ременем, в котором им предстоит работать. Чаще всего это был кто-то  из
Отдела искусств или Отдела науки и техники. Для  нас  это  стало  чем-то
вроде повинности, которую, хочешь не хочешь, приходится отбывать.
   В то время, когда  происходила  история,  о  которой  я  рассказываю,
Департамент решил провести эксперимент, суть которого заключалась в том,
что к каждому инспектору из Отдела искусств или Отдела науки и  техники,
отправляющемуся     на     задание     в      прошлое,      прикреплялся
лаборант-исследователь из Отдела экологии. Не  посоветовавшись  с  нами,
непосредственными   исполнителями,   умные   головы    из    руководства
Департамента  решили,  что  таким  образом  они  резко  сократят   число
межвременных переходов  и  тем  самым  снизят  себестоимость  проводимых
экологами исследований.
   В паре со мной оказался совсем  еще  молодой  паренек,  лет  двадцати
двух, рыжий, весь в веснушках и со  смешным  носом,  похожим  на  птичий
клюв. Звали его... Впрочем, имя его не имеет  значения.  Тем  более  что
сейчас этот бывший лаборант-исследователь из Отдела экологии занимает не
самую последнюю должность в Объединенном правительстве. Поэтому  назовем
его просто Славиком.
   Я Славику доходчиво объяснил, что к чему и что почем. В  том  смысле,
что сначала я делаю свою  работу,  а  уж  потом,  если  остается  время,
помогаю ему с его заданием. Парень оказался понятливым. Дважды объяснять
ему ничего не пришлось - он сразу же со всем согласился.
   - Нет проблем, Федор Николаевич, - заявил он. -  Три  дня  на  берегу
Средиземного моря, в  разгар  курортного  сезона,  да  еще  и  в  начале
двадцатого века, - это счастливый билет, который вытягивает  не  каждый.
Надеюсь, пока вы занимаетесь своим делом, мне будет дозволено ходить  на
пляж одному?
   После этого я понял, что со Славиком у меня проблем не будет. Сказать
по чести, я и сам рассчитывал управиться с делом в  первый  же  день,  а
оставшееся  время  посвятить  изучению  местных  достопримечательностей,
среди которых был отмечен и пляж.

Глава 4

   В назначенный срок мы прибыли на место. В отеле "Палас" для  нас  уже
были зарезервированы два смежных номера с окнами на море. В соответствии
с разработанной легендой, мы со Славиком  должны  были  изображать  двух
английских  плейбоев,  наследников  не  слишком  титулованных,  но  зато
достаточно богатых семей, приехавших в Канны отдохнуть и промотать часть
семейного состояния.
   Погода на побережье стояла великолепнейшая. Мягкий  средиземноморский
климат обеспечивал теплые дни без изнуряющей жары. А за то, что в те три
дня, которые нам предстояло пробыть гостями Канн,  дождь  не  ожидается,
поручился Славик, перед отправкой внимательно изучивший  метеосводки  за
соответствующий исторический период.
   Выйдя на  балкон  и  взглянув  на  лазурное  море,  похожее  на  туго
натянутый  шелковый  платок,  очерченное   острым   серпом   золотистого
полумесяца песчаного пляжа, я впервые по-настоящему, не разумом, а  всей
душой ощутил, что за два с половиной столетия в  мире  и  в  самом  деле
что-то серьезно изменилось. В середине двадцать второго века,  выйдя  на
тот же самый балкон  несколько  раз  перестроенного,  оборудованного  по
последнему слову техники отеля "Палас", увидишь тот же самый берег и  то
же самое море. Но при этом тебе ни за что не удастся ощутить той  тишины
и того покоя, которые разливались над морем  в  том  достопамятном  1906
году.
   Быть может, историк возразит мне и  станет  утверждать,  что  тишина,
окутавшая  в  то  далекое  утро  каннский  берег,  на  самом  деле  была
напряженной и зловещей, и, прислушавшись как следует, в  ней  уже  можно
было различить эхо грядущей войны, но  лично  мне  казалось,  что  тогда
никто даже в страшном сне не мог услышать тот роковой выстрел в Сараеве,
который всего через несколько лет перевернет этот тихий и спокойный мир,
ввергнув его в пучину бойни, равной которой человечество еще не знало.
