Вы ведь любите науку?
   - Любим, - сказал я с вызовом. - А что?
   - Я это знал,  - добродушно сказал Самарин.  - Понимаете,
ребята, надо немного поработать для науки.
   - Все мы работаем для науки, - сделал блестящее обобщение
Робин.
   - Прекрасно сказано,  - согласился Самарин.  - Так вот, в
частности...
   В частности оказалось, что некоторые из ученых, вынужден-
ных убраться с Венеры,  не пожелали тем не менее от нее отс-
тупиться. И вот что затеял Баумгартен: набить корабль специ-
ально созданной аппаратурой,  вывести его на околовенерианс-
кую орбиту и провести длительное  исследование  космического
комплекса,  называемого  собственным  полем Венеры,  - и все
это, разумеется, для выявления его, поля, воздействия на жи-
вой организм.
   - Нет ничего проще, - сказал я. - Запустите спутник с со-
баками  на венерианскую орбиту,  и пусть он крутится сколько
надо. Можно и с мышами.
   - Я всегда ценил твой светлый ум,  Улисс, - отозвался Са-
марин.  - Мыши - просто великолепно  придумано.  Только  вот
когда  вы  с Боргом затевали самовольное испытание,  ты ведь
отказался от мышей. Или от собачек?
   Я промолчал.
   - В том-то и штука, - продолжал Самарин, - организм чело-
века слегка отличается от мышиного, а на Венере живут именно
люди.
   - Ты хочешь,  старший, чтобы все эти дурацкие воздействия
испытывали на нас?
   - Ну  почему же?  На корабле будет группа исследователей.
Конечно,  их могут заинтересовать и ваши реакции.  Я  охотно
послал бы другой экипаж, ребята, но...
   - Понятно, - сказал я. - Другого, как нарочно, нет сейчас
под рукой.
   Он поглядел на меня одним глазом,  закрыв второй. Не было
пилота в космофлоте,  который бы не знал: если Самарин смот-
рит вот так,  в половину оптических возможностей,  то ничего
хорошего  не жди.  И верно,  разговор у нас получился безра-
достный.  Самарин не без ехидства заметил, что слышал краеш-
ком уха,  будто я собираюсь лететь за пределы Системы. Я за-
пальчиво подтвердил:  мол, так оно и есть, и тогда он выска-
зался  в  том  духе,  что такой полет смогут доверить только
очень опытному пилоту.  И дисциплинированному, добавил он. А
я заявил,  что готов в любую минуту лететь куда угодно наби-
раться опыта, только не крутиться вокруг Венеры, уж от этого
кручения никакого опыта не наберешься.  И дисциплины тоже. В
конце концов, мы пилоты на линии Луна - Юпитер.
   Тут Самарин схватился за голову и завел свою любимую пес-
ню:  мол,  он совершенно не понимает,  почему должен  губить
здоровье, общаясь с пилотами, вместо того чтобы лежать в га-
маке под пальмами на островах Фиджи.  Обычно  это  означало,
что пора заканчивать разговор.  Что было делать? Откажись мы
наотрез,  Самарин вызвал бы из отпуска  какой-нибудь  другой
экипаж, все равно ведь надо кому-то лететь. Да я бы и не уп-
рямился, если б дело не касалось Венеры.
   Мы переглянулись  с  Робином,  он хмуро кивнул.  На какие
жертвы не пойдешь ради науки...
   Выйдя от Самарина, я заторопился на Узел связи, чтобы за-
казать радиоразговор с Андрей. Робин придержал меня. Никогда
еще я не видел его таким удрученным.
   - Улисс, - сказал он, глядя в тусклую даль главного селе-
ногорского  коридора,  - мы с тобой налетали немало мегамет-
ров...
   Я знал, что наступит этот трудный для нас обоих разговор.
Не стоило его тянуть, все было и без того ясно. Я послал ему
менто: "Все ясно".
   Он покачал головой. Как он был похож в эту минуту на сво-
его отца - лобастый, с квадратной нижней челюстью.
   - Нет, Улисс, я все-таки скажу...
   И сказал, чудак этакий, что решил уйти из космофлота, по-
тому что его привлекает работа на Узле связи (семейная  тра-
диция,  ну как же!),  и что космическая связь сулит интерес-
нейшие перспективы. Кроме того, он женится на Ксении. И этот
полет к Венере будет его последним полетом.
   Я понимал,  как не хочется ему идти в этот полет, он ведь
может затянуться надолго,  но тем не менее Робин решил идти,
потому что знал, как тоскливо мне будет одному. Ведь к ново-
му  напарнику  не скоро привыкаешь,  да и какой еще попадет-
ся... Честно говоря, я не представлял себе кого-то другого в
кресле второго пилота, просто не мог представить.
