взрослый человек,  но, в сущности,
девчонка. Храбрая - и пугливая. Русалочка. Так я ее называл,
а она сердилась.
   Я вспоминал ее оживленное лицо в  отблесках  карнавальных
огней.  "Смотри, смотри! Ну посмотри на этого клоуна - какой
уморительный!" Она хохотала так безудержно, что и я смеялся,
хотя клоун,  в общем-то,  был обыкновенный.  Потом она вдруг
тащила меня к книжным стендам,  горячо убеждала в пользе ин-
тонационной  цветотипии.  Я пробовал читать тексты с буквами
разного цвета и значками для передачи интонации - получалось
скверно.  Андра ругала негибкость моих модуляций, а заодно и
консерватизм моего мышления.  Я улыбался,  а она  сердилась.
Мне,  заявила она,  недоступны красота и выразительность ин-
терлинга.
   Она водила  пальчиком по моему значку и выпаливала старую
детскую считалку:  "Ну-ка, храбрый космолетчик, привези Луны
кусочек. Не хочу я на Луну, я вам Солнце привезу".
   Пилоты старшего поколения редко носят свои  значки  -  их
знают и так. А я, должно быть, тщеславен: ношу значок. Пусть
все видят: идет космолетчик...
   Правда, в  полете тщеславие слетает с меня,  как теплоот-
водная смазка с ракеты.  Ведь теперь нет рядом пилотанастав-
ника, я  командир  и отвечаю за корабль,  пассажиров и груз.
Смешно, конечно, но иногда мне лезут в голову всякие страхи:
а вдруг не сработает поле метеоритной защиты...  вдруг расс-
троится фокусировка и ионный поток начнет разъедать ускоряю-
щие электроды...
   Но корабль послушен, автоматы точно и безотказно выполня-
ют программу,  и я успокаиваюсь. Я смотрю на звездное небо и
отыскиваю свою звезду - Арктур.  Я Дружески подмигиваю ему и
тихонько  шепчу:  "Паси,  паси своего вола..." И вот уже мне
чудится,  что это не обычный грузовик линии Земля-Луна и  за
моей  спиной не три тысячи тонн продуктов и оборудования для
Селеногорска,  а огромный звездный корабль,  что  я  лечу  с
субсветовой скоростью к далекой звезде и мои спутники спят в
анабиозных ваннах - ведь нам лететь добрых полвека...
   Кто-то за дверью подергал ручку.  Что еще за новости! Там
ясно написано: "Вход в рубку не для пассажиров".
   Сегодня пассажиров  на борту немного - семеро.  Самые не-
терпеливые,  не пожелавшие дожидаться пассажирского корабля,
который стартует через несколько часов. Два астрофизика, ин-
женер по бурильным автоматам,  две женщины-врача и художник.
И еще - Феликс Эрдман,  тот самый специалист по хронокванто-
вой физике,  которого,  как говорит Робин, понимают не более
десяти человек во всей Солнечной системе.
   Опять постучали.  Может,  что случилось?  Я нажал  кнопку
двери.
   Вошел Феликс Эрдман.  Он придерживался за поручни,  будто
корабль качало, - не привык, видно, к искусственной тяжести.
   - В чем дело?  - спросил я не очень приветливо. Он выгля-
дел ненамного старше меня,  и я не знал, следует ли употреб-
лять обращение "старший".
   - Нельзя ли воспользоваться вашим вычислителем?  - сказал
Феликс.
   Он смотрел на меня,  но,  право, казалось, будто он видит
совсем не то, на что смотрит.
   Я не успел ответить, я только подумал, что это не полага-
ется...
   - Жаль, - сказал он и повернулся к двери.
   - Погоди, Феликс, - сказал проснувшийся Робин. - Вычисли-
тель свободен. Нам не жалко, правда, Улисс?
   - Конечно, - проворчал я. Не люблю, когда запросто читают
то, что у тебя в голове!
   - Садись,  Феликс.  - Робин выдвинул кронштейн с  третьим
креслом.  - Вот вводная клавиатура,  вот вспомогательная па-
нель для составления алгоритмов. Садись, считай.
   Феликс сел  и запустил пальцы в свою гриву,  пальцы скры-
лись целиком.  В старых хрестоматиях для детского  чтения  я
видывал  рисунки - украинские хаты с соломенной крышей.  Вот
такая крыша была у него на голове.  О существовании парикма-
херских-автоматов этот человек,  безусловно,  не подозревал.
Уставился в окошко дешифратора,  будто там откроется ему ве-
ликая истина, и молчит. Хотел бы я знать, о чем думает такой
теоретик.
