ностью  что-то
заработать при этом. Видите ли, Вальдемар,  -  к  тому  времени  мы  уже
обращались друг к другу просто по имени, - подавляющее большинство  тех,
кто прибегает к моим услугам, делает это исключительно с  целью  извлечь
из путешествия в прошлое определенную  коммерческую  выгоду.  Существует
множество способов заработать деньги, перемещая  ряд  товаров  с  одного
витка временной спирали на другой. Незаконными они считаются лишь в силу
определенной косности, проявляемой Департаментом контроля за временем. В
принципе я  могу  понять  работников  Департамента.  Разрешив  легальную
торговлю во времени, они тем самым поставили  бы  перед  собой  довольно
сложную задачу контроля  за  тем,  как  эта  торговля  протекает.  Я,  к
примеру, никогда  не  совершу  в  прошлом  действие,  которое  могло  бы
повлиять на ход исторического процесса. Ни за какие деньги я не возьмусь
доставить в настоящее время "Джоконду" Леонардо или же выкупить у Льюиса
Кэрролла рукописный вариант "Алисы в Стране  чудес"  еще  до  того,  как
книга была опубликована. Но, к сожалению, далеко не каждый торговец  так
же щепетилен. Для многих из моих так  называемых  "коллег"  коммерческая
выгода стоит превыше всего.  Но,  с  другой  стороны,  если  я  действую
настолько деликатно, что мое аккуратное прикосновение  к  нашему  общему
прошлому остается незамеченным, так  почему  бы  мне  не  заработать  на
этом?
   Марин сделал паузу, ожидая моей реакции на его откровения. Но, честно
говоря, я просто не знал, что сказать.
   Конечно же,  я  отдавал  себе  отчет  в  том,  что,  воспользовавшись
услугами нелегала, а не Бюро по туризму во времени, я нарушил закон.  Но
при этом  я  намеренно  не  задавался  вопросом,  насколько  далеко  мне
пришлось выйти за рамки дозволенного. Я не хотел ничего об  этом  знать,
потому что миссия, которую я на себя взял, не имела ничего общего с теми
операциями, которые, как я полагал, проворачивали в прошлом Марин и  ему
подобные.  Теперь  же  я  был  поставлен  перед  необходимостью  принять
решение, насколько глубоко я готов завязнуть во всей этой истории.
   Естественно, я не одобрял контрабанду во времени. Даже если она,  как
уверял Марин, никак не влияла на ход исторического  процесса,  это  была
деятельность,  на  которую  Департамент  контроля  за  временем  наложил
запрет. Но, с другой стороны, сразу же ответить отказом, даже не  узнав,
что именно собирался предложить мне Марин, было бы просто глупо. Поэтому
я с серьезным видом кашлянул в кулак и, посмотрев на Марина, спросил:
   - О чем, собственно, идет речь?
   - О рукописях Шекспира, - как ни в чем не бывало ответил Марин.
   - Всего-то? - усмехнулся я.
   То, что сказал Марин, и в  самом  деле  показалось  мне  смешным.  Он
говорил о рукописях Шекспира так, словно речь  шла  о  мелких  разменных
монетках  XVI  века,   которые   каждый   путешественник   во   времени,
воспользовавшийся услугами Бюро по  туризму,  имел  право  прихватить  с
собой в качестве сувенира.
   - А что вас смущает, Вальдемар? - с недоумением глянул на меня Марин.
   - Что меня смущает? - возмущенно всплеснул руками я. - Ну,  например,
то, что вы предлагаете мне похитить рукописи Шекспира!
   Услышав такое, Марин удивленно округлил глаза. Мне показалось, что он
едва удержался, чтобы не замахать на меня руками.
   - Да бог с вами, Вальдемар! Вы неверно меня поняли!
   - Да?
   Я несколько смутился. В самом деле, стоило ли так  горячиться?  Марин
ведь и в самом деле не сказал пока ничего, помимо того, что речь идет  о
рукописях Шекспира. А  я  почему-то  сразу  решил,  что  он  задумал  их
похищение.
   - Так что вы предлагаете?
   Марин оперся локтями о колени и,  переплетя  пальцы  рук,  наклонился
вперед. Он как будто хотел сократить разделявшее нас  расстояние,  чтобы
подчеркнуть тем самым, насколько деликатно предложение, которое  он  мне
делал.
