го стула,  угрюмо
кивнул и ничего не ответил. Казалось, он счастлив, что сестра взяла этот
трудный разговор на себя.
   - В свою очередь, - обратился Геннадий к девушке, -  я  хочу  просить
вас об услуге.
   - Конечно, что  мы  можем  для  вас  сделать?  -  с  сияющей  улыбкой
воскликнула Ветриз. Вам нужно, чтобы мы привезли какой-то товар или?..
   -  Нет,  -  покачал  головой  ученый,  -   это   скорее   связано   с
обстоятельствами нашей прошлой встречи. Должен признаться, мы с Алексием
были не до конца честны с вами.
   - Что? Вы имеете в виду... Как замечательно интересно! Вы ведь имеете
в виду магию? Ах, я забыла, вам не нравится, когда так говорят.
   Стук в дверь оборвал восторженный монолог Ветриз. В келью  вошла  все
та же девушка с подносом в руках.
   - Благодарю, мы разольем сами, - твердо произнес Архимандрит.
   Девушка вышла с видом, будто ее обманули.
   - Венарт, вы уверены, что не хотите составить нам компанию?
   - Нет, благодарю вас. От вина со специями у меня болит голова.
   Геннадий разлил вино по чашам и галантно протянул одну Ветриз.
   - Не возражаете, если я буду говорить без обиняков? Дело в том, что в
тот день Алексий солгал, сказав, что эксперимент провалился.  Понимаете,
тогда произошло что-то, - Архимандрит задумался, опустив глаза в чашу, -
с чем никто из нас раньше не  сталкивался,  почему,  собственно,  мы  не
стали вам ничего говорить - скорее даже от смущения,  ведь  нас  считают
профессионалами в данной области. Кроме того, нам тогда казалось, что мы
это придумали - игра воображения и тому подобное, - бесстрастно  добавил
ученый. Однако позднее я пришел к выводу, что это  не  выдумка,  поэтому
сейчас я прошу вашего  согласия  повторить  попытку.  Геннадий  перестал
вертеть в руках чашу и поставил ее на стол. - Чтобы быть с вами до конца
честным, должен заметить, что я не уверен, что Алексий одобрил  бы  этот
шаг, но в сложившейся ситуации я чувствую  себя  обязанным  использовать
любую возможность, чтобы остановить опасность. В любом случае мы  ничего
не теряем.
   По  мере  того  как  Архимандрит  говорил,  глаза  Ветриз  постепенно
расширялись и в конце  концов  стали  похожи  на  два  огромных  сияющих
зеркала.
   - О да, - воскликнула она, - конечно, давайте  попробуем!  Ты  же  не
будешь упрямиться, Вен? Потому что, если мы действительно можем  помочь,
мы должны это сделать - эти люди так добры к нам!
   - Продолжайте, - покорно отозвался  Венарт.  -  Полагаю,  ваши  слова
больше относятся к моей сестре, - добавил молодой человек,  обращаясь  к
Геннадию. - Насколько я помню, я тогда попросту заснул.
   - Все указывало на то, что действительно влияние на события оказывала
скорее ваша сестра, - ответил ученый, поглаживая подбородок. - Но я ни в
чем  не  уверен.  Понимаете,  единственное,  что  мы  можем   утверждать
наверняка, так это то, что ни  один  из  вас  не  сознает,  какой  силой
обладает и что делает. А  потому  с  тем  же  успехом  натуралом  можете
оказаться вы.
   - Что ж, давайте рискнем, если вы считаете, что это поможет, -  пожал
плечами Венарт.
   - Великолепно. - Геннадий отхлебнул вина, удивляясь, насколько светла
и легка его голова. - Вначале я хотел бы вкратце объяснить, как работает
Закон в этом аспекте - или, во всяком случае, наше понимание  того,  как
он работает. Я уже упомянул, что для нас это тоже terra incognita.
   Архимандрит начал говорить, и хотя  он  старался  делать  все,  чтобы
упростить и оживить свой монолог, мало-помалу его речь  становилась  все
более непонятной, наполнялась длинными труднопроизносимыми  терминами  и
понятиями, в комнате же царило приятное  тепло,  вино  было  удивительно
хмельным и сладким, и прежде чем ученый осознал, что происходит...
   ...он стоял на  одном  из  бастионов,  по-видимому,  в  самом  центре
сражения. Вокруг сновали люди с мотками веревки и  колчанами  стрел,  из
оперения которых все еще торчали остатки соломы. Живые переступали через
тела мертвых, со всех сторон доносились  стоны  раненых,  среди  которых
немало было как перимадейцев, так и кочевников. Каждую секунду  Геннадий
ощущал, как содрогается  под  ногами  земля,  и  неожиданно  понял,  что
причиной тому огромные валуны, летящие со стороны равнины и  врезающиеся
в  стену  чуть  ниже  крепостного  вала.  Слева  возвышался   гигантский
требушет, вокруг него суетились люди: одни лезли на опоры, другие сидели
верхом на перекладине, третьи подавали им инструменты и мотки веревки.
