у меня,  прячась  в  молодой
листве, щебетал дрозд. Где-то вдалеке громко кричали дети, не поделившие
что-то между собой.
   По улице мимо меня  прошла  старушка  в  аккуратном  темно-коричневом
платье и белом чепце. Увидев незнакомца,  она  приветливо  улыбнулась  и
наклонила голову. Я привстал с табурета и поклонился в ответ.
   Все вокруг был тихо и мирно, словно в  кино,  перед  тем  как  должен
произойти взрыв.
   Не могу сказать точно, сколько я просидел на табурете под окнами дома
Шекспира, - я не следил за временем. Мне  казалось,  что  я  пребываю  в
некой иной реальности, где  не  существует  понятия  времени,  где  миг,
который я зафиксировал взглядом, будет тянуться вечность.
   Я понял, что это не так, только когда дверь в доме, напротив которого
я сидел, отворилась и  по  невысокой  каменной  лестнице  быстро  сбежал
хорошо знакомый мне человек.
   - Почему вы не заходите?  -  приветливо  махнув  мне  рукой,  крикнул
Шекспир. - Я случайно увидел вас в окно!
   Я поднялся с табурета и натужно улыбнулся.
   Шекспир подошел ко мне.
   - Давненько вас не было видно, - Уильям улыбался, и  мне  показалось,
он был искренне рад меня видеть. - Надеюсь, с вами все в порядке?
   - Да, - с трудом выдавил из себя я.
   Шекспиру было пятьдесят три года. По меркам его времени, это был  уже
весьма солидный  возраст.  Но  Уильям  вовсе  не  выглядел  больным  или
измученным жизнью. Смерть, которая должна была забрать  его  спустя  три
дня, казалась величайшей несправедливостью.
   - Не хотите пройти в дом?  -  предложил,  указав  рукой  на  все  еще
открытую дверь, Шекспир.
   - Нет, - отрицательно качнул головой я. -  Я  только  хотел  передать
вам...
   Быстро сунув руку за полу  кафтана,  я  достал  небольшой  конверт  и
протянул его Уильяму.
   - Что-то на этот раз очень маленький, - весело улыбнулся Шекспир.
   - Вы должны обещать мне, что распечатаете его  только  23  апреля,  -
сказал я. - Не раньше. Шекспир удивленно вскинул брови.
   - Разве я не должен поступить с ним так же, как со всеми  предыдущими
вашими посланиями?
   Вопрос поставил меня в тупик.
   - Вы сами поймете, что делать с тем,  что  находится  в  конверте,  -
ответил я после томительной паузы. - Или кто-то  другой.  Но  вы  должны
обещать...
   - Да-да, - перебил меня Шекспир, - Я обещаю, что не  стану  вскрывать
конверт до 23-го.
   Небрежно сложив конверт пополам, он сунул его в карман.
   - Вы уверены, что не хотите зайти? - еще раз спросил он у меня.
   - Нет, - вновь отказался я. - К сожалению, мне уже пора.
   Я наклонил голову, собираясь попрощаться.
   - Подождите минуту, - остановил меня Шекспир.  -  У  меня  тоже  есть
кое-что для вас.
   Он сходил в дом и вернулся с пакетом,  похожим  на  те,  в  каких  мы
обычно обменивались рукописями.
   - Что это? - удивился я.
   - Мы ведь договаривались, что я стану отдавать вам свои  рукописи,  -
сказал Шекспир, вручая мне пакет.
   Я непонимающе смотрел на него. Рукопись последней пьесы "Два  знатных
родича" Уильям вручил мне во время нашей  прошлой  встречи.  То,  что  я
держал в руках, не могло быть пьесой.
   - Это - пьеса? - с недоумением спросил я.
   Шекспир похлопал меня по плечу и, ничего не сказав, пошел в дом.

Глава 26

   - И что же находилось в пакете, который вручил вам Шекспир? - спросил
инспектор Шелуденко, когда понял, что сидевший в  кресле  напротив  него
посетитель закончил свой рассказ.
   - Рукопись "Карденио", которую я передал вам, -  ответил  Хвостов.  -
Пьесы, которую я не переписывал для Уильяма. Я  попросту  не  мог  этого
сделать, - словно извиняясь за  допущенную  оплошность,  Хвостов  развел
руками. - Потому что, как вы сами уже сказали, не  существует  ни  одной
сохранившейся  копии  "Карденио".  И  это  черновик,  выполненный  рукой
Шекспира, с правкой и различными вариантами отдельных фрагментов.
   - Почему вы не передали рукопись "Карденио" Марину?
