олжны стоять у Круглого Стола с
пергаментами в руках. Теперь, когда Мордред займет Камелот, полагаю, с
этим могут возникнуть трудности. Хорошо было бы переправить на тот берег
хотя бы тысячи три-четыре воинов, чтобы задержать продвижение врага
арьергардным боем. Да вот беда, после вчерашнего налета Борса на гавань мы
можем разве что попробовать перебежать залив по соломе, как шаолиньские
монахи.
  - Ну, один корабль, положим, есть, - глядя вдаль, урезонил меня Рейнар. -
Вон, парус на горизонте. Приближается к гавани.
  - Один корабль не слишком исправит наше положение. Хотя, - я пожал
плечами, - пошли, посмотрим, кого там принесло попутным ветром. Делать-то
все равно нечего, в поход выступаем только к полудню.
  В нижней крепости толпился народ, встречая судно, входящее в гавань. Судя
по флагу, оно было константинопольским. Судя же по корабельной
архитектуре, куда более северной постройки. Появление в здешних водах
купца из столь отдаленной страны уже само по себе было случаем нечастым.
Сейчас же толпа зевак заполняла весь берег, надеясь разжиться заморскими
диковинами, послушать завиральные морские байки, да и просто поглядеть на
чужаков, поохать над их нелепо длинными парадными одеяниями из невероятно
дорогих тканей и эдак небрежно узнать, как дела в далекой Империи, которую
многие из собравшихся здесь лордов, невзирая на весь британский
патриотизм, втайне считали своей прародиной. Их нисколько не смущала та
сущая мелочь, что Византия была лишь обломком Римской Империи, почти таким
же, как и Альбион. В их головах Константинополь находился если и не на
берегу Тибра, то уж, во всяком случае, не далее дневного перехода от него.
  Войдя в гавань, корабль бросил посреди нее два каменных якоря и спустил на
воду маленькую разъездную шлюпку, способную вместить не более трех-четырех
человек. Разумная предосторожность. Из-за затонувших кораблей и обгоревших
устоев пирса стоянка у берега была весьма небезопасна. Мы с Лисом, немного
потолкавшись среди зевак и убедившись, что от пришедшего византийца особой
пользы быть не может, направились в лагерь, чтобы проконтролировать
подготовку к очередному походу и пообщаться со святым, все еще приходившим
в чувство после вчерашнего взрыва. Он был немногословен и на все наши
заверения о гуманном применении метода отвечал односложно, печально
вздыхая и отводя глаза. Едва успели мы дойти до холма с пятеркой ясеней у
вершины, как нас догнал Кархейн, запыхавшийся от быстрого бега.
  - Милорд Торвальд, там вам... это... ну, в общем, привезли.
  - Что привезли? - переспросил я, кладя ему руку на плечо.
  Мне искренне импонировал этот молодой человек, в котором я воочию видел
новый росток истинного рыцарства и в чьей отваге лишь вчера имел
возможность лишний раз убедиться во время смертоносной дуэли под стенами
Кордуэла. Однако он, похоже, в моем присутствии продолжал робеть, словно
чувствуя себя виноватым за бунт в бастиде и тренировку Годвина в
Кэрфортине.
  - Толком говори!
  - Там вам подарок от императора Константинополя, - отчего-то заливаясь
краской, пробормотал рыцарь.
  - Какой подарок? Почему от императора? - тряся головой, переспросил я.
  - Не знаю, - пристыженно выдавил Кархейн. - Возможно, это награда за
какой-то ваш подвиг.
  - Точно, - поспешил вставить Лис. - Помнишь, когда вы с братцем Илаем под
Киевом медовухи облились, а потом сдуру на византийскую когорту наехали...
  - Лис! - гневно оборвал его я.
  - Вон, вон несут, - радостно крикнул молодой рыцарь, указывая на
полуразваленную воротную башню нижней крепости.
  Наш молодой друг не обманывал. От башни, подвергшейся вчера яростному
натиску королей Богарта и Бана, к нам направлялась процессия, окруженная
толпой любопытствующих, точно корабль косяком рыбы, ждущей, когда кок
вывернет за борт бак с объедками. Посреди нескольких десятков рослых
воинов, так же мало напоминающих византийцев, как я вождя зулусов, на
плечах нумибийских невольников в нашу сторону двигался богатый паланкин,
обшитый сотнями колокольчиков и бубенцов и оттого переливчато звеневший
при каждом шаге носильщиков.
