днятой  со  дна  реки.   Если
предположения насчет богов оказались верными, вероятно, их  было  совсем
немного в таверне тем вечером. К тому же Темрай чувствовал себя ужасно.
   Последнее, что запечатлелось в памяти, был кабатчик, что-то говорящий
усталым неприятным голосом. Темрай попытался объяснить про богов, но это
почему-то рассердило кабатчика. В следующий момент юноша обнаружил,  что
лежит на грязной улице и его сильно рвет.
   Молодой  человек  огляделся  в  поисках  Зуласа,  Миласа   и   других
собутыльников, но никого не увидел. Юноша опасался, что обидел их, но, в
конце концов, он всего лишь чужестранец, варвар с равнин. Лежа в вонючей
луже  собственной  блевотины  Темрай  решил,  что  завтра  нужно   будет
обязательно поблагодарить новых друзей за чудесное вино в извиниться  за
свое поведение.
   Через некоторое время его обнаружил солдат с фонарем и пинал  до  тех
пор, пока пьяный не поднялся на ноги.
   Побродив немного в поисках постоялого двора,  в  котором  остановился
Темрай бросил это бесполезное занятие и полез спать под повозку.  Прежде
чем окончательно провалиться в сон, он подумал о  том,  что  город  и  в
самом деле очень странное место, но в нем живут простые и добросердечные
люди, такие как старый Зулас, Минас, Скудас и Диврин.  Нужно  не  забыть
сказать отцу, чтобы он пощадил их жизни, когда город будет взят.
 
*** 
 
   Двенадцать лет назад группа всадников вошла в  город  через  Западные
ворота. Их усталые, изможденные лица  были  угрюмы,  грязная  обветшалая
одежда едва прикрывала худые тела. Многие из них выглядели как  орки  из
детских  сказок.  Не  правильно  сросшиеся  кости  навсегда  изуродовали
конечности, на коже красовались рубцы от  страшных  ран,  которые  плохо
лечили. Никто не вышел им  навстречу,  и  лишь  редкие  прохожие  тыкали
пальцами в остатки некогда доблестной армии, проигравшей войну.
   На  памяти  горожан  гарнизон  Максена  всегда  противостоял  угрозе,
исходившей от многочисленных варваров, кочующих  по  западным  равнинам.
Солдаты великолепно справлялись  с  этой  обязанностью,  и  горожане  не
оставались в долгу: почести, уважение и двадцать пять золотых  в  месяц,
не считая стола и пива, и ни разу никому не пришла в голову  мысль,  что
тысяча воинов, хотя и  профессионально  обученных,  не  сможет  удержать
полчища кочевников, если тем вздумается напасть на  город.  Но  вот  уже
много лет гарнизон исправно охранял покой мирных обывателей, а если кому
и доводилось вскочить среди ночи от того, что привиделись  во  сне  тучи
стрел и орда вопящих  варваров,  он  вспоминал  добрым  словом  генерала
Максена, господина Внешних земель, поворачивался на другой бок  и  снова
спокойно засыпал.
   Однако Максен, который  тридцать  восемь  из  своих  шестидесяти  лет
провел  на  равнинах  в  рейдах  против   кочевников,   вдруг   совершил
непростительную  ошибку  -  он  умер  от  гангрены,  которая   развилась
вследствие падения с лошади в тривиальнейшей карательной  экспедиций  на
запад. Как только весть о его смерти распространилась на равнинах, среди
варваров начались невиданные доселе волнения. Для вождей  кланов  Максен
являл  собой  воплощенный  ужас,  дьявольскую  силу,  которая  возникала
неведомо откуда, среди ночи, уничтожая на своем пути  все  живое,  после
чего так же  стремительно  растворялась  на  просторах  огромной  темной
прерии. Его смерть положила конец страху и возвестила начало новой  эры,
так что когда бывший помощник  Максена  Ольсен  наткнулся  на  скопление
варваров неподалеку от Вороньей  реки,  они  набросились  на  всадников,
словно то были соломенные куклы на военных учениях.
   Ольсен прослужил в гвардии Максена  двадцать  пять  лет;  при  других
обстоятельствах его кампании могли бы изучаться в военных академиях. При
превосходстве сил противника в двадцать пять  раз  Ольсен  умел  нанести
кочевникам такие невосполнимые потери, что  угроза  нападения  на  город
отодвигалась на многие годы. Но он пал, и вместе с ним погибли восемьсот
восемьдесят  воинов.  Жалкие  остатки  его  армии  поспешили  обратно  в
Перимадею  под  командованием  племянника  Максена,  двадцатитрехлетнего
молодого человека, который провел на  равнинах  всего  семь  лет.  Этого
молодого человека звали Бардас.
