зрение  и ненависть тех, кто меня знает, будь то  кахимец
или йерит? - спросил он. - Не я привел войска империи в Йер.
И  не  моя  вина  в  том,  что  йериты  не  смогли  отстоять
независимость своей страны. Я же хочу только одного - покоя.
И  для  себя лично, и для всего Йера. За разбой я  одинаково
покараю  и йерита, и кахимца... Преподобный, ты слышал  хотя
бы  об одном преступлении, совершенном шалеями на территории
Йера? - Сирх молча повел головой из стороны в сторону.  -  И
это не потому, что имперские власти скрывают подобные факты.
Солдаты Кахимской империи знают, что такое дисциплина и  как
можно  поплатиться за ее нарушение. Но главное... - Мистелий
Глат   снова  промокнул  платком  потное  лицо.  -   Главное
заключается в том, что сама атмосфера Йера не располагает  к
применению  насилия.  Естественно, защищая  свою  жизнь  или
выполняя приказ, шалеи, не задумываясь, возьмутся за  оружие
и  станут  убивать. Но только потому, что это их работа,  за
которую император платит им деньги, а не потому, что это  им
нравится... Насколько мне известно, подобного не происходило
ни  в  одной стране, завоеванной Кахимской империей...  Будь
добр, преподобный, добавь мне льда в бокал...
      Сирх,  с  интересом  слушавший  то,  что  говорил  ему
кахимец, не сразу отреагировал на его просьбу. Только увидев
протянутый   в  его  сторону  бокал,  он  поспешно   схватил
серебряную ложечку и подцепил из чаши с талой водой  кусочек
льда побольше.
     - И чем же ты все это объясняешь, уважаемый Мистелий? -
спросил Сирх, кинув лед в бокал кахимца.
      -  Я  бы  сам хотел получить ответ на этот  вопрос,  -
поболтав кусочки льда в вине, Мистелий Глат сделал глоток. -
Но  почему-то именно здесь, в Йере, несмотря на вашу  жуткую
жару,  мы,  кахимцы,  чувствуем себя, как  дома.  В  хорошем
смысле этого слова - нам не хочется ничего здесь разрушить и
перестроить  на свой лад. Это я говорю тебе, основываясь  не
только  на  собственном  опыте,  но  и  на  впечатлениях  от
посещения  Йера  многих  кахимцев, с которыми  мне  довелось
беседовать...  И, как мне кажется, именно с этим  связана  и
некоторая, порою не всегда оправданная мягкость, проявляемая
- ,%ab-(*.,.
      -  Я  сам йерит, и тебе, должно быть, кажется странным
слышать  от меня слова, призывающие к усилению мер  контроля
за  местным  населением.  Меня  и  самого  это,  признаться,
смущает...  Особенно  после того,  что  я  от  тебя  услышал
сейчас...  Но,  как  я  понимаю,  наша  общая  цель  -   это
сохранение в Йере мира и спокойствия...
      Последняя  фраза  Сирха прозвучала как  утверждение  и
одновременно  как  вопрос, обращенный к судебному  вершителю
Меллении.
      -  Совершенно с тобой согласен, преподобный, -  слегка
наклонил  голову  Мистелий  Глат.  -  В  особенности   после
недавних событий, связанных с самозванцем, выдающим себя  за
Граиса  из  Сиптима. После его побега из  Халлатской  тюрьмы
можно  было  еще сказать, что преступнику просто  несказанно
повезло.  Но  теперь, когда его сообщники  напали  на  обоз,
перевозивший   арестанта,  следует  признать,   что   мы   в
значительной   степени   недооценили   опасность,    которую
представляют  собой разбойники, именующие  себя  "вольными".
Своим  бездействием  мы  дали им  возможность  сплотиться  и
почувствовать себя силой, способной противостоять кому бы то
ни было.
       -  Думаю,  что  вольные  переоценивают  свои  силы  и
возможности, - заметил Сирх.
      - Согласен с тобой, - кивнул Мистелий Глат. - Какие бы
цели  ни  провозглашали  их вожаки,  по  сути  своей  отряды
вольных  остаются  разбойничьими бандами.  Для  того,  чтобы
стать  армией, им не хватает организованности, дисциплины  и
единого   руководства.  Но  в  том  и  заключается   главная
опасность,   что  вольные  не  могут  открыто  противостоять
имперским   войскам  и,  в  то  же  самое  время,   чувствуя
собственную  силу, рвутся в бой. Следовательно, они  изберут
тактику  нанесения стремительных ударов по  жизненно  важным
центрам  Йера  с последующим быстрым отходом  на  защищенные
позиции.  Реальных  успехов такая тактика  им  не  принесет.
