лось. В эту ночь мне снились лица родных - двух моих отцов и трех матерей.

Глава 2.

Сохраненное в памяти

     Два отца, три матери... Многовато? Что ж, могло быть и больше, поскольку эта моя миссия - третья. Но на Рахени и Сууке связь поколений иная, чем на Земле и Уренире, моей далекой родине. Причины кроются в физиологии - ведь именно она формирует понятия о материнстве, отцовстве и брачных коллизиях. Скажем, на Рахени размножение - функция общественная, и осуществляется она гласно и зримо, в водной среде; если пользоваться земными аналогиями (правда, весьма отдаленными), женские особи мечут икру, а мужские ее оплодотворяют. Как установишь в такой ситуации, кто твоя мать и кто отец? Но это рахенийцев не волнует; кровная связь у них заменена четкой субординацией между поколениями и строгим порядком наследования рыбных угодий и устричных отмелей.
     Суук, местечко, в общем-то, райское, в смысле воспроизводства потомства более трагичен, чем Рахени. На Сууке нет разделения по половому признаку; каждая особь рождает новое существо и гибнет при этом с близкой к единице вероятностью. Те счастливчики, коим удается выжить, правят обществом и производят второе дитя, а тут уж смерть неизбежна. Аффа'ит, мой суукский родитель, в число счастливцев не попал, так что я с ним не виделся и даже не имел его портрета, хотя изобразительное искусство на Сууке не оставляет желать лучшего. Судя по генетической памяти, оставленной в наследство Аффа'итом, он являлся личностью ничем не примечательной - конечно, не считая того, что породил меня.
     Что касается Земли и Уренира, то тут гораздо (больше сходства. Мыслящие в этих мирах - гуманоиды, подобные друг другу обликом, метаболизмом, системой размножения, и, вспоминая о необычных автохронах Суука и Рахени, приходишь к мнению, что между землянами и уренирцами разница не столь уж велика. Она коренится не в физиологических различиях, весьма незначительных, должен признать, а в психологии, технологическом уровне и социальном устройстве. Может быть, когда-нибудь земляне станут подобны нам и в этих отношениях... может быть, если минуют коридор инферно! Он становится все уже и уже, но еще нельзя сказать, куда он ведет: в тупик ли стагнации и упадка или к возвышенным чертогам прогресса и зрелой мудрости.
     Да, мы похожи... Не потому ли я не спешу покинуть этот мир, колеблющийся на изломе судеб? Не потому ли продлеваю снова и снова свое существование, чтобы понять, разобраться и зафиксировать, к чему он движется - к пепельным краскам заката и ночной тьме или к сияющему полудню? Не потому ли придумываю долг перед Землей, сопоставляю его с уренирским долгом и решаю остаться - еще на десять или двадцать лет?
     Впрочем, долг не придуман, а существует в реальности - ведь я в такой же мере человек Земли, как эмиссар Уренира. И потому я здесь, в Анклаве, в зоне загадочного бедствия. А мог бы пребывать в ином, гораздо более приятном месте...

***

     Последние годы я провожу осенний период в Чехии, под Оломоуцем, вблизи моравских гор. Я приобрел там усадьбу в деревне с нежным названием Девичка; не опорный пункт, как в Осло, Мадрасе, Калифорнии и других местах, а просто скромный домик на краю поселка, куда я добираюсь на автомобиле, без всяких подпространственных фокусов. Кроме дома, есть тут двор с колодцем, сад с яблонями, вишней, сливой и беседкой - ее решетчатые стены оплетены виноградной лозой, а от беседки к дому тянется тропинка, обсаженная кустами сирени и алых пионов. Сад и этот павильон напоминают мне жилище на Сууке; временами, бросив взгляд на небеса, я представляю, что вновь сижу в своей мастерской на ветви древесного исполина, и налетевший ветер щекочет перепонки моих крыльев...
     Однако вернусь к своим земным владениям. В них, кроме сирени, пионов и яблонь, растут могучий древний кедр, жасмин с пьянящим нежным ароматом, розы, нарциссы и лилии; маленький рай на околице Девички, у дубового леса, который карабкается вверх по склонам невысокого хребта. В этом раю даже присутствуют гурии: моя кухарка и экономка пани Клара и дочка ее Анелька. Анелька, которой стукнуло семнадцать, в меня влюблена, но я надеюсь, что это в скором времени пройдет; увы, я не герой ее романа!
