назад  он  начал  сходить  с  ума  и  к  настоящему  моменту
окончательно  перестал  отличать  реальность  от  собственных   бредовых
фантазий.
   - Этот снимок сделан нашим агентом в 1603 году, - поспешил на  помощь
несчастному инспектор.
   - Так, значит, вы обо всем знали, - с трудом выдавил из себя Хвостов.
   Одновременно с этими словами из него словно бы  улетучилась  половина
жизни. Плечи его опали, грудь и живот  провалились,  -  Хвостов  осел  в
кресле и как будто даже уменьшился в размерах.
   - Нет, - покачал головой инспектор. - Я даже не сразу  вспомнил,  где
видел вас  прежде.  В  соответствии  с  рапортом  агента  на  фотографии
запечатлен иностранный шпион, работающий на королевский Тайный  совет  и
использующий Уильяма Шекспира в  качестве  курьера  для  передачи  своей
информации в надежные руки.
   Хвостов поднял руки, держа их открытыми ладонями вверх,  и  несколько
раз провел из стороны в сторону.  Что  он  хотел  сказать  этим  жестом,
Шелуденко не понял.
   - Шекспир, судя по всему, был также уверен, что  работает  на  Тайный
совет, - продолжил инспектор. - Кстати, подобным образом подрабатывал на
жизнь не только он один, но  и  многие  другие  поэты  и  прозаики  того
времени. Обязанность Шекспира заключалась в том, чтобы в  тот  же  день,
когда он получал от вас пакет, доставить его в условное место и передать
определенному человеку, которого  он  знал  только  в  лицо.  Взамен  он
получал  причитающееся  ему  денежное  вознаграждение,   которое,   надо
полагать, было весьма приличным, поскольку помогало ему не  просто  жить
безбедно, но даже приобретать недвижимость. Вот вам и ответ на вопрос  о
таинственном источнике доходов Шекспира.
   - Простите, - перебил инспектора Хвостов. - Но кто покупал у Шекспира
рукописи его еще не написанных пьес?
   - Вы так и не поняли? - немного недоверчиво посмотрел на  собеседника
инспектор.
   Хвостов недоумевающе развел руками.
   - Ваш приятель Марин.
   - Но...
   -  Естественно,  не  собственноручно,  а  через  еще  одного   своего
помощника, который, возможно, даже  не  представлял,  с  кем  его  свела
судьба. Марин отличается тем, что подбирает себе не очень  образованных,
но зато исключительно исполнительных подручных. Шекспир, надо  полагать,
даже не заглядывал в ваши пакеты, поскольку был уверен, что они являются
собственностью Тайного совета. Черновики же пьес, написанных  им  самим,
он передавал вам. Во времена Шекспира рукописям  не  придавали  большого
значения. К  тому  же  вознаграждение,  что  он  получал  от  Марина  за
простенькие услуги, значительно превосходило гонорар  от  продажи  своей
интеллектуальной собственности.
   Хвостов, похоже, забыл, что  собирался  до  конца  покрывать  Марина,
потому что спросил:
   - Выходит, все эти годы Марин финансировал мои экспедиции  в  прошлое
из собственного кармана?
   - Поверьте мне, это не такие  большие  деньги,  как  вам  кажется,  -
ответил инспектор. - А в конечном итоге  Марин  многократно  покрыл  все
свои затраты.
   - Но ведь это я, - Хвостов так сильно ткнул себя указательным пальцем
в грудь, как будто собирался проделать в ней дырку, - я сам обратился  к
Марину за помощью!
   - И что с того? - пожал плечами Шелуденко. - Быть может, у Марина уже
был наготове этот план, и  он  лишь  ожидал  подходящего  случая,  чтобы
начать его воплощение в жизнь. Хотя с той же степенью вероятности я могу
предположить, что он попросту  решил  сымпровизировать,  узнав  о  вашей
затее. Ну а после втянулся в игру.
   - А как же посвящение! - неожиданно вспомнил Хвостов.
   - Какое посвящение? - не понял инспектор.
   - Посвящение на книге сонетов!
   Хвостов так воодушевился, что на щеках его появился легкий румянец.
   Инспектору было жаль разочаровывать его. Но в  конце  концов  Хвостов
являлся   нарушителем   закона   и   должен   был   понести   наказание,
соответствующее содеянному.
   - Зная склонность Марина к всевозможным шуткам  и  розыгрышам,  я  бы
рискнул предположить, что  сонеты  Шекспира  опубликовал  он,  -  сказал
Шелуденко, внимательно наблюдая за  реакцией  своего  собеседника.  -  И
посвящение в начале книги также было предложено им.