   От размышлений о судьбах мира меня оторвал мой напарник. Выскочив  на
балкон,  Славик  окинул  взглядом  расстилающиеся  до  самого  горизонта
морские просторы, вдохнул полной грудью экологически  чистый  воздух  и,
блаженно улыбнувшись, посмотрел на меня.
   - Каков план действий, Федор Николаевич?
   Я только с досадой цокнул языком и покачал головой. Конечно, в начале
двадцатого века в Каннах запросто могла звучать и русская речь, но, если
уж  мы  взялись  изображать  парочку   английских   лоботрясов,   то   и
разговаривать следовало на английском.
   - Я собираюсь заняться делом, - ответил  я  на  абсолютно  правильном
английском с легким налетом мягкого  стратфордширского  акцента.  -  Как
сообщил агент, у графа Витольди на сегодня заказан билет в оперу. Случай
подходящий, и я хочу сегодня же вечером  вернуть  картину  ее  законному
владельцу.
   - А я, если позволите, отправлюсь на пляж, - с надеждой посмотрел  на
меня Славик, не забыв, однако, перейти на английский.
   На всякий случай, чтобы парень не расслаблялся, я все  же  спросил  у
него:
   - А как же твои образцы?
   - Воздух, - указал Славик на небо, -  вода,  -  протянул  он  руку  в
сторону морского берега, - все рядом. Мне и десяти минут не  потребуется
на то, чтобы заполнить емкости. А образцы пищи возьму за ужином.
   - Смотри, Славик, - строго глянул я на парня. - Чтобы, когда вернемся
в Департамент, ко мне от твоего начальства никаких претензий не было.
   - Никаких, Федор Николаевич, -  клятвенно  приложил  ладонь  к  груди
Славик. - Я свое дело знаю.
   В этом-то я как раз не сомневался.
   - Инструкции помнишь?
   -  Без  особой  необходимости  с  местными  жителями  в  контакты  не
вступать, - начал по памяти перечислять Славик те наставления, что я ему
дал. - Ни поведением, ни внешним видом не  выделяться  из  общей  массы.
Деньгами не сорить. Быть в номере не позже одиннадцати.
   - Как насчет одежды?
   - Никакой синтетики, все только из натуральных материалов. Вся одежда
соответствует   принятому   в   настоящем   времени   стилю.   Бирки   с
наименованиями фирм-производителей спороты. У меня  даже  есть  закрытый
купальный костюм. Я приобрел его в  магазине,  предлагающем  наряды  для
костюмированных вечеров.
   Естественно, я не сомневался в том, что, едва  оказавшись  на  пляже,
Славик забудет большую часть из того, что я ему говорил. Но я  не  видел
ничего страшного  в  том,  что  он  перекинется  парой  игривых  фраз  с
симпатичной девушкой, а может  быть,  даже  и  попытается  назначить  ей
свидание, - все равно со своей нелепой внешностью  паренек  не  имел  ни
малейшего шанса на сиюминутный успех. А на то, чтобы по полной программе
раскрутить легенду о богатом плейбое, у него просто не было времени.
   Сыграло свою роль и удивительное,  я  бы  даже  сказал,  ошеломляющее
ощущение покоя - после нескольких месяцев бесконечной и по большей части
совершенно бессмысленной суеты в Департаменте оно  буквально  околдовало
меня. В иной ситуации я ни в коем случае не отпустил бы Славика на  пляж
одного. Но в тот момент я  был  просто  уверен,  что  с  ним  ничего  не
случится. Не то это было  место,  чтобы  здесь  могло  произойти  что-то
дурное.

Глава 5

   Отпустив Славика, я начал собирать вещи. В белый парусиновый портфель
с подкладкой, прошитой углеродной нитью и  дактилоскопическим  кодом  на
замке, я уложил картину, которую следовало  вернуть  в  коллекцию  графа
Витольди,  пару  пачек  денег,  которые  могли  понадобиться   в   самый
неожиданный момент, связку универсальных  отмычек,  чехлы  для  ботинок,
позволяющие ступать бесшумно и  не  оставляя  следов,  и  еще  кое-какую
мелочь. В карманах же  у  меня  не  было  ничего,  кроме  документов  на
вымышленное имя и большого  бумажника  из  крокодиловой  кожи,  набитого
визитными карточками и купюрами крупного достоинства.
