ющего власть одним над другими...
     Но есть ситуации много опаснее и сложнее. Давление этих тайн еще не ощущается людьми, кроме отдельных прозорливых личностей, и пока что их голос - глас вопиющего в пустыне. Сколько на Земле модификантов и киборгизированных? Тайна... Статистика психических расстройств? Еще одна тайна... Запасы ?грязного? оружия? Ну, это тайна тайн! Секрет за семью печатями, ибо известно, что такого оружия больше не существует: все вредоносные вирусы выжжены, а радиоактивный шлак и яды лежат себе в могильниках, то ли на границе с Китаем, то ли на Новой Земле, то ли в Антарктиде...
     Это не те тайны, которые скрашивают существование, однако приходится в них копаться. Делая это, я вспоминаю мысль, мелькнувшую лет сорок назад в книге Андрея Смолянского, философа, науковеда и, что может показаться удивительным, профессионального уфолога . Забавные были у него идеи насчет пришельцев-гуманоидов! Смолянский предположил, что сообщения о них правдивы, причем его не волновало, где в этой каше явная чушь, а что напоминает правду. Он постулировал факт их присутствия на Земле и, исходя из этой аксиомы, пытался ответить на вопрос, почему они не контактируют с землянами. Речь, разумеется, шла не о случайном контакте с каким-нибудь фермером в аризонских пустошах, а об открытом, официальном, на уровне ООН и лидеров ведущих государств.
     Помню, чем увлекла меня эта книга - автор писал фактически обо мне, исследуя резоны, мешавшие пришельцу-гуманоиду, высокоразвитому существу, вступить в прямой контакт. Выводы были парадоксальными: ужас, неприязнь, отвращение... Такое же, какое человек питает к приматам, которые испражняются под себя и, не стесняясь зрителей, прыгают на самок.
     В каком-то смысле это верно. Если бы на Землю явились создания, чуждые людям, - например, с Рахени или Суука, - им было бы нелегко понять особенности местной жизни, взаимодействие полов, народов, поколений и отдельных личностей. Вполне возможно, эти существа списали бы неприглядные факты за счет физиологии землян, секретов их странной психики и философии, не отвергающей насилия и извращений. И в результате они испытали бы не отвращение, а удивление - как мы при виде глодающей падаль гиены.
     Но я-то гуманоид! Я понимаю, что обитателям Уренира многое тут покажется страшным, отвратительным - ведь мы похожи друг на друга в большей степени, чем человек и шимпанзе! И, глядя на земное человечество, мы вспоминаем, какими были сами - в те времена, когда Галактика была моложе на пару миллионов лет. Глядим и ужасаемся...

***

     Так вот, об отвращении.
     С семидесятых годов, едва осознав себя Наблюдателем, я занимался некой проблемой, одной из тех, что могут привести планету к вымиранию. Проблема была не совсем экологическая, не связанная напрямую с загрязнением среды, прорехами в озоновом экране и даже с ядерным оружием - все эти бедствия мира либо локальны и не ведут к стремительной общепланетной катастрофе, либо их можно взять под контроль тем или иным путем, не допустив фатального конца. Гораздо опаснее инфекции, ведущие к пандемии, штаммы микробов и вирусов. Распространяясь по воздуху, в водной среде и через живые организмы, они способны охватить гигантскую территорию - в принципе весь мир, со всеми его океанами и континентами. Процесс занимает считанные дни, и, если возбудитель получен искусственно и медикам неведом, нет времени, чтобы отыскать противоядие. Тем более что возбудителей может быть много, а значит, спасенного от паратифа с успехом прикончит новый штамм чумы или холерный вибрион.
     В России все эти милые вещи производились на объекте 117 под Челябинском, а в Штатах - на Аляске, в бухте Гаррисон. Разумеется, в условиях строгой секретности и с соблюдением всех надлежащих мер, хотя бывали и утечки - то за сибирской язвой недосмотрят, то лихорадка Эбола, вырвавшись из бункеров, слизнет десяток жизней. Печальные случаи, но во имя объективности готов признать: была в трудах микробиологов своя жестокая необходимость. Создавали смертельные штаммы, а к штаммам - целительные сыворотки (что, правда, получалось не всегда); прикидывали, как эффективнее умертвить врагов, заслав к ним зараженных мух и крыс, но в то же время размышляли и над борьбой с эпидемиями; искали причины рака, диабета, СПИДа - и доискались наконец. Нашли, как убивать и как лечить, и первое оправдано вторым - ведь в этом мире жизнь неразрывно связана со смертью. Надеюсь, пока...
