чет любящего, кстати, все было честно: родителей Денис действительно любил и уважал, ведь не в последнюю очередь благодаря их ненавязчивому воспитанию Шимашевич-младший вырос тем, кем вырос. И именно сетования отца, сокрушающегося по поводу своего безвременно почившего минского "ящика", навели Дениса на очередную идею.
     - Какие специалисты, Денис! Какие темы! - вещал Шимашевич-старший, с удовольствием бередя собственные раны. - Профессора сидят без гроша, потому что у этих сраных политиков нет ума вложить копеечку в будущее! У них есть ум только разворовать все сегодня, а на будущее им плевать!
     Вложить копеечку в будущее Денис был вполне готов. И потому, что копеечка имелась, и потому, что отец, сам того не ведая, подсказал, как можно эту копеечку превратить в жирный целковый. Ибо выше всего в мире наживы и гонки к вершине ценится...
     Правильно. Информация. Своевременная информация. Она всегда бывает востребованной.
     Словом, спустя пять лет на Дениса и его компаньонов в Дубне пахал целый частный научный центр. Пользуясь знакомствами отца и бедственным положением ученых в Белоруссии и экс-СССР в целом, Шимашевич-младший отыскивал и перетягивал под Москву целые лаборатории. Из отцовского института, из других заведений - бывших "ящиков", открытых НИИ, университетов даже. Смежных направлений и совершенно отдельных. Минских, киевских, московских... И оборудовали этот центр Денис со товарищи не жалея средств. Потому что прекрасно представляли: вложенные средства вернутся сторицею.
     Понятное дело, не сразу. К чести Дениса Шимашевича следует сказать: стратегическое мышление было ему не чуждо. Бывало, он отказывался от сделок, сулящих немедленную прибыль, чем приводил в изумление коллег и конкурентов. "Тише едешь - дальше будешь" - этой поговорки Денис не любил. Но если разовьешь предельную скорость, не зная, что за поворотом, - запросто окажешься в кювете и пеняй на себя. Вернее, на свою неспособность просчитывать ситуацию на несколько шагов вперед.
     Как-то незаметно трудиться в центре Шимашевича стало очень престижно, а главное - невероятно выгодно. Куда выгоднее, нежели мотать в Штаты или Израиль на весьма сомнительные эмигрантские хлеба. Денис давно пришел к выводу, что собственное богатство следует строить не на безжалостном обирании каждого члена своей империи, а на достатке и благополучии его. Все - от маститого ученого до последнего лаборанта или уборщицы - должны жить хорошо. Тогда им незачем будет уходить и предавать. А каждый выплаченный доллар назавтра превратится в десять, в пятьдесят, в сто - только заинтересуй тех, кто имеет мозги, и тех, кто имеющим мозги ассистирует. И умело воспользуйся результатами.
     Так было в теории. На практике - и так, и этак. Стратегия стратегией, но если окружающая действительность навязывает тебе свои представления о тактике, не стоит ими совсем уж пренебрегать, иначе сожрут.
     Для акул бизнеса идеалист - вкусный корм. Для делового человека компромиссы между целью и средствами необходимы, как способ существования и опора для движения вперед.
     К началу двадцать первого века Шимашевич торговал технологиями направо и налево, но не терял при этом обычной осмотрительности и не забывал прислушиваться к мнению компетентных в своих областях людей. Среди клиентов исследовательского центра в Дубне значились десятки медицинских и фармацевтических компаний, NASA, Пентагон, Intel, Microsoft, Вооруженные силы России, Mitsubishi, Nokia, Sony, Nissan, Philips, Coca-Cola, Nike, Vodafon, General Motors, а также космические ведомства более двух десятков стран и международная служба Глонасс. На Шимашевича выходили через десятых людей исламские террористы, ирландские террористы, баскские террористы, еще черт знает какие террористы... Но оружием лаборатории Дениса не занимались. К нему обращались некие темные личности из Колумбии и Венесуэлы. Но наркотиками лаборатории Дениса тоже не занимались.
