снилось, что мы сидим на террасе, и фиолетовый океан рокочет у наших ног, трудолюбиво полируя гальку пляжа; тут и там на темных валунах застыли морские ящерицы, в небе в сиянии ярких солнц мечутся птицы с острыми длинными крыльями, подобные чайкам Земли, и два огромных шатровых дерева с серебряными листьями бросают тени на изразцовый пол. Мы сидим у низкого круглого столика, полного яств и питья, и Рина колдует над поминальным букетом - в нем столько цветков, сколько лет исполнилось бы Риндо, и он похож на многоцветный, ароматный и живой фонтан. Наратаг, по своему обыкновению, молчалив и серьезен, смотрит на руки Рины, порхающие среди цветов, подобно двум прекрасным белым лилиям. Асекатту поворачивается ко мне, на ее губах - улыбка, потом я слышу голос моей младшей матери: ?Сегодня нас больше, Асенарри. Вот блюдо, вот бокал и кресло для твоей подруги. Когда она придет? Откуда она? И как ее имя - Ольга? Или Фэй?? И я замечаю, что рядом со мной свободное сиденье - изящное, точенное из кости, какое ставят дорогим гостям. ?Где же она? - спрашивает Асекатту. - Позови ее, сынок!? Я посылаю безмолвный зов, и посреди террасы возникает девушка. Глаза как темный янтарь, чуть широковатые скулы, ямочка на подбородке, густые, загнутые вверх ресницы...
     Ольга?.. Фэй?..
     Она подходит, наклоняется, ее локоны падают мне на плечо, ее губы все ближе и ближе...
     Я просыпаюсь. В трех шагах горит костер, мечется живое пламя, потрескивают стебельки сухого мха, искры улетают в небо. Рядом - Фэй; сидит и смотрит на меня. Смотрит с жадной нежностью, словно боится, что я улечу за искрами, пробью покрывало флера и растворюсь в космической пустоте.
     Поднявшись, я потер лицо, подошел к ней и сел на моховую подстилку. Почти как во сне, только нет моих родичей, а вместо цветов - рыжие языки огня... Струятся, играют, переливаются... Наверняка их не меньше, чем лет, которые прожил Риндо, странствуя среди туманностей и звезд.
     Фэй кладет головку на мое плечо и шепчет:
     - Сказочная ночь... Бывают такие на Уренире? Когда вы сидите у костра, смотрите в огонь, мечтаете и говорите о своих мечтах?
     - Да, родная. Я вспоминаю много таких ночей... Я проводил их с друзьями или в родительском доме на берегу океана, огромного, как небо. С отцом, с Асекатту и Риной...
     Она вздрагивает.
     - Асекатту и Рина... Кто они? Женщины?
     - Да. Мои матери - там, на Уренире.
     - Обе? Разве бывает такое? Я тихо смеюсь.
     - Бывает. Уренир не Земля, малышка. Там существует плотская любовь, но мы считаем, что дети - дар любви духовной, более высокой, не требующей физического соединения. Впрочем, одно не исключает другого...
     - Не понимаю, Цзао-ван. О чем ты говоришь? О телепатическом зачатии?
     - Нет. Вспомни, даже у вас на Земле дитя может родиться от донора... Правда, вы не умеете соединять гаметы многих родителей, и в генетическом смысле у ребенка их только двое. На Уренире иначе, Фэй. К тому же наши женщины давно не вынашивают потомство, не страдают и не испытывают мук при родах. Любовь чудесна, но ее последствия для женщин - здесь, на Земле, - нельзя назвать приятными. Боль, кровь, опасность для жизни или, как минимум, истощение...
     Она потерлась щекой о мое плечо.
     - И все же я хотела бы выносить нашего ребенка.
     - Ты сделаешь так, как решишь. Тут не Уренир - Земля.
     Фэй задумчиво кивнула.
     - Да, Земля, мой дорогой. Вы отличаетесь от нас, а мы - от вас.
     - Не так уж сильно. Больше нервных центров, сердце с шестью камерами, есть разница в кровеносной и эндокринной системах... Но внешние различия минимальны: маленькие рты, огромные зрачки... Ты похожа на уренирскую женщину.
     - Правда?
     - Клянусь Вселенским Духом!
     Я не лукавил - на Уренире нашлись бы девушки, похожие на Фэй и Ольгу. Впрочем, и на других земных красавиц; доминирующий тип не исключал разнообразия. Рина, например, была златовласой, с синими глазами и узким маленьким личиком. Представив ее, я попытался задержать образ в памяти, но любопытство Фэй было ненасытным.
     - Вселенский Дух? Ты сказал, Вселенский Дух? Это ваше божество?
     - Нет. Но в каком-то смысле...
