устой  кустарник,  затопивший  дорогу.
Мохнатые тугие  ветки захлестали по бронестеклу,  осыпая его
зелеными спорами.  Пришлось включить резаки,  иначе здесь не
проедешь.  Резаки яростно косили кустарник, прорубая дорогу,
- а спустя два-три часа никто не скажет, что здесь проходила
машина: желтый поток сомкнется снова.
   Черными жуками  ползли  по  плантациям  комбайны.  Урожай
"растительного  мяса" снимался на Венере круглый год,  здесь
не знали сезонов созревания.
   Справа над  скалистым  холмом  высился знакомый с детства
обелиск-памятник Дубову и двум его товарищам.
   А дальше тянулась промышленная зона - наземные сооружения
фабрик пищеконцентратов, сборочных заводов, атомной энергос-
танции. Еще дальше к северо-востоку вырисовывался на сумрач-
ном дымном горизонте золотистый  купол.  Это  был  Венеропо-
лис - столица планеты.
   Полярное сияние адски полыхало над головой, когда я оста-
новил  вездеход у здания космопорта.  Не хотелось заходить в
диспетчерскую - опять начнут  наседать,  уговаривать.  Здесь
дежурят  земляне  - от корабля до корабля,  - и прошлый раз,
когда я приехал к прибытию рейсового,  они стали меня  убеж-
дать, что, поскольку я решил осесть на Венере, мне прямо-та-
ки необходимо взять на себя космодромную службу -  "кому  же
еще, как не тебе, Улисс...".
   Я обошел приземистые здания складов и направился к кораб-
лю.  К  нему ползла грузовая транслента,  заставленная стан-
дартными ящиками с пищеконцентратом,  а на  встречной  ленте
плыли  контейнеры  доставленного  груза - секции комбайнов и
других машин, нужных Венере. Двое в скафандрах стояли у гру-
зового люка, я подошел к ним.
   По бортовому номеру я понял,  что это  корабль  Рокотова.
Наверное,  он и стоит тут, наблюдает за погрузкой-выгрузкой.
Но это был не Рокотов.  Я увидел за стеклом шлема  худенькое
лицо  с желтоватыми глазами и ехидным ртом.  В следующий миг
Всеволод кинулся ко мне.
   - Привет,  старший! Вот здорово! - услышал я его голос. -
Хотел сразу поехать к тебе,  но Рокотов велел присмотреть за
разгрузкой. Вот здорово! - все повторял он.
   Я тоже был рад.  Рад, что слышу обращенную ко мне челове-
ческую речь,  что меня помнят,  что кому-то я всетаки нужен.
"Самарин передает тебе личную просьбу,  старший:  возглавить
космодромную службу. Ну, и привет, конечно... И еще письма -
от Робина, от Сенаторова, от Леона Травинского, и еще от ко-
го-то,  целая пачка... Что нового на шарике? Да, в общем-то,
ничего. Всюду идут дискуссии о проекте расслоения времени...
Много  шума  вызвала  большая  статья  Травинского  "Жизнь и
смерть конструктора Борга". Ух, какая статья! Она заканчива-
ется  строчками из его стихотворения,  ты помнишь,  конечно:
"Плещутся о берег,  очерченный Плутоном,  звездные моря".  И
дальше: "Они ждут тебя, человек!" Здорово, правда? Говорили,
что Анатолий Греков ответит Травинскому,  но тут мы  ушли  в
рейс,  так что не знаю... А как ты, старший? Может, все-таки
надумаешь вернуться в космофлот?  Второй корабль - его,  на-
верное,  назовут именем Борга - проходит испытания, командир
еще не назначен...  А,  старший? Может, передумаешь? Взял бы
меня  к себе третьим пилотом,  я ведь всегда мечтал летать с
тобой..."
   Потом мы сидели втроем - с Всеволодом и Рокотовым - в ма-
леньком космодромном кафе.  Мы распотрошили одну дыню, а две
я отдал ребятам в дорогу.
   Был вечер, долгий, нескончаемый венерианский вечер, когда
я приехал домой, нагруженный пачками газет и писем.
   Сабина сидела в своей комнате и  переписывала  что-то  из
учебника в тетрадку.  В приоткрытую дверь я видел ее прилеж-
ный профиль. Я тихонько окликнул, но она даже не шелохнулась
и глазом не повела.
   - Сабина, - позвал я погромче.
   Никакого ответа. Не слышит или не хочет слышать?..