     Комплекс на Аляске меня не слишком волновал; Штаты - страна богатая, изобильная, более прозрачная, чем Россия, и в силу своей прозрачности обеспокоенная строгим соблюдением секретов. Там жертвуют любые деньги, чтобы какой-нибудь секрет со смертоносным запахом не выплыл из небытия, сделавшись пищей для сенсаций и сенатских прений. По этим причинам контору в бухте Гаррисон финансировали бесперебойно и щедро, ее сотрудники трудились за страх и совесть, не воровали спирт, а промывали им автоклавы, и остальные меры безопасности были вполне на высоте. С объектом 117 все обстояло как раз наоборот: ни денег, ни спирта, ни, собственно, надежных сотрудников и автоклавов. Я понимаю, развал империи... Однако не Римской, где самым грозным биологическим оружием были трупы, гниющие после сражений и осад. Правитель нынешних времен, приняв имперское наследие, обязан представлять, что не должно разрушиться и развалиться, - в противном случае наследством станет кладбище. Как минимум континентальное, поскольку вирусы не признают границ.
     В конце девяностых, в годину бедствий, объект 117 стал угрозой глобального масштаба, и с течением лет эта угроза росла в геометрической прогрессии. Опытные специалисты разбегались, копились всевозможные долги, оборудование дряхлело вместе с лабораторными корпусами, началось воровство - мелкое, жалкое, не по злому умыслу, а от безденежья и безнадежности. Словом, микробиологический зоопарк был на грани краха: служители ушли, клетки проржавели, и обитавшие в них чудища грозили вырваться наружу. Проблема усугублялась тем, что факт существования объекта 117 российскими властями не признавался, а значит, не поступали даже скудные дотации от зарубежных филантропов.
     Вскоре произошло ужасное: в две тысячи восьмом подняли рубильник (а может, опустили), и в результате объект остался без энергии. Только сутки, но об этом дне и этой ночи можно воистину сказать, что идиотов бог хранит. Ну, сохранил... Опыты с самой опасной дрянью не велись, крысы из клеток не разбежались, и ни один лаборант, по счастью, не разбил пробирку, не сунулся в темноте к криогенным камерам, да и температура в них не успела подняться. Дело замяли, сняв замминистра обороны и пару шустрых энергетических начальников, но шок получился такой, что были выделены деньги - за счет учителей, врачей и прочих персон inutile terrae pondus . На эти средства объект протянул десятилетие; потом история забылась, страх поуменьшился, испарился, и компетентные лица решили, что кормить микробов ни к чему. Бюджет, известно, не резиновый...
     Необъяснимый зигзаг государственной мысли! Хоть в эти годы Россия, как всегда, не процветала, но к экспорту сырья добавился бизнес с оружием - в Азии, Африке, Латинской Америке, на прежних и отвоеванных у конкурентов рынках. Деньги, в общем-то, были, но, как свойственно деньгам, текли в ту сторону, где намечалась прибыль, к месторождениям газа, нефти и алмазов, в энергетику и транспортную сеть, к обогатительным комбинатам и оружейным производствам. К ним относился и объект, терзавший меня, как заноза в пятке, но относился лишь формально; чума, холера, тиф, энцефалит не пользовались спросом ни в мусульманских странах, ни в Индии, ни в Великом Китае. И потому финансовый поток упорно огибал окрестности Челябинска, равным образом как и карманы микробиологов.
     В две тысячи двадцатом шестом энергию отключили вторично. Опять обошлось, но я уже понял, что это финальный звонок: больше не прозвенит, ударит похоронным колоколом, а там - как будет угодно Вселенскому Духу... Может, кто и выживет, а может, через век заселят Землю талги-колонисты, и будет это не Земля, а тридцать третья копия Талгала... Вывод напрашивался сам собой: вмешаться и выдрать ?занозу? - то есть, согласно духу времени, приватизировать и конвертировать. Возможности к тому имелись: с одной стороны, был покупатель, финансовый магнат Ольшанников, с другой - горячее желание Минобороны избавиться от всех микробиологов с их жутковатым зоопарком.