   - На лунную обсерваторию, Феликс? - спросил Робин.
   Тот не ответил. Теперь он щелкал клавишами, вводя задачу.
Наверное,  он  привык,  чтобы на него работал целый вычисли-
тельный центр,  и наша считалка слишком примитивна. Я послал
Робину менто: "Не мешай ему".
   Робин, кажется,  не понял,  а Феликс сказал, не отрываясь
от вычислителя:
   - Нет,  ничего.  Вы не мешаете.  - И добавил: - Я лечу на
станцию транскосмической связи.
   - Если ты собираешься присутствовать на сеансе  связи,  -
сказал  Робин,  -  то ты малость поторопился.  До сеанса еще
двадцать с чем-то суток.
   Звезда Эпсилон  Эридана издавна была под наблюдением зем-
ных астрономов. "Прослушивали" ее не напрасно. Лет восемьде-
сят  назад были приняты сигналы с одной из планет ее системы
- Сапиены,  Разумной,  как ее тогда же назвали. Мы с детства
свыклись  с  мыслью,  что существует транскосмическая связь,
что мы не одни в Галактике,  для нас это вполне естественно.
Но я знаю из учебников и фильмов, какой гигантской сенсацией
было установление межзвездной связи тогда,  много лет назад.
Одиннадцать лет прохождения сигнала туда и столько же обрат-
но.  Накопилась кое-какая научно-техническая информация, на-
щупывался  код  для более широкого обмена,  но пока мы знали
слишком мало о разумных обитателях Сапиены, так же как и они
о нас.  Мы были примерно на одинаковом уровне развития - так
предполагали ученые.
   Вот если бы полететь к ним... Но одиннадцать световых лет
- пустяк для радиосвязи - для корабля превращаются в  милли-
арды мегаметров...
   Вся планета знала, когда состоится очередной сеанс связи.
К нему готовились,  о нем писали в газетах и говорили по ви-
зору.
   - Двадцать трое суток, - подтвердил Феликс.
   - Вот я и говорю:  поторопился ты.  Или есть еще дела  на
Луне?
   Феликс мельком посмотрел на Робина своим странным - будто
издалека - взглядом.
   - Видишь ли,  - сказал он,  - прием  с  Сапиены  начнется
завтра.
   - Как же так?  - удивился Робин.  - Ты сам говоришь,  что
через двадцать трое суток.
   Феликс не ответил. Он вытянул из пультового рулона с пол-
метра пленки, достал карандаш и принялся не то писать, не то
рисовать.  Им,  теоретикам, не нужно специального оборудова-
ния. Была бы вычислительная машина, карандаш и бумага. Прин-
ципы-вот что они ищут.  А уж если они пожелают провести экс-
перимент, то подавай им всю Галактику, иначе они не могут...
   Робин был не из тех, от кого можно отделаться молчанием.
   - Мой  дед,  -  сказал он,  - безвылазно сидит на станции
связи.  Уж он-то разбирается в сапиенских делах.  И если  ты
скажешь ему, что сеанс состоится завтра...
   - Я слышал твой вопрос,  - перебил его Феликс.  -  Вот  я
набрасываю график,  чтобы тебе было понятно. Видишь эти точ-
ки?  Это предыдущие сеансы. Легко заметить нарастающую зако-
номерность  сдвига в квази-одновременности при разных систе-
мах отсчета. И если кривую, построенную на этих точках, экс-
траполировать по уравнению Платонова...
   Он продолжал говорить, но дальше мы уже ничего не понима-
ли.  Мы знали только,  что споры среди математиков по поводу
гипотетического уравнения Платонова  не  утихают  и  по  сей
день,  а  Феликс,  как видно,  брал это уравнение в качестве
отправной точки и шел дальше,  в такие дебри чистой абстрак-
ции,  где переворачивались все обычные представления о четы-
рехмерном многообразии времени-пространства.
   Вдруг он умолк.  Наверное, спохватился, что мы его не по-
нимаем.  Или просто забыл о нас.  Он  продолжал  набрасывать
уравнения, понятные только ему самому, а потом надолго заду-
мался, запустив пальцы в волосы.
   "Надо поесть",  - дошло до меня менто Робина. Я кивнул, и
он вытащил из холодильника три общебелковых брикета, развер-
нул прозрачные обертки. Один протянул Феликсу.
   - Ты, наверное, голодный, - сказал Робин. - Возьми поешь.
   Феликс не глядя взял брикет и сунул бы в рот,  если б Ро-
бин не перехватил его руку.
   - Вот густиватор,  - сказал он. - А это вкусовой код. Что
ты хочешь на обед, какой вкус?
