азался извилистым, но шел примерно на юго-запад, в нужном направлении, петляя по склонам пологих холмов. Почва под ногами по-прежнему напоминала спрессованный асфальт, однако холмы стали повыше, и кое-где я замечал скалистые образования да россыпи каменных глыб. Гранит, темные плиты сланца и грязно-серый мрамор... В этом не было ничего удивительного, если учесть, что мы приближались к восточным отрогам Гиндукуша, который сложен из древних метаморфических пород, прослоенных гранитами. Странность заключалась в другом - в отсутствии гор и ледников, речных долин, да и самих потоков. К полудню третьего дня мы углубились в пустыню уже на восемьдесят километров, двигаясь к перевалу Найзаташ, однако ни перевала, ни русла Оксу, ни пиков-четырехтысячников, ни горных хребтов на горизонте не маячило. Правда, виднелся вдали скалистый массив, но был он невысок и черен, как совесть дьявола, - ни снежной белизны, ни ослепительного блеска льда.
     Дымка над нами сгустилась, и нижняя поверхность флера была теперь не мутновато-желтой, а скорее серой с редкими проблесками желтизны. Солнце, подобное разверстой розоватой ране, еще просвечивало сквозь нее, но ни луны, ни звезд во время второго ночлега мы не увидели. Впрочем, в дневной период света хватало, хотя он казался сумеречным, нереальным, будто мы странствовали не в земных пределах, а приближались к вратам преисподней. Возможно, эта мысль была не столь уж далека от истины.
     На скрипевшем под башмаками щебне не росли травы, и ничего зеленого, кроме ?катюхи? и рюкзака Макбрайта, вокруг не наблюдалось. Унылый серый мир, накрытый серым небом... Но в его бесплодности и пустоте были свои преимущества: во-первых, никаких опасностей, кроме вуали, а во-вторых, кусты и деревья не закрывали обзора. Мы обнаружили пять вешек, и у четвертой из них, за номером двадцать два - цистерну с водой. Этот маяк приземлился удачно, не в запрещенной зоне, а в карман трехсотметровой ширины, и выглядел как полагается - то есть новехоньким. Я расписался на вымпеле, затем мы наполнили фляги водой, разоблачились и смыли с кожи пот и пыль. Фэй, повизгивая от наслаждения, плескала из котелка на грудь, Макбрайт жадно косился на девушку, а ад-Дагаб, умывшись, призадумался, потом разостлал на земле комбинезон, опустился на колени и сотворил намаз. Ко мне не снизошли ни грешные, ни святые мысли; я разглядывал мрачный пейзаж, и мое мачете, а также посох с дротиками лежали на расстоянии протянутой руки.
     Безлюдье и тишина - не повод, чтобы расслабляться. Впрочем, зрение, слух и даже ментальный поиск в доступных мне пределах не говорили об опасности. На двадцать-тридцать километров от нас, к югу и северу, западу и востоку, не ощущалось ничего живого; ничто не росло, не копошилось в песке, не двигалось и не охотилось. Все, что я смутно чувствовал, сводилось к эмоциям спутников: восторгу Фэй, вожделению Макбрайта и исходившему от чернокожего нуэра каменному спокойствию. Странно! Он был спокоен и холоден во время молитвы и, обращаясь к Аллаху, явно не испытывал религиозного экстаза.
     Но в тот момент я не задумался над этой странностью. Натягивая комбинезон и обуваясь, я размышлял о других вещах, казавшихся мне более важными. Например, о вешках: отчего е попавших за вуаль облезла краска, а эта, за номером двадцать два, выглядит новее новой?
     К вечеру, на третий день пути, мы оказались в обширном эстуарии, пересеченном скалистой грядой. Похоже, то были остатки Вахханского хребта, примыкавшего с севера к Гиндукушу, однако ни высоких гор, ни озер и рек, ни питающих их ледников мы не обнаружили. Горы рассыпались, будто придавленные непосильным грузом времени, миллионами непрошедших лет; хребет осел и рухнул, оставив после себя гранитные обломки, щебень, крупнозернистый песок и эту жалкую преграду, где самый высокий утес не дотягивал до четырехсот метров. Но склоны их были отвесными, и, обозрев их, я решил, что подъем займет не меньше половины дня.