 
ГЛАВА ТРЕТЬЯ 
 
   -  Сказать,  что  Закон  позволяет  предсказывать  будущее,  -  вещал
Патриарх,  в  то  время  как  мысли  его  бродили  далеко  за  пределами
аудитории, - все равно что утверждать, будто главным назначением  океана
является поставка плавучего леса. Более логично  было  бы  сказать,  что
знание  Закона  дает  возможность  с  большей  или   меньшей   точностью
предположить конечный результат его  воздействия  на  материальный  мир.
Любое утверждение, идущее дальше, чем это, является в корне ошибочным.
   Юная леди, чье имя Алексий так и не смог вспомнить, в  классе  больше
не появлялась, девушка получила то, что  хотела  (или  по  крайней  мере
нечто похожее), остальное  ее  не  интересовало.  Патриарх  ощущал  себя
дочерью  трактирщика,  которая  провела   чудесную   ночь   с   красивым
постояльцем и  неожиданно  стала  ощущать  по  утрам  приступы  тошноты.
Необходимо во что бы то ни стало разыскать  девчонку,  это  единственная
возможность исправить последствия неудачно наложенного проклятия.
   -  Представьте  себе  дорогу,  продолжал  старец,  глядя  на   головы
учеников, прилежно склонившихся над восковыми дощечками,  -  пролегающую
по  узкому  горному  ущелью,  которое,  по  слухам,  полно   грабителей.
Странник, путешествующий по  этой  дороге,  не  знает,  хотя,  возможно,
предполагает, что они притаились за  следующим  поворотом.  Но  человек,
стоящий на горе, отлично видит и  всадника,  и  грабителей  -  благодаря
удачному расположению наблюдательной  позиции,  а  не  своим  магическим
способностям. Находясь на дороге, вы не знаете о  близкой  засаде,  лишь
равнодушный наблюдатель видит с горы на двигающуюся опасность.
   Алексий понимал, что приведенное  сравнение  совершенно  не  отражает
истинного положения вещей, но новичкам достаточно и такого.  Позже,  уже
обладая глубокими знаниями, они будут  снисходительно  посмеиваться  над
примитивными  иллюстрациями  старого  наставника,  и  это   добавит   им
уверенности.
   Или вообразите чашку воды, стоящую на столе. Сама по  себе  чашка  не
может сдвинуться с места, равно как и вода не может выплеснуться  за  ее
края. Но случись землетрясение  или  караван  груженых  повозок  проедет
внизу под окнами, чашка начнет дрожать будто бы сама по  себе.  Человек,
заметивший признаки надвигающегося землетрясения или повозки, въезжающие
на улицу, знает, что чашка начнет двигаться, поэтому  он  может  вовремя
предотвратить ее падение на пол. Теперь при желании этот  человек  может
объявить,  будто  чашка  движется   благодаря   его   сверхъестественным
способностям, и, выждав удобный случай, доказать это.
   Алексий ненавидел предсказателей судьбы даже  больше,  чем  знахарей,
которые за деньги могли якобы исцелять или проклинать.  Печальный  факт,
что пророчества  их  имели  тенденцию  сбываться,  объяснялся  тем,  что
клиенты верили лжегадалкам и действовали соответствующим образом.
   Нам, кто  профессионально  изучает  Закон,  -  заключил  наставник  -
надлежит  оставаться  в  стороне  и   наблюдать   за   грабителями   или
приближающимся караваном. Иногда наблюдения позволяют нам вмешаться,  но
в этом случае мы подвергаем себя тем опасностям, о которых предупреждаем
остальных. Иными словами, мы бросаемся вниз по склону, чтобы  остановить
путника или спасти кого-то от землетрясения, то есть отвлекаем  бандитов
или проливаем воду, не касаясь чашки. Такой поступок не только нечестен,
но и очень опасен. Грабители оставят в покое путешественника и обратятся
на нас. И это мы будем виноваты в том, что вода прольется.
   Порой  люди  обвиняют  нас  в  безнравственности,   когда,   зная   о
надвигающемся бедствии, мы храним молчание. По думайте о том,  что  одна
жертва  всегда  лучше,  нежели  две.  На  сегодня  лекция  окончена,   к
завтрашнему дню прочитайте первые двадцать глав "Силлогизмов" Миконда  и
будьте готовы отвечать на вопросы.
