сть за возможные эксцессы и несчастные случаи. Ну а в случае успешного завершения гонки получают по пятьдесят тысяч безоговорочно и финишные бонусы, тоже немаленькие, в зависимости от занятого места. Даже последнее место оправдывало эту авантюру с головой. Да и от спонсора, пивного концерна "Оболонь", кое-что перепало бы в любом случае. Поэтому экипаж молился и ежевечерне пил за погоду. Единственное, что могло помешать благополучному финишу, это озлобленность океана, это шквальный ветер и чрезмерно высокие волны. Буря, непредсказуемая и слеподырая.
     Но океан пока оправдывал свое название.
     На старт вышло сорок три яхты. Со всего бывшего СССР, и только с него - таково было железное условие Шимашевича, хотя просились и голландцы, и шведы, и израильтяне, и еще черт знает кто.
     Израильтян Шимашевич пустил - те убедительно доказали свою причастность к СССР: все эмигрировали в конце двадцатого века с шестой части суши на землю обетованную. Еще Шимашевич допустил к гонке болгарский экипаж, сказав, что Болгария, мол, тот же совок была в свое время, а болгарские слоны испокон были лучшими друзьями российских слонов. Капиталистов же отшил всех до единого. "Вы и так жирные, чтоб я вам еще бабки платил, - заявил Шимашевич. - На фиг всех".
     Старт дали на Занзибаре. В Индийском гонку потрепало, но выбыла всего-навсего одна яхта, ребята из Туапсе. Команду "Анубиса" первое время страшно бесили сумасшедшие тропические ливни, разражавшиеся с регулярностью ежедневного курьерского поезда. Но, невзирая на новое для себя окружение, "Анубис" добрался-таки до первого промежуточного финиша в Сурабае; из теперь уже сорока двух яхт они пришли восьмыми - результат очень даже неплохой. Лидировали, как ни странно, горячие эстонские парни из Сяэре, что на острове Сааремаа, веселый киевский экипаж и яхтсмены из Астрахани.
     От Сурабаи до самых Филиппин, где некогда сложил буйну головушку ловец удачи Магеллан, идти было несложно: начался лоцманский этап, сначала через Зондский пролив; потом морем между Явой и Калимантаном, потом вдоль западных берегов Сулавеси и на Минданао, в порт Давао. В Зондском вволю полюбовались на темный конус бабахнувшего в позапрошлом веке вулкана Кракатау. Впереди яхты всегда маячил катер с флажком на топе, так что с курса сбиться мог только полный идиот. Но в Тихом снова пришлось полагаться только на себя.
     Этап назывался "АнтиМагеллан" - океан гонка пересекала в направлении, противоположном первой на Земле кругосветке. Как и тогда, старушка-планета смилостивилась над идущими в неизвестность моряками и в меру сил радовала погодой. Ровный пассат и встречные завихрения от могучего экваториального течения влекли растянувшуюся на несколько сот километров гонку к западным берегам Америки, и, по уверениям вралей-синоптиков, такая же тихая погода прогнозировалась как минимум на две-три недели, а то и дольше. Против "и дольше" не возражал, наверное, ни один участник "гонки самоубийц", включая папу-Шимашевича.
     Строго говоря, сам Фернан де Магеллан шел совсем не так, что и понятно: Панамский канал в XVI веке существовать никак не мог. По слухам, Шимашевич сначала хотел проложить курс регаты в точном историческом соответствии - через Магелланов пролив или, если чилийцы упрутся и запретят, в обход мыса Горн. Пожалуй, тут бы "гонка самоубийц" и закончилась: обогнуть упомянутый мыс, двигаясь с запада на восток, и при этом уцелеть - невероятная удача для малотоннажника. А для сорока двух малотоннажников? Да и Магелланов пролив совсем не сахар. В конце концов Шимашевич дал себя уговорить изменить маршрут: гарантировать участникам гонки спасение на подлинном пути Магеллана не мог даже он.
     Пестрый пузатый спинакер с красочным логотипом "Оболони" трудолюбиво тащил "Анубиса" на восток. Океан пронзительно синел - такого потрясающего цвета никто раньше не видел. Даже в Индийском - там вода выглядела гораздо темнее. Юра сидел по левому борту на руле, Женька валялся по правому, лениво удерживая брасс. Стаксель не поднимали уже с неделю - все равно не работал под спинчем, а грот, полностью растравленный, работал вполне.