   - Не знаю, - сказал Феликс.

   Входя в режим торможения, я включил экран прямого обзора.
Под нами беспорядочно громоздились горы лунного Кавказа. Они
росли,  быстро приближались, потом ушли вбок. Вот решетчатые
антенны узла транскосмической связи.  Мачта противометеорит-
ной службы.  Наружные шлюзовые камеры лунной базы. Сам Селе-
ногорск сверху не виден - он в толще горного массива.  Доро-
га, сбегающая со склона на равнину Моря Ясности. Дорога раз-
ветвляется. Космодром. Спекшийся от плазмы лунный шлак.
   В динамике запищал вызов диспетчера.  "Командир Дружинин,
разрешаю посадку на три - пятьдесят семь". Очень мило, боль-
шое  спасибо.  Как будто я бы сумел воздержаться от посадки,
если бы не получил разрешения!
   Я перевел двигатели на дезактивизацию. Вручную. Если бы я
забыл это сделать, то автопилот все равно провел бы програм-
му. Все дублировано, случайности исключены. Сел я хорошо, на
нулевой скорости. Толчок. Тишина. Мы на Луне.
   На Луне как на Луне.
   Но Феликс прилетел сюда впервые,  и для него все было но-
вым:  шлюз  корабля,  шлюз  вездехода,  шлюз вестибюля базы,
санпропускник.  Потом - коридоры Селеногорска. Город коридо-
ров.  Их все время расширяют,  удлиняют,  разветвляют.  Ком-
байн-скалорез на Лунеглавная машина.  Жители Селеногорска  -
селениты - пели про самих себя:

                  Селенит - подлунный  крот.
                  Селенит долбит  и бьет,
                  Скалы  рубит, сверлит, бьет,
                  Под  горою ход ведет.

   Робин вызвался проводить Феликса на узел связи. Новичку в
этих коридорах ничего не стоит заблудиться, особенно если он
будет читать надписи на поворотах. На Луне полно шутников, и
никогда нет уверенности, что, скажем, надпись "Прямо - толь-
ко на четвереньках" сделана всерьез, а не для смеха.
   Я пошел сдавать груз.  Интересно, что на Луне, самой ста-
рой из освоенных планет, процветает эта штука, с которой так
долго и героически боролись на Земле,- бюрократизм.  "Оформ-
лять" доставленный груз и принимать на борт новый - все  это
здесь  не  просто.  Каждый начальник старается "протолкнуть"
груз для своей службы, и вечно они спорят, и все это, конеч-
но,  с  насмешечками.  Пока  лунные начальники препирались в
диспетчерской, а я посмеивался, сидя в уголке, пришел рейсо-
вый с Марса.  В диспетчерскую ввалился его экипаж,  самоуве-
ренные и громкоголосые пилоты,  а громче всех, конечно, раз-
говаривал  второй пилот - наш старый друг и одноклассник Ан-
тонио.
   Он подсел  ко мне и принялся выкладывать свежие марсианс-
кие анекдоты и сам хохотал,  хватаясь за голову. Потом вдруг
согнал смех с ярких полных губ.  лицо его стало озабоченным.
Пристально глядя на меня яркими черными глазами,  потребовал
совета. У него на Марсе девушка, молодой врач Дагни Хансен -
так ее зовут,  и это такая красавица, каких в Солнечной сис-
теме больше нет и никогда не было раньше. Антонио начал опи-
сывать ее достоинства, и я сказал:
   - Если тебе нужен мой совет,  то возьми и женись на Дагни
Хансен.
   - Спасибо!  -  закричал Антонио.- Какой прекрасный совет!
Какой неожиданный!  - Он фыркнул.- К твоему сведению, мы уже
два месяца, как поженились.
   - Так чего же ты от меня хочешь? - удивился я.
   - Видишь ли, мы будем видеться с Дагни очень редко. А по-
том меня и вовсе могут перевести на другую линию.  Вот в чем
беда,понятно?
   - Понятно.  Никто тебя не неволит,  Антонио. Уйди из кос-
мофлота, поселись на Марсе со своей Дагни, и дело с концом.
   - Прекрасный ты советчик!  - Антонио смерил меня  презри-
тельным взглядом.  - Что я буду делать на Марсе?  Перегонять
драгоценный кислород на углекислоту?  И как что  я  уйду  из
космофлота, глупое ты существо? Уж лучше помалкивай.
   Он пошел к диспетчерским столам,  но тут же  вернулся  ко
мне.
   - Слушай,  мне еще перед рейсом предложили  в  управлении
знаешь что?  Начальником службы полетов на "Элефантину". Что
скажешь?