     - В каком? - Она отодвинулась, глядя на меня с тем блеском в глазах, с каким ребенок ждет сказочной истории. - Объясни, Цзао-ван!
     - Один мудрец поведал мне, что люди уходят из жизни по-разному: кто-то - в покое, примирившись со скоротечностью бытия, кто-то - в тревоге, отчаянии или страхе. Есть такие, которые уходят с ненавистью - те, кто гибнет на полях сражений, кого казнят или лишают жизни иным путем, всегда жестоким и неправедным. Но так случается на Земле. На Уренире мы просто уходим.
     - Уходите... - повторила она. - Но это всего лишь эвфемизм, заменяющий слово ?смерть?... Или я что-то понимаю не так?
     - Не так. Видишь ли, милая, я бессмертен... все мы бессмертны на Уренире, и это дар эволюции, который вы получите когда-нибудь. Со временем, не скоро. Вы...
     Рот Фэй округлился, глаза расширились, став двумя озерами, в которых плясали яркие отблески костра. Она порывисто вздохнула, стиснула руки на коленях и, полная изумления, склонилась ко мне.
     - Что... ты... сказал?..
     Губы ее почти не шевелились, словно скованные холодом, и я согрел их поцелуем. Потом произнес:
     - Я бессмертен, как и любой обитатель Уренира. Наша плоть пластична, мы властвуем над ней, не зная страха гибели, и мы умеем делать многое другое, что показалось бы невероятным для человека Земли. Мои способности, память и ощущение вуали, раны, которые заживают мгновенно, - все это жалкое эхо талантов, дарованных нам эволюцией. На большее я не способен в своем земном обличье, но там, на родине...
     - Подожди, Цзао-ван, не торопись. - Кажется, она пришла в себя после моих откровений. Глаза ее блестели, и по всему было видно, что моя фея собирается ввязаться в спор. - Если вы живете вечно и рожаете детей, то Уренир, наверно, переполнен... Зернышку проса негде упасть, да? Или вы расселились по всей Галактике, на тысячах планет? Может быть, на миллионах?
     - Нет, девочка, мы остаемся в своем мире, ибо он прекрасен, и посещаем другие миры, чтоб любоваться ими, Наблюдать за их развитием, а иногда - помогать... не очень часто, так как не всякая помощь полезна. И нас не меньше, чем обитателей Земли.
     - Но я не понимаю... О! - Глаза ее снова расширились. - Значит... значит, все, что написано в книгах буддистов, - истина? Вы проходите цепь перерождений, но всегда - в человеческом облике? Ваши тела умирают, души уносятся в космос, а после возвращаются в мир, вселяясь в младенцев - так, как ты вселился в земное дитя? Так, Цзао-ван?
     О чем-то подобном мы говорили с Аме Палом, но я не старался его переубедить. По правде говоря, я его щадил; мне не хотелось открывать жестокие истины, разрушив тем самым его мир, такой наивный и стройный, с небесами, где обитали сказочные существа, боги, демоны, будды и души, ждущие перерождения. Но Аме Пал при всем богатстве своего ума и чувств являлся наследником прошлых знаний, в которых реальность сплавлялась с фантазией. Фэй - совсем другая: дитя третьего тысячелетия, ровесница мира, изгнавшего чудо с небес. Может быть, зря...
     - Нет никакой цепи перерождений и душ, отлетающих в космос, - промолвил я. - Человек рождается, живет и умирает, и эта смерть необратима, если не извлекается мозг, чтобы внедрить его в тело клона или искусственного создания, подобного Сиаду. Так происходит на Земле и на других планетах, чьи обитатели похожи или отличны от людей, чья жизнь может длиться дольше, но подчиняется все той же неизбежности, тлению - плоти и распаду разума. Так всюду, кроме Уренира, девочка, всюду в Галактике в данный момент. Что же касается нас... - Я сделал паузу, погладил ее по щеке и продолжал: - Мы существуем столько, сколько захотим, а если жизнь наскучила, преобразуемся в иное существо, более мудрое, чем человек, и более могучее. Свободное, как ветер эфира... Мы называем их Старейшими.
     - Значит, уйти - это сделаться Старейшим? - прошептала Фэй.
     - Старейшие - часть мировой ноосферы, и я упомянул о ней, когда поклялся Вселенским Духом. Этот Дух - ноосфера Вселенной, и наши знания о ней скудны - мы не способны воспринимать ее отчетливо. Большая часть этих знаний пришла от Старейших. Возможно, они - посредники между Вселенским Духом и существами из плоти и крови.
     - Полубоги? - выдохнула Фэй.
     - Можешь называть их так.