   - Я решил, что имею право оставить  ее  себе,  поскольку  дальнейшего
финансирования нашей работы в прошлом  не  требовалось.  Кроме  того,  я
больше не виделся с Мариным. Последний  раз  мое  пребывание  в  прошлом
контролировал один из его  помощников,  который  и  забрал  темпоральный
модулятор и костюм. На сверток, находившийся у меня  в  руках,  когда  я
вернулся, он не  обратил  внимания.  Видимо,  у  него  не  было  никаких
инструкций от Марина на этот счет.
   Инспектор провел ладонью по  подбородку  и  бросил  взгляд  на  часы.
Изложение всей истории заняло у Хвостова четыре с половиной часа.
   - Кофе будете? - спросил Шелуденко у гостя.
   - Не откажусь, - ответил тот.
   Развернувшись, инспектор открыл створку шкафа  у  себя  за  спиной  и
включил спрятанную в нем кофеварку. Грубо нарушая запрет на  пользование
бытовыми электроприборами в служебных помещениях,  Шелуденко  сам  варил
кофе,  дабы  не  потреблять  отвратительную  бурду,  которую   предлагал
находившийся в холле автомат.
   - Сахар? Сливки? - спросил он, не оборачиваясь.
   - Черный и без сахара, - ответил Хвостов.
   Инспектор поставил перед посетителем  большую  чашку  свежесваренного
кофе. Точно такую же чашку приготовил он и себе.
   Инспектор и человек, считающий себя  нарушителем  закона,  пили  кофе
молча, время от времени бросая друг на друга изучающие  взгляды.  За  то
время, пока Хвостов излагал свою историю,  Шелуденко  успел  просмотреть
некоторые компьютерные файлы, имеющие отношение  к  жизни  и  творчеству
Уильяма  Шекспира,  и  теперь  был  готов  к  обстоятельной   беседе   с
Вальдемаром Хвостовым.
   - Почему  вы  решили  принести  рукопись  в  Департамент?  -  спросил
Шелуденко, убрав со стола опустевшие чашки.
   - Разве непонятно? - удивленно поднял  брови  Хвостов.  -  Это  пьеса
Шекспира,  которая  до  сих  пор  считалась  утерянной.  Она  не   может
принадлежать только одному человеку.
   - И ради этого вы готовы понести  наказание,  которое  полагается  за
нелицензированные  временные  переходы?  -  недоверчиво   посмотрел   на
посетителя Шелуденко. - Сколько, кстати, вы их совершили?
   - Не знаю, - пожал плечами Хвостов. - Не считал.
   - И вы не вели никаких записей или дневника?
   - Нет, - отрицательно покачал головой Хвостов.
   - Вы надеетесь, что, передав нам единственную, как вы сами полагаете,
уцелевшую рукопись "Карденио", снимете с себя часть ответственности?
   - Не знаю, - снова покачал головой Хвостов. -  Честно  говоря,  я  об
этом не думал.
   - Вы готовы дать показания, подтверждающие  участие  Павла  Марина  в
том,   чем   вы   занимались   на   протяжении   двадцати   шести   лет:
нелицензированные временные переходы, доставка в  прошлое  предметов  из
настоящего времени и обратный вывоз из прошлого  не  подлежащих  импорту
вещей?
   - Нет! - протестующе взмахнул рукой Хвостов. - Нет! - снова  повторил
он. - Марин не имеет к этому никакого отношения. Он  просто...  оказывал
мне некоторые услуги, которые я мог бы получить и в  другом  месте...  К
тому же Марин - это вымышленное имя. Я придумал его,  чтобы  было  проще
рассказывать о человеке, помогавшем мне.
   Хвостов умолк, приметив саркастическую ухмылку инспектора.
   - Вы глубоко заблуждаетесь, господин Хвостов, если полагаете, что имя
Марина незнакомо служащим Департамента контроля за временем. Это,  можно
сказать, легендарная личность. На его счету не одна незаконная  операция
во времени, провернутая  с  такой  виртуозностью,  что,  не  будь  Марин
правонарушителем, я первым назвал бы его гением.
   - Я представления не имею, о ком вы  говорите,  -  решительно  заявил
Хвостов и демонстративно отвернулся в сторону.
   - Та-а-ак, - инспектор щелкнул пальцами по крышке стола  и  откинулся
на спинку кресла.
   Хвостов нервно дернул подбородком.
   - Какое наказание мне грозит? - спросил он.
   Шелуденко вновь ударил пальцами по столу.
   - Полагаю, что все  будет  зависеть  от  того,  в  качестве  кого  вы
предстанете перед судом: преступника или жертвы.