   "Элефантина" была крупнейшей орбитальной станцией,  горо-
дом-спутником - туда доставлялись секции межпланетных кораб-
лей,  и там они монтировались.  Ведать полетами грузовиков и
буксиров - не захватывающее счастье.
   - Что же ты молчишь? - сказал Антонио.- Трубицын потребо-
вал в управлении,  чтобы ему подобрали молодого, энергичного
парня. Я молодой, верно? И энергичный, а? И я бы забрал Даг-
ни на "Элефантину", врачи ведь нужны и там. Ну, чего ты мол-
чишь, Улисс?
   - Тебе же не нравятся мои советы,  - сказал я.  - Посове-
туйся лучше с Робином.
   - И то верно.  - Антонио ринулся к диспетчерам и  с  ходу
ввязался в спор.
   Наконец я сдал груз и спросил, когда очередной рейс.
   - Послезавтра,  -  сказал  усталый диспетчер.  - Повезешь
Стэффорда.
   - Стэффорда? - переспросил я. - Постой, разве он...
   - Исчезни, Улисс. Тебе ясно сказано: послезавтра прилетит
с Венеры Стэффорд,  и ты повезешь его на шарик.  Ступай и не
морочь людям голову.
   Я побежал на узел связи,  чтобы сообщить Робину потрясаю-
щую новость. Возвращается Стэффорд со своей комиссией!
   Мне навстречу по коридору, вся облитая зеленоватым светом
плафонов, шла Ксения. Руки в карманах брюк, невысокая фигура
обтянута  черным биклоном,  белокурые волосы выбились из-под
шапочки с козырьком.
   - Знаю, что ты прилетел, Улисс. - Она, улыбаясь, смотрела
на меня. - Что случилось?
   - Возвращается Стэффорд, - сказал я.
   - Стэффорд?  А,  он работал на Венере...  Как  ты  провел
праздники?
   - Хорошо. А ты?
   - Чудесно. Я сделала миллион анализов.
   - Ну да...- Мне стало немного  неудобно  за  свою  празд-
ность,  в то время как она напряженно работала. Никто в лун-
ной обсерватории не управлялся лучше  нее  со  спектральными
анализами.
   - Галактики в заговоре против меня,  - сказала Ксения.  -
Как  только  приближается праздник,  их излучение становится
интенсивнее. Зайди, если хочешь, Улисс.
   - Зайду, - сказал я.
  Узел транскосмической связи - можно сказать, вотчина семьи
Грековых. Дед Робина, Иван Александрович Греков, был здесь -
тогда еще студентом-практикантом,- когда были приняты первые
сигналы с Сапиены.  Много десятилетий он бессменно руководил
узлом. Да и теперь старейшина межзвездных связистов частень-
ко  наведывался  на Луну,  даром что ему было без малого сто
лет. И хотя узлом теперь ведал Анатолий Греков, отец Робина,
фактически  им продолжал руководить Дед.  Так его и называли
селениты - Дед.
   Из-за двери доносились голоса.  Я постучал - никто не от-
ветил. Табло "Не входить. Идет сеанс" не горело, и я вошел в
комнату, примыкавшую к аппаратной узла связи. Мои шаги тону-
ли в сером губчатом ковре,  никто не обратил на меня  внима-
ния.  Только Робин подмигнул мне.  Он сидел в кресле под ог-
ромными часами с секундной стрелкой во всю стену и  любезни-
чал с девушкой-лаборанткой.
   А за столом сидели  предки  Робина  и  старший  оператор,
сверхсерьезный молодой человек.  Феликс стоял по другую сто-
рону стола,  как студент перед грозным синклитом экзаменато-
ров,  и  тихо доказывал свою правоту.  Говорил он по-русски,
потому что Дед не признавал интерлинга.
   Дед сидел насупясь,  занавесив глаза седыми бровями;  то-
порщились седые усы, в глубоких складках у рта змеилось сом-
нение.  На голове у Деда была древняя академическая шапочка,
которая,  как уверяли лунные шутники, приросла к нему навеч-
но.
   Я прислушался.
   Феликс, насколько я понял,  говорил примерно то же, что в
рубке корабля,- о  сдвиге  квази-одновременности,  уравнении
Платонова  и  о своей экстраполяции.  Он зашарил по карманам
куртки,  стал вытаскивать пленки, таблицы, простые карандаши
и тепловые многоцветки,  недоеденный брикет. Наконец он изв-
лек смятый листок логарифмической бумаги с  каким-то  графи-
ком.