   Выйдя из отеля, я, как обычно, для начала прогулялся  по  набережной,
среди прохаживающихся вдоль мраморной балюстрады семейных  пар,  которых
сопровождали присматривающие за детьми горничные или гувернантки. На мне
был легкий ослепительно белый костюм и такая же белая шелковая  рубашка.
Ворот ее поддерживал галстук небесно-голубого цвета, завязанный  широким
узлом, в центре которого сверкала золотая иголка с искусственным алмазом
в двадцать два карата. Ни один из нынешних ювелиров не смог бы  отличить
этот камешек от настоящего.  На  ногах  у  меня  были  блестящие  черные
ботинки с острыми носами. Голову прикрывала мягкая светло-серая шляпа  с
узкой малиновой лентой и чуть подвернутыми кверху полями.
   Погуляв с полчаса,  я  понял,  что  чувствую  себя  в  толпе  богатых
бездельников не просто легко и непринужденно, но даже вполне  комфортно.
Мне не составляло никакого труда выдавать себя за такого же  хлыща,  как
любой из тех, что то  и  дело  попадались  мне  навстречу.  Единственным
предметом, несколько портившим общее впечатление от моей внешности,  был
портфель, который  я  нес  в  руке.  Но  с  этим  приходилось  мириться,
поскольку в  портфеле  находились  вещи,  необходимые  для  работы.  Мне
оставалось только придать себе несколько чопорный вид, позволявший сразу
же опознать во мне одного из истинных сынов туманного Альбиона, которым,
по мнению подавляющего большинства жителей континента, была  свойственна
некоторая чудаковатость.
   Почувствовав себя уверенно в 1906 году, я остановил проезжавший  мимо
кабриолет  и  велел  кучеру  отвезти  меня  к  ресторану  "Александрия",
находившемуся на том же конце города, что и вилла графа Витольди.
   Поездка заняла около получаса. Кучер не торопился, а я не требовал от
него погонять лошадь. Мне было приятно  ехать  не  спеша  мимо  цветущих
садов и великолепных фонтанов, в струях  которых  переливались  радужные
отблески  солнечного  света,  мимо  площадей   со   стилизованными   под
античность  статуями,   облюбованными   стаями   сизых   голубей,   мимо
великолепных фасадов домов с широкими мраморными лестницами и  небольших
уютных летних кафе, прячущихся в тени веранд, затянутых  лианами  дикого
винограда. Кучер превосходно знал свое дело - к указанному месту он  вез
меня, быть может, не  самой  близкой,  но  зато  уж,  несомненно,  самой
красивой дорогой.
   Выйдя  из  кабриолета  возле   ресторана   "Александрия",   я   щедро
расплатился с кучером, дабы у него, так же как и у меня, остались  самые
приятные воспоминания о нашей поездке. Окинув взглядом фасад ресторана с
гигантскими мраморными львами по краям лестницы,  возложившими  передние
лапы на большие  шары,  я  про  себя  отметил,  что  здесь  можно  будет
пообедать.
   В этой части города  гуляющих  было  значительно  меньше.  Поэтому  я
придал своему лицу выражение серьезности и даже некоторой озабоченности.
Походка моя по-прежнему оставалась неспешной, но при этом в ней  уже  не
присутствовало ленивой расслабленности.  Каждому  взглянувшему  на  меня
сразу же должно было стать ясно, что я вовсе не без дела прогуливаюсь по
улице, а пытаюсь таким образом скоротать время, оставшееся до  серьезной
деловой встречи, на которую я прибыл слишком рано.
   Пройдя чуть более ста метров по улице, укрытой от солнца развесистыми
кронами цветущих каштанов, на перекрестке я свернул  налево.  Улица,  на
которой я оказался, была еще более тихой и безлюдной. Медленно спускаясь
под едва заметный уклон, ее брусчатая мостовая вела меня к берегу  моря,
поделенному на участки, принадлежащие частным лицам.
   Виллу графа Витольди, знакомую по фотографиям,  я  узнал  без  труда.