     Проснулся Нафаня, выбрался из кубрика, рефлек-торно зыркнул на компас, потом на небо, потом на море, где продолжали почему-то бесноваться летучие рыбы, и вполголоса буркнул:
     - Буэнос утрос...
     - Как спалось? - поинтересовался участливый Женька. Подобно всем крупным людям, он был заметно добродушнее, нежели могло показаться с виду.
     - Нормально. Только фигня какая-то приснилась, аж проснулся...
     Нафаня побрел к вантам, отлить. Проснулся и Баландин.
     - Привет, мужики... Блин, пурга какая-то снилас блин!
     Он часто дышал, словно после стометровки. Не иначе - последствия приснившейся пурги.
     - О! - заорал Нафаня, навалившись на ванты грудью. - Глядите!
     Лоснящееся черное с белыми отметинами на боках тело на несколько долгих секунд вознеслось над волнами и, подняв тучу брызг, вновь рухнуло в соленую свою обитель.
     - Косатка, чтоб я сдох! - восхищенно выдохнул Юра. - Нафаня, это специально для тебя небось! Ты ж у нас единственный из экипажа Дядика.
     - У нас "Косатка" не в честь рыбы, - пояснил Нафаня, - а в честь ласточки.
     - Косатка - не рыба, косатка - дельфин. Только хищный, - со знанием дела поправил Баландин, в свою очередь навострившись к вантам.
     - Так обычные дельфины тоже хищники, рыбу же жрут, - резонно заметил капитан.
     - Ты мне мозги не парафинь дельфинами! - с деланым высокомерием отбрыкнулся Баландин. - К тому же ласточка с буквой "а" пишется.
     - По-русски - с "а", - равнодушно уточнил Нафаня. - А у нас - по-украински написано!
     - А... - понял Баландин. - Тогда ладно.
     - Чего только в длинной гонке не узнаешь! - вздохнул Большой Женька. - Сто раз с вами ходил и не знал...
     "Анубис" величаво скользил по водной глади, лениво взбираясь на пологие синие холмы и так же лениво скатываясь в неглубокие между ними ложбины.
     Через какое-то время заскучавший Кубицкий изъявил желание сварганить обед, поэтому на брасс упал Нафаня, а Баландин принялся помогать Женьке. Через полчаса поползли бередящие обоняние ароматы, на камбузе аппетитно шкворчало. Пиликал радиоприемник, извергая некую восточную какофонию, которую наивные азиаты полагали музыкой. "Идеальный звуковой фон для работы, - объяснил как-то Женька. - Не грузит и не мешает". Остальные не возражали.
     Летучие рыбы вскоре унялись - перестали выпрыгивать огромными стаями. Косатка тоже больше не показывалась, только давешний альбатрос парил чуть в стороне справа по борту. Пикировать он тоже перестал.
     Женька уже раскладывал снедь по боевым, пережившим не один поход (правда, не такой грандиозный) алюминиевым тарелкам, когда Мишка вдруг, вытягивая шею, принялся глядеть вперед, на что-то скрытое от капитана пузом раздутого спинакера.
     - Что там, Нафаня? - спросил Юрий. Он все еще боялся океанских сюрпризов. Отсутствие опыта заставляло нервничать даже по пустякам.
     - Не пойму, - ответил Мишка. - Что-то белое прямо по курсу. И тучки какие-то на горизонте поползли.
     - Подержи-ка руль, - Юрий встал. Баландин, не дожидаясь просьбы, вынул из рундуч-ка бинокль и молча протянул капитану.
     С полминуты Юрий разглядывал море впереди.
     - Тоже не пойму, - объявил он. - Скоро подойдем.
     Минуты шли, "Анубис" ходко тянул навстречу загадке.
     - Бумага, что ли? Или скатерть какая-нибудь?
     - Откуда тут бумага? - спросил Нафаня.
     - Да мало ли? Обронил кто-нибудь.
     - А может, водоросли? - несмело предположил Баландин, тоже выбравшийся на палубу.
     - Разве бывают белые водоросли? - усомнился Юрий.
     - Черт их знает, - вздохнул Баландин. - У нас - не бывает точно. А тут...
     До белого пятнышка осталось метров тридцать; и было оно не таким уж маленьким.
     - Левее возьми, - скомандовал капитан. Нафаня послушно шевельнул румпелем; "Анубис" чуть заметно отклонился.
     - Братцы, - дошло вдруг до капитана. - Да это же льдина!!!