   Учитель замолчал и, пока студенты собирали вещи, направился к выходу.
Алексий знал, что многие  не  поверят  ему.  Они  скорее  заключат,  что
Патриарх и его коллеги пытаются сохранить в тайне  наиболее  действенные
приемы.  Пусть,  они  слишком  юны  и  самонадеянны,   чтобы   навредить
кому-нибудь, кроме самих себя.
   Ожидая, пока  последние  ученики  покинут  аудиторию,  болтая  о  чем
угодно,  кроме  только   что   услышанного,   Алексий   вновь   предался
размышлениям о девушке и проклятии. Оно  не  давало  ему  покоя,  словно
песчинка, попавшая под веко. Куда девушка исчезла?  Может  быть,  стоило
расспросить студентов, но вряд ли девчонка стала заводить знакомства, не
рассчитывая оставаться здесь надолго. Кроме того, в сравнении с ней  все
учащиеся выглядели безнадежно юными и незрелыми, а кто рискнет  доверить
свои секреты невинным детям? Алексий не сомневался, что, если бы девушка
поведала им о проклятии и открыла причину своего ухода,  среди  новичков
уже  нашлась  бы  пара  идиотов,  решивших  самостоятельно   кого-нибудь
проклясть. В лучшем случае их попытка просто провалилась бы.
   Патриарх Перимадеи, разыскивающий студентку, которая  оставила  школу
на второй день после начала занятий, а весь первый вечер провела  в  его
келье! Алексий представил как развлекались бы его  подчиненные,  случись
им узнать об этом. Но они не узнают.  Патриарх  найдет  способ  исцелить
себя от последствий того злосчастного вечера.
   Алексий почувствовал, что кто-то нагоняет его, но головы не повернул,
лишь немного замедлил ход.
   - Обворожительно!  -  Патриарх  узнал  голос  Геннадия,  Архимандрита
Академии, но прибавлять  шагу  уже  было  поздно.  -  Каждый  год  здесь
появляется пятьсот новичков, и уже  через  две  недели  они  выглядят  и
говорят, как их предшественники. Хотел бы я знать, это мы  оказываем  на
них такое влияние или молодежь в принципе не меняется?
   - Подозреваю, верно и то, и другое, - ответил  Алексий.  -  Какой  бы
яркой индивидуальностью ни обладал  студент,  попав  сюда,  он  вынужден
научиться походить на своих товарищей во всем:  в  одежде,  привычках  и
взглядах. Самое лучшее, что можно сказать о юности, - это что раньше или
позже она все равно заканчивается.
   Они привычно обменялись парой  эпиграмм,  и  Патриарх  надеялся,  что
теперь коллега оставит его одного. Ничего  подобного,  сегодня  Геннадий
был настроен поговорить.
   - Я с грустью думаю о том, что сам когда-то  был  молод,  -  вздохнул
Архимандрит. - Полагаю, что был, хотя прошло много времени теперь уже  и
не вспомнить. Сколько я себя помню, мне всегда было столько лет. Но  мои
друзья стареют.
   - Интересно почему, пробормотал Патриарх, однако вслух произнес:
   - Я читал, что, когда человек  достигает  определенного,  подходящего
для него возраста, перестает меняться, хотя тело его продолжает стареть.
   - В таком случае я остановился на сорока трех, прожурчал Геннадий.
   Неожиданно для себя Алексий спросил:
   - В самом деле? А почему сорок три?
   - В этом возрасте я впервые  прочитал  "Сборник",  -  просто  ответил
собеседник. - А что же ты?
   - Не думаю, что я уже достиг твоих лет,  -  признался  Алексий.  -  Я
точно помню, как мне исполнилось три. Я тогда долго не мог  понять,  что
значит быть трехлетним. Потом  мне  долгое  время  было  семнадцать,  но
сейчас уже точно больше. Думаю, я перестал быть семнадцатилетним,  когда
осознал, что не боюсь своего непосредственного начальства.
   - А потом?
   - А потом я стал Патриархом, - усмехнулся  Алексий.  Теперь  я  боюсь
своего непосредственного подчинения, но это почти одно и то же.
   Архимандрит важно покивал.
   - Сменим тему, - сказал он, - ты хорошо себя чувствуешь?
   Алексий остановился и, чтобы  скрыть  изумление,  задумчиво  погладил
бороду.
   - Это настолько очевидно?