   -  Вам  ведь  известно,  Вальдемар,  что  к   тому   времени,   когда
исследователи начали проявлять серьезный интерес к творчеству  Шекспира,
не сохранилось ни одной его рукописи.  Более  того,  ни  одной  строчки,
написанной его рукой.  Существует  всего  четыре  достоверных  автографа
Шекспира, -  подписи,  поставленные  им  под  официальными  документами.
Судьба рукописей Шекспира неизвестна. Быть может, они просто  затерялись
среди копий, сделанных для театров, ставивших пьесы  Шекспира.  А  может
быть, пошли на растопку камина в холодный зимний вечер. Судя  по  всему,
Шекспир  полагал,  что  не  имеет   смысла   хранить   черновики   пьес,
разошедшихся во  множестве  копий.  В  любом  случае  рукописи  Шекспира
исчезли безвозвратно.  Таким  образом,  я  полагаю,  что  мы  никому  не
причиним вреда, если попросим Шекспира передать свои рукописи нам.
   - Нам? - непонимающе переспросил я.
   - Нам, - утвердительно наклонил голову Марин.  -  Все  очень  просто,
Вальдемар: вы отдаете Шекспиру подготовленную  вами  рукопись  очередной
пьесы, а он передает вам переписанную его собственной рукой  копию  той,
которая уже идет в театре.
   - И что же мы будем делать с рукописями Шекспира?  -  я  все  еще  не
понимал, куда клонит Марин.
   - Видите ли, Вальдемар, по  роду  моей  деятельности  мне  приходится
общаться с  самыми  разнообразными  людьми.  В  частности,  я  знаком  с
несколькими  весьма  состоятельными  коллекционерами,  которые,  как   я
полагаю, заплатят неплохие деньги за подлинные рукописи Шекспира. И  при
этом, что немаловажно, не станут задавать никаких вопросов  относительно
их происхождения. Имея дело с одним из них, мы можем быть  уверенными  в
том, что рукописи осядут  в  частной  коллекции.  Таким  образом,  тайна
рукописей Шекспира так и  останется  тайной  для  всех,  за  исключением
нескольких посвященных, - заговорщицки улыбнувшись, Марин указал сначала
на меня, затем - на себя. - А мы с вами  получим  средства,  необходимые
для осуществления нашего проекта.
   Изложив свой план,  Марин  умолк.  Он  не  торопил  меня  с  ответом,
представляя возможность все тщательно обдумать и взвесить.
   Не знаю, что именно сыграло тут решающую роль, но в  конце  концов  я
принял предложение Марина. Быть может, меня убедило то, что он все время
говорил "мы", подчеркивая тем самым, что вовсе не собирается  взваливать
на меня одного всю ответственность за столь непростое решение.  А  может
быть, меня подстегнуло то, что я уже  и  без  того  нарушил  закон.  Так
стоило ли после  этого  идти  на  попятную?  Тем  более  что  Марин  был
абсолютно прав - у меня не было никаких иных  источников  финансирования
нашего проекта.
   А может быть, все дело заключалось в том  последнем  доводе,  который
привел Марин, видя, что я все еще сомневаюсь.
   - Существует еще одна причина, по  которой  мне  хотелось  бы,  чтобы
рукописи Шекспира оказались в частной коллекции,  откуда  они  очень  не
скоро попадут в руки экспертов, - Марин тяжело вздохнул и, вытянув  руки
перед собой, свел вместе кончики пальцев.  -  Рукописями  Шекспира,  вне
всяких сомнений, интересуется и Департамент контроля за временем. И если
мы не сумеем их изъять, это непременно сделают агенты  Департамента.  Вы
полагаете, у них не вызовет подозрений тот факт, что все пьесы  Шекспира
написаны сразу же набело, без единой помарки?
   С этим было трудно поспорить. Я угодил в ловушку; которую сам же  для
себя построил. И я сделал  единственное,  что  мне  оставалось  в  такой
ситуации.
   - Согласен, - сказал я Марину.

Глава 20

   Последующий год был очень необычным  для  меня.  Необычным  в  первую
очередь в плане того, как я начал воспринимать действительность.
   Жизнь разделилась для меня на два уровня.  Я,  как  обычно,  ходил  в
Академию, готовил какие-то статьи  для  сетевых  журналов  и  сборников,
иногда встречался с друзьями, чтобы обсудить то, как быстро летит  время
и как неумолимо оно изменяет нас, хотим мы того или нет. Но одновременно
с этим я  на  каком-то  подсознательном  уровне  постоянно  ощущал  свое
присутствие рядом с Шекспиром. Быть может,  это  была  всего  лишь  игра
воображения, но порой мне казалось, я точно знаю, что он  делает  в  тот
или иной момент.