     Мы стояли в центре бассейна, перед скалистой стеной, и я, рассматривая ее склоны, прикидывал, где мы поднимемся следующим утром и нужно ли для подъема альпинистское снаряжение. Внезапно у моего плеча раздался хриплый рык Сиада; обернувшись, я увидел, что он протягивает руку к границе зоны безопасности, лежавшей в километре от нас.
     - Там! Справа от пирамидального камня!
     Оставалось дивиться остроте его зрения - он что-то заметил с большой дистанции, не прибегая к биноклю. Лично мне показалось, что правее гранитной пирамиды торчит невысокий холмик, то ли песчаный, то ли усыпанный ржаво-коричневым щебнем; ничем не примечательная груда, какие на нашей дороге встречались сотнями.
     Я опустил с налобника очки-бинокль, и Фэй с Макбрайтом, будто по команде, повторили этот жест. В тусклом свете, сочившемся сверху, было трудно разглядеть детали, но все же не оставалось сомнений в искусственном происхождении холма. Какие-то искореженные, покрытые ржавчиной штыри, напоминавшие стекло осколки, серые лохмотья, которые еще обозначали форму вытянутого, как огурец, эллипсоида с остроконечной, сходившей на конус приставкой... Весьма знакомые очертания!
     Макбрайт коснулся моего рукава.
     - Что скажете, приятель?
     - Вертолет. Старая машина, каких давно не выпускают. Думаю, либо китайский, либо туранский. Пожалуй, одна из первых попыток проникнуть в пустыню.
     - Подойдем поближе?
     - Да. Мы с Спадом.
     - Я инженер и буду вам полезнее, чем Сиад. Бесспорное замечание. Я кивнул и сбросил с плеч рюкзак.
     - Согласен. Идемте, Джеф. Остальные пусть разбивают лагерь.
     Лицо ад-Дагаба было равнодушным, не выражавшим ничего, ни любопытства, ни недовольства моим решением. Цинь Фэй произнесла:
     - Объект за вуалью, командир. Не стоит ли мне пойти с вами?
     - Нет. Попробуй определить, на сколько мы можем продвинуться. Она прищурилась.
     - До тех камней, похожих на драконьи ребра. Видите?
     - Вижу.
     Я повернулся и зашагал к каменистой гряде, напоминавшей скелет огромного древнего чудища. Дар Цинь Фэй работал с безукоризненной точностью: от полосы этих сланцевых плит до граница зоны насчитывалось с полсотни шагов, и примерно столько же - до обломков вертолета. Видимо, это была боевая машина, каких не делали уже лет двадцать, с тех пор, как появились экранолеты и циклотурбинный двигатель. В России, однако, до сих пор производили запчасти и комплектующие к ?Черным акулам? и ?Ми-36?, проданным в свое время Китаю, Индии, Турану, Аравии и половине Африки.
     Макбрайт догнал меня. Щебенка поскрипывала под его башмаками, ножны кинжала глухо стучали о флягу. В молчании, сопровождаемые лишь этими звуками, мы добрались до гряды камней и сдвинули с налобников шлемов бинокли.
     - Сделан в России, - заметил Макбрайт после пятиминутной паузы. - Думаю, ?Шива?, пятнадцатого или шестнадцатого года выпуска. Если не ошибаюсь, потом их производство свернули.
     В странах ЕАСС ?Шивой-громовержцем? назывался вертолет ?Ми-З6Н?, мощная и очень маневренная машина, предназначенная для борьбы с наземной техникой. Летающий танк, набитый оружием под завязку! Что же его сокрушило - здесь, в сумрачной, но безлюдной пустыне?
     - Откуда ржавчина? - спросил я. - Корпус - из металлокерамики, несущие лопасти - из композита... Вроде бы нечему ржаветь.
     - Крыло для подвески вооружения, - произнес Макбрайт. - Каркас у него керамический, но консоли и пилоны с ракетами да и сами ракеты - из стали. А те блестящие осколки - бронестекло... там, у передней части фюзеляжа... - Джеф помолчал и добавил: - ?Шива? очень надежный аппарат, очень устойчивый... Но посмотрите, как он свалился, приятель! На бок! Крыло торчало вверх - видите эти скрученные ребра и распорки? Потом все металлическое окислилось, осыпалось на корпус, отсюда этот рыжий цвет... Однако взрыва не было!
     - Разумеется. Это ведь Анклав!
