по центру города,  наслаждаясь
тишиной и спокойствием, какие невозможно ощутить в современных  городах,
перегруженных  транспортом  и  до  предела  заполненных  людьми,   вечно
торопящимися куда-то и в спешке, на ходу обсуждающими через ком-браслеты
какие-то чрезвычайно важные дела. Там же,  где  я  находился,  сам  ритм
жизни, казалось,  был  совершенно  иной,  замедленный,  по  сравнению  с
привычным для нас. Незнакомые люди, встречаясь на улице, улыбались  друг
другу и вежливо  раскланивались.  А  если  кто-то  обращался  к  тебе  с
каким-то незначительным вопросом, то это непременно предварялось длинной
вступительной речью, в которой извинения за то, что  тебя  отвлекают  от
созерцания разгуливающих по брусчатке раскормленных голубей, смахивающих
на миниатюрных индюков, искусно переплетались с заверениями в  искренней
признательности за помощь, которую ты даже еще и не успел оказать.
   Подозвав кабриолет, я попросил отвезти меня к набережной.
   Прогуливаясь берегом моря, я не без интереса наблюдал за купающимися.
Их  купальные  костюмы  порою  вызывали   усмешку.   Но   зато   детская
непринужденность, с которой они плескались в воде или  играли  с  мячом,
могла вызвать у меня разве что зависть. В этих людях, казалось, не  было
ни капли расчетливого рационализма, в той  или  иной  степени  присущего
всем без исключения нашим современникам.
   Купающихся  было  не  так  много  -  почти  все  сидели  под  зонтами
неподалеку от кромки моря, наблюдая за медленно набегающими на  песчаный
берег прозрачными голубыми  волнами,  отороченными  узкой  каймой  белой
пены, и ведя  какие-то  неспешные  и,  судя  по  всему,  ни  к  чему  не
обязывающие беседы. Я подумал, что, возможно, увижу среди  них  Славика.
Но, дойдя до аллеи, ведущей к отелю, в котором мы остановились, я так  и
не заметил на берегу его красно-белого  полосатого  купального  костюма.
Меня это ничуть не взволновало. Возможно, он заплыл так далеко  в  море,
что с берега его было невозможно отличить от  других  любителей  дальних
заплывов. А может быть, вволю наплескавшись, Славик решил  переместиться
с пляжа в одно из маленьких, симпатичных кафе, во множестве разбросанных
поблизости.
   Начало смеркаться, и я вернулся в отель, чтобы сменить одежду.
   Достоинством костюма, который я выбрал для  ночной  прогулки,  помимо
его темного цвета, являлись еще и вшитые под подкладку эластичные  тяжи.
Совершенно незаметные для постороннего взгляда, они могли в одну секунду
превратить элегантный костюм в облегающее тело трико, стоило мне  только
потянуть спрятанную в углу кармана петлю. И точно таким же образом я мог
быстро превратить спортивное трико в вечерний костюм, на котором не было
ни единой лишней складочки.
   Так и не дождавшись Славика, я спустился в ресторан отеля  и  заказал
себе ужин, позаботившись о том, чтобы он был не слишком  обременительным
для желудка.
   Уже на выходе из отеля я в дверях столкнулся со Славиком. На нем были
широкие  светло-серые  брюки  и  легкая  кремовая  рубашка  с  короткими
рукавами. Под мышкой мой напарник держал теннисную  ракетку  с  плетеной
ручкой. На губах у него блуждала  немного  растерянная  улыбка,  которая
могла возникнуть только на лице абсолютно счастливого человека.
   Я взял Славика за локоть и отвел его чуть в сторону от дверей.
   - Как провел время?
   - Великолепно! - Славик восторженно закатил  глаза.  -  Не  припомню,
когда я в последний раз так роскошно отдыхал.
   - Никаких проблем?
   - Нет.
   Однако прозвучало это "нет" как-то не очень уверенно.
   Я посмотрел Славику в глаза. То, что он  даже  не  попытался  отвести
взгляд в сторону, было хорошим знаком.
   - Что? - спросил я.
   -  Да  парень  какой-то  на  пляже  пристал,  -  сказав  это,  Славик
пренебрежительно дернул плечом, как будто хотел показать,  что  дело  не
стоит того, чтобы уделять ему особое внимание.
   Но все же у него, видимо, имелись какие-то сомнения.