     Неровная, оплывшая по краям глыба обыкновеннейшего льда осталась справа по борту, а секундами позже заколыхалась в кильватерной струе.
     - Льдина на экваторе?
     - Наверное, с судейского катера сбросили, - авторитетно заявил Нафаня, - Скоро растает. Эх, жаль, пленка кончилась, сфоткать бы!
     - А откуда на катере столько льда?
     - Да мало ли, - фыркнул Нафаня. - Холодильник, к примеру, размораживают.
     Капитан передернул плечами и вновь поднес к глазам бинокль.
     - Мамочки, - остолбенел он.
     - Что?
     - Что? - наперебой всполошился экипаж.
     - Сами поглядите.
     Впереди, снова точно по курсу вставала целая гора. Белая, ослепительно сияющая на южном солнце. А между нею и "Анубисом" виднелось десятка три льдин поменьше.
     - Это тоже из холодильника? - с иронией обратился к Нафане Юрий.
     Он уже снова стоял на руле, отдав бинокль команде.
     Никто не ответил.
     Одна из небольших льдин осталась по левому борту; что-то черное шевельнулось на ней.
     Баландин поглядел в бинокль.
     - Елы-палы, - сказал он ошарашенно. - Это пингвин! Чтоб я сдох - настоящий пингвин!
     Если бы Олег Баландин как следует разбирался в пингвинах, он бы уточнил, что это пингвин Алели.
     А еще дальше впереди, за целой россыпью льдин разной величины вставала сплошная стена белесого-белесого, плотного-плотного тумана.
     Капитан зябко передернул плечами, только тут сообразив, что ему действительно холодно.
     Спинакер громко шлепнул и заполоскался.
     - Ветер меняется, - забеспокоился Женька Большой. - В бейдевинд уходит...
     - Спинакер майна! - без колебаний скомандовал капитан. - Стаксель вира. И давайте-ка левым галсиком, а то в айсберг вмажемся еще ненароком. Олежка, захвати свитерок заодно. Зябко что-то...
     Здоровенный столовый айсберг медленно дрейфовал навстречу - наверное, гонимый изменившимся холодным ветром. "Анубис" закрепился и изменил курс, капитан привычно отметил отклонение по компасу.
     - Экватор называется, - с отвращением пробурчал из кубрика Баландин. - Холодрыга, пингвины...
     Ветер изменился не зря - стекающий с ледяного купола Антарктиды холодный воздух подкорректировал экваториальные пассаты, как по направлению, так и по температуре. Многотысячекилометровая глыба материка окутала берега непроглядным туманом. Кроме того, она стеной стала на пути теплого экваториального течения. В годами устоявшийся котел, где варилась местная погода, плеснули вдоволь нового ингредиента, чтобы не зря прозванный Тихим океан нахмурился не на шутку.
     Судейский катер появился ближе к рассвету, когда проклятый туман успел осточертеть всем стократно. Команда, натянувшая куртки и свитера, услышала хорошо знакомую сирену. Значит, их запеленговали в этом отвратительном влажном киселе и можно было больше не сидеть поочередно на самом носу с отпорником в руке, дабы не вмазаться в очередную льдину.
     Катер вынырнул из тумана, словно корабль-призрак.
     - "Анубис"! - зычный голос одного из судей, хорошо знакомого николаевцам Палыча, земляка, звучал как из бочки. Глухо и сдавленно.
     Но как же он всех порадовал! Нервная ночь, полная неизвестность, и лед, лед крутом - откуда, скажите на милость, лед на экваторе?
     Нервничали все - и капитан Крамаренко, и Женька Большой, и всезнайка Баландин, и даже рубаха-парень Нафаня, которого наверняка не выбил бы из колеи и снова взорвавшийся вулкан Кракатау в Зондском проливе.
     - Здесь мы, Палыч! Здесь! - надсадно заорал в ватную волглую взвесь капитан.
     Женька посигналил для верности фонарем, но на катере их уже и так заметили.
     Рулил незнакомый мрачный тип со шкиперской бородкой, а Палыч и один из хлыщеватых подручных Шимашевича стояли, вцепившись в носовой релинг и глядя вперед. Оба были в модерновых ярко-оранжевых куртках с полосами светоотражателя и вязаных шерстяных шапочках.
     - Что тут у вас? - первым делом поинтересовался Палыч.
     - Да нормально, в среднем. Лодка цела, такелаж тоже. Всю ночь отпорником льдины распихивали...