Единственным  результатом  ее  станет  кровь,  пролитая  как
солдатами империи, так и мирными гражданами Йера.  А  кровь,
как  известно,  порождает новую кровь...  -  Кахимец  тяжело
вздохнул.  -  Боюсь, что, если в Йере начнется  партизанская
война,  сюда  будут  направлены не  вольнонаемные  шалеи,  а
регулярные войска, способные за короткий срок потопить любое
народное восстание в крови.
     - Проклятие, - тихо произнес Сирх.
       Перспектива,  столь  живо  и  убедительно   описанная
Мистелием  Глатом,  кроме  всего  прочего,  грозила  еще   и
разрушить  личные  планы преподобного.  Если  в  Йер  войдут
регулярные  войска империи, то, естественно, и речи  никакой
не  может быть о мирном договоре между Кахимской империей  и
Йером. А это означает только одно - ни самому Сирху, ни  его
сыну, никогда не стать правителями Йера.
     Не подозревая о тщеславных планах преподобного, кахимец
решил,   что   потрясенный   вид   Сирха   объясняется   его
озабоченностью судьбой страны.
      - Мне тоже не хотелось бы увидеть, как имперская армия
"-."l марширует по земле Йера, - сказал он. - И, я думаю,  у
нас еще есть возможность предотвратить это.
      - Как?! - взгляд Сирха буквально пригвоздил кахимца  к
спинке кресла, заставив испуганно сжаться.
      - Одно из двух, - искоса глядя на взволнованного сверх
всякой  меры  Сирха,  ответил Мистелий Глат.  -  Либо  одним
стремительным ударом уничтожить основные силы  вольных,  что
лично  мне  представляется  почти неосуществимым,  поскольку
разбойники  по  большей части скрываются  в  труднодоступных
горных районах, либо каким-то образом договориться с ними...
Постарайся    при   встрече   объяснить   это    наместнику,
преподобный. От его действий в самое ближайшее  время  будет
зависеть дальнейшая судьба Йера.
      -  И наша тоже, - с двусмысленной многозначительностью
добавил Сирх.

                          Глава 13

      Неслышно,  как  ему самому казалось,  Грудвар  подошел
сзади к Граису, сидевшему на плоском валуне, вросшем в землю
у кромки воды.
      -  Мириады  сущностей  действуют  одномоментно,  -  не
оборачиваясь, произнес Граис, обращаясь к замершему  у  него
за  спиной  Грудвару.  Взгляд ксеноса плавно  и  неторопливо
скользил  по поверхности проносящегося у его ног  потока.  -
Сущностей бесконечно много, и каждая возвращается, приходя к
своему   корню.  Моя  сущность  -  в  том,  чтобы  наблюдать
возвращение.
     - А при чем здесь вода? - тихо спросил Грудвар.
      -  Вода  в своем совершенстве приносит пользу мириадам
сущностей, не соперничая с ними при этом. Поэтому она близка
Пути  к Поднебесному, - Граис обернулся, чтобы взглянуть  на
собеседника.  -  Ты  задал вопрос,  не  думая  о  том.  Тебя
беспокоит что-то иное.
      -  В лагерь прибыли предводители трех отрядов вольных,
расположенных  неподалеку, - Грудвар присел на  корточки  и,
сорвав  травинку, прикусил ее губами. - Касат просит и  тебя
присутствовать при их встрече.
     - Я не вижу в этом смысла, - покачал головой Граис. - Я
уже  высказал  Касату свое мнение по всем  интересующим  его
вопросам. Другим он и сам может повторить мои слова.
      Несмотря  на заверения предводителя отряда  вольных  о
желании продолжить знакомство, Касат не искал новых встреч с
Граисом.  Чему ксенос был только рад - не хотелось  снова  и
снова  повторять  одни  и  те  же  слова,  не  находящие  ни
малейшего отклика у собеседника.
      Обо  всем, что происходит среди вольных, Граис узнавал
от Грудвара, который почти постоянно находился рядом с ним.
      Вначале Граис даже решил, что это Касат велел бородачу
присматривать  за  ним, но вскоре он убедился,  что  интерес
Грудвара к общению был неподдельным.