   - В каком смысле "пристал"? - взгляд мой,  устремленный  на  Славика,
сделался по-отечески строгим.
   - Майка ему моя понравилась! - движение  разведенных  в  стороны  рук
можно было расценить и как сожаление по поводу того, что все так  вышло,
и как извинение за некую допущенную промашку, и как возмущение по поводу
фривольного поведения незнакомца. - Сначала спросил, откуда, мол, такая?
Я ответил, что колониальный товар, ручная работа. Так он пристал: продай
да продай... Еле отделался...
   Я насторожился.
   - Что за майка?
   - Да самая обыкновенная. Белая хлопчатобумажная тенниска с  короткими
рукавами и шнуровкой.
   - Какие-нибудь надписи?
   - Нет, - уверенно отверг мое предположение Славик.
   - А рисунки?
   - Только на кармане. Какой-то мелкий и совершенно невразумительный...
Да, по сути, и не рисунок вовсе, а просто разноцветные пятна.
   - Где сейчас майка?
   - Наверху, в номере, - Славик большим пальцем указал на потолок. -  Я
после обеда зашел. чтобы переодеться.
   - Ладно, - я ободряюще хлопнул Славика по плечу и посмотрел на  часы.
Времени на разговоры у меня уже не оставалось.  -  Завтра  посмотрим  на
твою майку.

Глава 7

   Славик отправился в свой номер, чтобы переодеться к ужину, я же вышел
на улицу и взмахом руки подозвал к себе стоявший неподалеку кабриолет.
   Еще  раз  сверившись  с  часами,  я  попросил  кучера  высадить  меня
поблизости от ресторана "Александрия".
   Кто неизменно привлекает к себе внимание  прохожих?  Верно,  человек,
который стоит на месте, то и дело оглядываясь по сторонам и явно чего-то
ожидая. При случае прохожий непременно припомнит этого  человека.  В  то
время как тот же самый человек, не спеша, но и не  рассеянно  идущий  по
улице, вряд  ли  привлечет  к  себе  чье-то  внимание.  Именно  поэтому,
находясь на задании, я  всегда  предпочитал  выстроить  свой  маршрут  к
намеченной цели таким образом, чтобы не приходилось нигде задерживаться.
   Я вышел к перекрестку точно в тот момент, когда черный лимузин  графа
Витольди, пыхтя и фыркая, выехал из-за угла, свернул направо  и  укатил,
оставив за собой облачко сизого выхлопа, ненадолго повисшее в прозрачном
вечернем воздухе.
   Глядя ему вслед, я с грустью подумал  о  том,  что  начинается  эпоха
тотального загрязнения окружающей среды, которую, к сожалению, очень  не
скоро сменит эпоха борьбы за ее защиту. Увы, в те далекие от нас времена
никто еще не имел представления  об  экологически  чистом  топливе.  Да,
наверное, никто и не думал о  том,  насколько  оно  необходимо.  Тут  уж
ничего не попишешь - человек испокон веков живет если и не  одним  днем,
то,   в   лучшем   случае,   временном    отрезком,    не    превышающим
продолжительность  его  жизни.  Но,  вопреки  мнению   многих   маститых
исследователей, я все же полагаю, что, на  фоне  других  живых  существ,
населяющих нашу Землю, которые  вообще  не  осознают  неизбежности  хода
времени, наше к нему отношение - это все же несомненный прогресс.
   Итак, убедившись в том, что хозяин интересующей  меня  виллы  покинул
дом, я мог начать действовать. Я не спеша спустился к берегу  моря,  что
заняло у меня около двадцати минут. Правое крыло виллы графа Витольди, в
котором располагалась картинная галерея, тонуло во мраке. Огни  в  окнах
горели только в левом крыле, где находились  комнаты  прислуги.  Включив
сканер, я прошелся вдоль забора, чтобы снять общий профиль  и  выяснить,
сколько человек находится в доме.
   Дойдя до середины  забора,  я  услышал  приглушенное  рычание.  Из-за
забора на меня  смотрела  злобно  оскаленная  черная  собачья  морда.  Я
приветливо улыбнулся песику и  помахал  ему  рукой.  Снедаемый  желанием
вцепиться мне в горло, доберман с лаем кинулся грудью на решетку, словно
всерьез рассчитывал проломить ее. Я  неодобрительно  покачал  головой  и
продолжил путь. Звери, охранявшие собственность графа Витольди,  внушали
уважение, но у меня имелось надежное средство для защиты от них.
