они разоряли музеи, распродавали архивы и выселяли из прежних обителей библиотеки, театры и детские дома. Хранители закона торговали им оптом и в розницу, вчерашние элитные бойцы вливались в криминальные структуры, а олигархи давали интервью, учили демократии, но избегали ответа на вопрос: как нажили они первый миллион? Крали вс„: девушек и танкеры, древесину и рыбу, мозги и алмазы, металлолом и нефть, картины и даже двери электричек. Думаю, если бы в России были пирамиды, украли бы и их.
     Но постепенно смерч превращался в бурю, а буря - в обычное, хотя и сильное волнение. Изобилие не наступило; видимо, в этой стране оно являлось чем-то нереальным и даже противопоказанным, как слишком жирная пища при гастрите. Однако кое-какие достижения имелись. За четверть века России удалось внедриться на рынки военной техники; ее оружие, танки, истребители, экранолеты и боевые корабли были надежными, простыми, дешевыми и смертоносными. Это оценили в мусульманских странах, на Дальнем Востоке и в Африке; хлынули кредиты, субсидии и инвестиции, и через несколько лет страна превратилась в оружейную мастерскую. Такой поворот событий меня не слишком вдохновлял, но что поделаешь - война являлась тут национальным спортом, и оставалось только радоваться, что россияне готовят шайбы с клюшками и если участвуют в смертоубийственных матчах, то с выездом на чужое поле.
     Другой статьей дохода вместе с традиционными лесом, газом и металлом стал экспорт мозгов. Российские специалисты искали золото на Эфиопском нагорье, трудились в австралийских рудниках, качали нефть на шельфе Северного моря, строили атомные станции в Китае, Иране и Туране, лечили пациентов в Перу и Индонезии, преподавали в университетах Оттавы и Бомбея, Осло и Мельбурна. Случалось, к мозгам добавлялись мускулы - наемники высшего класса, умевшие драться без теплых сортиров и блиндажей с кроватями кинг-сайз, а с ними - офицеры, прошедшие выучку в кавказских, балканских и среднеазиатских войнах. Мотопехота, десантники, снайперы, артиллеристы - этот товар ценился высоко, выше профессоров, врачей и инженеров, и был повсюду нарасхват; танки шли на рынок с экипажами, экранолеты - с пилотами, а корабли - с укомплектованной командой. Торговля ландскнехтами процветала, взимая дань из самых крепких и здоровых, но - очередной российский парадокс! - это не ослабляло, а укрепляло нацию. Возможно, по той причине, что здесь не увлекались генной реконструкцией: модификанты - хорошие телохранители, однако плохие солдаты.
     Мир тем временем менялся, обретая многополярность и делаясь похожим на гидру о шести головах. Три головы побольше, три - поменьше... ЕАСС, Восточная Лига, Союз мусульманских государств, а к ним - Южноамериканский альянс, объединивший страны континента, Индия с частью Индокитая и, наконец, Россия... Мост между Европой и Азией, неистощимый арсенал для половины мира, всеобщий посредник, партнер СМГ, член ЕАСС и член ВостЛиги... Правда, за все приходилось платить или менять одно на другое, но паутина дипломатии все-таки лучше минных полей войны. За членство в ЕАСС Россию обязали не поставлять никому особо мощного оружия, атомных субмарин, авианосцев и орбитальных комплексов; кроме того, на рубежах Великого Китая был выстроен Великий Вал - система фортификаций с поясом ядерных могильников. Членство в ВостЛиге обошлось дороже: Монголия, Курилы, Приамурье, Сахалин. Эвакуация, толпы протестующих у стен Кремля, побоища в Думе, восемь попыток самосожжения, вопли левых и правых об исторической миссии России, национальной гордости и желтой угрозе... Однако обошлось и даже принесло какую-то пользу - реанимацию Байкало-Амурской магистрали, где появилось население, приток работников в Якутию и в Магадан, который сделался столицей региона. Но главным результатом был союз с Китаем, что укрепило евразийский мост у океанских берегов; впрочем, валы и могильники тоже были нелишней подстраховкой.
