уда меня занесло? Должно быть, на полной скорости и с
рулем,  намертво положенным влево,  машина описала  огромную
кривую...
   Только теперь я услышал писк радиовызова. В ушах было за-
ложено, голос Рэя не столько звучал, сколько угадывался. "Ну
что?  Алексей,  ну что?!  Ты вышел?.." - "Да, - заговорил я,
почти  не  слыша собственного голоса,  - вышел из теплона...
Что?.. Еще не знаю... Сейчас определюсь..."
   Но определяться  особенно не требовалось.  Я сразу понял,
что подхожу с юго-юго-востока к Плато  Сгоревшего  Спутника.
Уж это плато я знал хорошо. Сказав об этом Рэю, я выключился
и стал выбирать место для посадки. Мне было просто необходи-
мо сделать передышку, прийти в себя, почувствовать под нога-
ми твердую, надежную землю.
   Я посадил машину на краю желтого разлива кустарника,  не-
подалеку от ползущего комбайна, и вылез из кабины.

   В кустарнике было полутемно - так  плотно  смыкались  над
головой густые мохнатые ветви.  Я лежал, прислонясь спиной к
сплетению желто-серых стволов.  Прямо передо мной,  пригибая
ветку,  висели два продолговатых плода - новая мутация вене-
рианской дыни.  Хорошо бы сейчас вспороть дыню, вонзить зубы
в прохладную сочную мякоть...
   Поблизости заурчал мотор  комбайна.  Заколыхались  ветви,
кто-то ходил в кустарнике.  Не хотелось подавать голос. Нап-
ряжение еще не отпустило меня.
   Комбайнер, должно быть, прошел к самолету. Обнаружив отк-
рытый люк,  он, конечно, пойдет искать пилота. Я устало зак-
рыл глаза.
   А когда открыл их,  то увидел фигуру в скафандре. Комбай-
нер наклонился надо мной, всмотрелся с беспокойством...
   Это была Олив. Ее губы зашевелились, я услышал в шлемофо-
нах ее низкий голос:
   - С тобой что-нибудь случилось, Алексей?
   - Нет, - сказал я. - Просто немного устал.
   - А я всполошилась, вижу, сел самолет, а пилота не видно.
Может, позвать врача? Тут недалеко станция.
   - Ничего не нужно.  Олив. Теперь уже хорошо... Еще бы вот
кусочек дыни съесть...
   - Сейчас.  - Она вытащила из ножен у пояса короткий нож и
срезала один из плодов.
   Я засмеялся:
   - Как же я буду есть в скафандре?
   Олив пристально посмотрела на меня. "А ты не пробовал?"
   Ее менто  было отчетливым,  но я усомнился,  правильно ли
понял. Уж очень странный вопрос...
   Она села  передо  мной.  Переключила регулятор давления в
скафандре.  Подождала - какое-то непонятное, отрешенное спо-
койствие было в ее глазах. А потом - потом произошло неверо-
ятное.
   Неторопливо она освободила шейные замки гермошлема... так
же неторопливо сняла  его,  обыкновенным  женским  движением
поправила волосы...
   Я оторопел. Да полно, уж не снится ли мне это?..
   Шлем лежал  рядом,  я  мог  потрогать  его.  Олив глубоко
вздохнула и,  медленно выпустив воздух,  сразу сделала новый
вдох. Затем вырезала из дыни ломтик, впилась крупными белыми
зубами в розовую мякоть. Улыбнулась мне. Но я видел, что ды-
шать ей нелегко.  Она доела ломтик, облизнула губы, покрытые
соком. Спокойно надела шлем, защелкнула замки...
   Несколько секунд  она  дышала,  раскрывая  рот при каждом
вдохе.  Потом дыхание ее стало ровным, обычным. Должно быть,
что-то  в  моем лице рассмешило Олив,  у нее дрогнули губы и
подбородок.
   - Как это у тебя получается? - спросил я изумленно.
   - Здесь,  в зарослях,  это не так уж трудно,  -  ответила
Олив. - То есть, конечно, трудно, но... дливенно привыкаешь.
Я знаю комбайнеров,  которые выдерживают гораздо дольше, чем
я.
   Если бы я не увидел это своими глазами,  то ни за что  бы
не поверил.  Конечно, я знал, что здесь, в полярной области,
сделано многое. Могучая растительность сильно охлаждает воз-
дух и изменяет его состав. Но неужели до такой степени?..
   Микроклимат! Смешно подумать,  какие ничтожные  изменения
называют этим словом на Земле...
   - Алексей,  - услышал я голос Олив, - ты больше не хочешь
со мной разговаривать?