      Для  своих  бесед  Граис и Грудвар  выбрали  небольшую
поросшую  травой площадку возле водного потока,  на  которой
лежали три плоских валуна. Граис обычно садился на тот,  что
!+(&% к реке и, глядя на переливающиеся радужными всполохами
струи прозрачной воды, начинал излагать Грудвару суть учения
о  великом  Пути  к Поднебесному. Его задачу в  значительной
степени  облегчало  то, что Грудвар, как  любой  йерит,  был
знаком  с  основными  догмами  учения.  Однако,  когда  дело
доходило   до   отдельных  положений,  служащих  логическими
обоснованиями  главных  постулатов учения,  Грудвар  начинал
задавать такие въедливые вопросы, каких в свое время ксеносу
не   приходилось  слышать  даже  от  своих  самых  способных
учеников. Ни одно понятие Грудвар не желал принимать  просто
на веру. Каждое слово, по его мнению, должно стоять точно на
своем месте и четко определять вкладываемый в него смысл.
      Причина  такой дотошности Грудвара, как  понял  вскоре
Граис,  крылась в том, что многие положения учения о Пути  к
Поднебесному имели весьма расплывчатую словесную форму,  что
допускало  различное  их  толкование.  Разрабатывая   основы
учения, руководитель первого проекта на Тессе-3 Месс-ди-Месс
умышленно   старался  сделать  каждое   из   его   положений
одновременно  и  конкретным,  и  абстрактным,  что,  по  его
мнению,  должно  было  способствовать наилучшему  восприятию
учения  самыми  широкими  массами  людей,  принадлежащих   к
различным  социальным слоям общества. В  свое  время  так  и
произошло   -   учение   о  Пути  к  Поднебесному,   подобно
стремительному урагану, обрушилось на Йер, захватило всю его
территорию и выплеснулось за ее пределы.
      В  те, теперь уже давние времена Месс-ди-Месс и  Граис
были довольны, наблюдая результаты своей работы. Воздвигнуть
мощную  буферную  зону  на  пути  следования  разрушительной
событийной  волны, используя для этого всего лишь  словесные
формулы,  -  такого  в  практике Центра  прежде  не  бывало.
Поздравляя ксеноса и его руководителя, кое-кто в шутку  даже
говорил,  что все, произошедшее на Тессе-3, сильно смахивает
на магию...
     И вот, спустя пятнадцать лет, то, что когда-то казалось
несомненной удачей, обернулось серьезной проблемой. Учение о
великом  Пути  к  Поднебесному, объединившее  в  свое  время
жителей Йера и даровавшее им возможность пусть нескорого, но
тем   не  менее  бескровного  выхода  из  противостояния   с
Кахимской   империей,  теперь  стало  источником  конфликта,
грозящего   перерасти  в  кровавую  бойню  в   самом   Йере.
Возможность   многогранного  толкования  постулатов   учения
привела  к тому, что каждый видел в них именно то,  что  ему
хотелось.  Сирх во время своих проповедей произносил  те  же
самые  слова, что и отступники на своих тайных собраниях.  И
тем  не  менее  в первом случае они призывали к  преклонению
перед властью империи, а во втором - к бунту.
      Беседуя с Грудваром, Граис приходил к мнению, что если
бы  в  свое  время он научил своих последователей не  просто
повторять  однажды услышанные слова, а правильно расставлять
акценты, обращая внимание на скрытый смысл и не позволяя ему
тонуть  под  напластованием красивых  и  звучных  фраз,  то,
возможно,  учение, созданное Месс-ди-Мессом, и  до  сих  пор
служило бы буфером на пути следования событийной волны, и не
было  бы  никакой  необходимости  в  повторной  операции  на
b%``(b.`(( Йера...
      -  Я  бы  на  твоем месте был более осмотрительным,  -
заметил Грудвар. - Если хозяева просят гостя присесть с ними
за стол, то отказывать, по меньшей мере, невежливо.
      -  У  меня  нет  иного хозяина, кроме Поднебесного,  -
ответил  Граис.  - И только он может указывать  мне,  что  я
должен делать.
      -  Ну ты мог бы поприсутствовать на встрече хотя бы из
чистого  любопытства, - почесав бороду,  сказал  Грудвар.  -
Неужели тебе неинтересно, о чем станут говорить вожди?
      -  Ты  же  сумеешь завтра разузнать это  для  меня,  -
улыбнулся Граис.
     Грудвар в ответ тоже хмыкнул.
