-русски.
   - Слышишь? - усмехнулся я.
   - Именно кричать надо! - Леон все же понизил голос. - На-
до расшатывать инерцию. Нельзя откладывать на дальние време-
на выход в Большой космос, если есть возможность сделать это
сегодня.  Улисс, мы не одиноки, ты знаешь сам. Будем драться
за разведывательный полет.
   - Решение Совета может отменить только сам Совет.
   - Так заставим его отменить! Организуем выступления в пе-
чати, опрос общественного мнения...
   - Вряд ли поможет опрос.  Получится примерно та же карти-
на, что при голосовании в Совете. Даже хуже.
   Леон остановился, загородив мне дорогу. Он смотрел на ме-
ня беспокойно и удивленно.
   - Не пойму, что с тобой творится, Улисс.
   - А что такое?
   - Какой-то ты... смирившийся... Зачем ты подарил мне зна-
чок? Для чего набрал столько барахла? Что ты задумал, Улисс?
   - Если тебе не нравится значок, отдай обратно.
   - Мне не нравится твое настроение.
   Он пристально смотрел, и я понял ход его мыслей.
   - Зря  беспокоишься,  - сказал я.  - Тебе не придется го-
няться за мной по Европе.  Все в порядке,  Леон.  Не  знаешь
случайно,  что  идет в Интернациональном театре?  Целую веч-
ность там не был.
   - Почему же не знаю? Идет "Океанский прибой", инсцениров-
ка романа Сорокина.
   - Стоящая вещь?
   - Неплохая.  Улисс, я понимаю, тебе не хочется сейчас го-
ворить... Пожалуй, действительно нужна разрядка... Но потом,
когда ты отдохнешь, придешь в себя...
   - Там видно будет.  Извини, что задержал, ты ведь куда-то
торопишься.
   Леон посмотрел на часы:
   - Да, я опаздываю немного. Понимаешь, Нонна просила прие-
хать.
   - Привет ей передай.  Ну, Леон... - Я стиснул ему руку. -
Спасибо тебе.
   - За что?
   - Вообще... Всего тебе хорошего.
   Уходя, я чувствовал, что он смотрит мне вслед. Потом тол-
па захлестнула нас обоих.
   А мне было некуда торопиться.  Я шел не спеша по  улицам,
по  бульварам,  утопающим в цветах и пестром праздничном уб-
ранстве.
   "И  снова гудят корабли у причала..."
   Я посмотрел "Океанский прибой" -  хорошую  драму,  чем-то
напоминавшую историю сложных отношений Тома и Ронги Холидэй,
родителей Андры. Правда, действие тут происходило не на Зем-
ле,  а под водой - в рудничном поселке на дне Тихого океана.
И еще я успел посмотреть комедию в Театре миниатюр  довольно
смешную, но, в общем-то, пустяковую.
   Было около полуночи,  когда я вернулся в гостиницу. Я за-
казал по инфору место на завтрашний рейсовый лунник.  Попро-
сил прислать одного из гостиничных мажордомов  для  упаковки
вещей.
   Мой номер был  завален  свертками,  пакетами,  кипа-.  ын
книг,
   Я постоял у открытого окна,  глядя на пляску огней в ноч-
ном небе. Потом решился наконец: набрал код Андры. Она отве-
тила сразу.
   - Не разбудил тебя?
   - Нет,  что ты,  у нас еще гости.  Я рада, что ты вызвал,
Улисс...
   - Андра, я улетаю. Надолго. Желаю тебе счастья. Прощай.
   Утром, перед отлетом,  я вызвал Борга, чтобы попрощаться,
но его видеофон не ответил на вызов.  Я позвонил администра-
тору  и узнал,  что конструктор Борг улетел вчера около пяти
вечера.
   - Не говорил он, куда улетает? - спросил я.
   - Он заказал место на ближайший рейс  к  "Элефантине",  -
ответил администратор.
   Вот как,  подумал я,  значит, передумал Борг. Собирался к
своему другу Хансену в Копенгаген, а улетел на "Элефантину".
Я представил себе опустевший по случаю праздника звездолет и
Борга  -  как он медленно идет один-одинешенек по коридорам,
мысленно прощаясь с кораблем.  С прекрасным кораблем, в соз-
дание которого он вложил столько труда и таланта.
   Так-то вот...
   Я прилетел в космопорт за час до отправления лунника.
   Непривычно это - войти через пассажирский вход, сдать ба-
гаж и,  не заходя ни в пост ССМП, ни в диспетчерскую, разва-
литься в кресле,  попивать апельсиновый сок и  перелистывать
пеструю иллюстрированную пустяковину,  которая испокон веков
почему-то считается лучшим чтивом для пассажиров. Непривычно
- и хорошо...