     С исламским миром был произведен обмен: вместо Великой Албании в Европе возникла Туранская Федерация в Средней Азии. Большая страна, от Каспия до Алтая, и вполне лояльная, соединенная с Россией не только земными и небесными дорогами, но узами крови и общей историей. Вначале там слетели головы ханов и султанов, потом побушевали басмачи, но после кровавой междоусобицы, традиционной для этих мест, все успокоилось. Возможно, потому, что рядом был губительный пример афганцев; возможно, помогли российские экранолеты и три дивизии наемников. Так ли или иначе, Туран замирился и не остался у России в должниках, призвав к порядку единоверцев на Кавказе; правда, с афганской войной справиться не удалось. Там уже не помнили о боге и мусульманском единении, там царила ночь, и в беспросветном ее мраке рыскали голодные шакалы.
     Ну, ничего, думал я, будет день, будет и пища.
     День пришел, но пища оказалась горькой.
     Анклав... Бактрийская пустыня... Ядовитый плод, к которому тянулась шестиголовая гидра...

Глава 15.

Бактрийская пустыня. Тринадцатый день и ночь четырнадцатого

     К стене мы вышли через час после полудня. Я не ошибся, оценивая ее высоту: метров восемьсот, где-то повыше, где-то пониже, а в нескольких местах совсем низко - там, где из огромной каменной ступеньки будто бы вырубили дюжину гигантских глыб и, раздробив их, устроили нечто вроде ведущих к ущельям-расселинам пандусов. Одна из этих осыпей была как раз перед нами - крутая наклонная плоскость, тянувшаяся к разлому в скальном гребне и вымощенная глыбами величиной с кулак. Над разломом желтым прожектором повисло солнце, слегка размытое пеленою флера, что позволяло просмотреть ущелье из конца в конец. Прямое, довольно широкое, наклон - градусов сорок... Отличная дорога наверх!
     Макбрайт, прищурившись, глядел на солнечный диск.
     - Облака редеют, босс... Забавно, не так ли? На границе зоны все выглядело иначе... Такое впечатление, что мы оказались здесь в момент рассеивания полей или чего-то другого... в общем, той дьявольщины, которая формирует флер и вуаль. Случайность? Как думаете?
     - Возможно. Мир полон случайностей.
     ?Закономерность тоже рядится в одежды случайности, - подумал я. - Когда-нибудь вуаль и флер должны исчезнуть, и процесс распада начнется здесь, у эоитного зеркала. Вот он и начался... Чем ближе к эоиту, тем разреженнее вуаль, обширнее бассейны, тоньше флер... Можно изумляться, что мы очутились здесь именно в этот момент, а можно не узреть в том ничего удивительного - ведь рассеяние идет не первый месяц и, очевидно, не первый год. Просто в эти края никто не добирался... Есть и еще один резон: возможно, наблюдения со спутников позволили предположить, что эта область очищается. Возможно, наш маршрут намечен с учетом данного факта... Монро мог сказать о нем, а мог и не сказать, чтобы не возникли необоснованные надежды...?
     Макбрайт дернул меня за рукав.
     - Как думаете, приятель, экранолеты здесь опустятся? На автоматике, без людей? В конце концов, пройти через флер можно за считанные минуты...
     - Это ничего не даст, - возразила Фэй. - По воздуху нам из Анклава не выбраться. Мы, мистер Макбрайт, не машины. - Искоса взглянув на Сиада, она добавила: - Мы все - живые. Все!
     - Юная леди слишком категорична, - с усмешкой вымолвил Макбрайт. - Я не имел в виду, что мы уберемся из Анклава. Наоборот, я полагаю, что мы проведем здесь месяц или два, и транспортное средство нам очень пригодилось бы. Осматривать такие большие бассейны, как этот.
     - Беспредметный спор, - прервал я его. - Пеленгатор по-прежнему не работает, так же как все остальное. - Я хлопнул по карману, где лежали покет-комп, маленький фонарик и хронометр. - Не думаю, что удалось бы посадить экранолет на автоматике. Да и двигатель скорее всего отказал бы.
     - И все же, отчего не попробовать? В порядке эксперимента! Если бы у нас была связь...
     - У нас нет связи. - Я повернулся к каменной осыпи и приказал: - Поднимаемся здесь. Джеф - лидер, за ним Сиад и Фэй, я - замыкающий. Пошли! Камни лежали прочно и не скользили под ногами, Макбрайт двигался в хорошем темпе, Сиад не отставал - видимо, процесс регенерации закончился или близился к концу. Глядя, как резво он скачет по камням, я вспомнил чудовищную рану, хлещущую кровь, перепаханные внутренности и покачал головой. Такое слишком даже для меня! Конечно, на Земле, оставаясь в плоти, дарованной природой, я мог исцелить любое повреждение. С другой стороны, будь я в уренирском теле, не пришлось бы драться с жабами, было бы достаточно приказать... в крайнем случае - оглушить ментальным ударом...