   - Я не понимаю вас, - озадаченно приподнял левую бровь Хвостов.
   - Попытаюсь объяснить.
   Шелуденко передвинул в центр стола вертикальный монитор и  переключил
его на двухсторонний обзор. Теперь изображение на полупрозрачном  экране
одновременно с ним мог видеть и сидевший напротив Хвостов.
   - Я думаю, вам знаком этот почерк? -  спросил  инспектор,  выведя  на
экран изображение листа бумаги, исписанного от руки.
   Положив руки на колени, Хвостов  подался  вперед.  Нос  его  едва  не
коснулся экрана.
   - Да, - медленно произнес  он,  не  отрывая  взгляда  от  строчек  на
экране. - Это почерк Уильяма.
   - Совершенно верно, - кивнул Шелуденко. -  Это  начало  второй  сцены
первого акта пьесы "Сон  в  летнюю  ночь".  Я  показал  вам  именно  эту
страницу, потому что на ней особенно хорошо  заметна  плотная  авторская
правка, сделанная той же рукой, что и  черновой  текст.  Чтобы  развеять
сомнения, которые могут возникнуть, сразу  же  сообщу  вам,  что  данная
рукопись,  точно  так  же,  как  все  остальные,  хранящиеся  в   архиве
Департамента,  была  подвергнута  тщательнейшей  экспертизе,  и  нет  ни
малейшего повода сомневаться в их подлинности.
   - Откуда у вас эта рукопись?
   Непонимание, растерянность,  испуг  -  все  это  одновременно  увидел
Шелуденко во взгляде Хвостова.
   - Данная рукопись,  вместе  с  остальным  архивом  Уильяма  Шекспира,
включающим в себя черновые рукописи тридцати девяти пьес,  трех  поэм  и
сонетов, попала  к  нам  при  довольно  загадочных  обстоятельствах.  Но
сейчас, услышав историю, которую вы рассказали,  я  полагаю,  мы  сможем
разобраться с тем, что же произошло на самом деле, - инспектор  отключил
монитор и посмотрел  на  Хвостова  сквозь  легкое  марево  вертикального
экрана. - Вы уверены, что не хотите ничего добавить к своей истории?
   - Я рассказал все, что касается фактической стороны дела,  -  Хвостов
непонимающе развел руками. - Если вас интересуют какие-то мои наблюдения
или впечатления...
   - Из вашего  рассказа  я  понял,  что  вы  передавали  свои  рукописи
Шекспиру в запечатанном виде.
   - Совершенно верно.
   - И при вас он их не вскрывал?
   - Нет.
   - Свои пьесы он также отдавал вам в пакетах?
   - Да.
   - И вы никогда в них не заглядывали?
   - Я открыл только  последний  пакет,  в  котором  обнаружил  рукопись
"Карденио".
   - Понятно.
   Инспектор вновь постучал пальцами по столу.
   - В чем, собственно, дело, инспектор?  -  Хвостов  всплеснул  руками.
Жест этот  выражал  недоумение,  но  одновременно  и  раздражение.  -  Я
признался во всех правонарушениях, которые совершил. Если вы собираетесь
предъявить мне еще какие-то обвинения...
   Не закончив фразу, Хвостов сделал  жест  рукой,  который  можно  было
истолковать следующим образом: давайте, инспектор, шейте мне свое  дело,
я теперь на все согласен!
   Шелуденко усмехнулся.
   - Я, господин Хвостов, пытаюсь снять с вас хотя бы часть обвинений из
тех, что вы так старательно сами на себя навешали.
   Хвостов вновь развел руками, на этот раз совершенно растерянно.
   - Марин был прав, когда говорил  вам,  что  Департамент  контроля  за
временем непременно заинтересуется таинственным исчезновением  рукописей
Шекспира.  Наши  агенты  в  прошлом  проявили  немало  усердия,  пытаясь
приобрести рукописи шекспировских пьес и у самого  автора,  и  у  хозяев
театральных трупп, ставивших его вещи. Увы, все их  попытки  закончились
безуспешно. В лучшем случае им  удавалось  найти  копию,  сделанную  для
театра кем-то из  переписчиков,  в  которую  Шекспир  внес  своей  рукой
какие-то незначительные исправления. Мы уже почти смирились с  тем,  что
рукописи Шекспира потеряны навсегда, когда неожиданно к одному из  наших
агентов подошел на улице человек, поинтересовавшийся, не  желает  ли  он
приобрести полный архив рукописей Шекспира. Быть может, это было простое
совпадение, но произошла эта встреча 23 мая 1616  года,  -  ровно  через
месяц после смерти великого драматурга. Так  же  следует  отметить,  что
незнакомец не продавал отдельные рукописи, а только весь архив  целиком.