  - Ничего не понимаю, - озадаченно проговорил я. Между тем "византийская"
стража церемониальным маршем дошла до ограды моего лагеря и, пропустив
паланкин в ворота, сомкнула свой ряд по ту сторону частокола, отсекая
толпу от моего драгоценного подарка.
  - Вижу ли я перед собой отважнейшего из отважных, мудрейшего из мудрых
сэра Торвальда, именуемого в советах храбрых Пламенным Мечом?
  - Почем нам знать, что ты видишь, чего не видишь, - пробормотал за моей
спиной Лис. - Может, у тебя вообще косоглазие,
- Мое имя Торвальд аб Бьерн, - поклонился я незнакомцу, изъяснявшемуся на
вполне правильной латыни, хотя и с заметным северным акцентом.
  - Мой владыка, ища примеры доблести среди живущих ныне рыцарей, обратил
свой благосклонный взор на менестрелей, певших твои подвиги. И узнав, что
и по сей день ты увеличиваешь число деяний во славу рыцарства, пожелал в
знак высокой милости и благорасположения, кое он к вам, сэр рыцарь,
питывает, прислать в дар ту, чей лик подобен ангельскому, чей взгляд
дарует покой и радость, чей нежный стан строен и гибок, точно виноградная
лоза, чей танец опьяняет и дарит отдохновение, совсем как плоды этой лозы.
Вели внести ее в свой шатер, о великий рыцарь, и насладись бесценным
даром, ибо никогда еще ни один смертный не получал подарка более ценного и
более прекрасного, чем она.
  Ох уж мне эти византийские витиеватости, вздохнул я, делая знак
невольникам внести паланкин в шатер.
  - "Капитан, не нравится мне все это", - негромко на чистом трансальпийском
произнес Сергей. - "Помнишь Юдифь с головой олигофрена? Там тоже все
начиналось хи-хи, ха-ха, а закончилось тем, что уважаемый всеми мужчина
потерял голову, буквально в прямом смысле этого слова, из-за бабы".
  - "Олаферна", - машинально поправил я Лиса.
  - "Что?" - переспросил он.
  - "Олаферна, а не олигофрена".
  - "Да один черт! Умным его после этого все равно не назовешь. Ладно, держи
связь включенной. Если что, я поблизости".
  Я махнул рукой и вошел в шатер, на всякий случай кладя левую ладонь на
эфес меча. Как ни крути, а Лис был не далек от истины. Византийский
подарок вполне мог быть делом рук тети Морганы.
  Шелковая занавесь слегка дернулась и из нее показалась тонкая ручка,
сделавшая знак невольникам удалиться, а затем...
  - Мне кто-нибудь поможет выйти, или я должна сидеть в этом ящике до
вечера? - раздалось из паланкина.
  Я тяжело вздохнул и подал руку. Моей голове сегодня вряд ли что-то
угрожало, разве что быть замороченной до полного умопомешательства.
  - Добрый день, сестрица. Здравствуй, дорогая Лендис, давно не виделись.
  - Не так уж давно-, - лукаво произнесла королева Каледонии, выпархивая из
своего экзотического средства передвижения. - Всего-то полмесяца. Если не
считать пяти дней Зачарованного леса, - загадочно улыбнулась волшебница. -
Ты удивлен? Позволь узнать - чему? Разве я не обещала, что в нужный час
буду рядом с тобой? Или, может быть, ты подозревал меня во лжи?
  - Да, но такой способ, - попытался было выкрутиться я.
  - А чем он хуже иных? - Лендис удивленно распахнула свои зеленющие глаза.
- Пожалуй, даже лучше. По дорогам я путешествовать не могу. Во-первых, они
сейчас весьма опасны, а во-вторых, меня легко могли узнать люди Ллевелина,
а это пострашнее, чем разбойники. Лететь по воздуху далеко и утомительно,
к тому же в облаках сыро, а если лететь над ними, то холодно.
  - А если ниже? - поинтересовался я.
  - Из лука подбить могут.
  - Хорошо, - кивнул я. - Ну а, предположим, блюдо, как тогда, у тана?
  - Можно было и блюдом. Но для начала его все равно бы пришлось везти к
тебе. А кроме того, на то, чтобы пронзить расстояние, уходит так много
магической силы, что просто ужас. - Лендис вздохнула и хищно улыбнулась,
что на ее милом личике выглядело весьма настораживающе. - А магическая
сила в ближайшие дни и мне, и тебе еще очень пригодится. Кстати, что тут
вчера происходило? Гром, молнии, пожар, туман, мороз... Нам пришлось
торчать в море у входа в залив всю ночь! А утром, ты не поверишь, мы
видели здесь в воде плавающий лед, совсем как у нас в Оркнее.