     Империя Шимашевича без заметных потрясений пережила смену президента и неоднократные рокировки в правительстве. Его не раз пытались прижать государственные мужи - и не могли, потому что информация и технологии нужны всем, в том числе и государственным мужам. Дениса неоднократно пытались втянуть в разборки политиков и медиамагнатов - Шимашевич и его люди всегда оставались по-швейцарски нейтральными ко всем, без исключения, и всегда вели дела с теми, кто платит больше. К моменту, когда Денис неожиданно для многих увлекся парусным спортом, его империя стала столь же незыблемой в России и всем мире, как Тибет в Азии. Живой и процветающий Шимашевич был для всех неизмеримо более выгоден, нежели Шимашевич, у которого дела пошли под откос. А поскольку он никогда не вставал ни у кого на дороге и никогда никого не обманывал...
     Короче, его не трогали даже самые одиозные из политиков и прочих хозяев жизни.
     Идея "Гонки самоубийц" пришла к Денису после просмотра одного малоизвестного фильма под названием "Полным бакштагом к смерти". И еще после того, как он побывал в нескольких южных яхт-клубах. Ну и не в последнюю очередь в результате одного из свежезаконченных исследований в области климатологии и метеорологии. "Почему, - подумал Денис, - в "Вольво оушен рейсез" больше не участвует ни одна российская, или украинская, или хотя бы прибалтийская яхта? Почему буржуи могут себе позволить такую роскошь, а наши ребята-яхтсмены из провинциальных клубов вынуждены брать в гонку водку подешевле, чтоб больше получалось? Да и на чем они ходят? Нет, лодки в большинстве своем ухоженные и окруженные посильной заботой. Но они ж даже не вчерашний - позавчерашний день!! Некоторым по пятьдесят лет!"
     И Денис, как обычно, справедливо рассудил: одна подаренная продвинутым людям яхта ничего не решит. Нужно по обыкновению начинать с низов. Нужно, чтобы у самых преданных рыцарей ветра и парусов, у истинных маньяков и фанатов, появились лодки посовременнее.

***

     Так родились одновременно два мероприятия: кругосветная гонка малотоннажных яхт и дополнительный цех на одном из южноукраинских судостроительных заводов. Каждый, кто дойдет до финиша "Гонки самоубийц", получит кругленькую сумму... и возможность купить новую, свежепостроенную в новом цеху яхту. Разумеется, по льготной цене.
     В плане коммерческой выгоды дело выглядело на первых порах однозначно убыточным, хотя это Шимашевича совершенно не смущало. Он умел смотреть в будущее дальше, чем многие. И кроме того, ему страшно хотелось собственными глазами увидеть придуманную им экстремальную кругосветку, а охота зачастую бывает пуще неволи и вдобавок заставляет закрывать глаза на расходы.
     Без хобби жить нельзя на свете, нет. В былые годы Денис перепробовал почти все классические увлечения нуворишей и остался ими недоволен. Он пробовал и пляжи Мальорки, но только покрылся волдырями солнечных ожогов, и африканские сафари с бельгийкой-слонобоем шестисотого калибра, выплевывающей пулю весом в девяносто граммов с силой в четыре тонны, но повредил отдачей ключицу и на неделю оглох на оба уха, и дайвинг у Большого Барьерного рифа, где едва не был обкусан со всех сторон стаей мелких, но очень настырных акул, и цолет через Шпицберген на Северный полюс, где отморозил ухо, и многое другое в том же роде. В конце концов все эти дежурные мелочи вытеснила одна, но пламенная страсть: яхты!
     В первой гонке Денис Шимашевич решил лично не участвовать, предпочел тщательнее позаботиться о безопасности и обеспечении. А когда "Гонки самоубийц" перестанут быть новинкой, делом неизведанным и темным... тогда можно будет и оттянуться. По полной программе.
     О безопасности и обеспечении Денис позаботился с присущим ему размахом и предусмотрительностью. Задействованы были сотни структур по всему миру. Расходов оказалось куда больше, чем представлялось с самого начала. Но, в конце концов, так случается во всяком неосвоенном пока деле. Поэтому Шимашевич не огорчался и не отступал.
     Гонка стала реальностью спустя три года.
     Все остальное было чистой случайностью. Случайностей Шимашевич не любил, но считался с ними и всегда был готов использовать их раньше конкурентов. Как ни жаль, не все на этом свете можно просчитать заранее.
     Зато все можно использовать.