     Фигурка Фэй в потускневшей оранжевой ?катюхе? маячила передо мной, то закрывая массивный корпус Сиада, то подаваясь влево или вправо, и тогда я видел желтый шлем, широкие плечи и мешок на спине андроида. Шагал он, как прежде, без устали, и о случившемся в палеозойских джунглях напоминали только заклеенный комбинезон да прошлая ночь, когда он не дежурил, а спал, как полагается обычным людям. О чем он думает? Решает дилемму: кто он такой, человек или робот? Сравнивает мои слова с речами своих наставников? Ищет истину в собственном сердце? Жаль, что здесь я не способен читать мыслей... Жаль!
     Мы поднялись к разлому клиновидной формы, будто вырубленному двумя ударами чудовищного топора. Темные трещиноватые стены, скрип камней под башмаками, слабый ветер, безжизненная поверхность утесов... Трудно поверить, что за нами осталась равнина, полная странной жизни, которой на Земле не место и не время! Я обернулся и посмотрел назад. Там колыхалась серо-зеленая растительность, ползали черви и слизни, бродили хвостатые жабы, а у самого горизонта, за хаосом скал, виднелись озеро и водопад, серебряная нить на фоне такого же темного камня, какой окружал нас сейчас. Четыре дня легли между мгновением нынешним и той минутой, когда я выловил Фэй из озера, - четыре дня, а кажется, что четверть жизни! Впрочем, так оно и есть, ведь кроме времени физического имеются биологическое и социальное, и мера им - не дни и годы, а события. Миграции, войны, болезни, технологический прогресс, распад и воссоздание империй, личные потери и находки, наконец...
     Потерь, кроме юности моей возлюбленной, десятка лет, проглоченных Анклавом, я не обнаружил, зато реестр находок казался внушительным. Те камешки, что добавлялись к моей мозаике, и тайна Сиада, и что-то новое о Макбрайте, но главное - Фэй! Фея, слетевшая ко мне из пелены загадочной вуали... После гибели Ольги я не пытался блюсти целибат; были у меня другие женщины, ибо нельзя прожить полвека с окаменевшим сердцем и омертвевшей душой. Женщины были, и я благословляю их за щедрость, за теплоту их рук и губ, за все, что было мне подарено... Но не было одной-единственной, той, что заменяет всех и затмевает их, как солнце - гаснущие звезды...
     Теперь нашел? Скорее она меня нашла, что соответствует традициям Уренира. Там выбирают женщины, и это справедливо: дар понимать и разделять эмоции у них сильнее, чем у мужчин. Я бы сказал, он действует на уровне инстинкта, и мне не приходилось слышать, чтобы кто-то из мужчин остался недоволен выбором.
     Мы миновали каньон и очутились на плоскогорье, тянувшемся к югу, востоку и западу, насколько хватало взгляда. Небо над нами было не желтым, а голубовато-серым, солнечный диск обрел вполне отчетливые контуры, и в свете, более ярком, чем в предыдущие дни, плато казалось бесконечными городскими развалинами. Камни громоздились на камни, большие глыбы утопали в грудах щебня, там и тут высились остроконечные зубья скал, а между ними зияли трещины, широкие и черные, точно врата преисподней. Здесь дул довольно сильный ветер, рождавший странное чувство нереальности: клубилась пыль, холодило лицо, но слой затянувших небо туч был недвижим, как крышка над исполинской кастрюлей.
     ?Остатки Тиричмира?, - подумал я, обозревая плоскогорье. Снежная шапка его исчезла, несокрушимая плоть развеялась прахом, и если бы у гор существовали кости, то я бы сказал, что не осталось даже их. И все же я мог определиться в этом хаосе, ибо токи эоита были чистыми, мощными, живыми. Центр его лежал на юго-западе, но не в пяти километрах, как думалось прежде, а в восьми-девяти; значит, Обитель Света немного восточнее. Впрочем, я не надеялся найти ее руины, я лишь хотел оказаться в том месте, где находился монастырь.