     Мы сдвинули на лоб очки-бинокли и уставились друг на друга. Лицо Макбрайта - серые глаза, крутой подбородок, решительный рот - выражало недоумение, да и я, наверное, выглядел немногим лучше. Вдруг он поежился, словно от порыва ледяного ветра, и прошептал:
     - В него не стреляли, клянусь Творцом и всеми святыми апостолами... Эти разрушения - все, что мы видим! - от удара о землю при резком спуске с километровой высоты. Ну, еще от времени... Как думаете, дружище, что с ним случилось?
     - Моя задача - не измышлять гипотезы, а накапливать факты. Что до гипотез... Вы у нас инженер-конструктор, Джеф.
     Уклончивый ответ, но мне хотелось убедиться, что он заметил кое-какие странности.
     Лоб Макбрайта пересекла морщина.
     - Больше менеджер, чем инженер, - пробормотал он, всматриваясь в груду ржавчины и стеклянных осколков. - Однако скажу вам, приятель, что вид у этого мусора удивительный - будто пролежал он здесь не девять лет, а девяносто. Или трижды по девяносто... Оболочку снарядов делают из прочного сплава, их толщина - как минимум десять-пятнадцать миллиметров. Краска за эти годы сошла, корпуса ракет могли покрыться ржавчиной, но не осыпаться трухой.
     - И что отсюда следует? Мой спутник пожал плечами.
     - Если верить отчетам СЭБ, в Анклаве невозможен ряд химических реакций. Или, вполне вероятно, они происходят, но очень медленно. Зато другие идут с огромной скоростью - например, окисление металла и иные процессы деструкции. Вспомните маяки, которые мы обнаружили, - те, что за вуалью... Вид у них был весьма потрепанный.
     Я молчал, и Макбрайт, выждав минуту, произнес:
     - Жаль, что ближе нам не подобраться. Там должны быть тела... или хотя бы скелеты... еще - одежда, амуниция, приборы... органика, ткань, пластик, магнитные носители... Хотел бы я на это поглядеть!
     - Думаю, случай еще представится, - заметил я.
     - Надеюсь, босс. Некоторые экспедиции были очень многолюдными...

***

     В этот вечер мы долго не могли уснуть. Макбрайт рассуждал о нашей находке и строил всевозможные гипотезы, Цинь Фэй то возражала ему, то соглашалась, ад-Дагаб, застывший в каменной неподвижности, внимал им, словно некое непогрешимое божество, коему предстояло объявить истину и тем закончить спор. Я, надув комбинезон, расположился на песке и, прислушиваясь к уверенному баритону Джефа и чистому высокому сопрано девушки, ловил дыхание близкой вуали.
     Она колыхалась, то отступая на метр-другой, то приближаясь к нашему крохотному оазису. Ее беззвучное незримое движение порождало эхо, будто какие-то волны проносились над нами, отражались от скал и границ бассейна и гасли, наполняя воздух умирающими отзвуками иной реальности. Не уверен, что Фэй воспринимала их; ощутить эти реверберации было нелегкой задачей даже для меня.
     Я думал о том, что способ, которым мы, уренирцы, исследуем Вселенную, имеет свои преимущества и недостатки. Нам в отличие от талгов не требуются корабли; мы посылаем к обителям разума не эти медленные неуклюжие конструкции, а энергоинформационную матрицу, стремительный луч, хранящий человеческую личность. И каждый уренирский Наблюдатель, очнувшись от забвения, является в мир во плоти, привычной для этого мира; он - не чужеродный объект, а столь же законная часть среды обитания, как все живое на планете. Он проживает срок, отпущенный природой, он копит информацию, и этот внутренний взгляд важнее данных, собранных при внешнем наблюдении. Это случай, когда субъективное дороже объективного; исследователь может многое узнать о пчелах или воробьях, но он узнает много больше, став на какое-то время пчелой или воробьем.
     Есть, разумеется, и недостатки. Главный из них заключается в том, что я на долгие десятилетия ввергнут в темницу плоти, хоть и подобной внешне уренирской, но не прошедшей тот же эволюционный путь и не способной ко многому, что для меня знакомо и привычно. Свободный телепатический обмен, телесная трансформация, перемещение в пространстве без помощи живых источников ментальной энергии, связь со Старейшими, естественная долговечность... Увы, здесь мне все это недоступно! К тому же земное тело, при всей его мощи, универсальности и красоте, не слишком надежный индикатор внечувственного - вернее, тех феноменов, которые нельзя увидеть и услышать, пощупать, попробовать на вкус и запах. Меньше центров восприятия энергии плюс барьеры в психодинамических каналах, и в результате я не способен изменять свой облик, а вместо мысленной речи улавливаю лишь эмоциональный фон. Но грех жаловаться - на Рахени и Сууке я был лишен и этого.