   Я пошел в кухню.  Отец стоял над картой,  расстеленной на
столе,  и, водя по ней пальцем, показывал матери линию слан-
та, начавшегося на Плато Сгоревшего Спутника. Они обменялись
несколькими  малопонятными репликами,  потом мать подняла на
меня взгляд - добрый,  участливый и все же  какой-то  чужой.
Она послала мне менто,  которого я не понял, но я и без того
знал, о чем она спрашивает.
   - Я не голоден, Мария, - сказал я.
   Пожелав им доброй ночи,  я шагнул к двери,  но  тут  отец
сказал:
   - Алексей, если тебе захочется съездить в Венерополис, то
загляни в бюро к Рэю Тудору. Если хочешь.
   Я кивнул и пошел к себе.  Бросившись  на  кровать,  зажег
лампу у изголовья и с жадностью накинулся на газеты.  Пробе-
жав заголовки,  взялся за письма.  "Ну, как ты там, Улисс? -
беспокойно вопрошал Робин.  - Хорошо ли тебе,  старина?". "И
если согласен,  то сразу сообщи по радио",  - писал Самарин.
"Улисс!  - взывал Леон. - Если бы я знал, что ты задумал, то
вцепился бы,  не щадя твоего нового костюма, и никуда не от-
пустил... Какой удар ты нанес всем нам, сторонникам выхода в
Большой..." А это что?  Письмо от Стэффорда? Ну-ка... "Боль-
шая  к тебе просьба:  записывай день за днем свои наблюдения
над собой и окружающим... Неоценимую пользу для..."
   Если я хочу... Если пожелаю... И некому взять и решитель-
но приказать мне, что следует делать...
   Хорошо ли тебе, Улисс?..
   Что-то непонятное творилось у меня  с  горлом.  Прямо  не
продохнуть.  И  щеки стали мокрые.  Что это - уж не плачу ли
я?!
   Черт!
   Корабль простоит здесь всю ночь,  он стартует ранним  ут-
ром, есть еще время кинуться на космодром...

   ...Ранним утром я вышел из дому в рассеянный голубой свет
купола,  так умело имитирующий солнечный.  Сабина спала  или
притворилась спящей,  когда я заглянул к ней.  Наверное, ду-
лась на меня за то,  что вчера я застрял на космодроме и  не
пошел с ней купаться.
   Обычно по утрам мы вместе ходили в  бассейн,  я  учил  ее
плавать.
   Сегодня пришлось идти одному.
   Народу в бассейне почти не было в этот ранний час.  Я за-
лез на верхнюю площадку трамплина.  Высоко подпрыгнул,  сог-
нулся,  выпрямился в полете и вошел в воду под прямым углом.
Зашумело в  ушах.  Я  коснулся  пальцами  дна,  оттолкнулся.
Чья-то нога скользнула по моему плечу,  когда я выныривал на
поверхность. Я увидел широко расставленные светло-карие гла-
за, вздернутый нос, мимолетную улыбку. Это была та самая де-
вушка,  из соседнего дома. Должно быть, она послала мне мен-
то, извинилась. Сильно выбрасывая руки, поплыла в сторону.
   Потом я увидел ее,  сидящую на краю бассейна.  Она стара-
тельно выжимала красную шапочку,  ее волосы,  распущенные по
плечам,  отливали тусклым золотом.  Никогда я не видел таких
длинных волос.
   Я поднялся по лесенке и сел рядом с ней.  Девушка посмот-
рела на меня спокойным, ясным взглядом.
   - Как тебя зовут? - спросил я.
   - Олив, - ответила она низким медленным голосом.
   Олив... Ну и имя!
   Я молчал,  не  зная,  о чем еще с ней говорить.  Девушка,
склонив голову,  принялась заплетать косу. Ловко она это де-
лала,  сильные пальцы так и мелькали в струящемся золоте во-
лос.
   - А тебе твое имя не нравится? - спросила вдруг она.
   - С чего ты взяла?
   - "С  чего ты взяла",  - медленно повторила Олив,  как бы
вслушиваясь в эти обыкновенные, на мой взгляд, слова. - Тебя
зовут Алексей, но ты называешь себя Улисс.
   - Каждый имеет право изменить родительское имя. Послушай,
Олив, научи меня вашей менто-системе.
   На ее лице отразилось недоумение.
   - Как можно этому научить? Разве ты не здесь родился?
   - Да, но... видишь ли, я много лет провел на Земле.
   - Знаю, - сказала она. И, помолчав, задумчиво добавила: -
Если хочешь,  будем просто разговаривать,  и, может быть, ты
сам научишься... дливенно...
   "Дливенно" - это что же, "постепенно" на местном диалекте
интерлинга?" - подумал я.