   Я похлопал Робина по спине и сказал,  что все в  порядке.
Все правильно. И абсолютно ясно.
   Спустя час мне дали разговор с Андрей.  Мой вызов  застал
ее не  то на симпозиуме,  не то на коллоквиуме,  я увидел на
экране лица,  белые и черные,  и сразу вслед за тем остались
только  глаза  Андры:  она  поднесла видеофон близко к лицу.
Родные глаза,  серые,  в черных ободках ресниц. Они расшири-
лись,  когда я сообщил о новом неожиданном рейсе,  в них мне
почудился даже испуг.
   - Это надолго? - спросила она.
   - Да,  наверно,  - сказал я. - Что поделаешь, я тебя пре-
дупреждал: не выходи замуж за пилота.
   Я смотрел на экран и ждал, пока мои слова дойдут до Земли
и  пока придет ответ.  Изображение на экране застыло на нес-
колько секунд - как всегда.  Но вот  зазвучал  ее  голос,  а
изображение не шелохнулось: Андра не улыбнулась.
   - Улисс,  это очень, очень плохо. Это просто ужасно... Ты
никак не можешь прилететь сюда?
   - Нет.  Нужно перегнать корабль на "Элефантину",  там его
будут начинять приборами.
   - Хоть на несколько дней,  - сказала она. - Улисс, приле-
ти, прилети!
   Я встревожился. Махнуть на все рукой, отказаться от рейса
и кинуться к ней... Но как теперь откажешься?..
   - Что-нибудь случилось? - спросил я.
   - Ничего не случилось... - Она чуть не плакала.
   - Родная моя, русалочка, и мне без тебя невмоготу... Слу-
шай!  Я вернусь из рейса и возьму отпуск на полгода. Полгода
будем вдвоем.
   Она коротко вздохнула и улыбнулась мне. И сказала:
   - Ну,  ничего не поделаешь. Улисс, я, наверно, скоро уеду
в экспедицию в Конго.
   - К пигмеям?
   - Да. Мы разработали очень интересную программу, Стэффорд
одобрил. Эту работу мне зачтут как диплом.
   - Вот и хорошо, русалочка! Поезжай. Только будь осторожна
с купанием, там ведь крокодилы.
   - Ну, какие теперь крокодилы, Улисс!
   - Как поживают братья конструкторы?  Кстати:  нашли тогда
Феликса? Я ведь так и не знаю.
   В тот вечер,  когда мы сидели в гостиной конструкторского
бюро, Феликс незаметно ушел. Никто не обратил на это особого
внимания. Но на следующий день Феликса нигде не могли найти.
На  вызовы он не отвечал,  да и не мог ответить,  потому что
видеофон валялся в его комнате под кроватью. Думали, к вече-
ру вернется.  Нет,  не вернулся.  Конструкторы всполошились,
Борг засел за инфор-аппарат, посыпались запросы. А следующим
утром меня срочно вызвали в Управление космофлота...
   - Нашли на четвертый день,  - сказала Андра.  - Он шел по
лесу куда глаза глядят и, конечно, заблудился, страшно обес-
силел...  Если бы не биолокатор,  то не знаю... случилось бы
несчастье...
   - Черт знает что! - сказал я. - Что с ним творится?
   Андра не  успела  ответить:  нас предупредили,  что время
разговора истекло, и мы распрощались.
   Надолго остались у меня в памяти печальные глаза Андры.

   Снова "Элефантина".  Снова мы барахтаемся в заатмосферной
пустоте,  и далеко под нами - или,  если угодно,  над нами -
плывет  голубой  шар Земли.  Где-то тамлес в пестром осеннем
убранстве, и мой дом с освещенными окнами, и Андра...
   Пользуясь ракетными  пистолетами,  мы  с Робином отлетали
подальше и горестно смотрели,  как монтажники дырявят корпус
нашего корабля,  выводя наружу всякие там датчики. Невыноси-
мое зрелище!
   Корпус был измаран меловыми пометками, вычислениями и за-
мечаниями личного характера - такая уж скверная  привычка  у
монтажников. Мы вступали с ними в отчаянные споры.
   - Варвар!  - вопил  Робин  на  монтажника,  нацелившегося
сверлом на обшивку.  - Ты хочешь, чтобы корабль развалился в
самом начале ускорения?!
   - А ты бы хотел,  чтобы развалился в конце? - отшучивался
монтажник.
   Я кидался  на помощь Робину,  и тут слетались другие мон-
тажники, появлялся их главный.