     - Как вы считаете, дружище? - Голос Макбрайта прервал мои размышления.
     - Простите, Джеф, я не следил за вашей дискуссией. О чем разговор?
     - Мистер Макбрайт утверждает, - произнесла Цинь Фэй, - что катастрофа вызвана внешними причинами. Имеется в виду не гибель обнаруженного нами вертолета, а Анклав и все, что окружает нас... - Она изящно повела затянутой в оранжевое ручкой. - По мнению мистера Макбрайта...
     - Детка, я же просил называть меня Джефом!
     - Это, сэр, слишком близкая дистанция, - Фэй иронически усмехнулась. - Стоит ли скромной девушке из Хэйхэ  так приближаться к персоне почти божественной? К лицу, владеющему богатством и в силу этого способному играть человеческими судьбами? Нет, неподходящая и очень опасная компания! Ли Бо говорил: ?Я жителей неба не смею тревожить покой...?
     Макбрайт дернулся и скривил губы.
     - Кто этот чертов Ли Бо? Один из ваших коммунистических лидеров? Ему не нравятся богатые? И он, как некогда Мао, требует, чтобы его цитировали?
     - Он был поэтом, великим поэтом, - пояснил я, решив, что полезно сменить тему. - Восьмой век, династия Тан... Фэй произнесла строфы из ?Храма на вершине горы?.
     Даже в сумраке, что обволакивал нас грязно-серой пеленой, было заметно, как вспыхнули ее глаза.
     - Вы знаете Ли Бо, командир?
     - Лично не встречались, но с его поэзией знаком. - Перейдя на китайский, я нараспев промолвил:

     Плывут облака
     Отдыхать после знойного дня,
     Стремительных птиц
     Улетела последняя стая.
     Гляжу я на горы,
     И горы глядят на меня,
     И долго глядим мы,
     Друг другу не надоедая.


     Мне не хотелось обсуждать причины катастрофы, ни внешние, ни внутренние, однако Макбрайт был из породы упрямцев. Настырный тип; такого древней китайской лирикой не убаюкаешь. Повернувшись ко мне, он пробурчал:
     - Этот Ли Бо прав, в каком-то смысле я - небожитель. Я был на ?Вифлееме? и видел Землю с высоты ста сорока миль... не в ти-ви, а сквозь стекло иллюминатора... Это впечатляет! Как и зрелище звезд в бездонной пустоте... Впечатляет и позволяет избавиться от предрассудков.
     - Каких же? - спросил я, переглянувшись с Цинь Фэй. - Вы убедились в человеческой ничтожности по сравнению с величием Вселенной и пожелали раздать имущество беднякам?
     - В моей стране нет бедняков, а остальные меня не волнуют, - огрызнулся Макбрайт. - Я говорю, приятель, о другом - о мысли, что мы одиноки в Мироздании, а потому являемся божьими избранниками, возлюбленными чадами Творца. Это, я полагаю, нонсенс! Есть и другие чада - там, среди звезд! - и их могущество мы не способны ни предсказать, ни представить. Я был на ?Вифлееме? сорок дней, и иногда мне доверяли ночное дежурство... Сидишь один в кабине, слушаешь скрипы, стоны и шорохи, пучишь глаза в иллюминатор и думаешь, думаешь... Глядя на эти звездные россыпи, я все пытался вообразить, каких проклятых дьяволов они скрывают и сколько их в этой бездне - миллиарды, триллионы?.. Какие светила захвачены ими, какие галактики и что осталось людям? Что будет, если они доберутся до нас? Всемирный апокалипсис?
     - Вначале нам придется туго, - заметил я. - Они взорвут Москву, Пекин и деревушку Гринвилл в штате Алабама, однако Нью-Йорк, надеюсь, уцелеет. Потом начнутся акты вандализма, насилие над женщинами и массовый отлов мужчин для разработки шахт в созвездии Большой Медведицы. Но дальше все пойдет по голливудскому сценарию: бравые парни из Штатов воспрянут духом, ощетинятся и выпустят пришельцам кишки.