  - М-да, - хмыкнул я. - Почему же не поверю? Очень даже поверю. Ну, гром и
пожар - это, скажем, мы с Лисом устроили, плюс одна знакомая виверна. А
молнии, туман, мороз и айсберги - это дело рук Морганы.
  - Вот как, - улыбнулась моя собеседница, - значит, Моргана и здесь творила
чудеса. Очень славно. Хорошо бы, чтобы ей еще пришлось выкинуть что-нибудь
эдакое.
  - Не дай бог! - замахал я на нее руками.
  - Не беспокойся, - вновь расплылась в улыбке Лендис, - ведь я же с тобой.
Я не дам тебя в обиду.
  - Вот спасибо! - Я отвесил кузине шутливый поклон. - Кто б меня еще взял
под защиту. Кстати, если ты уже все просчитала и все знаешь, может,
подскажешь, что мне говорить доблестным соратникам по поводу услады глаз и
бальзама для души, присланных владыкой Константинополя?
  - Услада глаз? Бальзам души? Торвальд, когда хочешь, ты умеешь говорить
красиво. А насчет того, что говорить, милый мой, конечно же, я об этом
подумала.
  - Я чего-то не понимаю, - нахмурился я. - Ты что же, собираешься танцевать
для Ллевелина, Ланселота и всей честной компании?
  - Братец, ну как ты мог обо мне такое подумать? Миель! - Она отдернула
занавес паланкина. - Покажись сэру рыцарю.
  Красавица, появившаяся из переносной кареты, шаловливо улыбнулась,
оценивая произведенный на меня эффект, и чуть занавесила длиннющими
ресницами голубые сапфиры глаз. Безусловно, она стоила всех превосходных
эпитетов, произнесенных начальником стражи. А также всех тех, которые он,
очевидно, из-за нехватки времени не успел произнести.
  - Знакомься, Торвальд, это Миель, что в переводе на наш язык означает мед.
И если блеск, который я вижу в твоих глазах, свидетельствует о том, что
она красавица, какую не во всяком поколении рождает этот мир, то я скажу
тебе, что ты еще не видел главного. Ты не знаешь, как она танцует. Поверь
мне, в этом есть свое волшебство.
  Мужчины клубятся вокруг нее, точно осы вокруг меда, гордясь своей яркой
раскраской и острым жалом. Но, слабые глупые существа, они обречены
увязнуть в меде и сгинуть навсегда, когда прельстятся ее танцем. Так что
ты, конечно, можешь показать своим боевым друзьям подарок императора, но я
бы советовала тебе, не приняв, отослать его обратно с благодарностью. Это
только повысит твою славу. Или уж, во всяком случае, не позволять Миель
танцевать перед вашими начальниками. - Она вздохнула с деланной печалью. -
Иначе они убьют друг друга за право обладать ею. А Британия достанется
Мордреду. Решай сам, дорогой братец, корабль еще в гавани...
  - А э-э...
  - "Капитан, очнись, Лендис не врет. Это ж та самая: "А подать сюда девицу,
шамаханскую царицу". Отправляй ее на фиг в Константинополь, Бомбей,
Дамаск, в общем, куда подальше. Иначе золотого петушка на темечке я тебе
гарантирую".
  - "Лис, но ничего прекраснее я в жизни не видел!"
- "Все, понял. Тогда позволь мне испортить эти сто с лихом фунтов меда
ложкой дегтя: у тебя по окончании великого подвига еще свиданка с Белой
Дамой. Ты представляешь, какую она тебе сцену ревности закатит из-за этой
гуманитарной помощи с Востока? Отправляй, это я тебе говорю! Иначе я
сейчас разворачиваюсь и еду прямо к камере перехода, поскольку дальнейшее
пребывание в этом мире для меня теряет всякий смысл".
  - Да... ты права... Лендис, - едва размыкая сведенные судорогой скулы,
выдавил я. - Я вынужден отказаться от подарка. Но сударыня, - я поклонился
Миель, - расставание с вами для меня великое горе, и я глубоко сожалею,
что не повстречал вас в другое время и при иных обстоятельствах.
  Лендис подала знак, и Миель послушно скрылась в паланкине, хотя, как мне
показалось, не без выражения некоторого разочарования на лице.