   Дойдя до конца ограды, я прошел еще метров сорок вперед и  присел  на
прибрежный камень. Осторожно посмотрев по сторонам и убедившись, что  за
мной никто не наблюдает, я достал из портфеля рабочий планшет.
   Результаты сканирования оказались именно такими, какие я и ожидал.  В
доме  находились  трое  человек.  Двое  сидели  за  столом  в  подсобном
помещении для прислуги. Чем именно они там занимались, на полученном  со
сканера изображении рассмотреть было невозможно, но я почему-то подумал,
что они играют в карты. Третий человек  находился  в  обеденном  зале  -
должно быть, наводил там порядок. По саду  бегали  шесть  злобных  псов.
Путь к галерее был свободен.
   Убрав планшет в портфель, я посмотрел на часы.  Начало  двенадцатого.
Стемнело уже настолько, что в двух шагах ничего  не  было  видно.  Зато,
если запрокинуть голову, можно было полюбоваться бриллиантовой  россыпью
звезд и тонюсеньким серпом луны. Со стороны моря доносился едва  слышный
шорох набегающих на песчаный берег волн. Легкий ветерок нес с собой чуть
кисловатый запах соленых морских брызг и выброшенных на берег подгнивших
водорослей. Где-то вдалеке  кто-то  громко  кричал  по-немецки,  пытаясь
отыскать потерявшегося в ночи приятеля по имени Курт.  Тишина  и  покой.
Самое время, чтобы заняться делом злоумышленнику. Слуги, довольные  тем,
что хозяин покинул дом, отдыхают от повседневных забот. Чуть  позже  они
начнут  прислушиваться  и  реагировать  на  каждый   посторонний   звук,
доносящийся из сада. Но до тех пор охрана виллы была полностью  доверена
доберманам.
   Я достал из портфеля  очки  в  тонкой  металлической  оправе  с  чуть
затемненными  стеклами.  С  виду  самые   обыкновенные   очки,   которые
приходится носить человеку с ослабленным зрением. Но в  их  левую  дужку
был встроен усилитель световых  сигналов,  а  в  правую  -  инфракрасный
сканер. С такой экипировкой я мог видеть в темноте лучше кошки.
   Я обошел виллу со стороны моря. Выбрав место, откуда было ближе всего
до галереи, я присел возле ограды  на  корточки  и  достал  из  портфеля
миниатюрный, размером с авторучку,  плазменный  резак.  Для  того  чтобы
проникнуть в сад, мне нужно было вырезать всего один металлический  прут
из ограды. Но едва я принялся за работу,  как  из  кустов,  захлебываясь
безумным  лаем,   вылетела   сразу   пара   доберманов,   намеревавшихся
добросовестно исполнить свой служебный  долг.  Право  же,  напрасно  они
проявляли такое рвение.  Я  сунул  руку  в  карман  и  нажал  на  кнопку
небольшого цилиндрического приборчика,  который  мы  в  отделе  называем
"жужжалкой". Доберманов как языком слизнуло. Были - и  нет  их.  Умотали
куда-то, поджав хвосты.
   Жужжалка воспроизводит определенный  набор  звуков  в  ультразвуковом
диапазоне. Ухо человека уловить их не в состоянии, а вот животные слышат
великолепно. На собак жужжалки наводят такой страх, что они сломя голову
бегут куда подальше от источника звуков.
   На то, чтобы в двух местам перерезать прут ограды, у меня ушло  минут
пять. Аккуратно положив вырезанный кусок на траву, - на обратном пути  я
собирался установить его на прежнем месте с помощью молекулярного  клея,
- я потянул за петлю в левом кармане пиджака, и мой великолепный  костюм
превратился в черное трико, идеально подходящее  для  лазанья  по  чужим
домам. Подошвы ботинок я обработал составом из  небольшого  распылителя.
Теперь в них можно было ступать почти беззвучно. К тому же к подошвам не
липла никакая грязь, а значит, на паркетном полу галереи  я  не  оставлю
следов.
   Отобрав инструменты, которые могли мне понадобиться, я рассовал их по
карманам.  После  этого  вытянул  из  днища  портфеля  широкую  ленту  с
"липучкой" и с ее помощью надежно закрепил портфель на спине.
   Внимательно прислушавшись и не уловив никаких посторонних  звуков,  я
бочком пролез в сад через проделанную в ограде дыру.