     В селе меня уважают: во-первых, потому, что я свободно изъясняюсь на чешском, а во-вторых, из почтения к пану журналисту, личности интеллигентной, состоятельной, владельцу информационного бюро. Здесь, в моравской глубинке, нет игрунов, модификантов и имплантов, люди тут простые, добрые, богобоязненные, не то что в Париже, Москве или тем более в Нью-Йорке; я был бы сильно удивлен, если бы в этих столичных клоаках прохожие при встрече снимали шляпы, желая мне доброго здравия. А пожелания девиченцев искренни и очень мне на пользу - хотя, разумеется, главное в этих краях дубовый лес. Два-три восстановительных сеанса, и я опять силен и молод... Щедрое дерево - дуб! Энергии в нем поменьше, чем в секвойе, но отдает он ее охотно и любит прикосновение человека... Шел октябрь, когда, созвонившись со мной из Праги, приехал Жиль Монро. Могу сказать точнее, ибо в памяти моей не пропадают даты, картины и события: было седьмое октября, шестнадцать десять, когда Монро выбрался из лимузина у моей калитки. Я решил, что он - лицо значительное; в машине маячили шофер и еще один спутник, надо думать, телохранитель. Оба - модификанты, судя по ширине плеч, бесстрастным лицам и профессионально отточенным движениям. Шофер выскочил, открыл перед Монро заднюю дверцу лимузина, телохранитель распахнул калитку, а за ней уже поджидала пани Клара, онемевшая от изумления. Дипломатично улыбнувшись, Монро одернул легкий твидовый пиджак, поправил диск переговорника на лацкане и приложился к ее пухлой ручке. Щеки пани Клары заалели; потом, игриво покачивая бедрами, она повела важного гостя ко мне в беседку.
     - Вино, чай и фрукты, - сказал я, когда с приветствиями было покончено и мы уселись за круглым столиком в плетеных креслах.
     - Может быть, кофе для пана координатора? И булочки с медом? - Моя экономка взирала на Монро с неутоленной женской нежностью.
     - Благодарю, мадам, но лучше чай. И, пожалуй, булочки... Я сыт, но не могу отказать себе в удовольствии... - Он приласкал томным взглядом пышную талию пани Клары, затем повернулся в мою сторону и незаметно подмигнул, будто говоря: ох уж эти женщины!..
     ?Очаровательный мужчина! - подумал я. - Учтив, галантен, умеет расположить к себе и, несомненно, тот, за кого себя выдает?. Быстрый ментальный анализ подтверждал, что Жиль Монро не проходимец: от него проистекали флюиды уверенности и властности, свойственной чиновникам высшего ранга. Мощь их была достаточной для покорения женских сердец, но мне опасность не грозила, все-таки я - не пани Клара.
     - Ваш секретарь звонил мне, чтобы договориться о встрече, но не обмолвился ни словом о вызвавших ее причинах, - проговорил я на французском. - Чем могу служить, координатор?
     Монро усмехнулся краешком рта.
     - Я, разумеется, француз, мсье Измайлов, но из Квебека . Язык пращуров великолепен, и русский с чешским хороши, но о серьезных делах я предпочел бы беседовать на английском. Конечно, если вы не возражаете.
     - Ни в малейшей степени, - ответил я. - А что, дела настолько серьезны?
     Он снова улыбнулся, на этот раз пошире, и, словно не заметив моего вопроса, произнес:
     - Зовите меня Жиль. Без титулов, научных званий и почетных степеней. Просто Жиль.
     - Арсен. - Я протянул руку, и мы еще раз обменялись рукопожатием.
     - Арсен? Это ведь не русское имя?
     - Давно уже русское. Происходит от Арсения, а оно, в свою очередь, от греческого...
     - Арсениос, что значит ?мужественный?, - закончил он. - Должен заметить, вы прекрасно соответствуете своему имени.
     Я склонил голову в знак благодарности. Когда я родился в пятьдесят пятом, мама, моя земная мать, назвала меня по деду Даниилом, и Даниилом Петровичем Измайловым, профессором-египтологом, я был до 2015 года. Затем профессор погиб на раскопках в Судане, под Мероэ, за пятым нильским порогом, и на свет явился его тридцатилетний сын. На этот раз я сам себе придумал имя, но выбор мой определялся отнюдь не стремлением подчеркнуть свой мужественный облик. Просто Арсен созвучно Асенарри, моему настоящему имени. Оно, по уренирской традиции, составлено из имен родителей: моего отца зовут Наратагом, а матерей - Асекатту и Рина.