   Не надо бросать пилотский жетон в блестящее горло регист-
ратора, не надо лезть в холодные объятия автоматического ди-
агноста... Когда-то,  читал я,  инквизиция использовала  для
пыток жестяную статую человека.  Она раскрывалась на две по-
ловинки,  а внутри вся была утыкана острыми иглами.  Еретика
вставляли в нее и захлопывали.  Примерно такую же штуку соз-
дали наши медили,  и ни один пилот не пойдет в рейс, пока не
побывает в "железной деве" - тесной кабине, в которой много-
численные датчики вытягивают из тебя  информацию  о  составе
крови, ее давлении, пульсации, ритме сердца и мозга, о биоэ-
лектрическом индексе и о мышечном потенциале.  Я - пассажир.
Мне  не надо знать ничего.  Объявят посадку - мое дело пойти
за дежурной,  пройти шлюз,  затем мне покажут в  салоне  мое
место, и - везите меня!
   Я сидел в зале ожидания и впервые в жизни читал  "Памятку
для  лиц,  впервые вылетающих в межпланетный рейс".  Занятно
все это было.  А вернее,  все это помогало мне отвлечься  от
беспокойных и не очень-то веселых мыслей.
   Но вот прозвучал мотив "внимание", и я, как и прочие пас-
сажиры,  повернул голову к информационному экрану. На экране
возникла девушка из персонала космопорта,  вполне типовая  -
двухцветные  волосы,  космофлотская  черная блузка,  улыбка,
полная обаяния. Она оглядела зал, остановила взгляд на мне и
негромко сказала:
   - Улисс Дружинин, тебя срочно вызывают в диспетчерскую.
   Кто-нибудь из  товарищей  пилотов,  подумал  я.  Передать
что-нибудь на Луну...
   Я пошел не торопясь,  не теряя достоинства, как и полага-
ется пассажиру,  которого должны обслуживать по всем  прави-
лам.
   А спустя десять минут я уже томился в холодном нутре "же-
лезной девы"...
   Надо же случиться такому: у первого пилота рожает жена. И
первый пилот ужасно беспокоится. То есть он, конечно, и виду
не показывает и хочет лететь,  но провести  "железную  деву"
ему, разумеется,  не удалось. Подвел пилота биоэлектрический
индекс, и его безжалостно отстранили от рейса, чем еще более
усугубили его нервное состояние. А второй пилот - желторотый
юнец,  только что окончивший институт, и... Да что говорить,
космофлот есть космофлот,  никогда в нем не будет порядка. А
я,  понятное дело, тут как тут: удивительное у меня свойство
влипать в разные истории!..
   Ну ладно,  может,  оно и к лучшему - еще раз, в последний
раз, посидеть в рубке лунника.
   И вот я уже сижу за командирским пультом, а второй пилот,
с  юношеским  пушком на щеках и плечами многоборца,  сидит в
правом кресле и столь же  откровенно,  сколь  и  почтительно
разглядывает меня - сказок наслушался, видно...
   - Как тебя зовут? - спросил я.
   - Икар, - ответил  он застенчиво.
   - Родительское?
   - Собственное, - сказал он и застеснялся еще больше.
   Я хотел съязвить,  напомнить,  что издавна старые летчики
считали Икара типичным аварийщиком,  нарушителем инструкций,
но воздержался.
   - Икар так Икар, - сказал я. - Давай читать молитву.
   Он послушно включил предполетный экран. На нем загорелась
надпись: ГОРЮЧЕЕ?
   Я посмотрел на указатель горючего и нажал кнопку "ДА".
   Надпись сменилась новой: ЭКИПАЖ?
   "ДА".
   ПАССАЖИРЫ?
   "ДА".
   СВЯЗЬ?
   "ДА".
   Скучное это  занятие - дублировать автоматику,  которая и
сама все знает,  но ничего не поделаешь  -  ледяные  правила
космофлота требуют,  чтобы командир лично ответил на все три
десятка предполетных вопросов.  Наконец мне позволили  выйти
на связь с дежурным диспетчером. Он прочел мне условия поле-
та, которые я знал и без него. Но так было надо. Потом я по-
лучил  разрешение на связь со стартом.  И только после этого
я, сняв предохранительный колпачок со стартовой кнопки, соб-
рался  включить автомат старта.  Правый пилот так смотрел на
мой палец, будто из него сейчас вырвется плазменный ураган.
   - Икар, - сказал я, - нажми.
