сибо",  -
задавался вопросом Алексий, наблюдая за ее движениями. Она почти исчезла
в дверном проеме, когда старец окликнул ее.
   - Как твое имя?
   - Исъют <Скандинавское женское имя, более известное  как  Изольда>  -
пришел ответ из темноты, - Исъют Хедин.
   -  Увидимся  на  занятиях,  -  произнес  он  в  уже  закрытую  дверь,
уверенный, что девушка не придет.
   Минус  один,  осталось  четыреста  девяносто  девять.  Когда   явился
послушник, чтобы опустить люстру в трапезной,  Алексий  швырнул  в  него
рукопись.
 
ГЛАВА ВТОРАЯ 
 
   Исторически сложилось, что лучший путь к острову,  на  котором  стоит
Перимадея старейший и прекраснейший из городов пролегает с моря. Сначала
из-за  горизонта  выплывает  верхушка  маяка,   затем   словно   зеленые
кукурузные стебли, показываются башни Филакса  и  шпили  Фронтистерьона.
Вскоре после этого из воды появляется  сама  гора,  и  перед  странником
открывается дальняя панорама Тройственного Города: горная  вершина,  над
ко торой величественно возвышаются беломраморные  постройки,  увенчанные
золотыми куполами.
   Невежественные язычники, чей разум замутнен  верой  в  несуществующих
богов, тут же понимают, что это  единственное  место,  где  их  божества
могли бы жить. Поэтому когда пришельцам говорят, что  в  Верхнем  городе
находится   резиденция   императорской   фамилии,   они   с    легкостью
отождествляют  правителей  с  богами  -  ассоциация,   которой   успешно
пользуется уже не одно поколение перимадейских дипломатов. Никто никогда
не выходит из  ворот  Верхнего  города,  а  потому  некому  опровергнуть
заключения варваров.  Да  собственно  говоря,  перимадейцы  особо  и  не
пытаются.
   Под бело-золотой короной лежит Средний город - захватывающий лабиринт
из дворцов, замков, банков, торговых залов и  общественных  зданий  всех
видов,  перемежающихся  роскошными  частными  резиденциями   богатых   и
могущественных. Состоятельные перимадейцы прилагают много усилий,  чтобы
их  дома  выглядели  как  великолепные,  внушающие  трепет  министерские
здания. Толпы обескураженных послов  и  торговцев  часами  слоняются  по
коридорам и переходам величественных сооружений Среднего города, чтобы в
конце концов обнаружить, что находятся в чьем-то частном владении.
   Нижний город открывается, лишь  когда  корабль  вплотную  подходит  к
пристани. До этого момента он скрыт за огромными каменными волнорезами -
бессменными стражами Перимадеи на  протяжении  вот  уже  семи  столетий.
Огромный и шумный Нижний город ничем не  отличается  от  любого  другого
города на свете:  кругом  шум,  суета  бесчисленное  количество  домишек
беспорядочно громоздятся под  склоном,  словно  груда  пустых  устричных
раковин.
   Если же  приближаться  к  городу  по  реке,  в  дельте  ко  торой  он
расположен, открывающийся вид  несколько  менее  эффектен.  Проплывая  в
узкой долине  между  холмов,  путешественник  видит  всю  гору  целиком,
земляные валы не скрывают Нижний город, как это делают волнорезы. С реки
Перимадея выглядит огромным мегаполисом, со всех сторон окруженным водой
-  неприступным,  надменным,  безгранично  богатым,  -   но   вовсе   не
обязательно жилищем богов.
   Еще  одно  преимущество,  которого  лишен  путешествующий  по   реке:
благодаря  ветрам,  преимущественно  дующим  с  моря,  запах  становится
ощутимым, лишь когда корабль бросает якорь в заливе Золотого Полумесяца.
Но, с другой стороны, странствующие по реке имеют возможность постепенно
к нему привыкнуть, тогда как моряки  испытывают  неприятное  потрясение,
ступая на берег великого города.
   Что касается  перимадейцев,  едва  ли  один  из  ста  догадывается  о
существовании запаха. Более того, впервые оказавшись за воротами города,
они находят местный воздух разреженным и пресным. И  это  неудивительно:
коренные  горожане  с  молоком   матери   впитали   способность   дышать
непередаваемой  смесью  из  древесного  и  угольного  дыма,  к   которой
примешиваются запахи горящей кожи, бродящего вина, возгоняемого  спирта,
а также всевозможные ароматы из многочисленных стеклодувных и  кирпичных
мастерских, парфюмерных лавок, булочных, кондитерских, конского  навоза,
человеческого  пота  и  гниющих  морских  водорослей.  Все  вместе   они
составляют букет, равный которому не встретишь более нигде в мире.