   - Да бросьте вы, ребята, - урезонивал он нас. - Не разва-
лится ваша колымага.  Мы же несем полную ответственность  за
герметичность.  Сидели бы лучше в кают-компании, попивали бы
себе чай с лимоном.
   Все же мы сумели доказать ненужность некоторых дырок. Нам
было жаль нашего корабля.  Ведь к кораблю привыкаешь.  Пусть
он серийный, а все-таки чем-то отличается от других - должно
быть, именно тем, что он наш.
   Буксиры доставляли к причалу био-, пара- и прочную психо-
аппаратуру,  и мы только вздыхали, глядя, как ящик за ящиком
исчезают  в  шлюзе корабля.  Из глубин моей памяти всплывала
древняя частушка из авиационного фольклора прошлого века:

        Мы  летели, мягко сели, присылайте запчасти -
        Два тумблера, два мотора, фюзеляж и плоскости.

   Наезжали контролеры  из космофлота - знакомиться с перео-
борудованием и инструктировать нас. Мы и на них наседали. Мы
предлагали им самим пилотировать корабль,  набитый био-, па-
ра- и так далее,  а мы бы посмотрели, как это у них получит-
ся.  Контролеры убеждали,  что новая аппаратура нисколько не
отразится на пилотировании,  поскольку все выверено, рассчи-
тано  и согласовано с управлением.  Одному такому контролеру
Робин сказал,  что будет держать бумагу  о  согласовании  на
пульте и в случае беды вставит ее,  бумагу,  в аварийный вы-
числитель.  Контролер обиделся и сказал,  что дерзость -  не
лучшее качество молодых пилотов.  Он был совершенно прав. Не
следовало обижать этого человека,  который летал на кораблях
- на тех, что теперь встретишь разве в музее,- еще в то вре-
мя, когда мы заучивали таблицу умножения.
   Как-то раз мы сидели у Антонио в уютной квартирке. Из со-
седней комнаты доносилась колыбельная - это Дагни убаюкивала
двухлетнего сына.  Судя  по тому,  что колыбельная то и дело
прерывалась бодрыми восклицаниями,  младенец вовсе не  соби-
рался спать.  Он был очень похож на Антонио - такой же верт-
кий и беспокойный. А может, вся штука была в рондро... ну, в
том препарате, которым Антонио когда-то поил Дагни.
   Мы пили чай с лимоном и печеньем, и Антонио громким шепо-
том  требовал,  чтобы мы говорили потише.  В комнате повсюду
были разбросаны игрушки, в воздухе плавала игрушечная плане-
та,  вокруг  которой  медленно крутилось кольцо - ни дать ни
взять Сатурн.
   Робин вертел  в  руках фигурку рыцаря в сверкающих доспе-
хах,  и вдруг - видно, на что-то случайно нажал - от фигурки
осталась лишь сморщенная оболочка,  и по коленям Робина зап-
рыгали,  соскакивая на пол,  крохотные всадники в  индейских
головных уборах. Робин совладал с собой, не рванулся со сту-
ла, хотя я видел по его глазам, что его испугала неожиданная
метаморфоза.
   - Превратили квартиру в детский сад,  - проворчал  он,  с
отвращением глядя на скачущих индейцев.
   Антонио засмеялся.
   - Это Хансен привез,  отец Дагни,  - объяснил он. - Да вы
слыхали про него - известный конструктор детских игрушек.
   - Нет,  мы не слыхали,  - сказал Робин и придвинул к себе
вазу с миндальным печеньем.
   - Не  может быть.  Такой добродушный толстяк,  похожий на
Криц-Кинчпульского.
   - А кто этот Криц... как дальше? - спросил я.
   - Его тоже не знаете?  - Антонио громко вздохнул и возвел
глаза к потолку.  - Совершенно дикие люди,  никого не знают!
Да,  так вот.  Прилетел к нам погостить Хансен,  отец Дагни.
Навез игрушек,  малыш в восторге,  все в восторге. Ну ладно.
Гостит день,  другой, вижу - он безвылазно сидит в квартире,
Хансен, отец...
   - Дагни, - подсказал Робин. - Мы догадались.
   Антонио кинул на него тот самый взгляд,  который в старых
романах называли испепеляющим.
   - И  я  ему  предлагаю прогулку.  У меня как раз "Оберон"
стоял свободный,  знаете,  буксир новой серии, с контейнера-
ми...
   - Знаем, - сказал я.