   В окнах картинной галереи по-прежнему не было  огней.  Добравшись  до
наружной двери, я вставил в  замок  универсальную  отмычку  и  нажал  на
кнопку активации. Подбор варианта ключа занял секунд десять - замок  был
не самым простым. Смазав дверные петли специальным  составом,  дабы  они
невзначай не скрипнули, я осторожно приоткрыл дверь  и  проскользнул  за
нее.
   Прикрыв дверь за собой, я осмотрел  помещение,  в  котором  оказался.
Кроме столика, на котором стоял телефон, в прихожей ничего и  никого  не
было.
   Дверь, ведущая в галерею, не запиралась. Вновь использовав смазку,  я
взялся за дверную ручку и осторожно потянул ее на себя.
   Галерея представляла собой длинный зал шириною около пяти метров.  По
одной из стен через равные интервалы следовали окна,  закрытые  тяжелыми
узорчатыми портьерами. На противоположной стене располагались  экспонаты
коллекции графа. За стеной находился точно такой же зал. Чтобы попасть в
него, нужно было пройти  до  конца  первого  зала  галереи  и  повернуть
направо. Но мне туда идти было незачем. Место, на которое я  должен  был
повесить  злополучную  картину,  находилось  примерно  посередине  между
входом в галерею и поворотом, ведущим во второй зал.
   По имевшейся в отделе трехмерной виртуальной проекции  я  так  хорошо
изучил расположение картин на стене, что мог бы  найти  нужное  место  с
завязанными глазами. Ну а с моими чудо-очками это и вовсе не  составляло
труда. Ступая беззвучно, я уверенно прошел  к  месту,  где  должно  было
висеть "Утро". Крючок, предназначенный  для  картины,  само  собой,  был
пуст. Я снял со спины портфель, открыл его и поставил на пол. Осторожно,
двумя руками извлек из портфеля картину, освободил ее от обертки  и  уже
приготовился повесить на то же самое место, откуда снял  ее  неизвестный
похититель, когда внезапно в зале вспыхнул весь верхний свет.
   Усилитель световых сигналов, встроенный в  дужку  очков,  имел  режим
автоматической настройки, но все же я на секунду ослеп. Да так  и  замер
на месте с картиной в руках.
   Когда же я вновь обрел способность видеть то, что происходит  вокруг,
меня уже держали за руки двое жандармов.  Еще  двое  стояли  в  стороне,
держа наготове наручники и револьверы. Тут же находился и граф Витольди,
который должен был сейчас наслаждаться чудной музыкой Верди. А  рядом  с
ним стоял человек в темно-коричневом штатском костюме-тройке.  В  руках,
заведенных за спину, он держал  толстую  трость  с  загнутой  рукояткой.
Глядя на меня, он  улыбался,  насмешливо  и  одновременно  как  будто  с
сочувствием, пряча улыбку в пышных усах, которые, вне  всяких  сомнений,
были искусственными. И я знал этого человека. Это был Павел  Марин,  тот
самый контрабандист, в брошенных вещах которого была обнаружена картина,
которую я держал в руках. И это оказалось ударом куда более сильным, чем
тот факт, что  я  каким-то  совершенно  непостижимым  для  меня  образом
очутился в руках стражей закона. Явление Марина потрясло меня настолько,
что на какое-то время я лишился дара речи.
   - Что ж, комиссар Мегрэ, - с улыбкой  посмотрел  на  Марина  граф.  -
Признаться, я сомневался до самого конца. Но  вы  оказались  на  высоте.
Позвольте выразить вам мою самую искреннюю признательность.
   Улыбка на лице Марина сделалась  смущенной,  но  при  этом  настолько
неестественной, что  только  полный  остолоп  мог  не  заметить  фальши.
Видимо, таковым и являлся граф Витольди, - он  горячо  пожал  протянутую
ему Мариным руку.
   - Комиссар Мегрэ? - недоумевающе повторил я  следом  за  графом  имя,
которым он назвал контрабандиста.
   - Да, друг мой, - Марин подошел ко мне и забрал из моих рук  картину.
- Сегодня тебе не повезло. Но, если тебя это утешит, имей  в  виду,  что
еще ни один преступник не уходил от комиссара Мегрэ!