   Отряд Темрая двигался вдоль  западного  рукава  реки  с  высокогорных
равнин и, следовательно, вошел в город  через  Черные  ворота  и  Гуртов
мост. Сразу за воротами дорога превращалась  в  главную  улицу  квартала
деревянных дел мастеров.
   Первое, что увидел Темрай в Городе Мечей, была костемольная мельница,
приткнувшаяся слева у самых ворот, -  не  лучшее  зрелище  для  молодого
человека, впервые в жизни покинувшего родные равнины. Из глубокой канавы
поднимался огромный деревянный обод с широкими лопастями. Кто-то  пробил
дыру в городской стене на высоте семи футов, и через это отверстие  вода
из реки падала на лопасти, заставляя колесо вращаться.  Хитрый  механизм
выпускал отработанную воду через меньшее  отверстие  несколькими  футами
ниже, не пуская речной поток внутрь. Колесо поворачивалось  вокруг  оси,
сработанной из гигантских размеров соснового  ствола,  на  другом  конце
которого было закреплено колесо поменьше,  сплошь  утыканное  колышками.
Оно цеплялось за аналогичное устройство, расположенное под прямым  углом
относительно первого. По сути,  мельница  являла  систему  разнообразных
колес, которые, вгрызаясь  друг  в  друга  словно  стая  бешеных  собак,
приводили в действие жёрнова. Но больше всего поражало то, что, хотя ось
поворачивалась довольно медленно, колесо вращалось значительно  быстрее,
превращая кости в тонкую пыль.
   Ни разу в жизни Темрай не  видел  в  одном  месте  такого  количества
костей - даже в Сковунде, на месте битвы западного и восточного  кланов,
случившейся три поколения  назад,  их  было  меньше.  На  краю  насыпной
воронки стояли два человека  и  перемешивали  кости  широкими  лопатами.
Большей частью там были кости крупных животных - быков, лошадей, коз, но
попадались и человеческие. Слышалось похрустывание, как если  бы  лошадь
шла по сухому хворосту, только значительно громче.
   - Зачем это? - обратился Темрай к мужчинам с лопатами.
   Ответа не последовало. Он не слышали его, да если бы и  слышали,  все
равно не могли бы ответить, так как не понимали выговора жителей равнин.
В этот  момент  юношу  потянули  за  рукав,  и  владелец  медной  лавки,
прилегавшей к мельнице, объяснил:
   Костяная  мука  высоко  ценится,  фермеры  посыпают  ею  поля,  чтобы
повысить урожай.
   - А-а, - протянул Темрай, - ясно. Спасибо.
   - Ты с равнин, да?
   Юноша кивнул. Он обнаружил, что прекрасно понимает лавочника, но  его
распевная  речь   неприятно   режет   слух.   Перед   отъездом   старики
предупредили, что горожане скорее поют, чем говорят,  но  до  настоящего
времени Темрай не представлял, как такое возможно.
   В таком случае,  -  пропел  лавочник,  ты  непременно  должен  купить
настоящий перимадейский медный чайник...
   Объяснив, что у него нет денег (по счастью,  торговец  поверил  ему),
Темрай поспешно направил свою лошадь  к  вершине  холма,  где,  как  ему
сказали, находился  городской  арсенал.  По  пути  всаднику  встретилось
огромное количество  лавок  и  мастерских:  один  ремесленник  обтачивал
резцом ножку кресла, другой прилаживал  к  арбалету  новое  гнездо;  два
дюжих парня  проделывали  отверстие  в  чугунном  колесе  сверлом  таких
размеров, что Темрай замер от изумления; плотники  присоединяли  раму  к
внушительному прессу, предназначенному, по-видимому, для давления олив.
   Изумление  странника  было  столь  велико,  что  он  едва   не   снес
выставленные на продажу товары уличных торговцев,  поскольку  совершенно
не смотрел, куда ступает его лошадь.
   Невероятно, что все эти вещи сделаны человеческими руками отметил про
себя Темрай. Быть человеком значило много  больше,  чем  он  представлял
себе.
   И это город, в  котором  он  планировал  работать  (и  зарабатывать!)