   Я улыбнулся детской наивности вопроса.
   - Нет, Олив, просто я немного задумался... Я хочу с тобой
разговаривать и хочу,  чтобы ты научила меня дышать без ска-
фандра.
   В ее светло-карих глазах заплескался смех.
   - Тебе  все время надо,  чтобы я тебя учила.  А я не умею
учить. Есть другие люди, которые умеют, ты обратись к ним.
   - Понимаешь, Олив, мне другие люди как-то не очень... ну,
они нужны мне не так, как ты...
   - Если бы я была тебе действительно нужна, - сказала она,
глядя мне прямо в глаза,  - ты бы чаще со мной разговаривал.
Ты бы чаще прилетал сюда,  на плантации.  - Она выпрямилась,
прислушалась. - Летит самолет. Наверное, за тобой.
   Мы поднялись.  Стоя по грудь в зарослях,  мы увидели, как
белый самолет идет на посадку,  снижаясь к тому  месту,  где
стояла моя машина.
   - До свиданья, - сказала Олив и пошла к своему комбайну.
   - До свиданья, - ответил я. - Теперь буду часто прилетать
к тебе.
   Продираясь сквозь кустарник,  я направился к приземливше-
муся самолету.  Из кабины выпрыгнули двое.  Конечно,  Рэй. А
вторым... я присмотрелся... да, вторым был мой отец.
   Я услышал его менто: "Мы тревожились за тебя..."

   Рэй и другие конструкторы из нашего бюро не раз говорили,
что у меня сильное воображение.  Может,  так оно и было,  но
вот владеть своим воображением оказалось  очень  не  просто.
Нужна была длительная тренировка,  большая концентрация мыш-
ления,  чтобы на конструкторском экране возник не многоцвет-
ный хаос,  проецируемый обычным образным видением, а чертеж,
сущность замышляемой конструкции или отдельный ее узел,  от-
четливый во всех деталях.
   Иногда мне удавалось, чаще - нет...
   Сегодня дело  шло  как  будто  неплохо.  Довольно  ясно я
представлял себе,  как подвижные обтекатели скользят по телу
самолета  под ударами вихрей,  удерживая машину на курсе при
выходе из теплона.  Я представлял себе форму этих  обтекате-
лей,  и на экране начала вырисовываться конструкция.  Только
не спешить! Еще раз...
   Я скорее почувствовал,  чем услышал, что в комнату кто-то
вошел и остановился за моей спиной. Вмиг распалась на экране
упорядоченная с таким трудом конструкция, замелькали бесфор-
менные цветные тени.  Я резко обернулся: что еще за новости,
почему мне мешают работать?
   Рэй Тудор сказал:
   - Извини, Алексей, но тебя срочно вызывает Олив. Она наб-
рала код моего видео.
   Он протянул  видеофон.  Олив  глянула на меня с экранчика
широко раскрытыми встревоженными глазами.
   - Ты работаешь, знаю, - заговорила она, - но тут тебя до-
жидается пилот. Он прилетел с Земли. Он был в Дубове у твоих
родителей, и они ему сказали, что ты в Венерополисе. Он тебя
ждет, Алексей.
   Со вздохом  сожаления  я  стянул с головы конструкторский
шлем. Не люблю, когда отрывают от работы! Но делать было не-
чего, и я поехал домой.
   Мой дом - маленький трехкомнатный коттедж - стоял на  юж-
ной окраине Венерополиса,  недалеко от опорной стены купола.
В палисаднике,  окруженном молочаем и кустами веноля,  сидел
на скамейке Всеволод.  Я сразу узнал его,  хоть он и заметно
изменился,  возмужал, что ли. В уголках прежде подвижных губ
у  него  теперь появились незнакомые твердые складки.  А вот
Всеволод, похоже, не узнал меня. Только когда я приблизился,
он вскочил, заулыбался, схватил мою руку.
   - Привет,  старший! Вот здорово - смотрю на тебя и думаю,
Улисс это или не Улисс. Давно мы с тобой не виделись...
   - Давно, - сказал я.
   Олив стояла на крыльце,  глаза у нее были такие же встре-
воженные,  как и давеча на экране видеофона.  Я попросил  ее
принести пива и еще чего-нибудь.
   Мы сели на скамейку.
   - У тебя пятна на лице, - сказал Всеволод. - Это ожоги?
   Я промолчал.
   - Знаю,  -  продолжал он,  - ты испытываешь новые самоле-
ты... Старший, меня переводят первым пилотом на линию к Юпи-
теру, сегодня я последний раз на Венере - и вот решил прийти
попрощаться...