   Бог ты мой! Это было сказано с таким пафосом, словно Марин и в  самом
деле рассчитывал убедить меня в том, что он решил сменить специальность,
- бросить профессию контрабандиста и  с  рвением  приняться  за  очистку
общества от преступных элементов. Наверное, это было бы смешно, если  бы
я только мог понять, что за игру затеял Марин.
   Как только картина из  моих  рук  перешла  в  руки  Марина,  на  моих
запястьях  защелкнулись  холодные  браслеты   стальных   наручников.   И
одновременно с этим ко мне вернулась способность четко и ясно  оценивать
ситуацию, которая, следует признать, была хуже некуда.
   Использовать  психотехнику  для  блокирования  сознания  одновременно
шести человек, находившихся рядом со мной, я не мог. Следовательно,  мне
не оставалось ничего иного, как только позволить им препроводить меня  в
участок. Находившиеся при мне инструменты были закамуфлированы под самую
обычную мелочь, которую можно найти в кармане у каждого. Костюм я  верну
в  обычное  состояние,  как  только  представится   такая   возможность.
Документы у меня были отличные.  Так  что  оставалось  только  сидеть  и
ждать, когда в Отделе  меня  хватятся  и  пришлют  помощь.  За  то,  что
случилось, по головке меня, конечно, не погладят. Ну, так что делать - у
каждого в жизни бывают не самые удачные дни. Оставалось только смириться
и склонить голову, признав поражение.
   Я так и сделал. И в тот момент, когда я наклонил голову,  взгляд  мой
упал на стоявший у стены портфель. Вскрыть запертый  портфель,  не  имея
отпечатка моего большого пальца левой руки, было практически невозможно.
Пытаться разрезать материал,  из  которого  он  сделан,  все  равно  что
ковырять гвоздем бетонную стену.  Но,  достав  из  портфеля  картину,  я
оставил его открытым. И, если кому-нибудь придет в  голову  заглянуть  в
него, то найдет он там очень много любопытных вещиц, которым  совсем  не
место в двадцатом веке.
   Внутри у меня все оборвалось. За такой ляп меня в два  счета  вышибут
из Департамента. И никто даже слушать не станет мои объяснения по поводу
того,  что  ситуация,  в  которой   я   оказался,   была   не   то   что
непредсказуемой, а попросту невозможной. Хотя бы уже потому,  что  число
людей, находившихся рядом со мной, вдвое превышало  незадолго  до  этого
показанное сканером.
   Марин тем временем взял картину обеими руками за края рамы и  немного
подался назад, словно хотел взглянуть на нее в перспективе.  На  лице  у
него появилось умильно-восторженное выражение, сравнимое с тем,  которое
можно увидеть на кошачьей  морде,  когда  кошка  заметила,  что  хозяйка
забыла на столе открытую банку сметаны. Выдержав паузу, он обратил  свой
маслянистый взор на графа Витольд и.
   - Граф! - торжественно провозгласил Марин. - Позвольте вернуть вам  в
целости и сохранности жемчужину вашей великолепнейшей коллекции!
   Разум мой решительно отказывался понимать  что-либо  в  происходящем.
Контрабандист, выдающий себя за полицейского, - и не за  кого-нибудь,  а
за  самого  комиссара  Мегрэ!  -  возвращал  хозяину  картину,   которую
незадолго до этого сам же пытался  умыкнуть.  Но  в  неизмеримо  большей
степени меня поражало то, что Марин рассыпался  в  восторгах  по  поводу
более чем заурядной картинки, находившейся у него в  руках.  Возможность
того, что он искренне заблуждался на сей счет, я сразу же отбросил, - на
моей памяти не было ни единого случая, чтобы Марин ошибся в оценке  того
или иного произведения искусства. А если так, то, следовательно, он  вел
какую-то свою игру. Мне было обидно, что Марину удалось  провести  меня,
но еще обидней, что я не мог даже в общих чертах понять смысл его затеи.
   В ответ на восторженную сентенцию Марина  на  губах  графа  появилась
вполне искренняя смущенная улыбка.
   - Должен вам признаться, комиссар, до сегодняшнего дня я не  придавал
этой картине большого значения. Она досталась мне по  случаю,  почти  за
бесценок. Но теперь...
   Не закончив фразу, граф развел руками, давая  понять,  что  отношение
его к картине, которую пытались украсть из коллекции, включавшей  работы
общепризнанных мастеров, в корне переменилось.
   - Прошу вас, граф! - Марин протянул владельцу "спасенную" картину.
   -  Нет-нет,  комисса