     ***
     Небольшой холл в доме начальника станции издавна служил местом плановых и экстренных совещаний с руководителями отрядов и иным мелким начальством Новорусской. Сам дом, возведенный несколько раньше радиостанции, успевшей утонуть в снегу только наполовину, и вдобавок построенный в редкостно неудачном месте, давно был погребен вместе с крышей, выставив из гигантского плоского сугроба лишь вентиляционную трубу да тамбур, как ту соломинку, за которую без толку хватается утопающий. Тамбур тоже постепенно заносило; по мере его погружения приходилось углублять ведущую к входному люку траншею со ступенями, пока, наконец, не стало ясно, что проще уж нарастить лестницу и воздвигнуть на поверхности новый тамбур. Воздвигли, и все началось сначала. Теперь, чтобы спуститься вниз, приходилось преодолевать траншею плюс лестничный пролет.
     Антарктическим летом лестница почти всегда была мокрая, сверху то капало, то подтекало, то капало и подтекало одновременно. Случалось, что воду из-под домика приходилось откачивать электрической помпой.
     Причина, по которой на экстренном совещании отсутствовал начальник станции, была донельзя уважительной: Аркадий Степанович Типунов лежал на операционном столе в медпункте с открытым переломом руки и сотрясением мозга и дышал хлороформом, чего, впрочем, не замечал, так как с момента падения на лед не приходил в сознание. По той же причине на совещании отсутствовал начальник медпункта Валентин Валентинович Бакланов-Больших, в данную минуту вспоминающий навыки хирурга. Остальные были на месте.
     Совещание открыл Ефим Евграфович Ерепеев, он же "Е в кубе", он же начальник транспортного отряда и заместитель начальника станции, волей-неволей исполняющий теперь его обязанности. Вообще-то на антарктических станциях должность замначальника занимает обычно кто-либо из научников, но на Новорусской сложилось иначе. Во-первых, не предвиделось больших санно-гусеничных походов. Во-вторых, четыре успешные зимовки говорили за Ерепеева лучше любых рекомендаций. В-третьих, Аркадий Степанович Типунов вообще слабо представлял себе ситуацию, в которой всю силу власти ему пришлось бы передать другому.
     И, как оказалось, напрасно.
     Ерепееву молчаливо сочувствовали, и он старался не показывать виду, насколько ему отвратительно неожиданное повышение в должности в самый неподходящий для карьеры момент. Всерьез разозлиться на Типунова он не мог - Типунову приходилось явно хуже, чем ему, - и он злился на себя за то, что согласился пойти в заместители. На себя он злился даже сильнее, чем на двух виновников паскуднейшей ситуации - Ломаева и Непрухина.
     И без этих двух друзей-оболтусов у и.о. начальника станции хлопот был полон рот. А поразмыслить было некогда, давно наступило время принятия решений. Какие первоочередные работы проделать на станции - вопрос не праздный, но и не главный. Как убедить высокое руководство не карать направо и налево - вот вопрос из вопросов!
     Основной передатчик Новорусской вышел из строя; в данный момент Непрухин занимался его ремонтом. Узнав, что единственная запасная лампа выходного каскада до сих пор венчает, аки шпиль, верхушку новогодней елки в кают-компании, Ерепеев вышел из себя и наговорил разных слов, хотя два месяца назад сам выклянчил лампу на украшение нейлонового древа - эстетичная, мол, штучка. К счастью, лампа благополучно пережила новогоднее веселье. Протрезвевший Непрухин божился, что максимум через час передатчик будет "как новенький". Через полчаса даже!
     Поскольку Непрухин чинил связь, в качестве жертвы присутствовал один угрюмый Ломаев, готовый принять на свою бычью шею все кары. С австралийцами решили не связываться - ну их, иностранцев, да и ясно как день, что на безобразную выходку их спровоцировали российские коллеги. За границей вообще есть многое, включая упомянутых в паскудной радиограмме утконосов, и своих обормотов там навалом, но таких, как наши российские, сыскать трудно. Они эндемики.
     Надо же такое выдумать - объявить суверенитет!
     - Ну, - хмуро сказал Ерепеев, - что делать будем?