   Ах, как сверкнули у него глаза!
   - Можно? Мне? - переспросил он.
   - Не переспрашивай командира, Икар. Не все это любят.
   Ах, как  старательно  нажал  он красную стартовую кнопку,
сразу пересветившуюся зеленым светом, как благодарно посмот-
рел на меня!
   Потом - такой  привычный,  такой  знакомый  рывок,  когда
кресло мягко утопает в гнезде амортизатора.  Потом - педаль-
ная подножка вздрогнула, встретила мои ступни и вежливо при-
подняла их чуть выше,  чтобы стабилизировать кровяное давле-
ние...  Я вступил в свои командирские права - право присутс-
твия при действиях автоматики.

   Селеногорск по праздникам будто вымирает. Большинство се-
ленитов улетает на шарик,  остаются лишь  самые  необходимые
вахты.  Я шел пустынными селеногорскими коридорами,  скользя
взглядом по стенам, разрисованным и исписанным здешними ост-
ряками.
   Устрашающее табло "Не входить!" над дверями  Узла  косми-
ческой связи не горело. Я постучался - никто не ответил. Не-
ужели и Робин улетел на праздники? Дверь поддалась нажиму, я
вошел  в холл.  Здесь никого не было,  кроме вычислительного
автомата,  из пасти которого торчал,  как язык,  кусок блед-
но-розовой пленки.  Я выдернул пленку, посмотрел - ряды цифр
и знаков.  Из-за двери аппаратной донеслись голоса. Я загля-
нул туда.
   Дед сидел спиной ко мне - сухонький,  сутулый, в неизмен-
ной своей черной шапочке; перед ним стоял столик, заваленный
таблицами и обрывками пленки. А вдоль слепых, отдыхающих эк-
ранов прохаживался Робин,  засунув руки в карманы комбинезо-
на.  Для полноты картины не хватало только "среднего  звена"
великой династии космических связистов.  Но я знал, что Ана-
толий Греков занят сейчас другими делами - в Совете шла  се-
рия совещаний, разрабатывалась новая программа...
   - Легко твердить "не годится,  не годится", - говорил Ро-
бин, продолжая мерно вышагивать из угла в угол. - Если бы вы
с отцом с самого начала сделали упор на элементарные  плане-
тологические вопросы, а не на теорию информации...
   Тут он повернулся и увидел меня.
   - Какими судьбами? - Робин широко развел руки и заулыбал-
ся, но улыбка не согнала с его лица выражения озабоченности.
- Садись, Улисс, сейчас мы...
   - Без теории информации, - проскрипел Дед, - без выработ-
ки кода вообще не стало бы возможности обмена.
   Он тяжело поднялся,  кивнул мне.  Я протянул ему  пленку:
может быть,  там значилось нечто важное? Дед посмотрел, бро-
сил пленку на стол и сказал:
   - Все то же.  - Волоча ногу, он направился к двери. - От-
дохну немного перед обедом, Михаил.
   Мы остались вдвоем с Робином.
   - Что хорошего, Улисс? Впрочем, знаю, знаю - хорошего ни-
чего нет. Возвращаешься на свой корабль? А у нас тоже сплош-
ные неприятности.  Ни черта не можем понять, что стряслось с
Сапиеной.
   - Молчит? - спросил  я.
   - Молчит! - Робин постучал костяшками пальцев по главному
экрану,  будто этот стук мог пробудить от  спячки  неведомых
абонентов  на другом конце канала связи.  - Запросили рецепт
открытого огня - и замолчали. Мы тут ломаем голову, загрузи-
ли алгоритмами догадок логические машины.  Но все наши гипо-
тезы не стоят... не стоят застежки на твоем костюме. Кстати,
недурной  костюмчик.  Теперь такая мода пошла?..  Понимаешь,
мыслим по-земному!  Слишком по-земному. И машины наши антро-
поидны. Вот в чем беда.
   Ты прав,  подумал я.  Прав как никогда.  Мы еще не готовы
для разговора с Большим космосом. Далеко ли мы ушли от неан-
дертальцев,  тупо таращивших глаза на звездное  небо,  такое
непонятно-пугающее?  Положим, знаем мы неизмеримо больше, но
вот понять...  Для того чтобы понять,  надо быть  там.  Надо
стать наконец homo universalis.
   - Что? - спросил  Робин. - Не понял твоего менто.
   "Раньше ты понимал меня лучше", - с внезапной горечью по-
думал я.
   - Нет, я не посылал менто. Послушай, а ты уверен, что они
просили именно огонь? Может, вы их вовсе не поняли и послед-
ний сигнал означал просто "не хотим больше с вами разговари-
вать"...