     Появилась пани Клара с подносом - чайник, чашки, медовые булочки и огромная миска с грушами и персиками. Анелька, кокетливо стреляя глазками, тащила за матерью большую бутыль с местным розовым вином и пару хрустальных фужеров. Они уже принарядились: на старшей - полупрозрачное платье с разрезом на бедрах, ну а на младшей почти ничего. Если не считать узкого топика, символической юбочки и пары гранатовых сережек.
     - На сегодня вы свободны. Обе, - сказал я, когда напитки и закуски сгрузили на стол. Пани Клара надулась.
     - То шкода! А кто вас будет ужином кормить?
     - До ужина я не задержусь, - сказал Монро, цапнул булочку, впился в нее зубами и изобразил неземное блаженство. - О! Ни в одном из пражских кафе... - он проглотил кусок, - даже в парижских и венских такого не получишь! Пани Клара великая кулинарка! Не говоря уж обо всем остальном!
     Моя экономка зарделась от удовольствия.
     - Конечно, не получишь, - подтвердил я, разливая вино по бокалам. - Откуда в городах свежий мед? Да еще от горных пчел?
     Я шевельнул бровью и бросил взгляд в сторону калитки. Обычно пани Кларе этого хватает: женщина она догадливая. Хватило и на этот раз.
     - До повидання, пан Арсен, пан координатор. Если пожелаете ужинать, все на плите. Кнедлики с вишнями, свинина под кислым соусом и салат. Салат в фарфоровой миске с незабудками.
     - До повидання, пане, - пискнула Анелька, одарив нас ослепительной улыбкой. - Может быть, принести табак и трубку для пана журналиста?
     - Не стоит, милая. Я не хочу курить. Они удалились, и Монро проводил их задумчивым взглядом.
     - Мать и дочь?
     - Да. Мои соседки. Их дом ниже по улице.
     - Вы, насколько мне известно, одиноки?
     - Вы не ошиблись, Жиль. Мать моя рано умерла, отец погиб лет двадцать назад, жениться я так и не собрался... Теперь уж поздно.
     Я не делаю тайн из своей биографии - по крайней мере, из ее частицы, принадлежащей Арсену Измайлову. Тайны всегда привлекают внимание.
     - Поздно? - Монро наморщил лоб. - Вам пятьдесят один...
     - Скоро пятьдесят два, - перебил я/
     - Пусть так, Арсен. Но я бы не дал вам больше сорока. Вы в отличной форме!
     - Потому, что холост и могу потакать всем своим нездоровым прихотям.
     - Да-да, я знаю! Вы ведь, если мне не изменяет память, кончили Беркли и долгое время жили в Штатах? По временам работали, но чаще развлекались - так, как любят развлекаться экстремальщики... Спуск на плоту по Амазонке, штурм Анкоумы и Чогори , охота на акул в Австралии... Затем, уже в России, экспедиции на Памир, Тянь-Шань и Тиричмир, поход к полюсу недоступности, зимовка в тундре - кажется, на Таймыре? Ну, еще разные мелочи... прыжки со стратоплана, спуск в Марианскую впадину, рыцарские игры и поединки с бенгальскими тиграми...
     Клянусь Вселенским Духом, он был неплохо осведомлен! Но чего же ждать от координатора СЭБ? Они там ребята ушлые!
     Я ухмыльнулся.
     - Тигры - это уже перебор. Это слишком, Жиль! За всю свою жизнь я придушил лишь одного, на Амазонке, да и тот оказался ягуаром.
     - Но остальное - правда, Арсен?
     - Почти. На здраве! - Я поднял бокал с вином, мы чокнулись и выпили. Затем Монро спросил:
     - Почему эта милая девушка назвала вас журналистом? Не слышал, чтоб вы занимались журналистикой.
     - Ну, отчего же... Я не пишу, но иногда снабжаю журналистские агентства информацией. К тому же таскаю с собой компьютер... Этого достаточно, чтоб здесь меня считали журналистом.
     Мой гость, кивнув, надкусил персик.