   - Чушь! - возмущенно взмахнул рукой Хвостов. - С чего бы вдруг Марину
этим заниматься?.. Не вижу в этом ничего смешного!
   Инспектор положил руки локтями на стол. Края губ его  раздвинулись  в
едва заметной, но при этом очень ехидной ухмылке.
   - А что, если прочесть посвящение в начале  книги  сонетов  несколько
по-иному, чем предлагаете вы? - Шелуденко провел пальцем над  клавишами,
и на экране воспроизвелась страница книги сонетов Шекспира,  изданной  в
1606 году, с напечатанным на ней посвящением.  -  Например,  так:  "Тому
единственному,  кому  обязаны  своим  появлением  нижеследующие  сонеты,
мистеру Дабл-ю Эйч, всякого счастья и вечной  жизни,  предсказанных  ему
нашим бессмертным  поэтом,  желает  человек,  доброжелатель,  рискнувший
издать их". -  Инспектор  сделал  точно  выверенную  паузу,  после  чего
убийственным тоном произнес:
   - Как  известно,  в  большей  части  сонетов  Шекспир  обращает  свой
восторженный поэтический взор в направлении представителя одного  с  ним
пола. А если вспомнить, что  сам  Шекспир  публиковать  свои  сонеты  не
собирался и тот факт, что это произошло помимо его воли, вызвал у  поэта
бурю негодования, то, полагаю,  открытие  истинного  имени  таинственной
музы поэта вызвало бы подлинный фурор среди современных исследователей и
поклонников творчества Уильяма Шекспира.
   Хвостов рухнул в кресло, как  будто  получил  нокаутирующий  удар  от
боксера-тяжеловеса.
   Примерно на такую реакцию и  рассчитывал  Шелуденко.  Медленно,  так,
чтобы  не  разрушить  возникшую  атмосферу  мрачного  ужаса,   инспектор
протянул руку и надавил пальцем на пьезо-кнопку интеркома.
   Раздавшийся короткий писк заставил Хвостова судорожно дернуться.
   - Как успехи, Элис? - отчетливо и громко произнес инспектор.
   - Я покончила с твоей рукописью,  -  ответил  ему  ворчливый  женский
голос.
   Инспектор заговорщицки подмигнул Хвостову и, нажав кнопку  временного
отключения микрофона, шепотом сообщил:
   - Элис всегда говорит "покончила" вместо "закончила", если ей  что-то
не нравится.
   Хвостов никак не отреагировал на его слова.
   - Результаты обнадеживающие? - отпустив кнопку,  задал  новый  вопрос
Шелуденко.
   - Все зависит от того, на что ты рассчитывал, - недовольно проворчала
в ответ Элис. - Через пятнадцать минут я  закончу  отчет  о  результатах
экспертизы и пришлю его тебе вместе с рукописью.
   - А если в двух словах?
   - Чистейшей воды фальшивка. Хотя не могу не признать,  что  выполнена
очень аккуратно и, вне всяких сомнений, квалифицированным  специалистом.
Бумага,  чернила  и  даже  веревочка,  которой  прошиты  листы,  -   все
подлинное. То есть произведено в  конце  XVI  -  начале  XVII  века.  Но
степень ветхости указывает на реальный  возраст  в  пять-шесть  лет,  не
больше.  На  всех  без  исключения  листах  бумаги  различимы  следы  от
механизма протяжки лазерного  принтера  "Эмиль-005".  Из  чего  я  делаю
вывод, что незнакомец, занимавшийся изготовлением этой подделки, вначале
смоделировал  почерк   Шекспира   с   помощью   компьютерной   программы
"Стилос-66", после чего набрал  текст  и  перенес  его  на  бумагу.  При
распечатке  был  использован   светочувствительный   краситель,   поверх
которого затем были нанесены чернила.  Вне  всяких  сомнений,  это  было
сделано  вручную  с  использованием  настоящего  пера.  Тому,  кто  этим
занимался,  пришлось  здорово  потрудиться.  Ну  а   после   того,   как
светочувствительный  краситель  разложился  под  действием   света,   мы
получили то, что имеем, - рукопись, которую эксперты, скажем, начала XXI
века, скорее всего, приняли бы за настоящую. Но их трудно было бы винить
в этом,  поскольку  в  отличие  о  нас,  они  не  располагали  образцами
отпечатков пальцев  Шекспира.  Скажи  мне,  Шелуденко,  ты  можешь  себе
представить,  что  человек  написал  пьесу,  а  затем   внес   в   текст
необходимые, как ему казалось,  изменения  и  при  этом  не  оставил  на
страницах рукописи ни одного своего отпечатка?