оружейником.  Неужели  возможно,  что  в  этом  городе,  со  всеми   его
невообразимыми машинами и орудиями, не знают чего-то, что знает он? Будь
это только его выбор, Темрай бы не рискнул. Но таково  решение  рода,  а
потому, привязав лошадь к внушительной двери, ведущей в  арсенал,  юноша
направил свои стопы в боковую дверь.
   Ему в отличие от большинства  его  соотечественников  уже  доводилось
бывать внутри зданий. Темрай помнил свои ощущения  от  пребывания  между
потолком и полом в окружении четырех стен. Нельзя сказать, что опыт  был
приятным, но это его больше не беспокоило. Однако открывшееся перед  ним
помещение разительно отличалось от всех остальных. Кромешную  тьму,  как
внутри отцовского шатра, озаряли багряные сполохи. Зарево и жар исходили
от огромных печей, из которых нотные полуобнаженные мужчины  выхватывали
полосы раскаленного железа и помещали их в длинные ряды одинаковых форм,
окружавших печи, как поросята свиноматку.
   Шум стоял невообразимый. Дома Темрай не знал лучшего звука, чем  звук
кузнечного молота, но здесь,  похоже,  ковкой  занималась  добрая  сотня
духов грома. Когда глаза немного привыкли к свету, юноша смог определить
источник шума: его производила батарея гигантских механических  молотов.
Толстые брусья поднимали их вверх, пока на определенной  высоте  скрытый
механизм не отпускал их. Позади молотов Темрай заметил еще одно  колесо,
похожее на мельничное, но значительно больше. Поразительно, как  местные
люди сумели заставить реку выполнять за себя работу. Сама мысль об  этом
казалась кощунством, все равно что поработить богов. Но,  по  слухам,  в
этом городе не было богов. Возможно, подумал Темрай, со своими  машинами
перимадейцы в них не нуждались.
   - Эй, ты!
   Юноша обернулся и обнаружил перед собой толстого коротышку с  перьями
седых волос по краям сияющей лысины. Темрай улыбнулся.
   - Ты, - повторил человек. Тебе чего надо?
   Как и все  в  этом  помещении,  мужчина  был  обнажен,  лишь  повязка
грязно-белой ткани прикрывала бедра.  Естественно,  мелькнуло  в  голове
юноши, при такой-то жаре. Однако сноп искр, вырвавшийся  из  распахнутой
печи, заставил его усомниться в верности  своего  суждения  -  уж  лучше
потеть в рубахе, чем сжечь кожу.  И  здесь  Темрай  собирался  работать.
Юноша с трудом подавил в себе желание убежать.
   - Пожалуйста, произнес он, - мне нужна работа.
   Мужчина поглядел на него, словно Темрай попросил луну с неба.
   - Работа, - повторил коротышка.
   - Да, - ответил юноша, - пожалуйста. Я пришел с равнин, я оружейник.
   Брови  собеседника  взлетели  к  самой  лысине,  и  он  не  доверчиво
переспросил:
   - Неужели?
   Темрай едва не расхохотался. Проживи он здесь  всю  оставшуюся  жизнь
(не приведите боги!), ему все равно не привыкнуть к их манере говорить.
   - Да, - ответил молодой человек, не  зная,  что  еще  добавить.  -  Я
привез с собой припой. Хотите взглянуть?
   Мужчина кивнул, из чего Темрай сделал вывод, что  тот  не  против,  И
потянулся за своей сумой, откуда извлек пять прутьев  тонкой  серебряной
проволоки, которую так ценили эти удивительные  люди.  Коротышка  принял
прутки настолько благоговейно, словно ему протянули  душу  его  покойной
бабушки.
   - Знаешь, как с этим работать?
   - И с ним, и с медью, и с обыкновенным свинцом, - ответил Темрай.
   - Юный мастер, - пробормотал собеседник,  поди  ж,  договора  еще  не
выполнил.
   - Простите?
   - Ну, договор. Подмастерье... А-а, забудь. Иди за мной.