     - Да, я понимаю. Простые люди, бесхитростные... На самом деле вы занимаетесь компьютерными технологиями и экстремальным спортом, так? У вас, кажется, частное информбюро? Где? В Петербурге?
     Я опустил веки в знак согласия.
     - Большое предприятие? Доходное?
     - Кое-как кормит. Мои потребности невелики, и в крупных средствах я не нуждаюсь.
     Щекотливая тема! Сказать по правде, мое так называемое предприятие было весьма небольшим, но очень и очень доходным. В штате имелся директор (то есть я сам) и пятьдесят сотрудников - экономисты, аналитики, юристы, спецы по поиску данных, программной и аппаратной защите, а также секретари, бухгалтеры и референты. Располагались они в моей петербургской квартире, в одной из комнат, выделенной под офис, и были на удивление скромными - трудились сутки напролет, не пили, не ели и никогда не бастовали. Интеллектуальные программы, каждая с собственным именем, голосом и, разумеется, физиономией... Девушек я предпочитал хорошеньких, смуглых и кареглазых, мужчин наделил обличьем российских политологов и тележурналистов начала века, забытых за давностью лет. Мои сотрудники общались с миром через компьютерную сеть, и ни один из ее абонентов не сомневался в их реальности.
     Монро задумчиво глядел на меня, вращая хрустальный бокал. На светлой столешнице то появлялась, то исчезала крохотная радуга.
     - Вы, Арсен, богаты, умны, сравнительно молоды и обладаете прекрасным здоровьем... Все наслаждения мира вам доступны! И вы, надеюсь, доживете до времен, когда имплантация мозга в тело клона станет обыденной процедурой... А это, мой дорогой, путь к вечной молодости и бессмертию! И все же, все же... - Он сделал паузу и усмехнулся. - Все же вам этого мало. Четверть века, если не больше, вы предаетесь смертоубийственным играм, ищете опасности, рискуете жизнью! Почему?
     Я пожал плечами.
     - Обычным людям трудно нас понять, и в том никто не виноват, ни мы, ни вы... Откуда эта тяга к риску, к смертельным авантюрам? Спросите у любого экстремальщика, и все вам ответят одно и то же: мы такие, какие есть. Все! Богатые, бедные, старые, молодые... Странный народ, согласен! Но разве мир не полон странностей? Взять хотя бы ваших спутников - тех, что остались в машине...
     - Их сделали такими, что-то добавив, а что-то отняв. Они модификанты, продукт генетической реконструкции, а вы человек без всяких добавок и изъятий и обладаете свободой воли. Но воля ваша направлена на... Впрочем, не важно! - Будто подводя черту, Монро откинулся в кресле и скрестил руки. - Мы очень кстати заговорили о странном. Вы правы, Арсен, мир полон странных людей, странных событий и явлений. Вот, например, Анклав... Сердце Азии, Бактрийская пустыня... Вы слышали о ней?
     - Кто же не слышал о Тихой Катастрофе! - откликнулся я, насторожившись; похоже, мы подбирались к цели визита координатора. - Не только слышал, но и бывал когда-то в тех краях. Разумеется, в прежние годы и, разумеется, не у талибов, а в Пакистане.
     - Да, конечно же, Тиричмир... Вы были там в двадцать шестом, а через пару лет случилось это бедствие.
     - Поверьте, в этом нет моей вины! - съязвил я, все еще не понимая, куда он клонит. О зарождении Анклава мне было известно не больше, чем компетентным лицам из ООН и прочим шишкам нашей многополярной реальности. Правда, к гипотезам специалистов я мог добавить еще две, но их бы приняли всерьез лишь маги, чародеи да уфологи. Но с ними, как и с ученой публикой, я не делюсь информацией, и поэтому зигзаг, совершенный мыслью координатора, остался для меня загадкой. Жиль Монро, важный чиновник СЭБ, кое-что выяснил об Арсене Измайлове и этого не скрывал... Что ж, превосходно! Раз не скрывает, значит, нуждается в помощи, в консультации либо посредничестве... Но при чем тут катастрофа и Анклав? Свой интерес к подобным темам я никогда не афишировал.
     Монро побарабанил пальцами по столу, прищурился на алый напиток в бокале, затем произнес:
     - Мы собираемся отправить экспедицию, Арсен. Не в этом году, а весной, месяцев через пять-шесть... И мы хотим, чтобы вы ее возглавили. В ранге аккредитованного эксперта СЭБ.