Чтобы агент был уверен в том, что его не пытаются одурачить,  незнакомец
вручил ему по одной,  последней,  странице  каждой  пьесы.  После  чего,
назначив место и время новой встречи,  удалился.  Экспертиза  полученных
агентом  страниц  подтвердила,  что  они  действительно  написаны  рукой
Шекспира. Из всего этого можно было сделать вывод, что мы имели дело  не
с одним из местных жителей, к которому случайно попал архив Шекспира,  а
с предприимчивым человеком из нашего времени, который  каким-то  образом
заполучил рукописи и к тому же знал, кому их можно продать.
   Не стану останавливаться на деталях операции,  в  результате  которой
архив Шекспира  оказался  в  Департаменте.  Скажу  только,  что  попытка
вычислить   и   арестовать   правонарушителя,   незаконно   завладевшего
бесценными  рукописями,  успехом  не  увенчалась.  Тот,  кто   предлагал
рукописи Шекспира  на  продажу,  оказался  далеко  не  новичком  в  деле
торговли древностями. На протяжении  всей  этой  истории  нашим  агентам
пришлось иметь  дело  с  тремя  разными  людьми,  которые  вели  с  ними
переговоры  о  продаже.  В  конце  концов,  когда   владелец   рукописей
пригрозил, что в случае, если все  его  условия  не  будут  приняты,  он
уничтожит рукописи, генеральный инспектор Отдела искусств принял решение
о покупке архива.
   Я не могу назвать вам  сумму,  которая  была  уплачена  Департаментом
неизвестному владельцу архива Уильяма Шекспира, но замечу, что она  была
весьма внушительной.
   Следует отдать проходимцу должное,  он  до  конца  вел  себя  честно.
Получив деньги, он тут же указал место, где спрятан архив,  из  которого
не пропало ни единой странички. Все это были черновые рукописи Шекспира,
позволяющие отследить весь процесс работы автора над текстами. И,  между
прочим,  среди   них   оказалась   рукопись   пьесы   "Эдуард   Третий",
принадлежность которой перу  Шекспира  до  последнего  времени  вызывала
сомнения...
   - Не может быть! -  едва  ли  не  с  возмущением  перебил  инспектора
Хвостов. - Я не передавал Уильяму текст "Эдуарда Третьего"!
   - Насколько я понял, вы ограничились лишь теми пьесами, что  вошли  в
издание Хеминджа и Конделла, - с улыбкой заметил Шелуденко.
   -  Я  считаю  это  издание  наиболее  авторитетным!  -  с  гордым   и
независимым видом вскинул подбородок Хвостов. - Пьесы,  отсутствующие  в
первом издании, я  воспроизвел  по  последующим:  "Перикл"  и  "Троил  и
Крессида" - по третьему изданию "ин-фолио" 1663 года,  "Два  благородных
родича" - по второму изданию Бомонта и Флетчера 1673 года. Во всех  трех
изданиях пьеса "Эдуард Третий" отсутствует!
   - И поэтому вы решили отказать Шекспиру  в  авторском  праве  на  эту
пьесу, - все так же с улыбкой заметил Шелуденко.
   - Я...
   Хвостов внезапно запнулся. Подбородок  его  дернулся  так,  словно  в
горле у него застряла кость.
   Инспектор тут же протянул ему  стакан  с  водой,  но  Хвостов  сделал
отрицательный жест рукой.
   - Я не занимался установлением авторских прав, - изрек  он,  совладав
наконец с эмоциями. - Я передавал Уильяму те пьесы, по поводу которых  у
меня лично не возникало никаких сомнений.
   - А я полагал, что отмерить размеры того или иного дарования способен
разве что только господь бог, -  инспектор  даже  и  не  думал  скрывать
иронии.
   Лицо Хвостова пошло багровыми пятнами, а губы, напротив, побледнели.
   - Инспектор, я пришел  сюда  не  для  того,  чтобы  выслушивать  ваши
насмешки.
   - Верно, - кивнул Шелуденко. - Вы  принесли  рукопись  "Карденио".  А
кто, по-вашему, написал эту пьесу? Ее ведь, как я понимаю, тоже не  было
среди тех, которые вы передали Шекспиру.
   Подбородок Хвостова  мелко  задрожал,  а  глаза  забегали  по  стенам
кабинета,  так,  словно  он  искал  выход,  чтобы  попытаться   спастись
бегством.