     - Но чем они занимаются? Исследуют звезды, другие миры и галактики, другие цивилизации, отличные от уренирской?
     - Нет, нет! У них есть проблемы посерьезней, а эти игрушки оставлены нам. Они лишь помогают, разыскивая те планеты, чья ноосфера соединилась со вселенской. Делают так, чтоб мы могли отправить туда Наблюдателей... ну, кое-что еще... Ты назвала бы их Старшими Братьями, блюстителями равновесия и порядка, но это наша, человеческая точка зрения. Видишь ли, милая, их нелегко понять. Даже наших Старейших, наших кровных родичей...
     Ресницы Фэй взметнулись, как темные крылья бабочки.
     - Ваших... родичей... - повторила она. - А что, есть и не ваши?
     - Разумеется. Возраст Галактики - миллиарды лет, и в прошлом были расы, достигшие расцвета в неизмеримой древности и отказавшиеся от телесного обличья. Наши Старейшие - самые юные, и временами мне кажется, что там, - я показал глазами вверх, - они считаются детьми или подростками, еще не достигшими зрелости. Может быть, я ошибаюсь... почти наверняка... Мы знаем лишь то, что Старейшие с разных миров - единая галактическая раса, не отвергающая нас, не позабывшая родства, готовая прийти на помощь. Если мы попросим...
     - Это случится обязательно? - тихо вымолвила Фэй, глядя на пламенные языки костра. - Я имею в виду, что через много-много лет мы на Земле тоже станем бессмертными и научимся превращаться в Старейших? Будем жить в Галактике и заниматься такими вещами, о коих сейчас нельзя и помыслить?
     - Так и будет, если вы не уничтожите свой мир, а заодно и самих себя. И если вы не пропустите эру расцвета - тот период, когда необходимо не расселяться среди звезд, не захватывать новые территории, а искать дорогу в ту реальность, что лежит за гранью бытия. Иначе...
     - Что? - Ресницы ее снова взметнулись.
     - Иначе - упадок, вырождение и гибель. Знаешь, есть в Галактике планета... автохроны зовут ее Анхабом... прекрасный древний мир, некогда мощный, жизнеспособный, но время его растрачено в пустых забавах. Они не нашли дороги - может быть, никогда не найдут, хотя и пытаются... но их уже мало, слишком мало... на три порядка меньше, чем обитателей Земли... Живут они тысячелетиями, но не желают продлить себя в потомстве, и это самое страшное. Они устали.
     - Разве им нельзя помочь? Им, нам и остальным, кто не нашел дороги?
     Я прикоснулся губами к ее ресницам.
     - Представь, перед тобой - личинка... Можно ли сразу превратить ее в бабочку? Ты понимаешь, что нет... Теперь другой пример, совсем невероятный: личинка стала куколкой, но ей так хорошо в уютном коконе, что покидать его совсем не хочется. Представь, что ты прорвала оболочку, но там не крылатая бабочка, а нечто застывшее, неподвижное, перезревшее и не способное измениться... Нет, моя фея, дорогу показать нельзя! Каждый находит ее сам - или не находит и превращается в тень в памяти Вселенной.
     Я замолчал. Костер угасал, сухие стебли мха прогорали, подергивались пеплом, яркие алые искры больше не кружили в прохладном воздухе. Костры всегда напоминали мне жизнь и смерть цивилизаций: пламя разгорается, вспыхивает мощно и яростно, и в эти минуты надо пристроить над ним котелок, сунуть в огонь железку или что-то еще, дабы использовать его энергию. Глядишь, останется потом клинок, или обожженный сосуд, или хотя бы кружка чая... А если не успеешь, дрова сгорят, огонь источится бесполезным дымом и умрет. Nil sine magno vita labore dedit mortalibus, что означает: жизнь ничего не дает смертным без большого труда.
     Фэй приникла ко мне, и я почувствовал, что щеки ее влажны.
     - Ты можешь забрать меня в свой мир? Тогда, когда решишь вернуться?
     - Это не в моих силах, родная. Зато я могу остаться здесь, с тобой. Я ведь сказал: все мои годы будут твоими.
     Она то ли вздохнула, то ли всхлипнула и вытерла глаза. Потом прошептала:
     - Тогда расскажи про Уренир. Какие у вас океаны и горы, какие реки и города? Какие деревья в ваших лесах, какие птицы и звери? Как вы живете, как любите, как веселитесь и грустите? Как вы узнаете, что пришла пора уйти? Как вспоминаете ушедших и как...
     - Расскажу, - промолвил я, - все расскажу, моя фея. Для этого у нас хватит времени.