   По счастью, часть помещения, куда  его  увлек  мужчина,  прилегала  к
высокому окну. Впервые после  того,  как  Темрай  шагнул  за  порог,  он
почувствовал, что может видеть.  Здесь  находились  наковальни,  надежно
установленные на ильмовых бревнах. Над ними рядами висели молоты, щипцы,
клещи, зубила и другие предметы кузнечного дела все до боли знакомые  по
сравнению с непонятными и  удивительными  приспособлениями  заполнявшими
остальную часть комнаты. Здесь же находился маленький горн с  мехами  из
козлиных шкур, в котором малиново светилось лезвие  меча.  Рядом,  возле
глиняного кувшина с плавнем, были свалены палочки цинкового и свинцового
припоя. Неожиданно Темрай осознал, что от него требуется, и  это  знание
привело его в великолепное расположение духа.
   В любой части света мечи делают примерно по одной схеме: берут мягкий
железный стержень, плотно обматывают его железной проволокой или  лентой
и, раскалив  до  красна,  превращают  в  единое  целое.  Грани  делаются
отдельно: расплавленные старые подковы и гвозди  отковывают,  нагревают,
снова отковывают, прокаливают в горне  на  угле,  свернувшейся  крови  и
мездренной коже и таким образом превращают в сталь. После  этого  клинок
приобретает прочность и способность прорезать более мягкие материалы, из
которых делают шлемы и доспехи, но при этом  сохраняет  упругость  и  не
становится хрупким, как глиняная чашка. При наличии у  кузнеца  времени,
терпения и элементарных навыков не составляет  большого  труда  отковать
отдельные части. Самое сложное - соединить их в единое целое,  используя
припой и плавень.
   Темрай выбрал пару клещей, выхватил  из  огня  раскаленный  клинок  и
внимательно осмотрел его. Лезвия были прикручены к стержню, и  по  всему
шву мерцали крошки раскаленного плавня.
   - Плохо, - произнес пришелец.
   Лысый нахмурился, но Темрай не обратил на это внимания. Когда  клинок
остыл, он снял щипцами хрупкую проволоку и простучал по краям  небольшим
молотом. Из  сумки  молодой  человек  достал  бараний  рог,  заполненный
мельчайшим белым порошком -  особым  плавнем,  в  котором  и  заключался
главный секрет его народа.
   Вытряхнув на плоский камень несколько  щепотей  порошка,  чужестранец
сгреб их в кучку, плюнул и размещал концом мизинца, пока не образовалась
густая однородная смесь.  Затем,  предварительно  очистив  заготовку  от
остатков обгоревшего плавня, аккуратно  нанес  приготовленную  смесь  на
место сочленения стержня и граней, следя  за  тем,  чтобы  слой  был  не
слишком толстым. Лысый  протянул  парню  проволоку  которой  тот  плотно
обмотал будущий меч. Убедившись в надежности своей работы, Темрай  сунул
клинок обратно в печь и принялся энергично качать мехи, пока жар не стал
почти нестерпимым.
   - Нужно раскалить его, - объяснил он, - иначе серебро не расплавится.
   Вся  хитрость  заключалась  в  том,  что  здесь  в  качестве   припоя
использовали цинк, медь или, что еще хуже, свинец и олово. Жители равнин
были искуснее: три части меди, одна часть цинка и шесть  частей  серебра
образовывали сплав, который тек как вода при более низкой температуре  и
намертво сплавлял сталь с железом, как не соединят ни цинк, ни тем более
свинец.
   Когда клинок стал  ярко-оранжевым  Темрай  достал  из  сумки  палочку
припоя, окунул ее в остатки плавня и плюнул - на удачу.  Затем  выхватил
заготовку из огня и быстро - пока не остыла - провел припоем  по  местам
швов. Коснувшись раскаленного металла,  серебряная  палочка  зашипела  в
мгновенно исчезла в  узкой  трещине,  оставив  лишь  белую  дорожку  под
сероватой поверхностью клинка.
   Покончив с обеими сторонами, Темрай снова поместил заготовку в печь и
начал бормотать молитву к кузнечному богу (нельзя  сказать,  что  кузнец
ожидал, будто бог услышит его слова из столь отдаленного  места,  просто
молитва занимала ровно столько времени сколько требуется,  чтобы  припой
намертво соединил швы). После этого клинок был вновь извлечен из огня, и
Темрай быстро огляделся в поисках сосуда с растительным маслом.
   - Нет, - удивленно ответил коротышка на  его  вопрос,  -  есть  вода.
Зачем тебе масло?
   -  Масло,  -  повторил  кочевник,  -  растительное,  если  найдете  -
сливочное или жир, если нет.
   Пожав плечами, хозяин удалился. Несколько секунд спустя  он  появился
вновь, держа в руках высокий кувшин, полный прогорклого жира.