     Я предпринял необходимые шаги, дело двинулось, потом зависло, и настолько прочно, что Ольшанников, имевший связи, средства и влиятельных друзей, смог лишь обнаружить ?точку зависания?. Ею была администрация президента, узкий круг чиновников, столь же продажных, как остальные, но в данном случае вопрос деньгами не решался. Бродили опасения, что новый собственник предаст огласке некоторые факты, а то и всю историю с объектом 117, что нанесло бы властям невосполнимый ущерб. Толпы испуганных граждан, паника, бунты, запросы в парламенте, смена правительства, международный скандал - все это мыслилось вполне реальным, если в зоопарк прорвутся чужаки - к примеру, эксперты СЭБ. А с ними - спаси господь! - гринписовцы и журналисты, репортеры ти-ви, члены Совета Европы, Хурала ВостЛиги и Общепланетного Суда! Возможное развитие событий, если учесть, кто станет собственником! Память об информационных битвах, которые вел отец Ольшанникова, была еще свежа, как и о том, что он победил в войне или, по крайней мере, не проиграл, оставив сыну десяток газет, издательства, радиостанции и телеканалы.
     Все это выяснилось при осторожном зондировании, осуществленном моими агентами, живыми и виртуальными. Редкая ситуация на Земле, когда не работает формула ?деньги - товар?, но в данном случае товарец смердел, как покойник, и требовались гарантии, что трупный запах будет похоронен вместе с трупом. Тихо, незаметно, без салюта и оркестра... Кроме того, был нужен человек определенного веса - такого, чтобы передать мои гарантии вышестоящим лицам и успокоить страсти по Ольшанникову.
     Такая персона нашлась - к моему изумлению, мелкий чиновник из ведомства управделами президента. Впрочем, как докопались мои компьютерные аналитики, Павел Сергеевич Казин должность исполнял для вида, являясь, по сути, советником-парапсихологом и составителем астрологических прогнозов. В Кремле его уважали, а главное, верили ему и консультировались в различных деликатных случаях - ну уж а мой был деликатней некуда! Его прогнозы в самом деле сбывались с вероятностью три к двум - маловато для прекогниста, но верный признак того, что здравый смысл предсказателю не чужд.
     Заручившись рекомендациями, я отправился в столицу. Ехал ночным монорельсом, чтобы не растратить энергии; она, как шептало предвидение, могла пригодиться для более важных дел. Помню, как добирался от вокзала в Кремль - случилось это двадцатого мая, в Москве уже цвела сирень, и ее аромат преследовал меня, вливаясь в кабину сквозь распахнутые люки. Мой лимузин затормозил у служебного входа, я сунул кредитную карточку в щель, кивнул таксисту, вышел и спустился в полуподвальчик, к бюро пропусков. Там маячили двое в штатском, три модификанта при оружии и тощий игрун - провод от вставленной в череп розетки тянулся к блоку распознавания. Пропуск, как обещали поручители, был готов; игрун обнюхал мои документы, блок звякнул, подтверждая их подлинность, и один из типов в штатском проводил меня в заветный кабинет.
     Светильники по углам, стены с гипсовыми барельефами в шумерском и древнеегипетском стиле, темный ковер на полу и ни единого окна... По правую руку - стойки с лазерным голопроектором, контролем прослушки и кое-какими приспособлениями для аналитического шпионажа; все оборудовано не хуже, чем в Лэнгли, штат Вирджиния , где я бывал не раз. В глубине комнаты, под портретом президента, - кресла и стол, широкий, как взлетное поле для стратопланов. На столе - компьютер-видеофон, большая пепельница и какие-то официального вида бумаги; за столом - человек лет сорока, лысоватый, губастый, с нависшими дремучими бровями. Виски асимметричные, один впалый, другой выпуклый; явно вставлен мозговой имплант. В общем, маг из современных, из тех, что не гадают на кофейной гуще, а чертят гороскопы на компьютере.