     Когда-то, очень давно, я спросил Аме Пала, как он уйдет. Теперь его слова звучали у меня в ушах: ?Узнаем, когда мой свиток развернется до конца... Я узнаю и ты... Там, в небе, скитаются души праведников, целые сонмы душ, а еще - боги, асуры, будды... Вдруг найдется такой, который передаст тебе привет от меня. Я попрошу...?
     Может быть, и в самом деле попросил?..
     Я оглянулся на своих спутников. Макбрайт обозревал пейзаж с мрачным видом, должно быть, прикидывая, что пробираться по этим камням не подарок; янтарные глаза Фэй поблескивали, а склоненная к плечу головка говорила о том, что она трудится, пытаясь нащупать границы бассейна; Сиад хмурился, и эта гримаса на обычно бесстрастном темном лице казалась столь же удивительной, как улыбка носорога. Я мог побиться об заклад на собственное тело, лежавшее сейчас в гипотермии, что думает он вовсе не о дороге через плато, незримых стенах вуали, скалах, трещинах и остальных опасностях, а совсем о другом. Наверное, о тех вещах, в каких не сомневался ни единый человек с эпохи плиоцена. В конце концов, все мы уверены, что мы - люди...
     - Чертова плешь... - пробормотал Макбрайт. - Камни да трещины, трещины да камни... Сколько мы одолеем за день?
     - Нас никто не подгоняет, - заметил я, а Фэй произнесла певучую фразу на китайском.
     - Что она говорит?
     - Это пословица, Джеф. Смысл такой: важно не бежать сломя голову, а двигаться в нужном направлении.
     - И какое тут направление - нужное?
     - Вот это. - Я показал на юг, где, по моим расчетам, прежде располагался монастырь.
     Макбрайт сдвинул с налобника каски бинокль.
     - Там расселина. Широкая, дьявол! Метров семьдесят.
     - Переберемся, - бросил я и посмотрел на Фэй. - Как насчет вуали?
     - Далеко, командир. Почти не чувствую.
     - Тогда вперед!
     Мы углубились в хаос скал, ребристых глыб и завалов щебня, огибая большие расселины, перепрыгивая через малые, стараясь избегать пыльные облака, которые кружил ветер. Дорога не баловала однообразием: острые утесы сменялись рваными базальтовыми обломками, нагроможденными друг на друга или сидевшими в мелком щебне, словно прибрежные валуны в песчаном дне; среди камней и скал змеились трещины, по временам неглубокие, но иногда казавшиеся пропастями, достигающими самых недр Земли; потом камни и скалы вдруг расступались, трещины исчезали, почва становилась ровной, будто арена цирка, окруженная амфитеатром из переломанных скамей, колонн и арок. Преодолев эту полосу препятствий, мы вышли к огромной расселине, тянувшейся с запада на восток; провал, как и показалось Макбрайту, был метров семьдесят-восемьдесят шириной,, а о его глубине не удалось составить представление. Возможно, камни, брошенные Фэй, и долетели до дна, но грохота мы не услышали и потому решили, что спускаться вниз не стоит. Выход в данном случае был один: найти подходящее место, где трещина сужается, и перебросить крюк с канатом на другую сторону провала. Условившись о времени поисков, мы разошлись: я с Фэй - на восток, Макбрайт с Спадом - на запад. До сумерек было еще часов пять.
     Когда, удалившись на сотню шагов, мы потеряли из вида зеленую и желтую фигурки, Фэй коснулась моего плеча.
     - Арсен...
     Голос ее был напряженным, да и само обращение - Арсен, не Цзао-ван - подсказывало, что она не намерена шутить или требовать историй об иных мирах и галактических тайнах.
     Не сбавляя шага, я наклонился к ней.
     - Что, милая?
     - Вуаль далеко, но я чувствую что-то другое, странное... Это совсем непохоже на вуаль! Она - как занавес из нитей, а иногда - как проволочная сеть... ну, ты понимаешь... А это...
     - Струйки, что пронизывают тело, да? Падают сверху, текут снизу, словно ты бесплотная тень в фонтане... Похожее ощущение, верно?
     Брови ее изогнулись парой напряженных луков.
     - Ты тоже чувствуешь? Ты понимаешь, что это такое?