Глава 14.

Сохраненное в памяти

     Что рассказать об Уренире? Все уже сказано, написано, даже пропето... К другим пришли слова, каких я не найду, к другим явилось вдохновение, мелькнули образы и миражи и воплотились в звуки, в строчки на бумаге, а мне осталось только вспомнить их.

     Там, где вечно дремлет тайна, есть нездешние поля...

     Это - про Уренир. Так написал поэт, увидевший его во сне, но снился этот сон не только ему. Другие тоже летали над нездешними полями Уренира, касались его сердцем и ощущали радость или боль - радость от приобщения к смутной, но прекрасной тайне, боль от невозможности слиться с нею, проникнуть в чарующее видение, услышать не шелестящее эхо, а ту мелодию, что порождает его.
     Удалось ли это кому-нибудь - здесь, на Земле?

     Ночь устала кружиться...
     Сиреневых ангелов стая погасила зеленые звезды.
     Под фиалковым пологом даль полевая
     проступила, из тьмы выплывая.

     И это про Уренир. Про страну в далекой дали, которую видишь лишь в мечтах и о которой не можешь поведать, ибо нужны не те слова, какими описывают лес, или сад, или город, а совсем иные - слова, что ложатся волшебным ритмом и, рассказывая, объясняя, описывая, рождают Настроение. Радость, восторг, тоску о несбыточном...

     И пред ним, зеленый снизу,
     Голубой и синий сверху,
     Мир встает огромной птицей,
     Свищет, щелкает, звенит...

     Что еще сказать об Уренире? О его аметистовом океане, о солнцах, что льют золотой и алый свет с хрустальных небес, о реках, текущих с неспешным величием среди равнин, о холмах, что заросли поющими деревьями и мягкой лиловой травой, об утренней дымке, что розовеет над водой, когда поднимается Ари Сетана, наше алое светило, и отливает золотом, когда восходит Ари Туа? Что сказать о ночи, полной звезд, и о танцующих над горизонтом лунах, тенях, скользящих по глади уснувших озер, о серебристом перезвоне пластинок, какие подвешивают к кровлям домов, об огромных цветах с целебным соком, в который можно погрузиться с головой? О скалах из яшмы и нефрита и о сбегающих с них водопадах, не столь могучих, как на Земле, зато в коронах вечной радуги? О лабиринтах ущелий и пещер, утесах, обточенных ветрами и дождями, и подпирающих небо горах?

     Вдоль горизонта построясь,
     Разрезает кряж-исполин
     Небес берилловый пояс
     И черный мускат долин...