     - Это льдины нас распихивали, - поправил Баландин. - Новый вид спорта: помесь парусного и лыжного, елы-палы!
     - У вас одежда теплая есть? - Палыч все еще тревожился.
     - Обижаешь, Палыч? Конечно, есть. Хоть и холодрыга на их хваленом экваторе, но мы-то не из Новой Гвинеи какой-нибудь!
     Команда и впрямь щеголяла в разномастных свитерах, распахнутых штормовках, тренировочных брюках и бейсболках.
     Катер тем временем подошел вплотную; Женька привычно одержал за релинг. Из кубрика двое матросов в ядовито-желтых куртках вытаскивали на носовую палубу продолговатые тюки, похожие на боксерские груши.
     - Принимайте! - скомандовал Палыч. На "Анубисе" дисциплинированно стали
     принимать.
     - А что за ледниковый период-то, Палыч? - с неподдельным интересом спросил Крамаренко. - Откуда пингвины?
     - А чтоб я знал, хлопцы! - честно развел руками судья. - Мы еще утром во льды влезли. Капитана "Кассандры" чуть кондратий не хватил прямо на мостике. Шимашевич с утра от мобильника не отлипает да от рации. Сначала обойти пытались, миль тридцать к северу дали, а там вообще сплошняком стена ледяная. В общем, катера сейчас ловят регату и буксируют к месту стоянки. Так что это... Давайте конец.
     Тюки и два больших походных термоса уже спустили в кубрик "Анубиса"; Нафаня с Баландиным окончательно смайнали и увязали грот, Женька подал на катер буксировочный трос.
     - За вами недалеко "Балтика" и "Царица" идут, - сообщил Палыч. - Миль двадцати, не больше. Их тоже подберем. А вы там пока грейтесь. Только на водяру не налегайте, хрен знает что в ближайшее время грянет - может, жара, может, шторм, может, град, может, цунами.
     - Не боись, Палыч, мы свою плепорцию знаем! - воодушевленно заверил капитан "Анубиса". - А что со временем, кстати? Что засчитывать будут?
     - Средний пеленг на девять утра и на полдень, когда "Кассандра" первые льды встретила. Слава богу, все зафиксировано, спутник бдит, "Цикада" который, навигационный. Следующий этап будете стартовать по интервалам, как шли вчера. Пока этап прекращен, до выяснения. Кстати, вы спали?
     - Нет, Палыч, какой уж тут сон? - сокрушенно всплеснул руками Крамаренко.
     - Тогда бейтесь на вахты и спите, пока "Царицу" с "Балтикой" подбирать будем.
     - Добро! Палыч, а как мы идем, а? Лидеры далеко?
     - Хорошо идете, - буркнул Палыч. - Аж жалко. Шестыми, отставание от лидеров - тринадцать часов.
     - Йес! - в один голос рявкнула команда.
     - Так что, мы за неделю четыре яхты наехали? - не веря, спросил Женька, замерев у носовой утки.
     - Наехали, будь здоров! "Пассат", "Айна" и "Альтаир" во встречную струю вляпались и полветром на юг почти сутки шли, а "Русалка" сначала не пойми зачем на север забралась, а потом спинч утопила. Полдня на этом потеряли, не меньше! За ними Герецун на судейском-четыре с утра ушел.
     - А остальные? Никто не сошел?
     - Вроде нет. Разве только в эту ночь, - Палыч сразу нахмурился. - Ладно, будет болтать, нам еще двадцать миль на восток да полета обратно. Не зевайте мне, магелланы...
     - Антимагелланы! - поправил довольный Баландин.
     Еще бы не радоваться - с десятого места "Анубис" перебрался на шестое.
     Женька несильно пихнул релинг, и катер стал медленно разворачиваться. Вот он подался вперед, конец постепенно выбрался из воды и натянулся, "Анубис" мягко дернуло и повлекло на запад - туда, откуда николаевский полутонник недавно пришел своим ходом.
     В переданных с катера тюках оказались такие же модерновые куртки, как и на судьях, теплые спортивные костюмы, добротные кроссовки, спальные мешки, одеяла и дополнительный сухпай. В термосах - горячая пища, чай и кофе. Спиртное и курево - в отдельном рюкзачке.
     - Ну чего, орлы? - спросил капитан с подъемом. - Пожрем, раз дали, и потянем спички?