     - Все же, что мне передать Касату? - спросил он.
      -  Скажи, что если кто-то хочет поговорить со мной, то
он  может прийти сюда, - Граис повел рукой в сторону  берега
реки. - Я никому не отказываю в добром слове или совете.
      Грудвар  потоптался  на  месте,  как-то  неопределенно
хмыкнул и, так ничего и не сказав, пошел в сторону дома, где
собрались предводители вольных.
      Прикрыв  глаза  ладонью, Граис посмотрел  на  багровое
солнце,   похожее   на  огромный  переспелый   плод   курат,
насаженный  на  острые  пики горного хребта.  Что  нравилось
Граису  на  этой  поляне, так это закаты.  Он  наблюдал  уже
четвертый,  и  ни  один из них не был похож  на  предыдущий.
Всякий   раз  цветовой  оттенок  предзакатного  солнца   был
несколько  иным. Должно быть, это зависело от  интенсивности
потоков теплого воздуха, поднимающихся к вечеру из долины...
      У Граиса было достаточно времени, чтобы вновь мысленно
проследить события, свидетелем и участником которых он  стал
за  время  второго пребывания в Йере. Вывод, к  которому  он
пришел  в  результате, оказался неожиданным  даже  для  него
самого:  все  происходившее  не могло  являться  результатом
естественного стечения обстоятельств.
       Ксенос,  обладающий  меньшим,  нежели  Граис,  опытом
работы,  анализируя ход операции, несомненно,  пришел  бы  к
заключению,  что  причинами  его  неудач  были  случайности,
которые невозможно ни предугадать, ни предотвратить.  Граису
же  его  опыт  подсказывал, что, если  случайностей  слишком
много,  то  в  проявлениях  их следует  искать  некую  общую
закономерность. В данной ситуации все события,  произошедшие
с  ним,  имели  общую  направленность, -  как  можно  дальше
отвести    ксеноса    в    сторону   от    выполнения    его
непосредственного  задания. Из этого сам собой  напрашивался
вывод,  что все "случайности" были тщательно спланированы  и
имели единый источник.
       Каждый   шаг  неизвестного  противника  был   выверен
настолько  тщательно, что даже сейчас,  уже  практически  не
сомневаясь  в  том, что кто-то, стоящий у  него  за  спиной,
управляет  его  действиями,  Граис  не  мог  с  уверенностью
определить те временные и пространственные точки, в  которых
на   него   было  оказано  воздействие.  Любое  из  событий,
произошедших  с  ним в Йере, можно было  отнести  к  разряду
случайностей,  однако суммирование их привело  к  тому,  что
*a%-.a  так и не встретился с наместником, а оказался вместо
этого в лагере вольных, в полной изоляции.
      Впрочем, он мог оказаться среди вольных и на несколько
дней  раньше,  если бы после побега из тюрьмы  согласился  с
уговорами  Грудвара. Первая попытка провалилась,  но  вторая
оказалась  удачной  - ксеноса привезли в  лагерь  вольных  в
железной  клетке.  Выходит, что  именно  этого  и  добивался
неизвестный противник Граиса? Но какова в таком  случае  его
конечная цель?.. И кто же он сам, в конце концов?..
       Предводитель  вольных  Касат,  который,   несомненно,
собирался  извлечь  собственную выгоду из  того,  что  Граис
находится в его отряде и не имеет возможности покинуть  его,
вряд   ли  стал  бы  проделывать  для  этого  столь  сложные
манипуляции. Скорее он попытался бы просто похитить  нужного
ему  человека. Да и не знал Касат о возвращении Граиса в Йер
до  тех  пор,  пока  в его отряде не появился  сбежавший  из
Халлатской тюрьмы Грудвар...
      Кстати,  оба  раза  в  побегах Граиса  самое  активное
участие принимал Грудвар. Но, если он и был как-то связан  с
неизвестным  противником  ксеноса,  то  являлся  всего  лишь
марионеткой   в   его  руках.  Слишком  уж  бесхитростен   и
прямолинеен  был  бородач...  Или  же  очень  хорошо   играл
отведенную ему роль?..
      Наиболее  странным казалось Граису  поведение  Миноса.
Сначала  он  сдал  его шалеям, а затем прискакал  к  Фирону,
чтобы через него предупредить вольных, которые имели желание
и  возможность освободить пленника. Поверить в то, что Минос
действовал  по  собственной  инициативе,  Граис  не  мог,  -
слишком труслив был для этого его бывший ученик. А приказать
Миносу мог лишь один человек - Сирх...