   Робин отлепился от экрана и присел на край стола, небреж-
но отодвинув груду бумаг и пленок. Кажется, он немного успо-
коился, во всяком случае ответил он примерно так, как бывало
прежде, когда мы летали вместе:
   - Я всегда говорил,  что у тебя светлый ум,  Улисс.  - И,
помолчав,  добавил:  - Вообще-то замечание резонное. Сколько
уже месяцев я выверяю код...  Да нет,  при всем его несовер-
шенстве сигнал расшифрован правильно. Мы тут с Дедом перево-
рошили всю документацию,  весь обмен с самого начала. Не хо-
тел я вытаскивать Деда на Луну,  отрывать  от  мемуаров,  но
пришлось...
   - Значит,  нужен огонь,  - сказал я.  - На Земле давно нe
пользуются открытым огнем,  но каждому дураку известно,  что
огонь бывает разным.  Не обязательно при соединении вещества
с кислородом.  Многие металлы горят в хлоре, некоторые окиси
- в углекислоте.  Если бы знать наверное, какая там атмосфе-
ра...
   - Вот именно. По нашим скудным сведениям, атмосфера у них
нашего типа. Но, конечно, уверенности нет.
   - Ну, допустим. Для чего был нужен открытый огонь? Перво-
бытные люди грелись у костра, жарили мясо, отпугивали хищни-
ков...
   - Брось, Улисс. Мы перебрали все варианты - даже такие, о
каких не слыхивали. Машина выдала все, что хранилось в памя-
ти.  Ясно, что при высоком уровне развития открытый огонь не
нужен - он неэкономичен и грубо управляем. Первый логический
вывод:  высокоразвитая  цивилизация  попала в некие условия,
исключившие обычную энергетику.
   - Логично,  - сказал я. - Может, снизилась внутренняя ак-
тивность центральной звезды их системы,  и тот вид  энергии,
на котором работает техника Сапиены...
   - Думали,  думали! - Робин опять забегал по аппаратной. -
Понимаешь,  не умеем мы представить себе жизнь, резко отлич-
ную от нашей. Так и лезут земные аналогии. Знаешь, что приш-
ло мне в голову,  Улисс? - Он остановился передо мной, сунул
руки в карманы.  - Вот наша Солнечная система - она кружится
вокруг  центра Галактики по такой гигантской орбите,  что за
время своего существования сделала всего пять или шесть обо-
ротов,  верно?  А  человеческая  история и вовсе умещается в
нескольких градусах этой орбиты. Так?
   - Пожалуй. Что из этого следует?
   - Не гипотеза, Улисс. Не знаю даже, как назвать... незре-
лая мысль... Какие области пространства еще предстоит пройти
нашей Системе, в каких полях тяготения, в каких вихрях излу-
чений предстоит ей побывать? И вот, скажем, Сапиена... Вмес-
те со своей системой она могла войти в некую область,  пере-
секаемую орбитой... в такую область Галактики, где энергети-
ческие условия...
   Робин увлекся,  дал волю фантазии,  а вслед за ним и я, и
только Ксения, вызвавшая Робина на обед, прервала наш разго-
вор.
   В столовой было отнюдь не многолюдно.  Четверо селенитов,
уже  отобедавших,  сидели  перед  визором  -  там передавали
праздничную программу,
   Знаменитый Герасим,  аккуратнейший из роботов, принес нам
еду.  Ксения пожаловалась мне,  что как наступают праздники,
так уж непременно что-нибудь помешает улететь на шарик.  Те-
перь вот она и могла бы полететь, срочных дел нет, так Робин
затеял работу,  которой конца не видно.  Сапиена,  Сапиена -
только и слышишь от него...
   - А ты бы взяла и одна полетела на праздники, - сказал я.
   - Одна?  - Ксения удивленно подняла брови.  - Ну,  знаешь
ли... В конце концов, и по визору все можно увидеть.
   - Правильно! - заявил Робин и потрепал ее по плечу.
   Вошел Дед. Скосил сердитый взгляд на визор, поморщился.
   - Отдохнул? - спросил Робин. - Как себя чувствуешь?
   - Был бы вам чрезвычайно обязан,  молодые люди, - отнесся
Дед к селенитам у визора, - если бы выключили эту мерзость.
   - Иван Александрович! - взмолился кудрявый селенолог Мак-
ги. - Какая же это мерзость? Такие славные песни...
   - Сделай,  по крайней мере,  потише. - Дед положил на та-
релку салату.  - "Славные песни"!  - проворчал он. - Нету на
вас Черного робота.