   - Ты не нашла ни одного отпечатка пальца Шекспира? - инспектор скосил
взгляд на Хвостова, оплывшего в кресле, словно огарок свечи.
   - Зато среди  кучи  отпечатков,  принадлежащих  человеку,  данных  на
которого у нас в архиве нет,  я  нашла  всего  один  отпечаток  большого
пальца правой руки, аккуратно поставленный на первом  листе,  точно  под
надписью  "Сочинение  Уильяма  Шекспира".   Как   будто   кто-то   хотел
удостоверить тем самым свое авторство. И знаешь, Шелуденко, чей это  был
палец?
   - Павла Марина, - ответил инспектор.
   - Откуда ты знаешь? - разочарованно протянула Элис.
   - Интуиция, - усмехнулся Шелуденко. - Спасибо за работу, Элис.
   - Да не за что.
   Шелуденко нажал кнопку отбоя.
   - Я думаю, в комментариях нет необходимости? - спросил  он,  взглянув
на Хвостова.
   - Зачем он это сделал? - не глядя на инспектора, едва слышно произнес
Хвостов.
   Не нужно было уточнять, о ком именно идет речь.
   - Я уже говорил вам, что Марин большой шутник. К тому  же  он  еще  и
талантливый  мистификатор.  На  его  удочку  попадались  и  куда   более
искушенные люди, нежели вы.
   Шелуденко сделал паузу, ожидая, что скажет на это Хвостов.
   После минуты молчания инспектор спросил:
   - Вы по-прежнему не желаете дать показания против Марина?
   Хвостов отрицательно мотнул головой.
   - Что ж...
   Шелуденко  провел  пальцами  над   клавиатурой,   и   принтер   выдал
стандартный бланк подписки для свидетеля.
   - Подпишите здесь, внизу, - сказал он, положив бланк  на  стол  перед
Хвостовым.
   - Что это? - вяло поинтересовался тот.
   - Вы подтверждаете, что предупреждены о том, что повторное совершение
того же самого правонарушения,  которое  стало  причиной  вашей  явки  в
Департамент, повлечет за собой ужесточение наказания.
   - При всем желании я не смог бы  повторить  то,  что  уже  сделал,  -
мрачно изрек Хвостов. - Уильям умер год назад.
   -  Кроме  того,  вы  подтверждаете,  что  не  имеете  в   собственном
распоряжении  транспортного  средства,  позволяющего  путешествовать  во
времени.
   - Не имею, - отрицательно мотнул головой Хвостов и взялся за лазерное
перо.
   - И гарантируете, что не станете уклоняться  от  явки  в  Департамент
контроля за временем для дачи показаний или допроса, в  случае,  если  в
том возникнет необходимость, - быстро закончил инспектор.
   Хвостов, почти не глядя, царапнул бумагу пером.
   - И что теперь? - спросил он, ткнув перо в подставку.
   - Можете идти, - ответил инспектор, убирая подписанный бланк в папку.
   Хвостов тяжело поднялся из кресла, подхватил за ручку кейс, с которым
пришел, и, не прощаясь, направился к выходу из кабинета.
   Странное дело, но, глядя на его согбенную спину, инспектор  Шелуденко
не испытывал радости победителя при виде поверженного в прах противника.
   - Вы можете забрать рукопись, - произнес в спину Хвостову инспектор.
   Даже не оглянувшись, Хвостов безразлично махнул рукой.
   Он уже приоткрыл дверь, когда Шелуденко вновь окликнул его:
   - Постойте! А что находилось в конверте, который вы отдали Шекспиру в
последнюю вашу встречу?
   Обернувшись, Хвостов посмотрел на  инспектора  взглядом,  исполненным
скорби и тоски по несбывшемуся чуду. Подбородок  его,  дернувшись,  чуть
приподнялся. Полуприкрыв глаза, Хвостов нараспев прочитал:

   - Коль божий гнев тебе внушает страх,
   Мой друг, оставь в покое этот прах.
   Тот будет славен, кто не тронет сих камней,
   И проклят тот, кто потревожит сон костей.

Глава 27

   Вытянув ноги и сложив руки на груди, инспектор Шелуденко полулежал  в
кресле. Взгляд его был устремлен на спинку кресла, в  котором  несколько
минут назад сидел Вальдемар Хвостов.