   Вот сейчас он сидит в небольшой комнатке, которую снимает  у  бондаря
на южном берегу Темзы. У бондаря больная жена и трое детей - две  дочери
и сын. Девочки еще слишком малы, а сын уже помогает отцу  в  работе.  Но
все равно денег на жизнь им катастрофически не хватает. Поэтому и  сдает
бондарь комнату под лестницей безвестному актеришке, который ведет  себя
так надменно, словно он самый знаменитый  человек  в  Лондоне  после  Ее
Величества королевы Елизаветы. За окном уже темно. На  столе,  рядом  со
стопкой исписанных бумаг, горит огарок свечи. Глядя на мерцающее  пламя,
Шекспир покусывает кончик пера.
   Все это я вижу настолько отчетливо, что порою мне  кажется,  будто  я
сам нахожусь в той же комнате. Шекспир не видит меня, потому что я  стою
у него за спиной. Но,  стоит  мне  только  сделать  движение  или  шумно
вздохнуть, как он, вздрогнув, обернется. Но я не хочу,  чтобы  он  видел
меня. Вытягивая шею, я пытаюсь заглянуть через плечо сидящего  на  стуле
человека, чтобы разглядеть строки, написанные на бумаге,  которая  лежит
перед ним. Но, как я ни стараюсь,  у  меня  ничего  не  выходит.  Строки
расплываются и меркнут, буквы наползают друг на дружку, словно уродливые
жуки,  превращая  слова  в  бессмысленное  месиво  штрихов,  черточек  и
полуокружностей.
   В другой раз  я  оказываюсь  рядом  с  Шекспиром,  когда  он  куда-то
торопливо идет по узкой немощеной улочке. Я иду следом за ним, стараясь,
чтобы он не  услышал  моих  шагов.  Мы  вместе  сворачиваем  за  угол  и
оказываемся  перед  округлым  зданием  театра,  принадлежащего   Джеймсу
Бербиджу. Он называется  без  затей  -  просто  "Театр".  Обойдя  здание
театра,  Шекспир  входит  в  невысокую  дверцу,  ведущую  в   помещения,
расположенные  за  сценой.  Я  незаметно  следую  за  ним,   старательно
переступая ступени, издававшие  скрип  под  его  ногами.  Поднявшись  по
шаткой деревянной лестнице, мы оказываемся на втором этаже. Здесь дверь,
за  которой  находится  комната  владельца  театра.  То,   что   Шекспир
решительно открывает дверь, всего раз стукнув  в  нее  и  не  дождавшись
ответа, говорит о том, что он в хороших отношениях  с  Бербиджем.  Может
быть, они даже друзья. Шекспир и Бербидж обмениваются парой обычных  при
встрече фраз, после чего Уильям выкладывает на дощатый стол пачку бумаг,
прошитую суровой ниткой. Он  говорит,  что  это  новая  пьеса.  Он  даже
произносит ее название, но в этот момент,  как  назло,  хлопает  оконная
створка, и я не слышу его  слов.  Шекспир  отходит  к  окну,  а  Бербидж
склоняется  над  столом  и  начинает  листать  рукопись.   Я   незаметно
подкрадываюсь к нему сзади и пытаюсь, выглянув из-за плеча, увидеть  то,
что написано на бумаге. И вновь в тот самый миг, когда мне кажется,  что
я вот-вот смогу прочесть написанное, перед глазами у меня  все  начинает
плыть.
   Я встряхиваю головой и оказываюсь в своем мире. Нас с Шекспиром снова
разделяет временная пропасть в пять с половиной столетий.
   Но самым удивительным, пожалуй, было то, что эти видения, возникающие
и исчезающие внезапно, вне  зависимости  от  моего  на  то  желания,  не
доставляли мне никаких неудобств. Напротив, мне казалось, что, если бы я
не имел возможности время от времени хотя бы мысленно погружаться в  мир
Шекспира, я полностью утратил бы связь с действительностью.
   Чем ближе было  до  назначенной  даты,  тем  все  большее  нетерпение
охватывало меня. То и дело я с внезапной тревогой бросался к  столу,  на
котором у меня уже лежала подготовленная рукопись пьесы "Тит  Андроник",
и начинал торопливо перелистывать ее. Я искал место, в котором, как  мне
казалось, допустил ошибку или пропустил строку, переписывая текст пьесы.
И  только  сравнив  рукопись  с  соответствующей  страницей  из  издания
Хеминджа и Конделла и убедившись, что все в порядке, я на какое-то время
обретал покой.