Своей архитектурой она заметно  отличалась  от  всего,  что  можно  было
увидеть вокруг.  Это  было  приземистое  двухэтажное  здание  с  плоской
крышей, построенное по эскизам архитектора,  предчувствовавшего  или  же
гениально  предугадавшего  пришествие  эпохи   конструктивизма.   Здание
находилось в глубине сада, за которым, судя по его запущенному виду,  не
очень старательно ухаживали. Сад  же  окружала  двухметровая  ограда  из
металлических  прутьев  толщиною  в  два  пальца,  переплетенных   тремя
полосами шириною в  ладонь.  Через  каждые  полметра  изгородь  украшали
выкованные из металла стилизованные щиты ромбической формы с причудливой
виньеткой из переплетающихся ржаных колосьев и  виноградных  листьев  по
краю и оскаленной львиной мордой в центре.
   В Департаменте меня снабдили подробнейшим планом как  самой  виллы  с
садом, так и прилегающего к ней участка пляжа. Но я всегда,  прежде  чем
начать операцию, предпочитал лично удостовериться в  том,  что  меня  не
ожидают никакие неприятные сюрпризы. В нашей  работе  всякое  случается.
Кто знает, быть может, именно сегодня утром граф решил сменить все замки
в доме. Или нанял для охраны виллы пару частных детективов.
   Включив универсальный сканер, встроенный в ручку портфеля, я не спеша
обошел по периметру весь окружающий виллу забор. Заняло это у  меня  без
малого час.  Но  зато  теперь  я  располагал  самой  свежей  информацией
относительно дома, в который сегодня вечером мне предстояло проникнуть.
   Агент,  постоянно  работающий  на  данном  витке  временной  спирали,
сообщил, что картина "Утро", обнаруженная в  вещах,  брошенных  Мариным,
пропала из дома графа Витольди ровно неделю назад. Я был уверен  в  том,
что  похитителем  был  не  Марин,  потому  что  главным  правилом  этого
контрабандиста было  не  совершать  никаких  противоправных  действий  в
прошлом, за которые в настоящем он мог получить дополнительный срок. Все
то,  что  он  доставлял  из  прошлого,  Марин  покупал  или   выменивал.
Следовательно, и  картину  "Утро"  он  приобрел  у  кого-то  из  местных
воришек.
   Казалось бы, схема преступления ясна. В целом - да. Но  два  вопроса,
на которые я так и не смог получить вразумительного  ответа,  заставляли
меня не то чтобы серьезно нервничать, но испытывать некоторое внутреннее
неудобство.
   Трудно было поверить,  что  за  неделю,  истекшую  со  дня  похищения
картины, граф Витольди не  заметил  исчезновения  одного  из  экспонатов
своей коллекции. А если так, почему он до сих по не  заявил  об  этом  в
полицию?
   Допустим, у графа могли быть какие-то неизвестные нам причины молчать
о пропаже. Допустим, в свое время он и сам приобрел  картину  не  вполне
законным путем. С определенной натяжкой эту версию можно было принять за
объяснение странного молчания графа.
   Все бы ничего, если бы не было второго  вопроса:  почему  неизвестный
похититель взял из коллекции графа только одну, да и то далеко не  самую
ценную картину? Как сообщил все  тот  же  агент,  преступник  действовал
аккуратно и не оставил после себя никаких следов. Следовательно, был  не
новичок. Если уж он влез в картинную галерею, значит, именно туда ему  и
нужно было попасть. Кроме картин, в галерее ничего ценного для  вора  не
было. Выходит, похититель проник на виллу графа Витольди только за  тем,
чтобы унести картину. И не какую-нибудь, а именно "Утро", которая теперь
лежала у меня в портфеле.
   Вывод напрашивался сам собой - похититель действовал по  наводке.  Не
могу сказать, сколько стоило заказное похищение  картины  во  Франции  в
1906 году, но полагаю, что сумма была далеко не символическая.  Кому  же
могло прийти в голову платить за похищение картины, которая, по большому
счету, не представляла собой никакой ценности?
   Единственным разумным объяснением  являлось  то,  что  похититель  по
ошибке прихватил не ту картину.
   Косвенным подтверждением этому служил и факт, что картина в  конечном
итоге оказалась у Марина. Видимо,  заказчик  отказался  платить  деньги,
увидев добычу похитителя, и тот продал картину случайному покупателю. Но
в таком случае следовало признать, что похититель был полным  остолопом.
А это, в свою  очередь,  совершенно  противоречило  тому,  как  ловко  и
аккуратно обстряпал он дельце.