   Инспектор не мог определить своего отношения к  странному  маленькому
человечку,  покинувшему  его  кабинет,  прочитав  перед   уходом   слова
эпитафии, выбитой на надгробном камне Уильяма Шекспира, что  покоится  в
северной стороне алтаря церкви Святой Троицы в Стратфорде-на-Эйвоне, так
и   оставшемся   милым   маленьким    провинциальным    городком,    все
достопримечательности  которого  связаны  с  именем  Шекспира.   И   эта
неопределенность  беспокоила  Шелуденко  куда  сильнее,   чем   история,
рассказанная Хвостовым.
   Марин  был  весьма  своеобразной  и  даже  уникальной  в  своем  роде
личностью, но мотивы его действий были в целом ясны  и  понятны.  Словно
заправский  шахматист,  он  разыгрывал  сложные   многоходовые   партии,
охватывающие два,  три,  а  случалось,  что  и  четыре  витка  временной
спирали. Он получал истинное  удовольствие  от  увлекательной  игры,  не
забывая при этом и о собственной выгоде. Но он никогда  не  нарушал  тех
правил,  что  установил  сам  для  себя.  Искусство,   в   любых   своих
проявлениях,  являлось  для  него  святыней,  к   которой   не   следует
прикасаться лишний раз без особой на то необходимости. Своими действиями
он как бы  создавал  новый  вид  искусства,  фантастический  перформанс,
местом действия которого становилось все необъятное время.  Ну,  кто  бы
мог остаться равнодушным к тому, с какой изощренной виртуозностью он  не
позволил Хвостову вмешаться в ход творческого процесса Шекспира?
   Разве не к такой же отточенности в своих действиях стремился любой из
инспекторов Отдела искусств Департамента контроля за временем?  И  разве
выбрал бы своей работой контроль за прошлым человек,  уверенный  в  том,
что подлинная жизнь - это только то, что происходит здесь и сейчас?
   Шелуденко вспомнил такси, застрявшее в бесконечном  потоке  машин,  и
мрачно  усмехнулся.  Мимо  с  бешеной  скоростью  проносились  машины  с
тонированными стеклами. Людям в них не было никакого дела до  неподвижно
стоящей машины. А  уж  о  том,  что  в  машине  мог  кто-то  находиться,
большинство из них,  скорее  всего,  даже  и  не  задумывались.  Занятые
собственными мыслями, они воспринимали все, что их окружало,  как  часть
привычного пейзажа. У современного человека  нет  времени  на  эмоции  и
чувства. Но разве не думал в тот момент  запертый  в  сломавшемся  такси
Шелуденко о том, как здорово  было  бы  сейчас  оказаться  где-нибудь  в
прошлом? Ну, к примеру, в Лондоне начала XVII века?
   Но для Хвостова путешествия в прошлое не были бегством от настоящего.
Он сам признавал, что неплохо вписывался в нынешнюю действительность  до
тех пор, пока в таверне "Белый Огонь" не увидел Шекспира, с пером в руке
склонившегося  над  рукописью.  Хвостов  постарался  как   можно   более
убедительно и точно описать то, что произошло с ним в тот момент. Но был
ли он при  этом  до  конца  искренен?  И  можно  ли  полагаться  на  его
объективность? В смысле,  насколько  может  быть  объективен  человек  с
нервным  расстройством,  пытающийся  как  можно  более   точно   описать
собственные ощущения?
   Речь, конечно, вовсе не о том, что у Хвостова  не  все  в  порядке  с
головой, хотя нервы у него, следует честно сказать, ни к черту.
   По версии самого  Хвостова,  он  счел  необходимым  вмешаться  в  ход
исторического процесса в тот момент, когда почувствовал, насколько легко
коммерческая жилка в  душе  Шекспира  берет  верх  над  его  поэтическим
талантом. Человек пришел в ужас, подумав о том,  что  Шекспир-коммерсант
может не ужиться с Шекспиром-драматургом, и решил сделать  все  от  него
зависящее,  чтобы  сохранить   для   потомков   творчество   гениального
англичанина. По крайней мере ту его значительную часть, которую  сам  он
счел достойной пера Шекспира. Казалось бы, поступок, заслуживающий  если
и не снисхождения, то уж, во всяком случае, понимания.