   - Хорошо, - сказал я, - будем каждый день разговаривать.
   Олив кончила заплетать косу, движением головы откинула ее
за спину.  Ладони ее теперь лежали на краю бассейна. Она по-
болтала крепкими ногами.
   - На Плато Спутника начинается слант,  - сказала она, - и
я уеду туда.
   - Ты работаешь на комбайне?
   - Да.
   - И долго ты пробудешь на Плато Спутника?
   - Долго... если не налетит новый теплон.
   - А ты не боишься черных теплонов?
   Олив пожала плечами.  Кажется,  ее удивил мой вопрос. Она
стремительно поднялась.
   - Пойду,  - сказала она.  Однако постояла еще немного.  -
Если хочешь, я буду называть тебя Улисс.
   - Не надо. Олив. Мое имя - Алексей.
   - Алексей, - повторила она. - Твоя мать говорила, что ты,
наверное, скоро опять улетишь туда.
   - Нет,  - сказал я,  поднимаясь. - Нет, Олив, никуда я не
улечу.

   Авиаконструкторское бюро  занимало  целый  дом на главной
улице Венерополиса.  Рэй Тудор встретил  меня  приветливо  -
насколько это было возможно для человека,  не совсем,  не до
конца, что ли, понимающего другого человека.
   Когда-то, в  детстве,  мы были друзьями и наши отцы тоже.
Потом наши дороги разошлись -  настолько,  что  теперь  было
совсем не просто сойтись снова. Однажды я спросил Рэя, часто
бывавшего у нас в доме,  как поживает его отец, Симон Тудор.
"Он попал в черный теплон и погиб", - коротко ответил Рэй.
   Теперь он водил меня  по  комнатам,  в  которых  работали
конструкторы,  а  также автоматы-вычислители и детплировщики
обычного типа.  Длинный,  ярко освещенный зал  был  уставлен
вдоль стен моделями самолетов.  Эю было понятное мне дело, я
осматривал модели и  внимательно  слушал  краткие  пояснения
Рэя, иногда переспрашивая незнакомое слово.
   Постепенно или,  лучше сказать,  дливенно  вырисовывалась
передо мной такая картина.
   Для Венеры с ее бешеной атмосферой  транспортная  авиация
куда важнее, чем для Земли. Тут вечно стоит задача: как мож-
но скорее попасть из любой точки в любую другую. Ну, это я и
сам знал.
   Самолеты земного типа не очень подходили для местных  ус-
ловий. Здесь был нужен особый самолет - скоростной и в то же
время необычайно прочный,  способный  выдержать  неожиданное
нападение дикой стихии. Ведь вихри на Венере возникают с та-
кой стремительностью,  что метеослужба не всегда успевает их
предусмотреть и уж тем более предупредить летчиков.
   С Земли, оттуда, как говорили примары, доставляли самоле-
ты для Венеры в разобранном виде.  Здесь шла сборка, испыта-
ния,  облеты.  Это были реактивки с конверторными подвесками
двигателей  - чтобы машина могла взлетать и садиться по вер-
тикали и зависать в воздухе.  Их делали из лучших материалов
с прочностной  анизотропией,  ориентированной  по полям наи-
больших напряжений.  Но что это были  за  машины!  Крепления
продольные,  крепления  поперечные,  диагональные - сплошные
крепления.  Я покачивал головой, разглядывая последние моде-
ли. Для полезного груза в них места почти не оста-
валось.
   - Крепления мы добавляем сами,  - говорил Рэй. - В ундре-
лах иначе летать невозможно.
   И это было понятно. Полярная область сравнительно спокой-
на,  хотя и ее иногда обжигает яростное дыхание теплонов. Но
чем  дальше  проникали  примары в низкие широты,  тем больше
сталкивались с преградой, казавшейся непреодолимой.
   На Венере вихри бывают разные.  Тепловой вихрь, когда ат-
мосфера почти неподвижна, а температура скачкообразно нарас-
тает до максимума.  Химические бури, когда так же прихотливо
меняется состав атмосферы. Электрические тайфуны, когда вок-
руг самолета бушует сплошная,  невероятно разветвленная мол-
ния.  Но все это игрушка по сравнению с черным теплоном, би-
чом Венеры. Не выразить словами его чудовищной силы. Он сжи-
гает все на своем пути. И даже если самолет проходит на поч-
тительном расстоянии от его фронта, теплой делает все, чтобы
разъесть корпус,  размагнитить приборы, знакопеременной виб-
рацией истомить металл-и одновременно смять психику летчика,
застлать ему глаза чернотой и ужасом, разрушить единство че-
ловека с машиной...