   Олив поставила на столик перед нами кувшин с пивом,  ста-
каны и блюдо с разрезанной на длинные ломти дыней.  Я  отпил
пива и подумал,  что,  пожалуй,  стоит найденную утром конс-
трукцию упростить за счет добавления одной степени  свободы.
Интересно, как увеличится при этом подвижность обтекателей?
   - Что? - спохватился я. - Ты что-то сказал?
   Всеволод смотрел на меня озадаченно,  а может, это только
показалось.
   - Я говорю... я поздравил тебя с женитьбой, старший.
   - Спасибо.
   Я бы  мог рассказать Всеволоду,  какая веселая была у нас
свадьба. Столы стояли на центральной площади поселка, и весь
поселок пел и плясал,  и эти удивительные простодушные танцы
захватили меня, я тоже пустился в пляс с моей сестренкой Са-
биной на плече,  а потом я пробовал петь,  и Олив тихо смея-
лась и затыкала уши. Один из местных поэтов читал под гитару
стихи,  и, слушая его, я смотрел на Олив, на светло-карие ее
глаза, полные жизни, самой что ни на есть простой и прекрас-
ной.
   Я бы мог рассказать Всеволоду об этом,  но  подумал,  что
вряд ли ему будет интересно.
   Мысли мои снова вернулись к обтекателям.  Вдруг одно сло-
во, произнесенное Всеволодом, разом выхватило меня из глуби-
ны раздумий.
   - Что ты сказал?
   - Я говорю... умер старик Греков.
   - Дед?
   Всеволод говорил еще что-то - о переживаниях, связанных с
непонятным молчанием Сапиены, о незаконченных мемуарах Деда,
о Робине, горько плакавшем на похоронах... Я слушал вполуха.
Перед мысленным взглядом был Дед - сухонький,  ироничный,  в
черной академической шапочке.  Дед,  сидящий в кресле  перед
экраном космической связи и потрясение смотрящий,  как бегут
импульсы сапиенской передачи, обогнавшие время.
   Целая эпоха, трудная, переломная, ушла вместе с Дедом...
   - Пойду, старший. - Всеволод поднялся.
   - Почему ты не выпил пива?
   - Не хочется...  Пойду...  - Вид у Всеволода был какой-то
потерянный. - Да, чуть не забыл! - Он вытащил из кармана пи-
лотского комбинезона изящную книжечку в черном переплете.  -
Это Леон просил тебе передать. Его новая книга.
   Стоя у двери палисадника,  я смотрел вслед уходящему Все-
володу.  Он шел быстро. Дойдя до поворота, оглянулся, неуве-
ренным жестом поднял руку.
   Олив убирала со стола.
   - Погоди, - сказал я. - Давай выпьем еще по стакану.
   - Знаешь,  Алексей, - она прямо посмотрела мне в глаза, -
знаешь,  я почему-то испугалась.  Решила, что он прилетел за
тобой... чтобы увезти туда.
   - Ну что ты, Олив! Никогда я туда не вернусь.
   Я взглянул на обложку новой книги Леона.  "Поэма о класс-
ной даме". Что за странное название? Классная дама... Ах да,
был у нас какой-то разговор...  Я полистал книжку и отложил.
Все это было теперь безмерно далеко...
   Шли  годы.
   Ничем не омраченные быстрые венерианские годы.
   У нас подрастал сын. Мне доставляло огромное удовольствие
возиться с малышом - крепким, ясноглазым, похожим на Олив. Я
учил его плавать и обращаться с рацией и скафандром. В шесть
лет (или четыре по земному счету) он уже бегло читал.
   Иногда мы увозили его на плантации, и я с радостью, к ко-
торой, однако,  примешивалась тревога,  наблюдал,  как Олив,
тщательно  отрегулировав  давление в скафандре,  на одну-две
минуты снимала с Роберта гермошлем. Конечно, малыш не созна-
вал значительности  этих  минут,  но вид у него тем не менее
был торжественный.  Он старательно дышал,  выпучив  глаза  и
выпрямившись,  как натянутая струна.  "Я могу еще!" - кричал
он, когда Олив надевала на его русую голову шлем.
   Сабина, моя сестренка,  поступила в недавно открывшуюся в
Венерополисе консерваторию - она прекрасно играла  на  лиго,
местной разновидности аккордеона. Сабина жила у нас, в Вене-
рополисе, и в мое и Олив отсутствие она присматривала за ма-
лышом.