   - Слава богу,  хоть что-то знаете.  Значит, предложил ему
полетать вокруг "Элефантины" - ни за  что!  Просто  выйти  в
скафандре из шлюза - ни за что! "Да что ты, старший, говорю,
ты даже не хочешь полюбоваться,  какая вокруг красотища?"  -
"Я уже налюбовался, говорит, когда сюда летел". А у самого в
глазах страх. Да что там страх - ужас!
   - Тише, не кричи, - сказал Робин.
   - По-моему, это вы кричите, - сказал Антонно. Он оглянул-
ся на дверь детской и понизил голос: - Представьте себе, так
и просидел в четырех стенах две недели.  Затосковал  ужасно.
"Не понимаю,  говорит,  как можно так жить - без земли,  без
неба, в этом черном пространстве". И улетел на шарик.
   - Ну  и что удивительного?  - сказал Робин.  - Все дело в
привычке. Мы привыкли к черному небу, а он - к голубому.
   - Не он, а оно, - поправил Антонио. - Человечество!
   - Что ты хочешь этим сказать?  - спросил я,  насторажива-
ясь.
   - А то,  что не надо тащить его в космос.  Ну что это  за
жизнь - вечно в скафандре, в чуждых условиях...
   - Погоди.  Во-первых, Хансен с его страхом перед космосом
- отнюдь не олицетворение человечества.  Во-вторых...  а, да
что говорить!
   Мне вдруг стало тоскливо.  Если уж и Антонио, старый друг
и единомышленник, заводит эту надоевшую песню...
   - Пойду спать, - сказал я, поднимаясь.
   Антонио подскочил, ухватился за клапан кармана моей курт-
ки.
   - Улисс,  ты не думай,  что я...  Конечно, перенаселение,
теснота - все это так.  Но ведь не сегодня и не завтра.  Ка-
кие-то резервы пока есть, на добрых полвека хватит. А к тому
времени...
   - К тому времени,  - сказал я,  - на "Элефантине" проходу
не станет от твоих детей. И они будут поносить своего папоч-
ку,  который трусливо переложил на них все заботы. Спокойной
ночи.

                      Глава четырнадцатая

        "Б И О-, ПАРА-, ПСИХО-..."

   Всему бывает конец.  И настал день,  когда монтажники за-
кончили работу.  Комиссия проверила,  мы с Робином  погоняли
корабль  на разных режимах,  бумаги были подписаны,  а когда
бумаги подписаны - тогда все. Так уж принято в космофлоте.
   С Земли  прилетели члены экспедиции - трое био-,  пара- и
просто психологов:  специалист по составлению тестов  Михай-
лов,  улыбчивый, деликатный Нагата и мой старый знакомый Ба-
умгартен, возглавлявший экспедицию.
   Я не очень ему обрадовался.  Странно:  этот высокий неск-
ладный человек, которому было далеко за шестьдесят, как буд-
то  молодел  с  каждым  годом.  Вообще я замечаю,  что люди,
склонные к патетике,  стареют медленнее,  чем обычные смерт-
ные. Все они особо жилистые, что ли.
   Баумгартен был необыкновенно приветлив.  В его бледно-го-
лубых глазах светилась отеческая ласка, когда он беседовал с
нами о цели экспедиции.  Я сказал, что раз уж нам выпало та-
кое  счастье - лететь с ним,  - то очень бы хотелось,  чтобы
исследователи вели наблюдение за самими собой, а нас с Роби-
ном оставили в покое. Баумгартен простер руку и торжественно
ответил,  что мы должны гордиться участием в такой  экспеди-
ции, что мы, пилоты, - цвет человечества, оптимум, что у нас
высокая пространственная смелость, самоконтроль и еще что-то
в этом роде и, кроме того, высокие показатели групповой пси-
хологии.  И поэтому мы будем для участников экспедиции неким
психоэталоном. Во как!
   Накануне старта я снова говорил с Андрой.  Был просто ра-
диоразговор,  без телевидения, и я жалел, что не могу загля-
нуть ей в глаза. Голос Андры звучал спокойно, ровно. Она го-
товилась к поездке в Конго, и, наверно, мысли ее сейчас были
заняты только пигмеями.  Она просила меня не задерживаться -
будто речь шла о пешей прогулке по окрестностям Веды Гумана.
   "Прилетай поскорее, Улисс!"
   Эти ее  слова я без конца повторял про себя,  пока буксир
волочил наш корабль к месту старта.  Ну,  а потом,  когда мы
включили двигатели и начали разгон, меня обступили привычные
заботы, и тут уже, естественно, было не до Андры.