   - Дорогой друг, ты ходишь как  человек,  у  которого  нога  попала  в
капкан. С моей стороны не будет большой дерзостью предположить, что  ты,
экспериментируя с Законом, напоролся на  скрытые  грабли  и  получил  по
носу?
   - Ты ошибся. - Алексий слабо улыбнулся. - По  тому  что  я  прекрасно
знал, с чем имею дело. Я наложил проклятие, и, кажется, мы с  ним  плохо
уживаемся.
   - Понятно. Я знаю этого человека?
   Патриарх замер в нерешительности. Геннадий имел  привычку  появляться
не вовремя, часто был зануден, всегда -  напыщен  и  высокопарен,  но  в
целом его отличало отсутствие темных намерений и скрытых  амбиций,  а  в
письменных  трудах  обнаруживался  проницательный  и  практичный  ум   в
сочетании с блестящим интеллектом. И Алексий крайне нуждался в помощи.
   - Сомневаюсь, - в конце концов  произнес  Патриарх.  -  Это  адвокат,
некий Бардас Лордан, с которым, нужно добавить, я никогда не ссорился. Я
наложил проклятие по просьбе одной особы, и,  может  быть,  поэтому  мне
сейчас так плохо.
   Геннадий прикусил губу, стараясь подавить усмешку.
   - О, в таком случае могу тебя поздравить, - сказал он. Качество твоей
работы просто великолепно. Я ведь всегда был любезен с тобой, не так ли?
   - А что случилось. - Старец удивленно приподнял бровь.
   - Как, ты не знаешь? Так  случилось,  что  я  инвестировал  небольшую
сумму денег в концерн, который  продает  и  покупает  уголь.  Сейчас  их
интересы пересеклись с конкурирующей картелью  и  дело  дошло  до  суда.
Наших оппонентов будет представлять Бардас Лордан.
   - Понятно. А вас?
   - Зиани Олвис, - улыбнулся Геннадий. - Не сомневаюсь, что ты слышал о
нем.
   - Я не хожу на суды, - вздохнул Патриарх, - Но имя  говорит  само  за
себя. Он очень хорош?
   - Можно сказать и так. Я  слышал,  что  в  спортивных  кругах  ставки
составляют сто двадцать к одному в случае победы  Лордана,  но  желающих
нет.
   - Понятно. - Алексий задумчиво кивнул. - В таком случае  настоятельно
рекомендую тебе поставить на него свой последний золотой. - И, глядя  на
изумленного собеседника, добавил:
   - И поставь еще пятьдесят для меня.
   - Мой дорогой друг, - в  замешательстве  пробормотал  Архимандрит,  -
скромность - лучшее из всех качеств, но не кажется ли тебе, что ты зашел
в ней слишком далеко? Сам  факт  поединка  свидетельствует  о  том,  что
проклятие подействовало.
   - Ты не совсем меня понял. Мое проклятие обрекло  его  на  смерть  от
руки определенного человека. И это не Зиани Олвис.
   - Ясно. - Геннадий выглядел удрученно. - Что ж, это очень  неприятно,
учитывая, что я уже сделал крупную ставку на Олвиса, но думаю,  я  смогу
найти несколько монет,  чтобы  покрыть  потери.  С  твоей  стороны  было
чрезвычайно  любезно  спасти  бедняка  от  неминуемой  нищеты.  В   свою
очередь...
   Алексий принял предложение легким наклоном головы.
   - Должен признать, мне  действительно  нужна  помощь.  Это  проклятие
оказалось ужасно клейким. Должно быть, я  проделал  лучшую  работу,  чем
предполагал.
   - Проклятия похожи на стряпню с чесноком: добавишь  лишний  зубчик  -
испортишь все блюдо.  Ты  сам  придешь  в  Академию  или  мне  заглянуть
вечерком?
   Патриарх задумался.  Для  сохранения  равновесия  будет  лучше,  если
процедура пройдет где-нибудь в другом месте, подальше от его  братьев  в
Законе.
   - После обеда в Академии, - решил он. -  К  тому  времени  твои  люди
будут на капитуле.
   - И я вместе с ними, - добавил Архимандрит, - по личному  приглашению
Патриарха.
   - Скорее по неотложным  делам  Ордена,  -  ответил  Алексий,  -  что,
собственно, не слишком далеко от истины. С того вечера я  совершенно  не
могу сосредоточиться. Канцелярская работа валится из рук, не говоря  уже
о чтении.
   - В таком случае сегодня вечером после обеда.
   - Спасибо тебе.