     Цинь Фэй прыснула. Макбрайт нахмурился и покачал головой.
     - Признаки славянской ментальности - шутовство, беззаботность и нежелание считаться с очевидными фактами... Я сказал: что будет, если они доберутся до нас? Если доберутся... Но, возможно, уже добрались? Взгляните! - Внезапно он приподнялся, потемнев лицом, и широко раскинул руки. - Взгляните вокруг! Вы видите? Это вам не Хиросима, не Чернобыль и не пожар на амстердамской фабрике петард! Не взрыв химического комбината в Шаосине и не авария с дюжиной атомных субмарин! Не утечка ядерных отходов под Иркутском и не крушение танкера с серной кислотой! Другие масштабы и другие средства, приятель! Поистине нечеловеческие!
     Я ощутил эманацию страха - он исходил от Макбрайта, словно из распахнутых дверей вдруг потянуло сквозняком. Видимо, весь недолгий срок скитаний по пескам Анклава нервы его были напряжены и призраки неведомой угрозы смущали душу. Моя вина! Не в том, конечно, что Макбрайт боялся, но мне полагалось заметить его состояние. Быть может, я тратил слишком много сил, дублируя действия нашего проводника? Или же здесь, в пустыне, мой дар внечувственного притупился? Не исключено. Здесь в самом деле не Чернобыль и даже не Хиросима - в этом Макбрайт был прав.
     Мне было понятно, какие демоны его терзают. Центральным звеном его финансовой империи считался концерн Эм-эй-си, ?Макбрайт Арминг Корпорэйшн?, производивший современное вооружение: танки, ракеты и экранолеты, стратопланы, лазеры и средства космического базирования, системы информационной защиты и соответственно помех, даже боевые роботы, хотя у стратегов ЕАСС их эффективность была под большим сомнением. Словом, Джеффри Коэн Макбрайт, наследник пушечных королей, являлся человеком компетентным и понимал, какие бомбы можно сотворить и что случится, если эти бомбы сбросить. Анклав, какую гипотезу ни принимай, не вписывался в рамки коврового бомбометания и поэтому пугал Макбрайта как проявление неведомых и смертоносных сил, а мысль об их неземном происхождении казалась ему, эксперту, очевидной и вызывала шок. Вполне закономерная реакция; эксперты для того и существуют, чтобы оценить то или это и, перепугавшись последствий, донести свой страх до безалаберного человечества.
     Сиад по-прежнему не шевелился, застыв, как статуя из желтого известняка с черным базальтовым ликом, но зрачки Цинь Фэй тревожно блеснули. Едва заметно кивнув девушке, я придвинулся к Макбрайту и, прикоснувшись к его плечам, ощутил, что он дрожит. Здесь, на Земле, я не могу исцелять недуги, но успокоить и поделиться энергией - не слишком сложная задача Даже без телесного контакта, хотя бывают случаи, когда он желателен или необходим.
     Я заговорил, чувствуя, как струится через ладони ментальный поток и как стихает дрожь, сотрясавшая Макбрайта:
     - Не ищите черную кошку в темной комнате, Джеф. Вселенная, конечно, велика, и ab initio  я согласен с мыслью, что в ней встречаются всякие диковины и чудеса. Не буду спорить - найдется среди них и что-то опасное, угрожающее... Но взгляните на другую сторону медали и поразмыслите над тем, кто и как отыщет Землю в этом огромном, бесконечном хаосе светил и туманностей, обломков погибших миров и праха отгоревших звезд? Кому под силу обнаружить наш обитаемый остров? Зов, брошенный радиотелескопами, остался безответным.. Мы можем звать, кричать во все горло, но голос наш - писк комара на фоне артиллерийской канонады. Никто не услышит, не отзовется, не прилетит...
     Полуправде верят больше, чем абсолютным истинам. Я не лгал, утверждая, что чертог Вселенной необъятен, а обитаемые пылинки, которые кружат в нем, не так-то просто отличить от множества других, безжизненных или не породивших разум. Во всяком случае, способ, который применяем мы, не связан с ростом активности в радиодиапазоне, с поиском направленного излучения или анализом потоков частиц. Все много сложнее и много проще - не будь Старейших с их обостренной ментальной чувствительностью, мы не нашли бы ни Суука, ни Земли, ни остальных миров... Возможно, так было бы к лучшему - ведь по протоптанным следам иду