  медальон  на
широкую ладонь, которая тут же сжалась в кулак, похоронив  в
себе золотую вещицу.
      -  Жди здесь, - сказал Бурдюку эребиец и направился по
выстеленной розоватой мраморной крошкой тропинке  в  сторону
дома.
      Бурдюк  быстро  огляделся по  сторонам.  Сад,  которым
окружил свой дом преподобный Сирх, был поистине великолепен.
Наверное,  в нем были собраны растения со всего  мира.  Даже
самые  обыкновенные деревья и кусты, ухоженные  и  аккуратно
обрезанные,   казались  удивительными  творениями   природы,
созданными в единственном экземпляре. Однако внимание йерита
сразу   же   привлекли  странные  деревья,  стоявшие   вдоль
проложенных  по  саду дорожек. Бурдюк даже и не  подозревал,
что могут существовать деревья, у которых вместо листьев  на
веточках мелкие кожистые чешуйки темно-зеленого цвета. Ветви
этих   удивительных  деревьев  росли  прямо  от   корня   и,
изгибаясь,  подобно  туго натянутым  лукам,  образовывали  в
центре  просторные беседки, защищенные от солнца и дождя.  А
поверху  каждая  такая живая беседка была усыпана  огромными
белыми   цветами   с  широкими  продолговатыми   лепестками,
источающими медовый дурманящий аромат, от которого кружилась
голова.
      Бурдюк,  словно  зачарованный, сделал  шаг  в  сторону
!+(&  )h%#. к воротам дерева-беседки. Его неудержимо  тянуло
войти  внутрь,  чтобы, полностью погрузившись  в  изумрудный
полумрак и пьянящий аромат, забыть обо всем на свете...
      Тяжелая  ладонь легла сзади на плечо йерита. Вздрогнув
от неожиданности. Бурдюк стремительно обернулся. Позади него
стоял  слуга эребиец, точно такой же, как тот,  что  ушел  с
медальоном  в  дом,  - по пояс голый,  лысый  и  с  коротким
кожаным  бичом  в  руке. И где только  мог  прятаться  такой
великан?
     - Куда идешь? - пробубнил эребиец.
      -  Никуда,  -  дернув  плечом.  Бурдюк  безрезультатно
попытался  скинуть давящую на него руку. - Жду,  когда  меня
пригласят в дом.
     Эребиец шутки не понял.
      -  Стой  на месте, когда ждешь, - сказал он,  отпуская
плечо йерита.
     - Хорошо, - буркнул Бурдюк, возвращаясь к воротам.
      Эребиец  не  стал снова прятаться,  а  встал  рядом  с
йеритом - массивный и неподвижный, как скала.
      Вскоре вернулся первый эребиец. Не говоря ни слова, он
схватил  Бурдюка за запястья и вздернул руки  йерита  вверх.
Другой эребиец, подойдя к Бурдюку сзади, так же молча ощупал
своими огромными ручищами все его тело.
      -  Эй, вы что задумали?! - попытался было протестовать
Бурдюк,  но  тут  же приумолк, сообразив, что,  раз  уж  его
обыскивают, значит, собираются допустить к преподобному.
      Вытащив  из-под рубашки йерита лист серой  бумаги,  на
котором   было  написано  письмо  Килоса  к  отцу,   эребиец
внимательно  осмотрел  его с обеих  сторон.  Сочтя  странные
закорючки  неопасными,  он  сунул  бумагу  Бурдюку  в  руку,
которую тот все еще держал поднятой вверх.
      -  Открой  рот,  - велел йериту громила,  находившийся
перед ним.
     - Это еще зачем? - удивился Бурдюк.
      Эребиец,  стоявший  позади него, обхватил  шею  йерита
локтем  и  слегка сдавил. Нижняя челюсть Бурдюка сама  собой
отвалилась  вниз.  Засунув  толстый  палец  Бурдюку  в  рот,
эребиец обшарил его, словно рассчитывал найти спрятанную  за
щекой жемчужину.
      Когда  его  наконец  отпустили,  Бурдюк  первым  делом
сплюнул  на землю и обтер губы рукавом. Он так и  не  понял,
что  искал у него во рту эребиец, а тот, конечно же,  ничего
объяснять  не  стал.  А искал он крошечные  древесные  шипы,
которые  частенько используют наемные убийцы  из  Зурган-Ба.
Когда  не  существует иного способа подкрасться к намеченной
жертве  с оружием в руках, они прячут за щеку шип, смазанный
ядом,  чтобы,  оказавшись рядом, выдуть  его  в  лицо  своей
жертве  через сложенные трубочкой губы. Бывало, что  и  сами
убийцы  гибли, поцарапав отравленным шипом язык, но  это  не
останавливало  новых  наемников,  зарабатывающих  деньги  на
умении виртуозно убивать.