   Геннадий  поспешил  прочь,  постукивая  каблуками  модных  туфель  по
мощеному полу. Любопытная личность, подумал Алексий. На протяжении  семи
лет  занимать  должность  Архимандрита  Академии,  которая,  по   мнению
большинства, лишь скучная, хотя и  неизбежная  формальность  на  пути  к
патриаршему креслу, и за  это  время  ни  разу  не  предпринять  попытки
ускорить свое продвижение. Еще три  года  назад  Геннадий  мог  получить
Патриархат в Кании, но предпочел  уступить  его  своему  Архидьякону  (к
которому испытывал чувство глубокого отвращения) и вообще  расценил  это
предложение как личное оскорбление.
   Несмотря на все вышесказанное, Геннадий являл собой образец типичного
карьериста: младший сын влиятельного  лица,  имеющий  крупные  земельные
владения и  солидные  инвестиции,  унаследованные  от  матери,  человек,
которого обхаживали все чиновники, начиная с  окружных  старост  Алексий
покачал головой - что ж, возможно, холодные ветра и ночные штормы  Кании
не отвечали запросам Архимандрита. Хотя не исключено, что в глубине души
Геннадий действительно честный человек. Любопытно, что  Патриарх  больше
склонялся к последнему.
   Ужин был в самом разгаре,  когда  Алексий  незаметно  выскользнул  из
своей кельи  и  направился  по  извилистым  улочкам  Среднего  города  к
Северной  лестнице.  Ворота  были  заперты,  но  стражники  узнали  его.
Поскольку никто никогда не видел обитателей  Верхнего  города,  Патриарх
являлся  олицетворением  власти,  серьезный  недостаток  для   человека,
решившего выйти в город инкогнито. Тем не менее Алексий сумел  добраться
до Академии неузнанным, его даже не ограбили по дороге. Остановившись  у
ворот, Патриарх постучал в створку набалдашником прогулочной трости.
   - А, вот  и  ты,  -  приветствовал  его  Геннадий  сквозь  раздвижное
окошечко в двери. - Я уже начал беспокоиться, что ты не придешь.
   Апартаменты Архимандрита в  пять  раз  превосходили  размерами  келью
Патриарха  и  были  обставлены  с  большим  вкусом:  вдоль  стен  стояли
золоченые резные стулья, по стенам  развешены  дорогие  гобелены  ручной
работы, на низком помосте возвышалась огромная кровать  под  балдахином;
несколько замечательных шкатулок и сундучков орехового  дерева,  высокий
стол, инкрустированный перламутровой мозаикой с изображениями охотничьих
сцен, подставка для ног из полированного  китового  уса  и  великолепный
серебряный винный сервиз - все совершенно  новое,  пахнущее  камфарой  и
пчелиным носком, У Патриарха не возникло и тени сомнения,  что  Геннадий
может  назвать  рыночную  цену  всей  обстановки  и  любого  предмета  в
отдельности.
   - Не одобряешь, - спокойно констатировал Архимандрит.
   - В общем, нет, - покачал головой Алексий. - Ты  живешь  как  крупный
феодальный сеньор, каковым в конечном итоге и являешься.  Красивые  вещи
меня слишком отвлекают, но я же не варвар, чтобы  отрицать  красоту  как
таковую. В любом случае ты ценишь их значительно выше, чем глупые бароны
и  расчетливые  торговцы,   которые   наполняют   свои   дома   дорогими
безделушками лишь для того, чтобы доказать  себе  и  другим  собственную
значимость.
   - И все же ты осуждаешь, - заметил Геннадий. - По правде  сказать,  я
бы  с  радостью  обменял  все  это  великолепие  на  твою  мозаику,   но
сомневаюсь, что она продается.
   - Не  исключено,  что  когда-нибудь  она  будет  твоей,  -  улыбнулся
Алексий. - Или ты и дальше намерен притворятся, будто тебя не интересует
патриаршее кресло?
   - Не уверен, что я подхожу для этой должности,  -  раздраженно  повел
плечом Геннадий, - во всяком случае, на данный момент.
   - Честный ответ на прямой вопрос. Предупреждаю, что  это  не  значит,
будто я поверил тебе.
   - Честный ответ не обязательно искренний, -  усмехнулся  Геннадий.  -
Может, прекратим пикировку и перейдем к делу?
   - Согласен, кивнул Патриарх.
   Когда Алексий  закончил  свой  рассказ,  Архимандрит  сидел  в  своем
великолепном кресле, поджав ногу, и задумчиво поглаживал  свой  короткий
прямой нос указат