   Но Шелуденко смущало  то,  что,  излагая  свою  историю,  Хвостов  уж
слишком  акцентировал  внимание  на  коммерческой  стороне  деятельности
Шекспира. Кого он пытался убедить в том, что Шекспир  действительно  был
близок к тому, чтобы переключиться на чисто коммерческий пересказ  чужих
пьес, а в дальнейшем и вовсе бросить писать ради  того,  чтобы  заняться
выгодным  вложением  накопленных  денег,  -   слушавшего   его   рассказ
инспектора или, быть может, самого себя?
   Чего ради Хвостов принес с собой рукопись "Карденио", если был уверен
в том, что Шекспир не писал этой пьесы? Быть может, ему с самого  начала
было известно, что это фальшивка?  И  почему  бы  не  предположить,  что
состряпал ее сам Хвостов? Подделать  чужой  отпечаток  пальца  ненамного
сложнее,  чем  нарисовать  чужую  подпись.  У  Хвостова  могли   иметься
отпечатки пальцев Марина, который, по его же словам, неоднократно  бывал
у него дома. Только для чего он все это сделал? Чтобы  попытаться  таким
образом   изобразить   из   себя   жертву    злых    козней    коварного
контрабандиста-профессионала? Но Хвостову и без того ничего не  грозило,
если бы он сам не явился в Департамент.
   Вывод напрашивался сам собой: Хвостов принадлежал к когорте людей, не
обладающих даже зачаточным творческим  потенциалом  и  потому  мечтающих
любым способом запечатлеться в  отблесках  славы  того,  чей  гений  был
неоспорим. Уильям  Шекспир,  с  именем  которого  до  самого  последнего
времени было связано немало загадок, тайн и домыслов, представлял  собой
идеальный объект для подобных устремлений. За то  время,  что  инспектор
Шелуденко занимался Шекспиром, через его руки прошли  тысячи  поддельных
рукописей "ранее  неизвестных"  пьес  Шекспира.  Поэм  было  значительно
меньше. Зато число сонетов, которые непременно следовало добавить к  ста
пятидесяти четырем общеизвестным, не поддавалось учету.
   Хвостов пошел дальше других. Он не просто написал за  Шекспира  новую
пьесу, а попытался убедить себя, а заодно и всех вокруг, в том, что  без
его помощи Шекспир вообще не состоялся бы как драматург. И, если  бы  не
хитроумный Марин, случайно встретившийся Хвостову на пути к  славе,  ему
бы это удалось. Наверняка, не полагаясь  на  одну  лишь  графологическую
экспертизу,  он  старательно  прикладывал  к  обратной  стороне   листов
рукописей, которые передавал Шекспиру, свой палец,  тщательно  смазанный
чернилами.
   Вот только зачем он поставил  отпечаток  пальца  Марина  на  рукопись
"Карденио"?..

Глава 28

   От размышлений инспектора оторвал писк зуммера интеркома.
   - Слушаю, - нажал кнопку приема Шелуденко.
   - Ну как тот тип, которого я направил к тебе? - раздался из микрофона
голос дежурного инспектора Тейлора.
   - Пустышка, - коротко ответил Шелуденко.
   - Понятно... - как будто даже с  разочарованием  протянул  Тейлор.  -
Пневмопочту получил?
   Шелуденко скосил взгляд на  ячейку  пневмопочты  слева  от  стола.  В
контрольном окошке горел зеленый огонек, извещающий о поступлении почты.
   - Я уже минут пятнадцать, как тебе отправил, -  продолжал  между  тем
Тейлор.
   Протянув руку, Шелуденко открыл  ячейку  и  достал  из  нее  посылку,
завернутую в плотную серую бумагу и  перевязанную  грубой  бечевкой.  На
обертке не было ни адреса, ни имени получателя.
   В душе инспектора шевельнулось недоброе предчувствие.
   - Что это? - спросил он у Тейлора.
   - Не бойся, не бомба, - усмехнулся тот.  -  Сканер  обнаружил  только
бумагу.
   - Откуда пакет? - уточнил свой вопрос Шелуденко.
   - Мальчишка  какой-то  принес,  лет  четырнадцати.  Сказал,  что  для
инспектора Шелуденко, бросил на стойку и тут же убежал. Уже открыл?
   - Нет еще, - буркнул Шелуденко.
   - Ну так давай, не тяни! Мне ведь тоже интересно, что там!
   Шелуденко положил руку на посылку.
   - Документы, - сказал он, выждав какое-то время. - Мне должны были их
передать...
   Не дожидаясь новых вопросов, он коротко бросил:
   - Пока, - и нажал кнопку отбоя.
   Затем Шелуденко попытался  руками  разорвать  перевязывающую  посылку
бечевку, но о