     Никто не возражал. И даже непонятно откуда взявшиеся холода, лед и туман отошли куда-то на второй план. О них, неопытных по океанским меркам яхтсменах, помнят, на них надеются, за них даже болеют (хоть судьям и не положено болеть, но кто же не поболеет за земляков?). Все путем! Все нормально! Все понятно! Ну, почти все.
     Самое ужасное - это неизвестность и неопределенность. Как вечером вчерашнего дня и на протяжении всей ночи. А сейчас все действительно стало просто и более-менее понятно. Подобрать "Балтику" и "Царицу", с комфортом проехать до стоянки. Отоспаться, наконец! Живи, моряк, сегодняшним днем, не парь попусту голову, для этого судьи есть и дядя Шимашевич с шикарного теплохода "Кассандра".
     Первыми нести вахту выпало Баландину и Нафане. Спать условились по четыре часа.
     А туман и не думал рассеиваться.
     На буксире шли остаток дня и всю ночь. Команда "Анубиса" в несколько приемов отоспалась, успела слегка махнуть водочки - своей, славянской, а не того жуткого пойла, что удавалось незадорого купить на Занзибаре, в Сурабае и Давао. Успела протрезветь. Успела побывать в гостях на волгоградской "Царице" и принять экипаж калининградской "Балтики", попутно вдоволь почесав языки с коллегами.
     Напряжение одиночного плавания через океан спало.
     Нет ничего лучше и приятнее, чем сидеть в кокпите, глядеть на розовеющий туман экваториального утра, почему-то обрамленного многочисленными льдинами на поверхности океана, изредка пропускать рюмашеч-ку, захрустывать ее огурчиком...
     И общаться.
     На "Царице" тоже уже проснулись - один из волго-градцев копался у мачты, остальные точно так же разместились в кокпите. "Балтика" еще дрыхла, только нахохлившийся Борис Баринов клевал носом на руле. Впереди стрекотал двигатель судейского катера - там все, кроме вахты, тоже беспробудно спали.
     Неоднократно у ближних льдин наблюдалась разнообразная малохарактерная для экватора живность вроде пингвинов или тюленей. Раз видели здоровую пятнистую зверушку, пожиравшую что-то на плоской верхушке довольно крупного айсберга. Красное на белом выделялось особенно ярко.
     Зато напрочь пропали летучие рыбы, а чайки теперь встречались другие, нежели ранее. Умный Баландин назвал одну из них поморником.
     Женька Большой в который раз пытался настроить приемник на русскую волну. По иронии судьбы в плавание они взяли достаточно древнюю магнитолу фирмы AIWA с настройкой коротковолнового диапазона на азиатские станции. На средних волнах попадались англоязычные передачи, но никто из николаевцев чужого языка не знал. Длинных же волн на шкале допотопной "Айвы" не было вообще. Поэтому в плавании ее чаще использовали как магнитофон, оглашая экваториальные воды экзотическими для этих мест "Машиной времени", "Воскресеньем", "Арией", Михаилом Кочетко-вым - всем, что имелось в продолговатом ящичке с аудиокассетами. Еще вчера Женька упорно пытался выловить из эфира что-либо вразумительное, оставив попытки только поздно вечером. Сегодня он, похоже, решил продолжить поиски. Полулежал по левому борту и лениво вращал верньер. Магнитола извергала хрипы, треск, завывания и, реже, непонятную иноземную речь. Баландин курил, зябко кутаясь в штормовку. Капитан тоже курил, изредка стряхивая пепел на транец и наблюдая, как его слизывают прихотливые завихрения кильватерного бурунчика. Нафаня невозмутимо грыз чипсы из вчерашнего сухпая.
     - Не, - убежденно сказал Баландин. - Не могли мы так далеко на юг отклониться, чтоб во льды въехать. Каждый же день солнце на востоке, по носу вставало, так? Проходило почти точно над головой, потому что экватор, и садилось на западе. И компас - не мог же магнитный полюс уехать фиг знает куда?
     - Да сто раз уже это обсосали, - досадливо вздохнул капитан.
     Нафаня похрустел и осторожно вставил:
     - А что там калининградцы вчера про наклон земной оси толковали? Я не понял.
     - Ну, - охотно принялся объяснять Баландин, - если предположить, что наша старушка внезапно накренилась относительно плоскости эклиптики... знаешь, что это такое?
     - Знаю. Блин, который планеты со своими орбитами образовывают.
     - Во! - подтвердил