кая база на Белом континенте тянула если и не на город, то уж наверняка на поселок городского типа. Конечно, и здесь вокруг капитальных свайных построек прежних лет в одночасье выросли целые кварталы временных хибар, но многие ли города могут похвастать отсутствием трущоб на окраинах? Трущобы явление нормальное при условии, что люди не задерживаются в них надолго. Трущобы могут даже расти - сами по себе они не слишком высокая плата за урбанизацию.
     А хуторов в Антарктиде еще очень долго не будет.
     Поразило и количество семейных пар среди старых антарктов. Кое-кто с самого начала собирался зимовать не бобылем, а ко многим жены приехали уже после самопровозглашения. Функционировала школа для детей.
     Было завидно. Насколько Ломаеву было известно, из числа российских жен пока перебралась в Антарктиду только одна, да и то в Новолазаревскую, где трудился механиком ее супруг. Остальные, и Ломаев тоже, довольствовались эпизодическими телефонными разговорами с семьями. Оттуда, с противоположной стороны планеты, то ободряли, то принимались жалеть несчастных идиотов, то грозились вскоре приехать. Но воз был и ныне там. Американки оказались куда легче на подъем.
     Или же в Штатах не существовало ничего похожего на российский ОВИР.
     Остановились всего на час. Вместо обеда Ломаев сходил поклониться реликвии - домику Роберта Скотта. Постоял молча, дивясь безумной идее достичь полюса на конной тяге, везти с собой овес и сено, не понять сразу, что лошади в Антарктиде околеют - что с сеном, что без сена... Близ домика Скотта почему-то вызывал меньше уважения подвиг Амундсена, кормившего одних ездовых собак другими. Бегущий по застругам в лютый холод, честно тянущий нарты корм - было в этом что-то глубоко непозволительное для Ломаева. Больше сорока застреленных или зарубленных топором собак в обмен на право ступить на Южный полюс на месяц раньше Скотта! Беременных самок - первыми! Да, конечно, Амундсен сохранил людей, а вот Скотт этого сделать не смог. Но люди-то знали, на что идут, никто их не принуждал и не уговаривал, шли добровольцы, а собаки, которых никто не спрашивал, лягать хотели этот полюс левой задней лапой...
     Идеалист паршивый, сказал он себе, закусив губу. В каком мире живешь - забыл? Успех нужен, успех! Тогда - Амундсену в Антарктиде, теперь - Антарктиде во всем мире. Любой ценой. За чей угодно счет. Слишком крупная игра. Можно восхищаться Скоттом - нельзя действовать, как он. И славою, и позором сочтемся позже. Если будем живы.
     Спешили уйти от циклона, грозящего перерождением в тайфун, - поступило штормовое предупреждение.
     Перелет до Токио Ломаев проспал, несмотря на болтан-ку, и проснулся уже при заходе на посадку. Чуть только самолет зарулил на стоянку, к нему устремились два полицейских автомобиля.
     - О! Никак брать нас намылились, сейчас "браслеты" наденут...
     Такахаши Кацуки обнажил в улыбке крупные резцы и не согласился с гипотезой Геннадия-сан. По его мнению, полиция была нужна лишь для эскорта гостей в специальное помещение аэропорта, отведенное под пресс-конференцию. В полном соответствии с достигнутой договоренностью.
     Не правы оказались оба: полиция явилась, чтобы воспрепятствовать высадке антарктических эмиссаров на землю Аматерасу. О пресс-конференции не могло быть и речи. Дозаправка - и немедленный вылет!
     Полицейский офицер сдержанно улыбался и был непреклонен. Кацуки ругался на чем свет стоит и махал руками. Высунувшийся из-за его плеча Шеклтон сострил, что полицейский наряд, выстроившийся у самолета, сойдет, пожалуй, за почетный караул, и попросил Кацуки перевести эти слова на японский, но офицер понял без перевода и только шире заулыбался, явно наслаждаясь юмором ситуации. В конце концов Кацуки демонстративно плюнул на аэродромный бетон, обвинил правительство своей бывшей родины в бесхребетности и лизоблюдстве и, заняв свое кресло, молча кипел вплоть до отлета.
     Впрочем, недолго. Дозаправка прошла быстро. От резкого набора высоты заломило в висках, заложило уши. Кацуки достал из багажа квадратный пакет с саке и принялся приводить нервы в порядок.