     Признаюсь, меня нелегко удивить, но после этих слов я вдруг почувствовал, что рот мой приоткрылся, а брови лезут вверх. И недаром! Бывают, конечно, случайности, но все же, все же... Сказанное Монро совпадало с моими намерениями с такой удивительной точностью, что на секунду я усомнился в сущности координатора. Мы, обитатели Уренира, умеем изменять свое обличье; быть может, сие и доступно талгам? И Жиль Монро - не человек, а кто-то из моих приятелей с седьмого неба?
     Мысль промелькнула и исчезла. Нелепое предположение! Во-первых, талги не способны к телесной трансформации, а во-вторых, мой гость не являлся искусной подделкой, что подтверждалось его ментальным излучением.
     Выходит, случайность, подумал я и, сохраняя маску удивления, промолвил:
     - Подробности, мой друг, подробности. Что за экспедиция? Каков ее состав? В чем состоят ее цели и какова причина отправки? Что-то произошло в Анклаве? Или во внешнем мире? И наконец, с какого бока вы вышли на меня? И почему?
     Монро уставился на свой фужер, и я плеснул ему вина. Сделав несколько глотков, координатор одобрительно причмокнул и произнес:
     - Могу вас заверить, Арсен, что ничего достойного внимания в Анклаве и в мире не свершилось. Над Бактрийской пустыней небо в дымке, а что под ней, то ведомо лишь одному создателю. Мир... Что ж, эта шестиголовая гидра гниет по-прежнему и потихоньку сползает в пропасть. Все как обычно: говорильня в ООН, конфликты Индии с Китаем, арабов с Израилем, склоки Канады с Данией из-за Гренландии, голод в Заире и Поволжье... Ну, о последнем вы, вероятно, наслышаны.
     Я кивнул. Правда, у нас в России это называли не голодом, а временными перебоями снабжения.
     Солнечный луч скользнул сквозь ажурный полог виноградных листьев и разлегся на столе, около миски с фруктами. Приподняв бокал, Монро полюбовался алыми искрами в напитке.
     - Теперь о причинах и, собственно, об этой экспедиции... Было пять попыток, предпринятых СЭБ, проникнуть в зону недоступности: с воздуха - на экранолетах и с помощью парашютного десанта и с земли - на джипах, танках, лошадях, верблюдах... даже, если не ошибаюсь, на яках. И знаете, чем все это кончилось? - Сделав паузу, он угрюмо сообщил: - Ничем! Животные в пустыню не идут, а люди и техника не возвращаются. Великолепное оборудование и наши лучшие специалисты! Мы даже трупов их не видели! - Лицо координатора омрачилось еще больше. - Предпринимались другие попытки - Китаем, Индией, Россией, Союзом Сдерживания и, разумеется, исламистами... По нашим подсчетам, около ста экспедиций за восемь с половиной лет, и все безрезультатны! Все по одному сценарию: люди уходят, связь слабеет, затем прерывается, и - тишина... Как на кладбище в зимнюю ночь.
     Это было мне известно. Информацию, касавшуюся Анклава, отслеживал в бюро Сергей Даренков, столь же въедливый искусственный интеллект, как и его прототип, скандальная звезда телеэкрана почти сорокалетней давности. Так что я был в курсе всех экспедиций, явных и тайных, ибо никакие тайны не скроешь от Всемирной компьютерной сети. Нужно только уметь искать, сопоставлять и анализировать. Деньги стали большей частью электронными, и, значит, все приобретения, будь то як или джип, банки свинины с бобами или билет на стратоплан либо иное средство передвижения, регистрируются в компьютерах, а о том, кто таков покупатель-путешественник, можно узнать в медицинских и полицейских базах данных.
     Высокие звезды! Я и столетия не прожил в этом мире, а он уже сделался прозрачным, как стекло! Разумеется, не считая моих личных секретов, связанных с Ники Купером, Жаком Дени и доном Жиго Кастинелли.
     - Вот вам и повод, мой дорогой, - произнес Монро тем строгим официальным тоном, каким сообщают о крушении экспрессов, губительных землетрясениях, разливах рек и соответствующих жертвах. - Вот вам и повод! Случилась загадочная катастрофа, и мы - десятилетие без малого! - не в состоянии с ней разобраться! Естественно, что будут новые попытки