   - Сядь сюда,  - сказал Рэй. - Сейчас я покажу, что мы де-
лаем.
   Он включил проектор.  На экране  возникло  снятое  сверху
всхолмленное  плато,  окаймленное  с севера грядой невысоких
гор. Это было Плато Сгоревшего Спутника, желтое море кустар-
ника заливало его,  уходило к горизонту.  Я знал,  что почва
там необычайно плодородна и столь же необычайно перспективны
опыты с мутациями растений, начатые там агротехниками.
   Поплыли полосы серого тумана -  предвестника  теплона.  Я
увидел,  как комбайны все разом повернули и помчались на се-
вер, как люди в скафандрах спешили к самолетам...
   Экран совсем  помутнел.  Потом  возникла черная выжженная
равнина под бурым клубящимся небом. Так выглядело Плато пос-
ле теплона. Но таким оно оставалось недолго. Уцелевшие корни
растений выбрасывали новые побеги,  и уже спустя десять-две-
надцать  суток снова плескалось,  уходя к горизонту,  желтое
море. Это был слант - воскрешение растительности, венерианс-
кое чудо.
   Рэй вставил в проектор новую пленку. Теперь я увидел, как
надвигается  теплой  -  сперва  далекая черная полоска;  она
быстро росла,  разбухала,  заливала экран. И вдруг откуда-то
снизу  в эту плотную стену мрака врезалась белая машина нео-
бычных очертаний.  На мгновение теплон  поглотил  ее,  будто
слизнул,  но  вот она вынырнула,  по ней проносились смутные
тени,  и теперь машина шла по плавной спирали,  шла вместе с
теплоном...  Наверное, это продолжалось несколько минут, по-
том машину резко подбросило, она беспомощно закувыркалась...
ее заволокло чернотой...
   Экран погас.
   - Что это? - спросил я изумленно.
   - Беспилотная модель,  - сказал Рэй. - Наша четвертая мо-
дель. Она продержалась в теплоне семь минут.
   Он начал объяснять, но я уже понял и без него, и меня ох-
ватило волнение.  Да, это была превосходная идея: самолет не
должен быть инородным телом в атмосферных вихрях, телом, ту-
по сопротивляющимся действию внешних сил.  Пусть вихри рабо-
тают на него,  он должен как бы слиться с ними,  черпать  из
них энергию...
   Я провел в конструкторском бюро целый день. Рэй терпеливо
знакомил меня с расчетами, с аэродинамическими особенностями
атмосферных вихрей,  с повадками черных теплонов. По правде,
я  был  поражен гигантским объемом исследовательской работы,
проделанной конструкторами  и  метеорологами.  Да,  тут  шла
борьба. Настоящая, упорная, захватывающая. Обуздание стихии?
Нет,  для этого пока еще время не настало. Но-приспособление
к ней.
   В одной из комнат стояло конструкторское кресло с аппара-
турой  и  экраном  -  кресло,  каким пользуются некоторые из
главных конструкторов на шарике.
   - Недавно, - сказал Рэй, - по нашей просьбе нам доставили
этот комплекс.  Но мы  пока  что...  Очень  трудно  освоить.
Очень.
   Борга бы сюда, подумал я. Вот кого здесь не хватает. И не
только здесь...
   Я понимал,  что Рэй устал от  многочасовых  разговоров  и
объяснений.  Да и у меня,  признаться, от обилия впечатлений
трещала голова.  Надо было прощаться.  И надо было что-то на
прощание сказать.
   - Рэй,  - сказал я,  - ты ведь знаешь, что я был пилотом.
Просто пилотом дальних линий.
   Он выжидательно смотрел на меня сквозь черные  очки.  Ма-
ленький широкоплечий человечек с обожженным лицом.  Кажется,
он послал менто-сигнал, но я не понял.
   - Здесь все по-другому...  непривычно для меня, - продол-
жал я с запинкой. - Но если мой опыт пригодится, то...
   - У нас каждый делает все,  на что он способен,  - сказал
Рэй. - В любой день ты можешь начать работу.

                   Глава двадцать шестая

        ""Я ПРИЛЕТЕЛ ЗА ТОБОЙ, УЛИСС...""

   По метеосводке черный теплон проходил сегодня примерно на
семьдесят  пятом  градусе  северной широты,  и я вылетел ему
навстречу.
   Рэй Тудор  отговаривал  меня.  Отговаривало все конструк-
торское бюро.  Но я настоял на полете.  Пятая модель раз  за
разом  давала неплохие результаты,  недаром же мы бились над
ней столько времени. Автопилот, может, и надежнее пилота как
такового, но самолеты нужны, в конечном счете, для перевозки
людей. Словом, я настоял на испытательном полете.