     - Не удалось дотронуться до родной земли? - бессердечно посочувствовал Ломаев, катая во рту карамельку. - Еще не все потеряно: нас еще могут "случайно" сбить зенитной ракетой - авось упадем не в море...
     - Мы неприкосновенны!
     - Да ну? А по-моему, никакая ксива не научит нас левитировать. Вот как жахнет сейчас, как отвалятся плоскости...
     - Если собьют, то не над сушей, а над морем, - рассудительно заметил Шеклтон. - Меньше улик.
     - А ты зачем встреваешь? Я, может, утешить хочу. Видишь, человек расстраивается.
     - Утешить? Русский черный юмор?
     - Да уж не американский фекально-генитальный.
     - Йес. А почему у вас говорят: "Как собак нерезанных"? У вас их режут?
     - А у вас почему говорят: "Нищ, как церковная крыса"? У вас по храмам крысы бегают?
     - А у вас такой голод, что всех их уже съели?
     - Э! Назад! Что значит "у вас"? У нас в Антарктиде голода пока нет...
     Перепалки хватило на час, а еще через два часа приземлились в Шанхае, и здесь было все, чего душа могла пожелать: гостиница с номерами-люкс, обильный ужин и пресс-конференция, затянувшаяся за полночь. Ломаев обнаружил, что уже не краснеет от неловкости, произнося выспренние слова о "священных правах", "антарктическом единстве" и "нерушимом суверенитете". Хотелось в духе национального колорита подпустить в слова несколько тигров и драконов, но Ломаев не знал, как это сделать. К тому же добрая половина корреспондентов имела вполне европеоидный облик.
     Кацуки больше отмалчивался, натужно улыбаясь. Индус Чаттопадхъяйя совсем ушел в тень. Отдуваться пришлось Ломаеву и Шеклтону.
     - Нам хорошо известно, насколько тонкой порой бывает юридическая и моральная грань между национально-освободительной борьбой и мятежом. Однако для постройки своего дома мы не претендуем ни на чью территорию. Поэтому никакое государство не может обвинить нас в мятеже. Это может сделать только ООН... кстати, представитель КНР в этой организации, кажется, уже предупредил о том, что от имени своей страны наложит вето на любой план, связанный с применением против нас военной силы? Пользуюсь случаем выразить руководству этой замечательно гостеприимной страны искреннюю признательность. Оно смотрит в будущее...
     Если бы месяца полтора назад кто-нибудь сказал Ломаеву, что в присутствии телекамер речь из него будет литься так гладко и убедительно, он, пожалуй, послал бы пророка подальше. Теперь он в который раз пришел к выводу, что "во всем нужна сноровка, закалка, тренировка". Что ж, этого добра было кушано предостаточно как в Новорусской, так и в Амундсен-Скотте.
     Их показывали и в прямом эфире, и в записи, в выпусках новостей. Наутро принесли свежие газеты, где Ломаев на фото витийствовал, тараща глаза на микрофон, Шеклтон готовился принять пас, Кацуки стекленел в улыбке, а индус старался не высовываться, хотя и переоделся демонстративно в национальную курту-паджа-му. Пиар раскручивался нормально. До самого отлета оставалась надежда встретиться с кем-нибудь из официальных лиц китайской политики, но чуда не произошло. Четан Чаттопадхъяйя самокритично заявил, что это все из-за него, индуса, и в Китае не могло быть иначе.
     Его попытались убедить в обратном:
     - Какой вы индус? Вы антаркт.
     - Я уже не индиец, но я всегда индус, - с достоинством выправил он путаницу в терминах. - Религия не национальность. Индусом нельзя стать, но можно родиться, если позволяет карма, и даже родиться в одной из высших каст.
     - А вы в какой касте родились, Четан?
     - Я брахман.
     - Поздравляю с такой кармой. Выше ничего нет, не так ли?
     - Боги - выше, - ответил индус и, как показалось Ломаеву, вздохнул с сожалением.
     Несколько часов полета в той же птичке - и под крылом пошлиторы, да такие, что дух захватывало. Куда там Трансантарктические четырехтысячники! Потом долго тянулась какая-то река - Ломаев подумал, что это, вероятно, Брахмапутра, но уточнять не решился. С индусом, да еще брахманом приходилось держать ухо востро. Не друг-приятель Ерема Шеклтон. Тут ляпнешь что-нибудь кощунственное - вовек не отмоешься, а то еще и переродишься свиным цепнем...