     Никто не знал, что вопрос был риторическим. И.о. начальника станции уже знал, что он будет делать. Обоих виновников, Ломаева и Непрухина, изолировать на камбузе. Пускай картошечку почистят и поразмышляют о жизни и о себе, им полезно. Далее: как только восстановится связь, объяснить начальству недоразумение, списав его, понятное дело, не на пьянку, а на психическое расстройство двух полярников, приключившееся вследствие необъясненных пока наукой физических эффектов, связанных с перескоком материка. Не худо бы затребовать с Большой земли медицинскую бригаду. С больных взятки гладки, и с их начальства тоже.
     Единственный способ спустить все на тормозах. Правда, скандал велик, тормоза получатся жесткие, но иных все равно нет. Вообще-то двух придурков даже жаль - не видать им больше Антарктиды, - однако никто, кроме них самих, в этом не виноват. Никто. На этом пункте надо стоять твердо.
     Ерепеев с сожалением подавил соблазн состроить на весь свет рожу кирпичом, изобразив, будто ему вообще ничего не известно, и объявить случившееся безобразие выходкой неведомых радиохулиганов. Жаль, но ничего не выйдет. Учинят следствие и очень быстро докопаются. Всем коллегам рты не заткнешь. А кроме того, передатчик, скотина, сгорел далеко не сразу, успев прежде проработать несколько часов, и его точное местоположение наверняка было определено - хотя бы из космоса. Сволочи американцы набросали на орбиты уйму всякого железа...
     - А может, и ничего, а? - робко промямлил начальник аэрометеоотряда Пятко и, между прочим, непосредственный шеф Ломаева. - Может, и обойдется? Связи-то пока нет. Может, они там уже все поняли...
     В холле разом закряхтели и задвигались. Видно бы-ло, что эта мысль пришлась многим по душе.
     - Что поняли? - прищурившись, спросил Ерепеев.
     - Ну... что все это дурацкий розыгрыш. По-моему, должны они понять, не глупые...
     - А кто это "они"? Уточни, будь добр.
     - Ну... в ААНИИ. И выше...
     - Насколько выше?
     - Ну...
     - Баранки гну! - рявкнул Ерепеев. - Ты бы понял? Нет, не здесь, а находясь черт знает где отсюда? Что да? Понял бы? Ты-то, может, и да, потому что кто ты есть? Никто. Какой с тебя спрос? Ты только за свой отряд отвечаешь, а если на тебе лежит ответственность куда как повыше, а? Ты не слышал, что в эфире делается? Послушай вон приемник. Нас уже узурпаторами называют. Чилийцы с аргентинцами заявили протест...
     - А при чем тут Чили и Аргентина? - спросил кто-то.
     - Ты что, неграмотный? - напустился на него Ерепеев. - Здрасте-приехали! Они договор о статусе Антарктиды не подписывали и не собираются. И именно потому, что считают Антарктиду своей исконной территорией, понятно? Они, между прочим, давно поделили ее - половина вам, половина нам... Тут каша мирового значения! Из-за двух идиотов! Мало того, что эти два голубчика ославились на весь мир, так еще и передатчик сожгли!..
     Пятко с гадливой гримасой вбил в пепельницу окурок. Будто клопа казнил.
     Ломаев молчал, уронив подбородок на могучий кулак, глядя исподлобья, и был похож на помесь роденов-ского мыслителя с насупленным неандертальцем.
     - А рации на вездеходах и самолетах? - подал голос кто-то.
     - Слабые! С ближайшими станциями на континенте мы еще кое-как можем связаться, а с Большой землей - вот! - Ерепеев откровенно отбил на локте это "вот". - Через спутник - тоже пока никак. Уже пробовали. Так что же, просить соседей, чтобы передали наше опровержение? Не знаю кому как, а мне "испорченный телефон" не нужен. Да и стыдно. Лучше уж подождать полчаса - и самим...
     - А с Новолазаревской? - настаивал тот же голос.
     - С Новолазаревской связи нет, а с Беллинсгаузеном и подавно, - отрезал Ерепеев. - Есть связь с Мирным, но неустойчивая. Магнитная буря, наверное.