     Это тоже про Уренир, про то, что есть в моей стране и чего в ней не встретишь. Там есть деревья тысячи пород, дающие плоды с чудесным вкусом, есть животные, что не боятся человека, есть острова, подобные коралловым, но наш коралл плавуч, и ветры кружат эти острова по океану, словно огромные цветочные корзины. Есть древние города, башни и замки с таинственными подземельями, дворцы с куполами и вратами из орихалка, храмы, где пылает огонь, зажженный в незапамятные времена, старинные тоннели под морями, хранилища рукописей, книг, картин, изображений и звуков. Все это там есть, а нет пустынь, болот, вулканов, обезображенной земли и обгоревших развалин. Нет дорог, аэродромов, тюрем, пыточных камер, лагерей, нет вредных производств, могильников губительной отравы, свалок и военных баз, конгрессов и парламентов, нет властолюбцев и политиков, завистников, обманщиков и ложных мудрецов, и нет толпы, которую они могли бы повести на бойню.
     На Земле давно известно об Уренире, хоть называют его по-разному - Утопией, Эдемом, Страной Грез... Это по большей части иллюзии, но нужно ли их разрушать, толкуя о нашей технологии, культуре, науке, общественных институтах и тому подобном? Я бы не стал, ибо поэты и фантазеры имеют право на мечту.
     Но с одной из иллюзий все же придется расстаться - с идеей о мудрых Старших Братьях, которые правят Галактикой, к благу населяющих ее племен, являются там и тут, карают зло, спасают добродетель и устанавливают справедливость. Это миф, ибо воздействие на чужую культуру опасно и чревато бедами, даже если физиология автохронов не слишком отличается от нашей. У одних из них иная этика, у других просто нет понятий о справедливости, о воздаянии и каре, и они не нуждаются в этих материях в силу устройства своих организмов или психики или, например, по той причине, что обитатель планеты одинок, как лемовский океан на Солярисе. К тому же большинство моих сородичей вовсе не стремится нести идеалы добра непросвещенным галактическим массам, и, говоря по правде, это самое лучшее, что они могут сделать. Профессионалов же, которых так или иначе интересуют вопросы контакта, у нас немного, и статус Наблюдателя хоть и почетен, но редок.
     Есть еще один повод, чтоб отказаться от бремени Старшего Брата. Повод, так сказать, технический, но очень веский: ни одна цивилизация не способна править Галактикой и даже частично контролировать ее в силу нереальности такой задачи. Прежде чем править, надо исследовать все звездные системы с целью их описания и разыскать всех будущих подданных, а звезд в Галактике сто шестьдесят миллиардов . Это гигантское число! Представим, что Уренир выделил тысячу групп, и каждая тратит на изучение звезды ничтожное время, равное году; тогда продолжительность этих исследований сравнима с мезозойской эрой. За этот срок любые данные наверняка устареют, и все придется начинать сначала...
     Та информация о разумной планетарной жизни, которой мы владеем, о ее распределении в пространстве, предположительном уровне и сроках развития, получена нами от Старейших. Мы знаем, что в Галактике около двух сотен рас, способных к межзвездным перелетам, и часть из них - к примеру, талги - ведут активную экспансию, колонизируя все подходящие планеты. Другие - скажем, обитатели Анхаба - переросли колониальный недуг и посылают корабли или зонды-автоматы с определенной целью. Кто-то торгует, кто-то обменивается идеями или импортирует экзотическую фауну и флору, кому-то необходимы ресурсы, а что касается анхабцев, то эти ищут след одной из древних рас, не самой первой, что превратилась в Старейших, но все же почтенного двухмиллионного возраста.
     Кроме межзвездных цивилизаций, есть сотни иных, не столь высокоразвитых, подобных Земле, Рахени и Сууку. Старейшие находят их по ноосферным излучениям и посылают всенаправленный сигнал; мы его ловим, но и другие расы способны к его восприятию и расшифровке. Случается, в том нет ничего плохого - тот или иной технологический мир шлет разведчиков, которые, не вступая с автохронами в контакт, проводят осторожную рекогносцировку. Но талги более настырны: если планета им подходит, жди неприятностей. Обычно они не швыряют бомб, не травят автохронов ядами, а сообщают им определенную информацию - такую, чтобы дестабилизировать их общество и вызвать тотальные войны. Само собой, без загрязнения вод, атмосферы и почвы... Но если такое и произойдет, планету можно санировать, а это много легче, чем освоение необжитых миров.
     Вот одна из причин, по которой мы рассылаем Наблюдателей. Причина сравнительно новая, так как экспансия с Талгала ведется всего лишь около тысячи лет, и мы не намерены им мешать, пока они колонизируют безлюдные планеты. Но только - и всегда! - при этом ограничении. Теперь им про него известно.
     Лет восемьсот тому назад они впервые появились в мире, который был под нашим покровительством. Планета Диниль, как называли ее автохроны, совсем не похожие обличьем на землян, но в их социальной структуре прослежива