  - "Умница, мальчик! Вернемся домой, купи себе медаль в галантерее", -
язвительно похвалил Сергей.
  - Мой милый Торвальд, надеюсь, у тебя в обозе найдется не слишком
приметное местечко, в котором молодая женщина без ущерба для своей
репутации может провести несколько дней.
  - Да, конечно, - вздохнул я.
  - И вот еще что, если тебе не трудно, пусть еду приносит тот славный
юноша, с которым ты гостил у меня. Кажется, его зовут Годвин.
  - Да, - кивнув, точно лунатик, бросил я, глядя, как чернокожие невольники
выносят из шатра паланкин с несравненной Миель.
  - Торвальд, - хитроумная кузина положила свою нежную руку мне на плечо, -
ты обижаешься на меня? Ты думаешь, я поманила тебя этим благоуханным
цветком и заставила его исчезнуть? Поверь, это не так. Ты сделал
правильный выбор. Миель - опасный подарок. Она не будет ничьей, как бы
этого ни хотели те, кому дарит она свои улыбки. Зато теперь ты свободен от
чар Белой Дамы. Или же ты намеревался после встречи в Камелоте отправиться
прямиком в Замок, Который За Спиной? Ты очень неосмотрительно дал слово,
братец!
  - Да, - прошептал я, выходя из шатра и глядя, как процессия,
сопровождающая неземную красавицу, возвращается к кораблю. - Ты права.

  * * *

  Армия вновь двинулась в поход, стремительно возвращаясь к Кориниуму, чтобы
оттуда изо всех сил спешить к конечной цели наших странствий - воспетому
легендами Камелоту. Теперь ни о каких задержках в пути речи уже не шло.
Раненые были оставлены в Кордуэле, продовольствие на три дня навьючено на
лошадей, шатры и вся прочая утварь под охраной небольшого отряда бросались
в Кориниуме с наказом самим добираться до места. До встречи оставалось три
дня. Всего лишь три, или целых три, это уж как посмотреть.
  Оркнейцы наконец сменились из авангарда и двигались теперь в середине
колонны. Я предпочитал отмалчиваться, терзаясь разлукой с прекрасной Миель
и той волной разговоров, которую породили в войске подарок императора и
мой отказ от него. Казалось, что в сплетнях идущей к Камелоту армии
только-то и находилось место, что чудесам взятия Кордуэла и злосчастному
византийскому купцу. Проинструктированная Лендис девушка перед отправкой
таки явила толпе свой светлый лик, чтобы продемонстрировать наличие
подарка и то, от чего я отказался ради, черт возьми, Британии.
  Сама королева Каледонии с весьма относительным комфортом ехала в одной из
двух оставшихся у нас повозок, рядом с походной кузней и запасными
древками стрел и копий.
  Моим соседом, следующим в колонне сразу за мной, был неистовый сэр Борс,
кажется, весьма удрученный тем, что кони не имеют крыльев и не могут
переносить нас с места на место со скоростью быстролетных кречетов. Злило
его это несказанно, о чем он постоянно норовил мне поведать в самой
экспрессивной форме, то есть голосом, способным разбудить мертвого не хуже
трубы архангела Гавриила.
  - Какого черта! - ревел он, потрясая громадными кулаками. - Мы тащимся,
словно дождевые черви, объевшиеся навоза! Нет, Торвальд, я тебя спрашиваю,
какого черта?!
  Рассказывать боевому товарищу о пропускной способности дорог и средней
скорости движения армии было бесполезно, а кроме того, честно говоря, я
слабо представлял, как ведут себя дождевые черви, отчего-то объевшиеся
навоза. Я ждал, когда могучий рыцарь утомится метать громы и молнии,
поскольку для следующего хода, задуманного мной и Лисом, требовался момент
относительного прояснения в разуме клиента и его максимальное спокойствие.
И вот наконец такой миг настал.
  - Борс, - после очередной пустопорожней беседы вдруг начал я безо всякого
перехода, - у меня к тебе есть очень серьезное дело.
  - Я слушаю тебя, Торвальд, - громыхнул великан.
  - Тише, - попросил я, - нас могут услышать.
  - Ну и пусть себе слушают!
  - Нет, - покачал головой я, - о том, о чем мы будем вести речь, надо
говорить тихо. А кроме того, я прошу тебя дать слово рыцаря, что ты никому
не расскажешь то, о чем сейчас услышишь. Во всяком случае, до срока.