   Инспектор понял, что задал Хвостову вопрос,  которого  тот  панически
боялся, а потому не решался задавать его себе сам.  Если  признать,  что
Шекспир самостоятельно написал хотя бы одну пьесу,  то  получалось,  что
все то, на что Хвостов потратил  лучшие  годы  своей  жизни,  не  стоило
выеденного яйца. Было от чего прийти в отчаяние.
   - Хорошо, вернемся к этому вопросу чуть  позже,  -  инспектор  провел
пальцами над клавиатурой. На экране компьютера появились три  фотографии
людей, одетых в средневековые костюмы.
   - Посмотрите внимательно на эти  снимки,  господин  Хвостов.  На  них
запечатлены люди, с которыми  наши  агенты  вели  переговоры  о  покупке
архива Шекспира. Быть может, кто-то из них вам знаком?
   -  Этот,  -  Хвостов  не  задумываясь,  ткнул   пальцем   в   снимок,
расположенный в центре. - Это тот самый  блондин,  которого  Марин...  -
запнувшись на секунду, Хвостов иначе построил фразу:
   - Молодой человек, изображенный на снимке,  приносил  мне  посылки  с
бумагой и чернилами, доставленные из XVI века. Три или  четыре  раза  он
помогал мне подготовиться к временному переходу. Этого я тоже  пару  раз
видел, - указал он на соседнюю фотографию. - А третий мне незнаком.
   - Понятно, - Шелуденко отключил экран. -  Выходит,  дело  все  же  не
обошлось без Марина.
   - Я этого не говорил, - тут же протестующе взмахнул рукой Хвостов.
   Инспектор улыбнулся одними  губами.  И  улыбка  его  была  отнюдь  не
веселой.
   - К тому же не забывайте, что я сам обратился к нему  за  помощью,  -
добавил Хвостов.
   - Не волнуйтесь так, господин Хвостов, - устало вздохнул Шелуденко.
   Хотя у инспектора Шелуденко теперь уже не было ни малейших сомнений в
том, что всю операцию с продажей рукописей Шекспира задумал и  провернул
Марин, Департамент не мог предъявить ему обвинение.  За  два  месяца  до
начала переговоров по сделке Марина с какой-то мелочевкой взял  один  из
младших инспекторов Отдела искусств. Контрабандист получил пять  месяцев
пребывания в зоне безвременья и тем самым обеспечил себе железное алиби.
Теперь на любое выдвинутое против него обвинение Марину оставалось  лишь
удивленно поднять брови: какие ко мне могут быть  претензии,  инспектор?
Вам же превосходно известно, где я в то время находился!
   И это при том, что у Шелуденко появился такой свидетель, как Хвостов,
который, как полагал инспектор, являлся не соучастником преступления,  а
всего лишь инструментом, на котором Марин виртуозно сыграл свою партию!
   В  зону  безвременья  следовало  бы  сослать  не   Марина,   а   того
олуха-инспектора, который, лучась от счастья, притащил его в Департамент
из XVIII века с двумя простенькими геммами в кармане.  Когда  каждому  в
Департаменте было известно, что,  если  Марин  решил  отдохнуть  в  зоне
безвременья, значит, кто-то из его многочисленных подручных в это  время
заканчивает спланированную и подготовленную им серьезную операцию!
   Теперь Шелуденко мог только расставить все точки над "i"  в  деле  об
исчезновении архива Уильяма Шекспира. А заодно  и  попытаться  объяснить
бедолаге Хвостову, насколько прав был Марин,  знавший  законы  временной
спирали, наверное,  лучше,  чем  кто-либо  другой,  когда  говорил,  что
прошлое изменить невозможно.
   - Хочу показать вам  еще  один  снимок,  -  сказал  Шелуденко,  вновь
проведя рукой над клавиатурой.
   При виде появившегося на экране изображения лицо Вальдемара  Хвостова
вытянулось и приобрело землистый оттенок.  Увидеть  такое  он  никак  не
ожидал.
   - Узнаете? - усмехнулся инспектор.
   На снимке был  запечатлен  край  стола  в  хорошо  знакомой  Хвостову
таверне "Белый Огонь", за которым сидели, о  чем-то  оживленно  беседуя,
Уильям Шекспир и он сам. Судя по возрасту обоих,  снимок  был  сделан  в
интервале между 1600 и 1605 годами.
   Не в силах вымолвить ни слова, Хвостов молча посмотрел на  Шелуденко.
Взгляд его был похож на взгляд человека,  который  внезапно  понял,  что
много  лет