     Ощутив его ауру, я успокоился. Эта публика - я имею в виду магов, кудесников, целителей и тому подобный сброд - делится на две категории, на фанатиков и мошенников. Фанатик искренне верит в свою идею - к примеру, о том, что с ним общаются ангелы или что все недуги можно исцелить с помощью штопора в левой ноздре. Это суггестивная, подсознательная вера, часто граничащая с душевным расстройством; она облекает фанатика броней, непробиваемой для разумных доводов. Что же касается мошенников, то их интересуют предметы вещественные: гонорары, связи, водка, девочки, ну, на худой конец хвалебная статья. Мошенники - реалисты, фанатики - идеалисты и потому опаснее. Есть и еще одно отличие: фанатик готов встретиться с чудом, мошенник - нет, и потому оно его поражает и пугает.
     К счастью, Павел Сергеевич Казин был из породы мошенников. Это давало серьезный шанс договориться.
     Не поднимаясь и не протягивая руки, он кивнул мне на кресло. Я сел.
     - Измайлов Арсен Данилыч? Шеф Северо-западного информбюро? За вас просили... - Казин насупился, пожевал губами. - Ну, так чего вы хотите, голубь мой? Интервью? Возможно, гороскоп? Или заговор, чтобы иметь успех у женщин?
     - Ни то, ни другое, ни третье. Он коснулся импланта под туго натянутой бледной кожей.
     - Не верите в астрологию, любезный?
     - Как можно! Верю. Кстати, мой батюшка был египтологом и понимал в таких вещах. - Я бросил взгляд на барельеф с изображением Гора и столбиками иероглифов. Скопировано грубовато, но все же мне удалось их прочитать: некий Сенусерт подтверждал продажу осла ливийцу Техенне.
     - Хмм... Ваш батюшка... - протянул маг, взирая на меня с внезапно вспыхнувшим интересом. - Надеюсь, он в добром здравии?
     - Увы! Одиннадцать лет, как погиб на раскопках... - Придвинувшись к собеседнику, я принял таинственный вид и прошептал: - Считают, что его поразило проклятие фараонов... вы, конечно, слышали... всякий, кто нарушит покой, забравшись в непотревоженную гробницу...
     - Да-да! - Он широко, словно напоказ, перекрестился. - Спаси и сохрани его Отец Небесный! Ну, а мы придвинем стул к столу переговоров и перейдем к земному. Цель вашего визита?
     Я изложил свое дело, напирая на добропорядочность Ольшанникова, сумму выкупа и проценты от сделки - те, которые свалятся в карманы сочувствующих и понимающих. Казин слушал и в такт моим речам подрагивал ногой. Затем спросил:
     - Ваш интерес, любезнейший Арсен Данилыч?
     - Комиссионные, Пал Сергеич, комиссионные. Я посредник.
     - Связаны с Ольшанниковым?
     - Не лично с ним. Иногда выполняю просьбы его людей.
     - Почему?
     - Вы, как парапсихолог, поймете... владею даром убеждения.
     Он снова пожевал губами.
     - Скажите, голубь мой, как будет использоваться объект?
     - Во-первых, никакой огласки и никаких фотографий на память. А во-вторых, месяц - и все пойдет под нож бульдозера, кроме, разумеется, коллекции. Это, знаете ли, сокровище... уникальный зоопарк... Все прочее, как я сказал, под нож, затем - новые корпуса, современное оборудование, лучшие специалисты, беспрецедентные меры безопасности. Производство сывороток и вакцин... Для России, Индии и ВостЛиги. Гигантские рынки, огромные прибыли...
     Казин на секунду закрыл глаза, сосредоточился и изрек тоном профессионала:
     - Да, предвижу, что прибыль будет, предвижу с полной ясностью. Значит, говорите, новые корпуса и лучшие специалисты... А что с прежним персоналом?
     Я передернул плечами.
     - Команчи пленных не берут.
     - Это, Арсен Данилыч, не годится! К чему плодить обиженных? От них - слухи, сплетни, пересуды, болтовня... Ежели дойдет до щелкоперов, не оберемся лиха!
     Изобразив глубокое раздумье, я вытащил сигарету, покатал в ладонях, бросил в пепельницу, потом с недовольным видом пробурчал:
     - Ладно, трудоустроим! Но это, скажу вам, проблема, да и средства немалые: ссуды на жилье, рабочие места, возможно - лечение... Но так и быть, трудоустроим, расселим и вылечим! Само собой, под подписку о неразглашении.