  - Что за предосторожности? - пожал плечами король редонов. - Впрочем, раз
ты о том просишь, стало быть, так оно и надо. Я тебя не первый год знаю.
Изволь, слово рыцаря, что я не поведаю до срока о сути нашего разговора,
кто бы об этом ни просил.
  - Хорошо. Речь идет о пророчестве Мерлина...
  - Ну, это не секрет! Ты же знаешь, и у меня, и у Ланселота есть части
этого пророчества.
  - Да, - кивнул я, - еще одна была у Лионеля. Вот она. Я взял ее из мертвых
рук твоего племянника тогда на дороге.
  - Стало быть, теперь она доверена тебе.
  - Я не об этом. Те три части, которые хранились у тебя...
  - Почему хранились? Они и сейчас лежат в ларце. Я каждое утро и каждый
вечер проверяю, там ли они.
  - Пустое. - Я махнул рукой. - Это подделки. Настоящие пророчества,
принадлежавшие тебе, у меня.
  - То есть как это?! - возмутился Борс.
  - Их похитил некий сэр Аграмар, бывший в моем эскорте во время посольства
к Ланселоту. Он погиб вскоре после Лионеля, и на последнем издыхании,
сознавшись в содеянном, передал их мне. - Я протянул разгневанному королю
части пергамента. - Возвращаю их хозяину. Единственное, чего не успел
сказать сэр Аграмар, это по чьему повелению он совершил злодеяние.
  - Он был человеком Ллевелина? - собрав в кулак всю свою проницательность,
выпалил Борс.
  - Он служил под знаменами Ллевелина, - поправил я сообразительного друга.
- Но был ли он его человеком, или же его подослал лазутчиком Мордред,
теперь остается только гадать. Однако если нам все же удастся войти в
Камелот и, как говорил о том Артур, собраться возле Круглого Стола, чтобы
огласить его волю, зашифрованную в пророчестве Мерлина, тогда негодяй,
замысливший подлог, будет настаивать, что его фальшивка истинна. Так что
надо быть настороже.
  - Конечно! Конечно, друг мой! - согласно затряс головой Борс. - И вот еще
что, я дам пару пергаментов Богарту и Бану. Если мерзавец решит
действовать силой, думаю, они нам пригодятся.
  - Мудрое решение, - согласился я. - Но до этого - молчок!

  * * *

  Утром в среду передовые отряды нашей армии достигли Камелота. Утомленное
долгим переходом войско подтягивалось к последней твердыне, полагая
застать противника запершимся в крепости и готовым к самому серьезному
штурму. О том, что предстоит именно штурм, а не осада, в войске говорили
все. Но то, что штурмовать предстоит не какой-либо укрепленный замок, а
именно Камелот, резиденцию великого Круглого Стола, похоже, не давало
покоя никому.
  Велико же было наше удивление, когда на крепостных валах мы увидали
ощетинившиеся заточенными кольями укрепления армии сына Артура, вполне
практичные для полевой битвы, однако... Сама крепость, как это ни
парадоксально, казалась пустой и буквально вымершей.
  - Ничего не понимаю. - Я из-под руки оглядывал засевшего на валах
противника, пытаясь проникнуть в суть его тактического замысла. - Почему
они не занимают стены? На что надеются? У нас почти двойной перевес в
живой силе!
  Армия продолжала подтягиваться, длинной полосой располагаясь вдоль берега
реки Кам, спеша под прикрытием легкой передовой завесы напоить коней и
дать людям и животным хотя бы кратковременный отдых.
  - Сейчас бы им как раз самое время атаковать. Наши части на марше, воины
утомлены трехдневным переходом, в то время как Мордред успел отдохнуть и
перегруппировать силы. Интересно, что же они задумали, почему медлят?
  Обороняющиеся, похоже, и не собирались предпринимать активные действия.
Они равнодушно следили, как подтягиваются все новые и новые отряды
рыцарей, как подходит пехота, следили, лишь укрепляя мешками с песком и
дерном выбранную позицию и явно намереваясь стоять на ней до последнего.
  На холме, именуемом Малый Камел, где располагалась импровизированная
ставка нашего командования, царило недоуменное настроение, впрочем, быстро
сменившееся деловым. Как ни крути, штурмовать пусть даже сильную, но все
же полевую позицию вовсе не то же самое, что брать приступом хорошо
укрепленный замок на высоком холме.
  Полки Ллевелина строились напротив главных ворот, увенчанных вырезанным