   Марин не давал о себе знать весь год.  Он  предупредил,  что  мне  не
следует пытаться отыскать его, - он сам явится, когда придет время. И он
действительно позвонил мне за неделю до назначенного дня.
   При встрече Марин прежде  всего  поинтересовался,  не  изменил  ли  я
своего решения относительно необходимости продажи рукописей Шекспира.  У
меня было достаточно времени, чтобы подумать над этим, и я без колебаний
подтвердил свое согласие.
   Марин проинструктировал меня, как я должен себя вести,  договариваясь
с Шекспиром об обмене рукописями. Главное, как считал Марин, не пытаться
давить на партнера - так он называл Шекспира, - а осторожно и  деликатно
подвести его к самостоятельному принятию нужного решения.
   - Если партнер считает, что инициатива в принятии решения принадлежит
ему, то он будет отстаивать его с утроенной энергией даже в том  случае,
если  оно  идет  вразрез  с  его  собственными  интересами.  Такова   уж
человеческая натура. Поверьте мне, Вальдемар, я знаю, о чем говорю.

Глава 21

   На следующую встречу Шекспир явился раньше  меня.  Когда  я  вошел  в
таверну "Белый Огонь", он уже сидел  на  обычном  нашем  месте  у  окна,
неторопливо потягивая пиво.
   Увидев меня, Шекспир улыбнулся и приветливо взмахнул рукой.
   - Как успехи в творчестве? - поинтересовался я, присаживаясь за стол.
   - Великолепно, - широко улыбнулся Шекспир. -  Пьесу  "Генрих  Шестой"
поставили "Комедианты Пембрука".  Она  до  сих  пор  с  успехом  идет  в
"Театре". И, что меня в особенности порадовало, каждая  из  трех  частей
пьесы идет как отдельный спектакль.  Таким  образом,  представив  труппе
одну, хотя, следует признать, довольно объемную пьесу, я получил за нее,
как за три.
   Шекспир снова улыбнулся и отсалютовал мне стаканом.
   Я в ответ поднял свой стакан, и мы вместе выпили.
   - Я принес вам новую рукопись, - сказал  я,  положив  на  стол  серый
пакет, перевязанный бечевкой. Точно такой  же,  как  тот,  в  котором  я
передал ему в прошлый раз пьесу "Генрих Шестой".
   Шекспир коротко кивнул, взял пакет со стола и сунул его  в  сумку.  И
тотчас же принялся выбирать кости из зажаренной  до  золотистой  корочки
рыбы, лежавшей  перед  ним  на  блюде  в  живописном  обрамлении  свежей
петрушки и укропа.
   Я посмотрел на точно такую же, совершенно изумительную на  вид  рыбу,
лежавшую на тарелке передо мной. Меня удивило то, с каким пренебрежением
отнесся Шекспир к рукописи, которую я ему передал. Можно было  подумать,
что содержание пакета, который он небрежно кинул в сумку, нисколько  его
не интересовало. Более того,  он  как  будто  демонстративно  давал  мне
понять, с каким безразличием относится к тому, что я ему принес.
   Впрочем, памятуя указания, полученные от Марина, я сделал вид, что не
заметил  показавшегося  мне  странным  поведения  Шекспира.   Мне   ведь
предстояло еще обсудить с ним вопрос о его рукописях.
   К моему величайшему  недоумению,  Шекспир  не  выказал  ни  малейшего
удивления, когда я осторожно поинтересовался, не мог бы он отдавать  мне
тексты уже поставленных  пьес,  написанные  его  собственной  рукой.  Не
задумываясь ни на  секунду,  он  тотчас  же  ответил  согласием  на  это
предложение, даже не поинтересовавшись, зачем мне, собственно, нужны его
бумаги. Более того, он тут же полез в сумку и выложил передо мной пакет,
на вид в точности такой же, как тот, что я вручил ему  при  встрече.  Он
сказал, что это рукопись пьесы "Генрих Шестой",  которую  он  по  чистой
случайности прихватил с собой.
   Тут уж я просто онемел от изумления  -  сидел,  тупо  уставившись  на
серый пакет, лежавший передо мной на столе, и не знал,  что  сказать.  А
Шекспир тем временем уписывал свою рыбину и, сплевывая на  край  тарелки
мелкие косточки, с усмешкой поглядывал на меня.
   - А как вы поступили с той рукописью, что я вручил вам в прошлый раз?
- спросил я, сам не знаю почему.