     - Ганготри, - указал куда-то вправо Чаттопадхъяйя, лучезарно улыбаясь. И сейчас же снисходительно пояснил для безграмотных олухов: - Священная гора Индии.
     - Которая? - уставился в иллюминатор Ломаев. - Вон та, что ли?
     - Нет, ее отсюда не видно. Но она там.
     - Понятно... Да, ведь ваша старая станция называлась Дакшин Ганготри!
     - Верно. Южная Ганготри.
     Ломаев смолчал. Насколько он знал, Индия построила свою первую антарктическую станцию на шельфовом леднике Лазарева километрах в сорока от останков одноименной с ледником станции. Какие там горы? Откуда? Там и застругов-то нет. Чудеса с этими названиями... То ли традиция велит, то ли воображение шалит. Вон и китайцы назвали свою станцию фортификационно-тушеночно: Великая стена. Их право, конечно. Зато никто не скажет, что соригинальничали, выпендрились...
     Впрочем, Ломаев должен был признать: идеологически выдержанные названия отечественных станций немногим лучше - Комсомольская, Молодежная, Дружная, Советская... Остальные, выходит, были пенсионные, склочные и диссидентские?
     Беллинсгаузен и Лазарев - это да, это ближе к теме. Хотя Лазарева скоро закрыли, признав место опасным - мол, того и гляди опрокинется в море вместе с отломившимся краем ледяного барьера. Прошло почти полвека - и до сих пор "того и гляди". Антарктида скакнула на экватор, а занесенные снегом руины станции как стояли, так и стоят, в море не сыплются...
     Таращиться в иллюминатор надоело - чересчур рябило в глазах. После гравюрных антарктических ландшафтов и бело-лиловых гималайских пиков кричащая зелень полей и джунглей назойливо давила на мозг. Все равно что слушать Оффенбаха после Баха, - тошнотно, хоть фамилии у них и рифмуются.
     Выручил Такахаши-сан - предложил саке. До свойского парня японцу было еще далеко, но наблюдался определенный прогресс. Конечно, саке оказалось той еще гадостью, но минус на минус дает плюс: после двухсот принятых вовнутрь граммов цветовая гамма под крылом показалась уже приемлемой.
     Бхопал оглушил. Взмокший от пота индус на контроле проштемпелевал антарктические паспорта гостей с такой сноровкой, будто антаркты валили в Индию толпами, мгновенно оформил путешественникам трехдневные визы и вовсе не пялился, "как в афишу коза". А за воротами аэропорта шумела многотысячная толпа, запрудившая площадь и прилегающие улицы. У трех четвертей антарктической делегации отпали челюсти. Лишь Чаттопадхъяйя улыбался с полным достоинством, но как-то хитренько.
     - Вот гад, - шепотом вынес Ломаев неискренний вердикт. - Предупреждать же надо! Ох, помнут нас...
     Какие-то люди, одетые очень одинаково, врезались в толпу тевтонской "свиньей", освобождая гостям проход к богато убранной цветами трибуне. О том, что предстоит митинг (возможно, с песнями и танцами - Индия же!), теперь не догадался бы только слабоумный.
     Сказать по правде, гости предпочли бы обед. Но чего не вытерпишь ради Свободной Антарктиды!
     Позднее пришлось вытерпеть и обед, составленный из национальных блюд. Вкусив некий блинчик по имени масала-доса, начиненный перцем, как бомба напалмом, Ломаев пролил обильную слезу и не скоро вновь обрел способность разговаривать - к счастью, потому что иначе попросил бы себя пристрелить. Пока же пришлось терпеть совершенно другое: немилосердную жару, от которой на трибуне было негде укрыться, растянувшуюся на час речь индоантаркта Чаттопадхъяйи и рев толпы в ударных местах:
     - Хинди-анти - бхаи-бхаи!..
     То есть братья. Переводчик кое-как поспевал переводить на инглиш. Сказавши положенные слова о мире, добрососедстве и готовности принимать обездоленных со всего света, Чаттопадхъяйя особо рьяно налег на экологию. В качестве промежуточной точки посадки Бхопал был выбран не зря: тема техногенных катастроф заводила местную толпу с полоборота. Не так-то просто забыть тысячи отравленных. У Ломаева сложилось впечатление, что самое грязное ругательство на хинди звучит как Юнион Карбайд.