     - Конечно. Там, в вашей школе, в Хэйхэ, тебя учили брать энергию от деревьев? - Она кивнула, не спуская с меня широко раскрытых глаз. - Помнишь это ощущение? Особенно если стоишь в дубовой роще, прижавшись к стволу, чувствуя, как идут от дерева жизненные токи... Правда, похоже?
     - Очень! Теперь я поняла... Похоже, только сильнее... гораздо сильнее... Что это, Арсен?
     - Эоит. Особая область на земной поверхности. Зона, где ноосфера планеты сопрягается с Вселенной, где бушует живая энергия, уходит в космос и падает к Земле. Вон там, - я вытянул руку, - центр эоитного зеркала, но приближаться к нему нельзя - потеряешь память или начнутся галлюцинации. Восточнее, за этой трещиной, стоял монастырь. Буддийский монастырь, Обитель Света... Мне доводилось там бывать.
     - И мы... мы идем туда? В этот монастырь? - выдохнула Фэй.
     - Во всяком случае, попробуем добраться к месту, где он был. Если б не эта трещина...
     С минуту мы шли в молчании, лавируя среди камней и посматривая в сторону провала. Он то сужался, то расширялся, но всюду был слишком широк, чтобы надеяться на фокус с крюком и канатом. Мы прошагали с километр, потом еще столько же, и наконец Фэй спросила:
     - Здесь, в окрестностях этого зеркала... эоита, да?., случается что-то странное? Анклав с ним связан, и потому ты нас к нему привел?
     - Связи, я думаю, нет, однако надеюсь получить какую-то информацию об Анклаве. Скажем, о том, как он возник... А странного, милая, тут предостаточно. Если повезет, даже услышишь шепот звезд и голос неба... Ну, а в случае неудачи хоть запасешься энергией и станешь чуть-чуть моложе.
     - Моложе? - с задумчивой улыбкой повторила Фэй. - Ты умеешь регулировать свой возраст, Цзао-ван? Научишь меня, как это делать?
     Я заглянул в ее повзрослевшее лицо и усмехнулся в ответ:
     - Обязательно. Надеюсь, у тебя получится. Все-таки ты правнучка Анай-оола, нивхского колдуна.
     - Шамана. Он был шаманом, а не колдуном, - строго поправила Фэй. Потом попросила: - Расскажи мне о монастыре.
     На миг передо мной мелькнули стены из древнего камня, одетый снегами хребет, дым курильниц над алтарем, дворик с бассейном и валунами-сиденьями, потом - человеческое лицо: темные агатовые зрачки, бритый череп, бронзовая кожа без морщин...
     - В том монастыре я встретил друга. Аме Пал, так его звали... Он был настоятелем и прожил на склонах Тиричмира много лет - я даже не знаю сколько, шестьдесят или семьдесят... Он был мудрец, философ и провидец. Веришь ли, милая, но он предсказал, что я тебя встречу.
     - Разве такое возможно, Цзао-ван?
     - Почему же нет? Бывает, завеса времени приподнимается, и мы, увидев цепь причин и следствий, способны предсказать грядущее. Он видел эту цепь. Однажды я пришел к нему в несчастье, и он говорил со мной и утешал, и было им сказано, что я получу когда-нибудь награду. Это и свершилось.
     Под башмаками Фэй скрипнули камешки. Голос ее был совсем тихим:
     - Я - эта награда, Цзао-ван?
     - Ты.
     Через минуту она промолвила:
     - Несчастье, о котором ты сказал... Что-то случилось с тобой?
     - Не со мной, девочка. Самое страшное, когда несчастье приходит не к тебе, а к твоим близким. К тем, кто тебе дорог.
     - Расскажешь?
     - Расскажу, но не сейчас. - Я остановился и поглядел на трещину, казавшуюся бесконечной. - Сейчас ты помолчи. Мне нужно сосредоточиться.
     Кажется, я мог открыть канал. Это ощущение было сродни тому, какое испытываешь в абсолютно темной, но знакомой комнате, привычной до мелочей: тут, справа, стол с компьютерным экраном, дальше - кресло, диван и дверь, а слева - окно и книжные полки, и, если сделать пять шагов и вытянуть руку, нащупаешь что-то знакомое - скажем, ?Историю Древнего Рима? Моммзена. Пять шагов, но не больше - на шестом стукнешься о стену и разобьешь себе лоб... Точно так же я чу