     Здесь снова концы не сходились с концами.
     Сирх обладал достаточным умом и властью для того, чтобы
провернуть подобную операцию. Он хорошо знал Граиса и вполне
мог предугадать его поступки. Однако у Сирха не было никаких
мотивов  действовать подобным образом. Он  уже  сказал  свое
слово, когда назвал Граиса самозванцем и тем самым, как  сам
считал, обрек его на смерть...
      Граис  хотел  поговорить с глазу на  глаз  с  Фироном,
который   также  играл  не  последнюю  роль  во  всем,   что
происходило с ксеносом в Йере, а, следовательно, мог  вольно
или  невольно  навести  его на след тайного  противника,  но
бывший  ученик старательно избегал встреч с учителем.  Когда
же  Граис спросил о нем у Грудвара, бородач ответил, что тем
же  днем,  когда  ксенос  прибыл  в  лагерь,  Фирон  ушел  в
Халлат...
     - Граис!..
      Голос  Касата прозвучал громко и властно, как  никогда
прежде.
     Граис медленно отвел взгляд от потока воды, струящегося
у  его ног и, повернув голову, посмотрел через плечо. В пяти
шагах  от него стояли четверо. Впереди - Касат. Все одеты  в
традиционную  одежду  йеритов  и  с  волосами,  как  всегда,
зачесанными назад и перехваченными на затылке шнурком. Троих
Граис  видел впервые. Должно быть, это те самые предводители
.b`o$." вольных, прибывшие на совет.
      -  Граис...  -  под взглядом ксеноса  Касат  несколько
стушевался.  Вид у него сделался не таким самоуверенным  как
вначале. Да и голос его зазвучал спокойнее и мягче. - Граис,
позволь представить тебе моих друзей.
      -  Прошу вас, присаживайтесь, - Граис рукой указал  на
большие камни, во множестве разбросанные по берегу реки.
      Самый  молодой  из  пришедшей с Касатом  троицы  криво
усмехнулся, вышел вперед и присел на камень напротив Граиса.
Остальные продолжали стоять неподвижно.
      -  Меня  зовут  Аствир, - сказал молодой  йерит.  -  Я
предводитель   отряда  вольных.  Наш  лагерь  расположен   у
Эртипского перевала.
      -  Рад  знакомству  с  тобой,  Аствир,  -  уважительно
наклонил голову Граис.
      Называя  свое имя, Аствир не сказал, откуда он  родом.
Это  означало, что он не принадлежит ни к одному из  древних
родов.  Подтверждением тому служил и платок, наброшенный  на
его  плечи,  -  абсолютно белый, без каких-либо  орнаментов.
Поверх  традиционной йеритской рубашки на Аствире был  надет
кожаный  жилет с нашитыми на него металлическими пластинами,
как  это  принято  у имперских солдат. Левую  щеку  молодого
йерита,  от  уха до угла у рта, рассекал тонкий шрам.  Граис
отметил,  что лекарь, зашивавший разрубленную щеку,  проявил
немало искусства, чтобы сделать шрам почти незаметным. И все
же,  стягивая  кожу, шрам искажал улыбку Аствира,  делая  ее
похожей на язвительную усмешку.
      Аствиру  было не больше тридцати лет, но при  этом  он
явно  не  испытывал ни малейших признаков неуверенности  или
робости, находясь в компании более старших товарищей. Скорее
даже  наоборот, трое других предводителей вольных, пусть  не
открыто  и  с  некоторой  неохотой,  но  все  же  признавали
лидерство  Аствира.  По  крайней мере  ни  один  из  них  не
высказал возражений по поводу того, что Аствир взялся  вести
переговоры  с  Граисом от их имени. И  держался  Аствир  при
этом, как хозяин, принимающий в своем доме гостей.
      -  Ну  с Касатом ты уже знаком, - кривая улыбка  вновь
пересекла лицо Аствира. - А рядом с ним Малтук из  Кузала  и
Туркан из Дастамаха.
      Малтук  был  мужчиной  среднего  возраста,  с  мелкими
чертами  лица,  маленьким острым носом и  жиденькой  светлой
бороденкой.  Волосы у него также не отличались  густотой,  и
тем не менее, подобно Касату, он по-боевому зачесывал их  на
затылок. Руки Малтука находились в постоянном движении, - он
то  прятал  их за с