     Брови мага шевельнулись, сошлись на переносице и снова разошлись, будто две мохнатые гусеницы, танцующие краковяк. Наигравшись в эту игру, он произнес:
     - Кажется, вы пришли по адресу. Даже не кажется - наверняка! Осталась, голубь мой, пара маленьких вопросов, совсем пустяковых... Первый: я не заметил в вас особого таланта убеждать. Ну, а второй... сами понимаете...
     - Начнем со второго? - вымолвил я, и Казин согласно кивнул. - Есть предложения насчет борзых щенков или каких-нибудь цифр?
     - Щенки предпочтительней. По ним я буду судить о ваших талантах и возможностях.
     В тот день энергия бурлила во мне; я был в ударе, а значит, способен на маленькие чудеса. Кроме того, переговоры шли к концу, и это тоже вдохновляло; как говорили латиняне, quod potui, feci .
     Я наклонился к магу, приставил ладони к ушам и, понизив голос, пробормотал:
     - Тут не?..
     - Никакой прослушки, можете быть спокойны, любезный.
     - Я забочусь только о вашем спокойствии, сударь мой.
     Мои пальцы шевельнулись, потом забегали по столу, вычерчивая рядом с компьютером невидимый узор из прямых и волнистых линий, что складывались в переплетенные кольца, окружности и эллипсы, гауссианы и спирали, пятиугольники и звезды. Казин, то поигрывая бровью, то теребя отвислую губу, следил за моими манипуляциями с заметным удивлением; в какой-то миг пренебрежительная усмешка скользнула по его лицу, но тотчас же он нахмурился и громко засопел.
     - Насколько я понимаю, вы собираетесь изобразить Пентаграмму Власти. Но вы - любитель, не профессионал. Вот тут ошибка... еще здесь и здесь...
     - Никаких ошибок, - заметил я, кончая свои труды. - Это Пентаграмма Власти, завещанная мне отцом. Истинная Пентаграмма, прямо из древнеегипетских захоронений.
     Маг хмыкнул и оскалился в ухмылке.
     - Так это и есть ваши борзые щенки? Вы что, серьезно? Не делайте из меня идиота, любезнейший! А заодно - из себя!
     - Серьезнее не бывает. - Я поднял руку, вытянув два пальца. - Клянусь Гермесом Трисмегистом, покровителем магов, алхимиков и астрологов! Все совершенно серьезно, голубь мой. Коснитесь Пентаграммы, и к вам заявится дьявол.
     - Пожалуйста, раз вы настаиваете... - Все еще усмехаясь, он хлопнул ладонью рядом с компьютером и вперил в меня насмешливый взгляд. - Ну?
     - Что - ну? Дьявол уже здесь.
     Я вытащил из пачки сигарету, сунул в рот и прикурил от пальца.
     Казин поморщился.
     - Фокусничаете?
     - Отнюдь. - Я помахал сигаретой, разгоняя дым. - Но если это вас не убеждает, попробуем что-нибудь другое. Хотите оказаться в преисподней?
     Его ухмылка стала шире, но тут же сменилась воплем ужаса. Мы висели над жерлом вулкана Колима, что в Западной Мексике; в адском котле внизу перекатывалась и бурлила лава, лизала стены кратера огненными языками, зловеще потрескивала и шипела словно хор из тысячи чертей; откуда-то из глубины, из знойной пропасти, доносился грохот орудийной канонады, а небо над нами застилала непроницаемая бурая пелена. Тут и там, срываясь с раскаленных склонов, кружили дымные смерчи, в коих фантазия рисовала то фигуры демонов, терзающих добычу, то искаженные мукой физиономии грешников; жаркий воздух дрожал, чудовищные лики гримасничали, таяли и возникали вновь - пепельные, полупрозрачные, озаренные багровым светом, напоминавшим реки крови.
     То еще зрелище! Вдобавок едкие пары и жар... Я мог не дышать какое-то время и регулировать теплообмен, но магу приходилось туго. Щеки его набрякли и посинели, глаза выпучились, вопли перешли в вой, затем - в жалобный хрип; он сучил ногами, будто старался взбежать по незримой лестнице, не замечая, что лестницы нет и что никакой опоры вообще не существует. Как быстро ужас превращает человека в