   Отлучаться мне приходилось довольно часто.  Началось про-
никновение в Страну Радости - так мы назвали мрачную,  избо-
рожденную глубокими карстовыми трещинами равнину, лежавшую к
юго-востоку от гряды Вулканических гор.  Мы считали ее перс-
пективной:  здесь была область стабильно пониженного  атмос-
ферного  давления,  и  я верил,  что она оправдает в будущем
свое название.  Мы увлеченно исследовали эту  страну,  вечно
затянутую белесым паром,  рвущимся из разломов грунта, стра-
ну, Б которой вечно грохотали электрические тайфуны. Мы бра-
ли с бою каждый квадратный метр.  Устанавливали радиомаяки и
мачты грозоотводов,  перекидывали мосты через трещины. Много
раз,  когда налетали черные теплоны, нам приходилось бросать
все и бежать к самолетам.  Наши новые машины не боялись теп-
лона, они научились выходить из него. И мы возвращались сно-
ва и снова.
   В тот день я вылетел в Страну Радости с флотилией из двух
десятков самолетов.  Я шел на головной машине, держа курс по
радиомаяку  и поглядывая на просветы в клубящемся над равни-
ной паре.  Флотилия приземлилась в заданном районе.  Спустив
из  люков транспортеры,  мы выгрузили землеройные и мостовые
автоматы, сеялки, аппараты связи и службы погоды, энергатор-
ную установку - словом, технику проникновения.
   Мы с отцом и двумя другими агротехниками осмотрели участ-
ки, где прошлый раз был высажен веноль - новая мутация вене-
рианского кустарника, необычайно устойчивая, с мощной корне-
вой  системой и крупной лопатообразной листвой.  Этот веноль
был, можно сказать, делом жизни отца.
   Теплой, пронесшийся на прошлой неделе,  выжег посевы дот-
ла. Но корни уцелели, они уже кое-где выбросили новые побеги
- начинался слант.  Мы разметили площадку, простиравшуюся до
огромной трещины.  Затем пошли землеройки, оставляя за собой
глубокие борозды и вывороченный грунт.  Следом двинулись се-
ялки, выбрасывая в борозды саженцы веноля.
   Я постоял на краю трещины.  Клубы пара валили из нее,  но
не беспрерывно,  а толчками,  более или менее  равномерными.
Наружные стереофонические микрофоны, вделанные в шлем, доно-
сили до моего слуха глухое клокотание. Хотел бы я знать, что
за  адская фабрика работает в многокилометровой глубине этих
разломов...
   Около шестнадцати часов экспедиция прервала работу и соб-
ралась в головном самолете.  Это была многоместная машина  с
салоном и шлюзкамерой,  где можно было,  сняв скафандры, по-
есть и отдохнуть в подвесных койках.  У нас на  Венере  было
уже три флотилии - каждая во главе с такой вот машиной-флаг-
маном.
   Мы пообедали. Отец попросил меня включить кристаллозапись
"Гренады" - ему она очень нравилась, да и не только ему, и я
постоянно носил ее с собой.
   Мужественный баритон запел: "Мы ехали шагом, мы мчались в
боях..." Странно было слышать песню Великой революции здесь,
на Венере,  в сумрачной Стране Радости,  на фоне непрерывных
грозовых разрядов...
   Я смотрел на сосредоточенные лица моих товарищей. Я хоро-
шо понимал их,  я жил их жизнью - простой и необыкновенной,-
и теперь мне казалось странным, что так много лет, так много
долгих лет я искал что-то другое.
   Потом, когда песня отзвучала, я услышал обращенное ко мне
менто отца:
   "Возьму ее у тебя и  перепишу  на  новый  кристалл.  Чтоб
всегда была под рукой".
  "Хорошо, возьми", - ответил я тоже ментосигналом.
   Отдыхать не  хотелось.  Я надел в шлюзе сканфандр и вышел
наружу.
   Эта проклятая трещина так и притягивала меня.  Стоя на ее
краю, в клубах пара, я пытался представить себе, что же про-
исходит там, в глубине.
   Донесся гул моторов.  Вскользь я подумал, что это кто-ни-
будь из наших летчиков улетел в разведку,  а может, прилетел
самолет из Венерополиса, и снова погрузился в свои мысли.
   Я знал, какие газы и в каком примерно объеме выбрасывают-
ся из разломов Страны Радости,  и теперь мне пришло в  голо-
ву... Никто не знал, как зарождаются черные теплоны. Сущест-
вовали разные гипотезы,  и все они, в общем, сводились к то-
му,  что завариваются теплоны в чудовищном котле недоступной
для человека экваториальной области.  Может, так оно и было.