   - У нас его используют как топливо. Для закалки нужна вода.
   - Нет, - как можно мягче возразил Темрай, - лучше всего  растительное
масло, но подойдет и жир. В воде лезвие остывает слишком быстро,  и  шов
становится слабым.
   Клинок с шипением погрузился в жир, окутавшись клубами вонючего дыма,
и  оставался  там  ровно  столько,  сколько  времени   требовалось   для
троекратного призвания духа огня, после чего был извлечен и  погружен  в
бадью с водой для полного остывания.
   - Все, - сказал чужестранец.
   - Все? - переспросил лысый.
   - Да.
   - Не может быть. - Собеседник недоверчиво повел плечом. -  Я  слышал,
что твой народ использует магию. Ну, всякие заговоры, заклинания...
   - Никакой магии, покачал головой Темрай. - Только серебро и  плавень.
И масло. Лучше растительное, но если нет - годится сливочное или жир.
   Мастер положил меч на наковальню, уповая, что нигде не ошибся  и  что
под коркой, которую он сейчас удалит,  скрывается  полоска  великолепной
серебристой стали гладкой, без единой выемки или кармана.  Результат  не
разочаровал его - клинок действительно удался.  Темрай  обил  проволоку,
взял с полки небольшой  напильник  и  аккуратно  сточил  несколько  едва
заметных  пуговок  стали,  гордо  возвышавшихся  над   идеально   ровной
поверхностью   меча.   Оставалось   лишь   медленно   нагреть   его   до
темно-малинового цвета и затем быстро поместить в воду (а не в  жир  или
масло), отполировать и наточить грани - элементарное  дело,  его  мастер
всегда оставляет ученикам.
   И все же удивительно что в Городе Мечей, где  любой  вопрос  решается
силой оружия, люди не умеют правильно отковать клинок.  А  на  равнинах,
где к мечам прибегают в последнюю очередь, оружейники обладают  знаниями
и великолепным мастерством, которое мало ценится народом лука и  стрелы.
Философия проста: если ты позволил врагу подойти настолько  близко,  что
он может использовать меч, значит, ты допустил ошибку.
   Хозяин мастерской задумчиво созерцал клинок и теребил подбородок.  Он
осмотрел обе поверхности,  несколько  раз  провел  по  шву  указательным
пальцем  и  неожиданно  что  есть  силы  швырнул  меч  острием  вниз  на
наковальню.  С  оглушительным  лязгом  клинок  врезался  в   наковальню,
прочертил глубокую борозду шириной с тетиву лука,  на  мгновение  замер,
отскочил вверх, ударился о руку толстяка и с грохотом упал на пол.
   Ты принят, - бросил хозяин. - Пять золотых четвертаков в месяц.  Будь
здесь завтра через час после рассвета. - Он потер правую ладонь  большим
пальцем левой, после чего добавил:
   - Я найду масло. Оливковое подойдет?
   Темрай пожал плечами:
   - Не знаю. В моей стране мы используем очищенный жир. Думаю, ваш сорт
будет не хуже нашего.
   За пять серебряных монет ему сдали угол  в  комнатушке  на  постоялом
дворе. Хозяйка, ворчливая  сухопарая  старуха,  пробормотала  что-то  по
поводу всяких варваров в ее чистой уютной гостинице (правда,  на  взгляд
Темрая,  комната  была  грязновата,  в  углу  шумно  совокуплялась  юная
парочка, а рядом с его циновкой умирал старик, на которого никто,  кроме
"варвара", не обращал  внимания,  но,  очевидно,  данные  обстоятельства
включались в понятие уюта) и дважды удостоверилась, что новый  постоялец
понял насчет недопустимости домашних животных и что еда  предоставляется
только за отдельную плату.
   Глядя на малоаппетитную массу, покрывавшую тарелки на столах в  общей
комнате, Темрай решил, что он, пожалуй, сам добудет себе пропитание. Что
касается животных, лошадь он продал тем же вечером за два золотых  (дома
за ту же сумму  можно  приобрести  целый  табун  породистых  скакунов  и
конюшню в придачу).
   Итак,  полдела   сделано,   с   удовлетворением   отметил   кочевник,
растянувшись на циновке и положив голову на аккуратно свернутый дорожный
плащ. Если ничего не случится, он без  особых  затруднений  выяснит  все
необходимые отцу сведения: в каких местах непрочны стены,