     Антарктида маячила где-то вдали. Антарктида ничем не угрожала Индии и уж меньше всего техногенными катастрофами. Антарктида ставила под сомнение концепцию неоглобализма, очень несимпатичную для развивающихся стран. Антарктида звала к себе переселенцев и открывала перспективы одну заманчивее другой. Наконец, Индия уже зацепилась за Антарктиду одной научной станцией, а кому теперь станция принадлежит, в сущности, не так уж важно. Похоже, эти антаркты знают, что делают, и не собираются ущемлять ничьих прав - совсем наоборот! Вы только посмотрите, кто стоит на трибуне - свой, хоть и назвался антарктом. Все равно свой!
     - Хинди-анти - бхаи-бхаи!..
     Завести толпу - дело нехитрое. Куда труднее оказалось не попасть впросак на пресс-конференции, состоявшейся вечером в гостинице. И опять-таки с делегацией не встретился никто из официальных лиц.
     На ужин трое из четверки дружно заказали блюда европейской кухни - любые, какие есть! - и удовлетворились спагетти под чесночным соусом с толикой виски. Один Чаттопадхъяйя, категорически не употреблявший ни спиртного, ни лука с чесноком, с изяществом истинного джентльмена потягивал из бокала бхану - отвар конопли, заедая темно-зеленую жидкость пирожком с коноплей же. По-видимому, его организм не страдал от такой диеты.
     Наутро предстоял самый долгий перелет - в Каир с возможными незапланированными посадками в Маскате, Абу-Даби и Эр-Рияде. Никто не мог дать гарантию, что антарктическая делегация не будет там сразу же арестована. Но в самолете все сразу почувствовали себя бодрее - негромко шумящий кондиционер изничтожил жару, как ее и не было.
     - Уф-ф! - сказал Ломаев. - Этакое пекло, и у нас так когда-нибудь будет, да?
     - Еще нескоро, - утешил Кацуки.
     - Вот-вот. Одна радость, что люди по тысяче лет не живут, так что помрем в прохладе...
     - В Мадрасе затеяли снимать фильм "Пламень страсти среди льдов", - подал голос Шеклтон. - С участием пингвинов и плясками вокруг ледниковой трещины. Не знают только, где им проводить натурные съемки, у нас или в Гималаях. Вчера один тип у меня консультировался.
     Посмеялись.
     - Как же в Гималаях-то? А вершины?
     - Вырежут или найдут плато, откуда высоких пиков не видно.
     - А пингвины?
     - Возьмут напрокат. Зоопарков у них нет, что ли? Еще и плясать научат.
     - Все равно это вода на нашу мельницу. Интересно, этот самый "Пламень" пошел с нашей подачи?
     - По-моему, сами догадались. Почему нет? Полмира за нас.
     - К сожалению, не те полмира, какие надо, - проворчал Ломаев, внезапно бросив смеяться. - Четан, вы не обижайтесь, пожалуйста, лично я против Индии ничего не имею, но она не евроатлантическая страна... Коллеги, вы не заметили одно интересное явление? Признаюсь, я только что сообразил. Последние дни все западные журналюги молчат о том, что Вашингтонский договор устарел и должен быть отброшен. Раньше кричали вовсю, а теперь рот на замке. Заметили?
     - Я заметил, - отозвался Шеклтон.
     - И я также, - кивнул Чаттопадхъяйя. - Но это только усиливает наши позиции, не так ли?
     - Четан, - проникновенно сказал Ломаев, - с какой стати нашим противникам усиливать наши позиции? Поверьте, хиханьки скоро кончатся. Все будет так серьезно, что сказать противно. Вы понимаете, что вам скорее всего придется драться и убивать?
     - И вам, и мне. Ну так что же, я к этому готов. - Улыбка индуса произвела несколько жутковатое впечатление. - Я ведь не буддист.
     - Но вы брахман.
     - А вы, простите, бестактны. Оставьте в покое мою касту и мою карму. Она только моя, понимаете? Кроме того, в Маитри есть и кшатрии, их карму война не портит... Но почему вы думаете, что нам так скоро придется сражаться?