   Закончив обход виллы, я вернулся в  ресторан  "Александрия".  Настало
время обеда,  и  зал  ресторана  был  почти  полон.  Но,  сунув  в  руку
метрдотелю пару симпатичных купюр, я тут же получил отдельный кабинет.
   Обед, который я съел в ресторане, достоин отдельного описания.  Я  не
стану этого делать вовсе не из недостатка мастерства, а лишь потому, что
не хочу отваживать посетителей от собственного заведения. После описания
всех прелестей французской кухни, каковой она была  в  начале  XX  века,
все, что подается у нас на стол сегодня, покажется пресным и безвкусным.
   Итак, завершив обед, который явился  подлинным  шедевром  кулинарного
искусства, я попросил официанта принести мне сигару, бутылку  "Шабли"  и
пару местных газет. Получив все вышеназванное, я  наградил  его  щедрыми
чаевыми, после чего просьба не беспокоить  меня  была  воспринята  им  с
полным пониманием.
   Поскольку  я  не  курю,  мне  пришлось   надеть   на   конец   сигары
насадку-имитатор. После этого я зажег сигару, положил ее в пепельницу  и
просто забыл о ней.  Если  бы  кто-то  случайно  вошел  в  кабинет,  мне
достаточно было взять сигару в руку, чтобы  создать  видимость  процесса
курения. А вот в удовольствии попробовать вино я себе отказать не  смог.
Однако,  отпив  полбокала  удивительно  ароматного,  немного   терпкого,
чуть-чуть приятно щекочущего кончик языка вина, я принялся за дело.
   Достав из портфеля  рабочий  планшет  с  трехмерным  изображением,  я
перегрузил в его память всю  информацию,  собранную  сканером  за  время
прогулки вокруг виллы графа Витольди. Изучив эти данные, я не  обнаружил
ничего принципиально нового по сравнению с тем, что  сообщил  агент.  За
истекшую неделю замки в доме не менялись. Никаких новых охранных  систем
установлено не было. Судя по всему, самой надежной охраной  граф  считал
свору доберманов, которых на ночь выпускали в сад.  Кстати,  в  связи  с
этим возникал еще один любопытный вопрос: почему сторожевые псы никак не
отреагировали на появление похитителя?
   Биодатчик указывал на то, что, помимо графа, в  доме  обреталось  еще
шесть человек. Если все они были из  числа  прислуги,  то  после  восьми
часов вечера их должно было остаться только трое.
   Картинная галерея находилась в правом крыле здания, на первом  этаже.
Проникнуть в нее можно было как через окно, так и через отдельную дверь,
ведущую в небольшую прихожую перед  галереей,  в  которой  стоял  только
круглый  столик  с  телефоном,  -  должно  быть,  на  тот  случай,  если
потребуется срочно вызвать полицию.
   Что ж, все эти детали ничуть не противоречили моему плану, который  я
собирался  привести  в  исполнение  сегодня   вечером.   Я   намеревался
проникнуть незамеченным в картинную галерею графа и  вернуть  "Утро"  на
его прежнее место. Если граф не заявил об исчезновении  картины  до  сих
пор, то, следует полагать,  он  не  станет  поднимать  шум  и  после  ее
таинственного возвращения.
   Спрятав планшет в портфель, я  взял  в  руку  бокал  вина  и,  полный
блаженства, откинулся на спинку кресла. Думал я теперь уже не о  деталях
предстоящей операции, а о том, что после ее успешного завершения у  меня
останутся еще два дня, которые я проведу в полное свое удовольствие.

Глава 6

   Времени до десяти вечера, когда граф  Витольди  должен  был  покинуть
свою резиденцию, оставалось вполне достаточно для того, чтобы, прихватив
в гостинице купальный костюм, посетить пляж и окунуться в лазурные  воды
Средиземного моря. Но я не позволил  себе  расслабиться.  Завтра,  после
окончания операции, - все что угодно, но сегодня я должен был оставаться
собранным и нацеленным только на то,  что  мне  предстояло  сделать.  По
собственному опыту мне было известно, что зачастую именно  те  операции,
которые  на  первый  взгляд  кажутся  до  смешного  простыми,  на   деле
преподносят такие сюрпризы, о  которых  потом  еще  долго  вспоминают  в
Отделе. Например, история о яйцах Фаберже... Да что я буду рассказывать,
когда все ее и без того знают.
   Покинув ресторан, я немного прогулялся