   Мы с Робином вывели корабль к  Венере  и  легли  на  курс
спутника.  Орбита была выбрана такая, чтобы нам никто не мог
помешать,  а вернее - чтобы мы никому не мешали.  Больше  от
нас  вроде  бы ничего не требовалось:  что делать пилотам на
режиме спутника? Мы чередовали минимум физических упражнений
с едой и сном,  ну и,  понятно,  читали книги и развлекались
разговорами. Космофлотское  начальство  рекомендует  пилотам
использовать свободное время для глубокого изучения инструк-
ций и последней технической информации.  Мы не стали пренеб-
регать полезным указанием,  потому что мы - дисциплинирован-
ные пилоты.  Раскрыв "Инструкцию  по  выводу  корабля  серии
"Т-9" с круговой орбиты вокруг населенных планет", мы приня-
лись распевать ее, пункт за пунктом, на мотив одной из попу-
лярных  песенок  Риг-Россо.  Хорошо получилось!  То ли я пел
слишком громко,  то ли перевирал мотив, но Робин совсем скис
от смеха.  Он уже не мог петь - задыхался и кашлял, а я рас-
певал вовсю,  стараясь держаться поближе к переговорной тру-
бе.
   И в салоне, конечно, услышали. В дверь рубки постучались,
вошел  Баумгартен.  Он  вытаращил  на нас глаза и спросил на
своем нестерпимом интерлинге;
   - Что это значит?
   - Мы изучаем инструкцию, - сказал я.
   А Робин  изо всех сил пытался напустить на себя серьезный
вид.
   - Изучаете инструкцию? - недоверчиво переспросил Баумгар-
тен.
   - Да. По мнемоническому методу. А что?
   Баумгартен пожевал губами. Губы у него были тонкие, лило-
вого цвета.
   - Вот что, пилоты, - сказал он. - Первая часть исследова-
ния, пассивная часть, завершена. Закончена.
   - Прекрасно!  - воскликнул я,  потирая руки. - Можно схо-
дить с орбиты?
   - Если ты шутишь,  - последовал ответ, - то очень неудач-
но. Крайне.
   - Ты нам скажи,  старший,  - вмешался Робин, - скажи, что
нужно делать, и мы сделаем.
   Баумгартен одобрительно кивнул.
   - До сих пор,  - начал он торжественно, - наша аппаратура
принимала нужные нам параметры суммарного поля Венеры и нак-
ладывала  их  на параметры биоизлучений экипажа в нормальных
условиях.  Да, в нормальных. - Он сделал значительную паузу,
и  я подумал,  что надо бы разразиться аплодисментами.  - Но
теперь мы перейдем к серии активных экспериментов, - продол-
жал  он.- Нужно создать катализированные условия.  Наша кол-
лективная психика должна побыть в изоляции.
   - Ну  что  ж,  - бодро сказал я,  - давайте все выйдем за
борт и будем болтаться на  фалах  разной  длины.  Прекрасная
изоляция для коллективной психики.
   - Нет. Мы создадим сурдо-условия на корабле. Выключим ос-
вещение,  связь,  систему  ориентации,  все виды измерителей
времени.  Да.  Для сенсорной депривации надо выключиться  из
времени.
   Разговор становился серьезным.
   - Хоть мы и на круговой орбите, старший, - сказал я, - но
все равно место корабля в пространстве  должно  быть  всегда
известно командиру. Не могу принять то, что ты предлагаешь.
   - Ты хорошо знаешь инструкцию,  Улисс, - провозгласил Ба-
умгартен.  -  Недаром  тебя  рекомендовали для этого полета.
Посмотри сюда.
   Он протянул  листок,  мы с Робином быстро пробежали его и
убедились, что он украшен подписью Самарина.
   Легче справиться с метеоритной пробоиной, чем с такой бу-
магой.  Я бы предпочел пробоину. И Робин тоже. Вот не ожида-
ли, что Самарин подпишет такое! Ну что ж, наше дело - выпол-
нять. Работать для науки так уж работать для науки. Положим,
так сказать, живот на алтарь.
   В соответствии с этой самой инструкцией мы с Робином поз-
волили обклеить себя датчиками. Хорошо еще, что они были без
проводов,  маленькие и легкие. На головы нам натянули шлемы,
которые  прижали к темени и затылку особо ответственные дат-
чики.  Наши пассажиры тоже как следует  обклеились.  Ну  да,
эксперимент общий, а мы, пилоты, - психоэталон...
   Перед тем как выключить свет и приборы,  я последний  раз
взглянул  на  координатор,  на календарь и часы,  а затем на
клубящийся диск Венеры.
   Затем наступила полная темнота.  Мы выключили все,  в том
числе и искусственную тяжесть. Пунктуальный Баумгартен само-
лично запломбировал часы. Плохо он нас знает. Мы не стали