   - Не беспокойтесь, - с улыбкой ответил Шекспир. - Я все  сделал,  как
нужно.
   Я взял пакет со стола и сунул его под мышку.
   - Вы уже уходите? - удивленно посмотрел на меня Шекспир.  -  Вы  ведь
даже не попробовали рыбу!

Глава 22

   Условившись о новой встрече, которая  должна  была  состояться  ровно
через год, я распрощался с Шекспиром и без приключений добрался  до  уже
хорошо знакомого мне места на берегу Темзы, где в тайнике  среди  камней
был спрятан темпоральный модулятор.
   Но прежде чем открыть тайник, я присел на камень и положил на  колени
пакет с  рукописью  Шекспира.  Сначала  я  хотел  открыть  пакет,  чтобы
собственными глазами увидеть автограф Шекспира, который до  сих  пор  не
доводилось  видеть  ни  одному  из  исследователей  творчества  великого
драматурга. Но, уже взявшись за бечевку, которой был перевязан пакет,  я
понял, что  не  могу  этого  сделать.  Что  я  увижу,  раскрыв  конверт?
Безупречно чистую рукопись, скопированную  с  той,  что  я  сам  передал
Шекспиру год назад! Без помарок и авторской  правки!  Иначе  и  быть  не
могло,  поскольку  свою  копию   я   делал   с   канонического   издания
шекспировских пьес.
   Хотел ли я видеть эти листы, аккуратно  заполненные  рядами  знакомых
мне слов?
   Должно быть, не меньше часа просидел я  на  берегу,  глядя  на  реку,
катящую вдаль, к океану, свои серые воды. Я пытался понять, правильно ли
я поступил, ввязавшись в эту историю? Быть может, мне стоит прямо сейчас
кинуть пакет с рукописью Шекспира в реку и,  вернувшись  в  свое  время,
сказать Марину, что больше не стану заниматься шекспировскими пьесами?
   Я, наверное, так и поступил бы, если бы не вспомнил о том, что, как и
в прошлый раз, Марин оплатил мое путешествие из своего  кармана.  И  мне
еще только предстояло с ним рассчитаться.  А  без  рукописи,  которую  я
держал в руке, сделать это было невозможно.
   Я поднялся на ноги, открыл  тайник  и  достал  из  него  темпоральный
модулятор.
   Одно нажатие клавиши, и я вновь оказался в своей квартире.
   Марин ждал меня, сидя в кресле.
   Все повторилось, как в первый раз.
   У меня появилось ощущение, что я попал в замкнутый круг, из  которого
не смогу выбраться уже никогда.
   Я молча кинул пакет на колени Марину. Состроив  недовольную  гримасу,
Марин осторожно взял перевязанную бечевкой рукопись за угол  и  упаковал
ее в вакуумный пакет.
   - Все в порядке? - спросил он у меня.
   - Да, - коротко ответил я, сбрасывая одежду.
   Меня уже  почти  не  удивило,  что  Марин  тоже  не  изъявил  желания
взглянуть на содержимое пакета, который я ему вручил. Как будто ему было
совершенно безразлично, что там лежит. Или же он не  сомневался  в  том,
что в пакет упакована именно необходимая ему рукопись.

Глава 23

   Примерно  через  пару  недель  Марин  позвонил  мне  и  сообщил,  что
договорился с коллекционером, согласившимся выкупить у нас все  рукописи
Шекспира, которые мы сможем ему предложить. Таким образом, над проблемой
финансирования дальнейших экспедиций в  прошлое  можно  было  больше  не
задумываться.
   Еще  через  год  я  снова  встретился  с   Шекспиром,   передал   ему
переписанные мною пьесы "Комедия ошибок" и  "Ричард  Третий",  а  взамен
получил его  собственную  рукопись,  которую,  в  свою  очередь,  вручил
Марину.
   Так оно и пошло. Раз или два в год, в  условленный  день,  я  отвозил
Шекспиру одну-две новые пьесы и забирал его рукописи.  То,  что  вначале
казалось мне удивительным приключением, превратилось в  рутину.  У  меня
имелась  уникальная   возможность   проследить   жизнь   Шекспира,   но,
встречаясь,  мы  почти  ни  о  чем  не  разговаривали.  Вернее,  мы   не
разговаривали  ни  о  чем,  что  могло  бы  представлять   интерес   для
исследователя  творчества  Шекспира.  Мы  обсуждали  достоинства   блюд,
которые нам подавали в таверне, или то, что улицы  в  Лондоне  давно  бы
пора замостить. Порою Шекспир отпу