     Сейчас он нагло врал в глаза своим товарищам - со станцией Новолазаревская, резиденцией начальника всей российской антарктической экспедиции Михаила Михайловича Троеглазова, связь была, хотя и верно - неустойчивая. Немногие знающие об этом помалкивали, понимая, что и.о. начальника Новорусской просто-напросто оттягивает момент неизбежного тягостного объяснения. Ну что же, ждать починки единственного мощного передатчика - тоже занятие...
     Минут через десять вялой дискуссии с Ерепеевым согласились все. Затем кто-то предложил дать слово Ломаеву.
     - Это еще для чего? - долетел из угла чей-то дискант.
     - А пусть скажет нам, что он сам думает обо всем этом...
     Ломаев оторвал подбородок от кулака. Роденовский мыслитель сгинул - остался страдающий мигренью неандерталец.
     - Здесь что, товарищеский суд? - сипло осведомился троглодит, встопорщив бороду, и нехорошо осклабился.
     На него заорали - вразнобой, зато от души:
     - А хоть бы и товарищеский... Мы тебе что, уже не товарищи? Брезгуешь, гад?
     - Из-за тебя, урода, все, из-за тебя!
     - Шутки ему!.. Кому шуточки, а всем без премии оставаться ?
     - Да если бы только без премии! Мелко берешь. Теперь у всех нас, считай, волчий паспорт...
     - Тихо! Пусть скажет...
     - Всех подставил, гнида!...
     - У меня четвертая зимовка, а теперь что - весь послужной список псу под хвост? Искать работу на Большой земле? Кем? Сторожем? Кому я нужен?
     - У меня, между прочим, зимовка тоже не первая...
     - Да тише вы!
     - Что тут "тише" ?! Морду ему набить, а уж потом...
     - Нет, пусть он сначала скажет...
     Ломаев воздвигнулся, едва не коснувшись головой потолка, большой, набрякший, как грозовая туча, и стало ясно, что шансы набить ему морду, мягко говоря, проблематичны. Разве что он сам позволит.
     - Ну и скажу! - рявкнул он так, что все разом притихли. - Скажу! Да! Спьяну! Один я виноват - моя была идея! Сам и отвечу, никого за собой не потяну! Сам! Поняли? Кто не понял, кому повторить персонально? Теперь все, я могу идти?
     Одну секунду висела тишина. Разумеется, не могло быть и речи о том, чтобы вот так просто отпустить виновника под домашний арест, не пропесочив его как следует, - но много ли в том толку?
     - А вот и второй именинник, - сказали у двери. - Починил уже, что ли? Э, ты чего? Ты не толкайся!
     Но Игорь Непрухин не мог не толкаться - едва успев ссыпаться с лестницы, он влетал в холл пулей и был не в состоянии погасить инерцию. Да и не желал. Глаза - сумасшедшие, рот - вкривь.
     - От австралийцев с Дейвиса! - выпалил он, напролом прорвавшись к Ерепееву, и перед изумленными глазами и.о. начальника птицей порхнул торопливо исписанный бумажный листок. - И еще от американцев с Амундсен-Скотта. Передают непрерывно, просят отозваться...
     Зашуршала бумага. Начальственный взгляд, суровый и деловой, забегал по корявым строчкам, и на чело Ерепеева пала тень. Многие видели, как и.о. начальника Новорусской сбился, заморгал и начал читать снова. Затем бумажный лист в его руках мелко задрожал.
     - Это что-то... - начал Ерепеев.
     Не сыскав в русском языке подходящего эпитета к неведомому "что-то", он осекся и вхолостую задвигал губами. Глаза его расширились и округлились, как у лемура, а лицо начало багроветь.
     - Разыгрываешь, паскуда? Нашел, блин, время...
     - Ни боже мой! - Непрухин отшатнулся и, как мельница, замахал руками. - Все правда! Наладил связь, первым делом - вот...
     Ему не хватило дыхания, что иногда бывало, и не хватило слов, что случилось с ним впервые. Он шумно втянул воздух и сглотнул слюну, зверски дернув кадыком. Руки остались в движении, и Непрухин выделывал ими жесты, по-видимому, означающие: "Да что вы, мужики, стал бы я так шутить, я тут вообще ни при чем, я не я и кепка не моя..."
     У Ерепеева, застывшего столбом с листком в руках, окончательно перекосилось лицо.
     - Вслух! - потребовал из