   Я летел на юг.  Вот они, ундрелы, необжитая, дикая от ве-
ка,  выжженная теплонами страна. Подо мной простирались рав-
нины  и горные цепи,  над которыми курился белесый туман.  Я
отчетливо увидел целое семейство вулканов,  все  они  дружно
работали,  выплевывая коричневую,  расползающуюся по склонам
лаву.
   Не знаю, почему я вспомнил, как мы когда-то летели с Анд-
рей в аэропоезде и я признался ей... Не знаю, по какой ассо-
циации это всплыло в памяти.  Хватит. Ни к чему эти воспоми-
нания...
   Наружные датчики донесли, что машина вошла в область теп-
лона. А потом я увидел его.
   С непостижимой  быстротой  передо  мной  вырастала черная
стена.  Рука невольно,  сама собой потянулась к  поворотному
манипулятору.  Я  отдернул  руку  и  заставил  себя думать о
чем-нибудь другом, постороннем.
   Ну, вот,  например: почему в прошлом веке летчики русской
авиации называли прозрачный решетчатый передок кабины стран-
ным словом "моссельпром"? Я вычитал об этом в старой книге о
войне. "Моссельпром". Может, какое-то старославянское слово?
   Черным-черно вокруг.  Нет  никакого  смысла  в прозрачном
пластике моего "моссельпрома". И я включил инфраэкран.
   "Вспомни, -  сказал я себе,  - вспомни,  как вы с Робином
напоролись тогда, много лет назад, на космических призраков.
Тогда было страшней. Безусловно страшней. Страшнее призраков
нет ничего".
   Так говорил я себе,  глядя во все глаза на стену теплона,
представшую передо мной как бы в разрезе. Гигантскими змеями
свивались в дьявольский клубок многоцветные жгуты - от голу-
боватого до неистово красного,  - я знал, что это были струи
газовых смешений,  но не мог отделаться от ощущения, что они
живые...
   Запищал радиовызов.  Я коротко ответил Рэю: "Вхожу в теп-
лон".
   Приборы показывали движение и фронт теплона, и я направил
машину под острым углом к его направлению.
   Сильно качнуло,  бросило  вниз.  Я  закрыл  на миг глаза,
представив себе, как бешеные жгуты обвивают машину. Ну, будь
что будет...
   Самолет выровнялся. Будто плавная морская волна его подх-
ватила,  и он пошел на гребне этой волны... А вернее, он шел
длинной спиралью,  как бы ввинчиваясь в  огненную  карусель,
шел  вместе  с теплоном,  слившись с ним.  Да,  черт возьми,
слившись с теплоном, а не противодействуя ему.
   Я знал,  что металл с самоуправляющейся структурой выдер-
живает страшную температуру теплона,  но все же было  не  по
себе. Мне было трудно дышать. Воздух в кабине накалился. Что
это,  не справляются охладители или просто...  просто пляска
огня на экране действовала на меня таким образом, чисто пси-
хологически?  Я выключил инфра-экран.  Но спустя минуту  или
две включил снова.  Пусть лучше будет перед глазами огненный
хаос,  чем эта жуткая чернота,  совсем не похожая на спокой-
ную, привычную черноту космоса.
   Радиосвязь была прервана.  Да,  собственно,  мне и нечего
было докладывать: приборы исправно делали свое дело, записы-
вали информацию.
   Все же я выдержал программу до конца, до последней, двад-
цатой минуты.  Я начал выводить машину из потока и убедился,
что теплон не намерен ее выпустить.  Я очень старался сохра-
нить хладнокровие.  Я прямо-таки чувствовал,  как  ходят  по
корпусу самолета волны напряжений под ударами вихрей. Машину
трясло и бросало,  она проваливалась и крутилась,  но все же
ей было не так плохо, как мне.
   Я чувствовал, что теряю сознание. Одна только мысль оста-
лась:  не выпустить поворотный манипулятор, не выпустить, не
поддаться,  и надо выжать полную скорость. Может, удастся на
полной скорости вырваться из этого ада...
   Не знаю, сколько времени я лежал в кресле и висел на рем-
нях без сознания.  Но,  когда я очнулся,  огненных вихрей на
экране не было,  по нему плыли спокойные, темно-розовые вол-
ны.  Я с трудом оторвал онемевшую руку от манипулятора, вык-
лючил экран.  В низком небе клубились бурые облака, обычные,
родные...
   Вырвался, значит!
   Но к