     Набычившийся Ломаев не стал ничего объяснять - небось не дураки, сами догадаются. Он лишь бросил, мрачно глядя в иллюминатор на сверкающий ультрамарин Аравийского моря:
     - Быть может, даже скорее, чем мне сейчас кажется...

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

"Выслушайте нас!"

ИЗ ЗАПИСОК ЛОМАЕВА

     "То немногое, что я читал прежде о дипломатах, оказалось вздором, хотя и не совсем враньем - просто информация в нашем меняющемся мире быстро устаревает. Манеры подавляющего большинства этих деятелей только что не позволяли им ковырять в носу перед телекамерами. Что до кулуарной лексики, то такие сокровища изящной словесности, как shit или fuck you, были у них, не исключая и дам, настолько в порядке вещей, что даже я поначалу был шокирован. Потом успокоился и приободрился. Шеклтон сделал это даже раньше меня. Кацуки был улыбчив, как восточный божок, и холоден, как лезвие катаны. Смуглый Чаттопадхъяйя в этом зоопарке являл собою образец викторианского джентльмена, случайно попавшего в сомнительную дыру и по-джентльменски снисходительного к ее обитателям.
     Как в старом анекдоте: "Вас не шокируют мои ноги на столе?" - "Отчего же, можете положить на стол все четыре ноги..."
     Но к делу. В Каире мы проторчали семь часов в ожидании разрешения на взлет. Очень уж загруженный аэропорт. Чартерные рейсы вроде нашего - естественно, по остаточному принципу. Пропасть туристов стремится поглазеть на пирамиды и храмы до наступления летнего пекла и облегчить свои бумажники в пользу крикливых арабов, неизвестно на каком основании притворяющихся потомками древних египтян. Небось среди египетских строителей так орали одни прорабы, иначе черта лысого пирамиды были бы возведены. Либо галдеть, либо строить.
     Шеклтон тоже рвался в Гизу и в пять минут договорился с покладистым местным пограничником о выпуске нас из аэропорта за небольшую мзду, только я его не пустил. Мне-то не меньше его хотелось потрогать пирамиды, но я опасался и провокаций, и глупой случайности. Если бы не наша миссия - тогда да, рискнул бы, пожалуй. А так - увольте. Этих австралоантарктов еще учить и учить бдительности, она у них не в крови.
     Зато Такахаши и Четан вели себя образцово и внешне ничем не выказали своего разочарования. Мол, видали мы ваши пирамиды! А вы наши айсберги видали?
     Последний перелет прошел гладко и даже скучновато. Я все гадал, встретит ли нас кто-нибудь в аэропорту, а если да, то кто: распорядитель из оргкомитета конференции или один из людей Шимашевича? Оказалось - никто. Правда, на нас обращали внимание как на диковину, но с того было не легче. Краснозадый мандрил в клетке привлек бы еще больше любопытных, а ему это надо?
     Наши антарктические паспорта не произвели на контроле ни малейшего впечатления: нет-де такой страны. Географический нонсенс. Конечно, у каждого из нас имелись при себе и паспорта национальные, но мы решили принципиально не пускать их в ход. Позвольте, чьи же проблемы будут обсуждаться у вас в Пале-де-Насьон? Не наши ли антарктические? Вон и плакат с приветствием висит, а кому приветствие? Делегатам. Вот мы делегаты и есть! Что? Нет, мы не лидеры анти-глобалистов. Нет, мы не террористы - мы как раз наоборот. Нет, мы не везем никаких наркотиков. Нет, мы не собираемся ни искать работу, ни бродяжничать, ни свергать ваше правительство насильственными методами. И мирными, кстати, тоже, на что оно нам сдалось, ваше правительство?..
     После продолжительных споров и нескольких телефонных звонков в оргкомитет нам все же были выданы визы на один месяц с возможностью продления и предупреждением о возможном выдворении из страны без объяснений. Мы ответили, что примем это к сведению и не скроем от прессы - тем дело и кончилось.
     Женева мне понравилась. Красивый городишко. Плохо только, что в нем постоянно происходят какие-то конгрессы, съезды и конференции. Это болезнь, и когда она принимает острую форму, то жить в городе негде. Всюду битком. Так вышло и на этот раз. В конце концов мы приткнулись за сотню ежесуточных евро с носа в обшарпанном трехзвездочном "Аскоте" на Рю-де-Лозанн