Но  какие  есть основания считать,  что процессы на экваторе
обособлены и не имеют причинно-следственной  связи  с  физи-
ко-химическими процессами в других областях планеты, хотя бы
вот и в этой области,  Стране  Радости?  Масштаб,  вероятно,
иной,  но,  в сущности...  Надо бы найти способ заглянуть на
дно разломов...  разработать технику... Использовать энергию
локальных теплонов...
   Я вздрогнул оттого,  что меня потрясли  за  плечо.  Круто
обернувшись,  я  увидел перед собой Леона Травинского - если
только не обознался.  Откуда бы ему взяться здесь, в дальних
ундрелах? Но это был несомненно Леон. Губы его шевелились за
пластиком шлема, и я услышал его напряженный голос:
   - Улисс! Это я, Леон! Улисс, неужели ты меня не слышишь?
   - Слышу, - ответил я растерянно.
   - Уже десять минут, даже больше, как я увидел тебя, иду и
кричу. У тебя была выключена рация?
   - Нет...
   - Так в чем же дело? Почему ты не отвечал?
   Я и сам не знал,  как могло получиться такое.  Но я дейс-
твительно не слышал его. Что это? Неужели и вправду возможно
такое самоуглубление?.. Я уже многое знал и о многом догады-
вался.  Содружество примаров было не просто  содружеством  в
земном  смысле  этого  слова.  Радость  одного - радость для
всех,  горе одного - общее горе,  да,  разумеется, так, но и
такого  определения  содружества  было бы недостаточно.  Мне
приходило в голову,  что примаров, всех без исключения, объ-
единяет...  трудно это выразить на обычном интерлинге... ну,
я бы сказал,  некое психологическое поле.  Некая высшая общ-
ность, невозможная для Земли с пестротой ее населения и раз-
нородностью интересов и устремлений. И не потому ли так раз-
вилась у примаров менто-система, не потому ли хуже стали до-
ходить до них... до нас обращения землян?..
   - Как ты сюда попал? - спросил я тихо.
   - Целая эпопея! - воскликнул Леон. - Я прилетел на рейсо-
вом  и кинулся разыскивать тебя.  В Венерополисе твоя сестра
сказала,  что в доме никого нет,  что ты улетел в Страну Ра-
дости - кстати,  замечательное название...  Ну вот.  Потом я
целый час убеждал Рэя Тудора - правильно  я  выговариваю?  -
убеждал,  что тебе срочно надо вылететь на Луну.  Наконец он
сжалился надо мной и дал самолет.  И вот я здесь. - Леон ог-
ляделся.  -  Ох и мрачная же страна,  такой и во сне не уви-
дишь... Твой отец проводил меня сюда.
   - Погоди, - остановил я его. - Почему это я должен срочно
лететь на Луну?
   - Ты что же, не получил наших радиограмм?
   - Нет.
   - Странно.  Странно, Улисс! Не могли же они не дойти... -
Леон изумленно смотрел на меня. - А газеты? Газет ты тоже не
читаешь?
   - Я был очень занят, Леон...
   - Поразительно! - Он даже всплеснул руками. - Больше трех
месяцев газеты шумят, а он, видите ли...
   - Ты можешь толком сказать, что случилось?
   - Пришел сигнал с Сапиены,  и он расшифрован  как  сигнал
бедствия - вот что случилось!  Принято решение послать к Са-
пиене "Борга".
   - Борга?!
   - Ну, второй звездолет, он же назван именем Борга, - неу-
жели и этого не знаешь?  Полным ходом идет подготовка, регу-
лируют в соответствии с последней радиограммой Борга хронок-
вантовый  двигатель,  там такое творится!  Старт назначен на
двадцатое августа.
   - Двадцатое августа?
   - Ах да, ты отвык от земного календаря... Если мы вылетим
сегодня, этим рейсом, то ты успеешь к старту.
   - О каких радиограммах ты говорил?
   - Когда решено было послать звездолет,  сразу вспомнили о
тебе.  Кому, как не тебе, было возглавить экспедицию, Улисс?
Правда, кое-кто говорил, что ты... ну, что ли, слишком отда-
лился за эти годы от космоплавания, что лучше тебя не трево-
жить... Но мы настояли, чтобы тебе послали приглашение стать
во главе экспедиции. Как же ты не получил?.. Ничего не пони-
маю... Что же ты молчишь, Улисс?
   - Кто поведет корабль? - спросил я.
   - Всеволод Оплетин.  Да ты его знаешь. Он победил на кон-
курсе.  Отправляется большая экспедиция - двадцать три чело-
века.  А начальником экспедиции... поскольку от тебя не было
ответа,  начальником утвержден Робин.  Ты  слышишь  меня?  -
спросил он встревоженно.
   - Слышу.
   -