   - Вот,  - сказал он.  - Здесь шкала времени,  фактические
точки и та, которую я получил.
   Грековы склонились над листком.
   - Я основывался на вашей инфоркарте из последнего "Астро-
номического вестника",  Иван Александрович, - сказал Феликс.
- Там,  если помните, дан подробный график всех сеансов свя-
зи...
   - Моя статья,  молодой человек,  - веско сказал Дед, - не
может служить основанием для подобных экзерсисов.
   - Что? - Феликс посмотрел на него своим странным взглядом
издалека.  - Ах да, экзерсисы... У вас в инфоркарте сказано,
что  вторая передача с Сапиены дошла до нас на три и две де-
сятых метрической секунды раньше расчетного времени...
   - К вашему сведению, молодой человек: для одиннадцати лет
прохождения сигнала три метрических секунды выпадают из  до-
пусков на точность совпадения земного и сапиенского календа-
рей.
   - Возможно,  - согласился Феликс. - Но следующая передача
пришла еще быстрее.  Вот ее номер и величина  опережения.  И
дальше  -  по нарастающей.  Последняя передача пришла на два
часа раньше расчетного времени.  Здесь закономерность... Вот
номер передачи,  отправленной  вами двадцать два года назад:
"восемнадцать тридцать девять".  Ответ на нее придет завтра.
С опережением на двадцать с лишним суток.
   Дед откинулся на спинку кресла,  его сухонькие руки с ко-
ричневыми стариковскими пятнами лежали на столе.
   - Чепуха, - сказал он.
   Я оглянулся на Робина, он усмехнулся и подмигнул мне.
   Теперь заговорил отец Робина, Анатолий Греков:
   - Видишь ли,  Феликс, нам удалось договориться с Сапиеной
относительно времени  подготовки  ответной  информации.  Это
время  не  может превысить двенадцати суток по нашему счету.
Даже если на Сапиене мгновенно расшифровали нашу передачу  и
мгновенно  составили и закодировали ответ,  если бы даже они
не затратили на это ни одной секунды,  то и тогда опережение
не может быть более двенадцати суток. Твоя экстраполяция не-
корректна.
   Феликс сунул свой график в карман.
   - И все-таки,  - тихо сказал он, - ответ на "восемнадцать
тридцать девять" придет завтра.
   Дед поднялся, уперся кулаками в стол.
   - Я знавал покойного Петра Николаевича Платонова,  - объ-
явил он.  - Прекрасный был математик.  Но с  заскоками.  Его
уравнение,  на  которое  вы  тут ссылались,- заскок.  Оно не
удовлетворяет элементарным требованиям логики.
   - Но  Платонов предложил принципиально новую систему отс-
чета,  - сказал Феликс с какой-то затаенной тоской в голосе.
- Почему никто не хочет это понять?
   - Потому что,  молодой человек,  его система противоречит
факту зависимости "время-пространство".
   - Нет. Это противоречие кажущееся.
   Дед грозно засопел. Анатолий Греков сказал поспешно:
   - Ты устроился с ночлегом, Феликс? Мальчики тебе помогут.
У нас тут тесновато... Постой! - окликнул он Феликса, напра-
вившегося к двери.  - Забери свои карандаши.  И этот... бри-
кет.

                        Глава пятая

        "САПИЕНА НАРУШАЕТ ГРАФИК"

   Столовая в Селеногорске называется "У Герасима".  Это по-
тому,  что робота,  обслуживающего столовую,  зовут Герасим.
Робот он хороший, расторопный. Принеся поднос с едой, он го-
ворит приятным низким голосом;  "Кушать подано". Унося посу-
ду, заявляет совсем другим тоном: "Поел - уступи место това-
рищу".
   Феликс наотрез отказался от ужина, и мы с Робином пошли к
Герасиму без него.  Как всегда, в столовой стоял веселый го-
мон.  За  шахматными столиками сражались участники восемьсот
какого-то лунного чемпионата - тут стоит закончиться  одному
чемпионату, как начинается следующий. Антонио, конечно, тор-
чал у магнитолы,  он жаждал музыки и спорил с  шахматистами,
которые музыки не жаждали.
   На нас накинулись с вопросами - что нового на шарике? Они
все прекрасно знали, визор и радио здесь почти не выключают-
ся, но все равно - на прилетавших с Земли было принято наки-
дываться.
   Робин изобразил,  как я пел на Олимпийских играх, и я сам
чуть не подавился супом от смеха.  Робин здорово умеет копи-
ровать.
   Потом я рассказал о лекции Селестена.
   - А что,  ребятки,  в этом есть смысл,  - ск