   Робин подмигнул мне.  Я понял и попросил Деда  рассказать
историю о Черном роботе.  Я знал ее в переложении Робина, но
от самого Деда не доводилось слышать.  Я готов  был  слушать
все истории Деда подряд,  лишь бы отвлечься от мысли о собс-
твенной невеселой истории...
   Дед отнекивался,  но мы насели на него дружно. И он сдал-
ся.

        "РАССКАЗ О ЧЕРНОМ РОБОТЕ-ХРАНИТЕЛЕ ТИШИНЫ"

   Это давняя история,  друзья.  Теперь уже никто не помнит,
как звали изобретателя,  создавшего Черного робота. Но у ис-
тории причудливая память,  и она сохранила имя Василия  Крю-
ченкова-первой  жертвы Черного робота.  Почему бронированное
чудовище выбрало именно его - тайна,  которую так и не  уда-
лось  раскрыть.  Ведь таких,  как Вася Крюченков,  было мно-
го молодых ребят,  любивших громкую музыку.  И почему первый
Черный робот появился именно в Рязани,  тоже неизвестно. Во-
обще появление Черных роботов с самого начала  было  окутано
тайной.
   Так вот,  в то утро Вася Крюченков спешил на  работу,  во
вторую поликлинику.  Он был зубным техником, Вася Крюченков,
и к тому же хорошим зубным техником.
   В те времена люди с удивительной легкостью запивали огне-
дышащий борщ ледяным пивом,  и зубы сначала "сводило", а по-
том они начинали портиться,  и поэтому хороших зубных техни-
ков очень ценили. В том числе и в Рязани, конечно.
   Вася. Крюченков спешил на работу,  потому что он не любил
опаздывать,  и еще потому, что с утра ему предстояла ответс-
твенная примерка нижней челюсти одному больному.
   Этот... как они назывались...  троллейбус был переполнен.
Кто читал газету,  кто смотрел в окно, а кто сидел, уставясь
на стихотворный плакат: "Всегда следи за чистотой, веди себя
культурно, билет использованный свой бросай,  товарищ, в ур-
ну!" Тогда любили такие плакаты. А пассажиры помоложе делали
то же, что и Вася: слушали портативные приемники, транзисто-
ры, как их не совсем правильно называли. А так как владельцы
этих самых транзисторов слушали разные передачи, то все пас-
сажиры в сотню ушей одновременно воспринимали примерно такую
звукосмесь:

      Нападающие армейцев навесили мяч на штрафную...
      Говорят, не повезет, если черный кот дорогу перейдет...
      Однако, при рассмотрении законопроекта верхняя палата,..
      А теперь поставьте ноги на ширину плеч...
      В целом  по области на сто семь и две десятых...

   Васин сосед,  этакий  пожилой  дядя с печальными глазами,
выцветшими то ли от возраста, то ли от ежевечерних сидений у
телевизора,  оторвался от журнала "Здоровье" и сказал с лег-
кой укоризной в голосе:
   - Вы бы потише, молодой человек. Нельзя же так... Некуль-
турно...
   Вася искоса глянул на соседа,  вернее,  на измятый лацкан
его пиджака. Замечание было настолько смешным, что Вася даже
не  счел  нужным ответить.  Он только немного прибавил гром-
кость,  предоставив соседу возможность дойти своим  умом  до
осознания  несуразности  собственных слов.  Другие владельцы
транзисторов тоже прибавили громкость,  потому что им  хоте-
лось слушать свои любимые передачи, а не Васину. Личный вкус
- это ведь главный признак индивидуальности человека.
   Сосед отодвинулся от Васи как только мог.  Прямо вжался в
стенку троллейбуса. Что-то он еще сказал, Вася разобрал одно
лишь слово:  "некультурно". Но и тут Вася не вспылил. Только
бросил снисходительно:
   - Эх вы, не знаете, что радио - это культура.
   И уже этот троллейбус,  набитый музыкой и прочим радиове-
щанием,  подходил  к Васиной остановке у второй поликлиники,
как вдруг...
   В раскрытом окне мелькнуло что-то черное. В следующий миг
нечто жесткое и холодное стиснуло Васины колени...
   Вася был абсолютно прав,  сказав, что радио - этэ культу-
ра.  Более того:  вы прекрасно знаете, друзья, какой гигант-
ский вклад внесло радио в человеческую цивилизацию.
   Правда, Александр Степанович Попов не мог предандеть всех
последствий своего великого изобретения: он помышлял главным
образом о спасении кораблей.
   Не задумывался  о последствиях и Томас Э