      Тяжелая  рука эребийца снова легла на плечо Бурдюка  и
развернула его в сторону дорожки, ныряющей в зелень  сада  и
ведущей не иначе как к хозяйскому дому.
     - Иди, - коротко приказал эребиец.
      И  Бурдюк пошел. Дорога была одна, и, рано или поздно,
она  должна была вывести его к назначенной цели. Вот только,
что именно ожидало его в конце пути? Вопрос этот не очень уж
сильно  беспокоил Бурдюка, но все же вселял в него некоторую
нервозность.  Засунув  руку под одежду,  он  сжал  в  ладони
письмо  Килоса - единственное свое оружие... Интересно,  что
предпримут трое его соратников, если в условленный  срок  он
не  явится  на  место,  где  они  договорились  встретиться?
Вернутся в лагерь вольных, чтобы, как было обещано в письме,
отрезать  голову  сынку  Сирха?..  Возможно,  Сирха  это   и
опечалит,  а  вот Бурдюку, пожалуй, будет уже  все  равно...
Остается  только  надеяться на то, что  Сирху  действительно
небезразлична судьба сына...
      -  Стой,  -  услышал Бурдюк за спиной голос  эребийца,
который все это время неслышно следовал за ним.
     Бурдюк замер на месте и огляделся по сторонам.
      До  широкого  парадного крыльца дома, к которому,  как
думал   Бурдюк,  они  направлялись,  оставалось  еще  метров
пятьдесят.
     - Что случилось? - не оборачиваясь, буркнул Бурдюк.
      Как  он  и  думал, ответа не последовало. Слуга  молча
протянул руку и отвел в сторону ветку дерева на уровне плеча
Бурдюка. Чуть пригнувшись. Бурдюк заглянул под полог  густой
листвы и увидел узенькую тропиночку, тянущуюся в сторону  от
основной дороги.
       -   Туда,   что  ли?  -  с  сомнением  посмотрел   на
сопровождающего Бурдюк.
      Потайная  тропинка  показалась йериту  подозрительной.
Одно  дело,  когда тебя ведут к парадному крыльцу  дома  как
почетного гостя, и совсем иное, когда предлагают пробираться
неизвестно куда и зачем среди кустов... Впрочем,  с  похожим
на  бесчувственный  обломок  скалы  эребийцем  спорить  было
бессмысленно.  Бурдюк тяжело вздохнул  и,  наклонив  голову,
шагнул в указанном направлении.
       Впрочем,  тропинка,  на  которую  ступили  Бурдюк   и
следующий  по пятам за ним эребиец, почти сразу же  свернула
направо  и  потянулась  далее  параллельно  главной  дороге.
Неподалеку от дома она вильнула влево и вывела идущих по ней
к небольшой дверце в стене дома, скрытой от посторонних глаз
густой  растительностью. Бурдюк не успел  даже  как  следует
подумать, стоит ли ему входить в эту потайную дверь или  для
начала   потребовать   все  же  каких-то   объяснений,   как
сопровождаемый мощным толчком в спину уже влетел  за  порог.
Слуга, оставшийся снаружи, захлопнул дверь.
     - Эй, постой!..
      Бурдюк  кинулся к двери и навалился на  нее  плечом  -
заперта. Развернувшись, Бурдюк затравленно прижался спиной к
двери  и  окинул взглядом комнату, в которой по  собственной
глупости оказался.
      То, что помещение совершенно не было похоже на каземат
или комнату пыток, несколько успокоило йерита. Скорее уж это
место  походило  на  гнездышко  для  тайных  любовных  утех:
голубые  портьеры на стенах, ковры на полу,  широкая  низкая
*`."   bl   со  множеством  маленьких  подушечек,   расшитых
гладью... Бурдюк скабрезно усмехнулся и, подойдя к  широкому
окну,   постучал   согнутым  пальцем  по   мутному   стеклу,
пропускающему  в  комнату свет, но не дающему  ни  малейшего
шанса  увидеть, что происходит по другую его  сторону.  Окно
было  достаточно большим для того, чтобы в случае  опасности
попытаться бежать через него, высадив стекло...
       Услышав  за  спиной  тихий  шелест  материи,   Бурдюк
стремительно обернулся. Отодвинув в сторону одну из  голубых
портьер,   в   комнату  вошел  человек.  Должно   быть,   он
воспользовался  еще одной потайной дверью. Бурдюк  сразу  же
узнал  в  высоком, худом мужчине преподобного Сирха. Правда,
сейчас преподобный был не в алой мантии, в которой видел его
во  время проповеди Бурдюк, а в широком, раскрытом до пояса,
домашнем  халате,  но  тем  не  менее  выглядел  он  так  же
внушительно, как на кафедре собора.
      Бурдюк  почувствовал,  что у  него