   Эта махина была сплошь утыкана стрелами, но враг тоже не оставался  в
долгу: в направлении стены их летели целые тучи; часть, попав в  кладку,
с лязгом падала вниз, другие, взвившись над крепостным  валом,  сыпались
на  улицы  города.  Однако  лучники,  державшие  оборону,  казалось,  не
обращали на них внимания, хотя Геннадий заметил, как один вдруг неуклюже
взмахнул руками и грохнулся на землю - стрела вошла  ему  точно  в  ухо;
другой выронил лук и схватился за древко, пронзившее правое плечо,  двое
мужчин тут же унесли раненого к лестнице, а на  его  место  встал  новый
воин.
   Архимандрит огляделся, стараясь отыскать Ветриз или ее брата,  но  не
нашел ни  одного  знакомого  лица.  Возле  уха  раздался  свист:  стрела
пролетела так  близко,  что  Геннадий  ощутил,  как  коснулось  щеки  ее
оперение. Им овладел внезапный ужас: все произошло так стремительно, что
он сначала принял смертоносное прикосновение за  крылья  насекомого  или
дуновение ветерка.
   "Проклятие, - промелькнуло в голове. - Как мне отсюда выбираться?"
   Он пристально всматривался в даль,  но  не  смог  разглядеть  ничего,
кроме несметного числа  людей,  во  все  стороны  бежавших  по  равнине.
По-видимому, в сражении наступил перёломный момент,  когда  определяется
исход всей битвы. Сейчас Геннадий горько жалел о том, что не разбирается
в военном деле: возможно, именно в этот момент вершились судьбы народов,
а для него все выглядело  бессмысленным  хаосом.  Сознание  собственного
бессилия приводило ученого в  ярость:  вместо  того  чтобы  вмешаться  и
спасти свой город, он вынужден бездействовать, боясь ошибиться  и  таким
образом лишь ускорить гибель Перимадеи.
   На лестнице раздался  топот  бегущих  ног.  Архимандрит  оглянулся  и
увидел Бардаса Лордана с луком в руках - по его  волосам  сбегали  капли
крови. Геннадий инстинктивно отступил в сторону,  хотя,  следуя  логике,
Лордан мог спокойно пройти сквозь него.
   - Цепь! - Выдохнул он. - Какой идиот забыл выпустить  цепь?  О  боги,
теперь нам придется вешать ее под стрелами. Вы, двое, висните на шестах,
остальное я  сделаю  сам.  Ее  нужно  лишь  растянуть  вдоль  крючьев  и
закрепить.
   В глазах воинов, к которым обращался  Лордан,  отразился  смертельный
ужас, и они в панике попятились в сторону. Командующий схватил  ближнего
за рукав, тот молча вырвался.
   - Да кто-то же должен это сделать! - отчаянно воскликнул Лордан. -  В
любую минуту они могут взобраться сюда, и тогда нам всем конец!
   Позади  раздался  свист:  стрела  ткнулась   в   кольчужную   рубашку
командующего на уровне бедра и  с  лязгом  отскочила  в  сторону.  Воины
развернулись и, не говоря ни слова, бросились бежать.  Геннадий  смотрел
им вслед, чувствуя, что не находит в себе сил упрекнуть их.
   "О  благие  боги,  он  собирается  сделать  это  сам!  -  Архимандрит
сосредоточился, пытаясь понять, как он может повлиять на ход событий.  -
Предположим, что он справится.  Это  остановит  захватчиков?  А  если  я
помешаю, мы все будем уничтожены. О боги, что же мне делать?!"
   Лордан взобрался на крепостной вал и перекинул ногу, отыскивая  шест.
Геннадий затаил дыхание.
   "Делай же что-нибудь!" - приказал он себе.
   - Проснитесь! - Ветриз легонько трясла его за плечо.
   - Что? - Ученый распахнул глаза.  -  О,  какая  неловкость!  Я  очень
сожалею, простите! - смутившись, произнес он и вернулся к объяснению.
   Затем все трое что есть сил старались заснуть, но безуспешно, в конце
концов гостей охватило такое смущение,  что  Геннадий  не  нашел  ничего
лучше, как выразить им свою благодарность и проводить, еще раз  пообещав
непременно  переговорить  с  полковником  Лорданом.  Вернувшись,  ученый
устало  присел  на  краешек  кровати,  равнодушно  допил  остатки  вина,
ставшего могильно-ледяным, и лег, чувствуя себя совершенно опустошенным.
   Им овладело отчаяние.
 
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ 
 
   Наступило утро. Темрай приказал растолкать  мулов  и  вывести  вперед
первую батарею требушетов.
   Полчаса  спустя  после  того,  как  машины   оказались   в   пределах
трехсотярдовой зоны, от  всех  пяти  остались  разве  что  дрова.  Землю
покрывал слой изломанных досок и камней, под которыми лежали трупы людей
и мулов. Такова была цена одного-единственного выстрела,  причем  снаряд
упал в реку. Темрай - бледный, всеми силами старающийся, чтобы его  люди
не увидели, что он дрожит, - приказал вторую и третью батареи  выдвигать
одновременно. Приступ начался.
   После следующего залпа, который дали с восточного  бастиона,  уцелело
семь требушетов. Им требовалось время на разворот и  перезарядку.  Между
залпами оставалось минут двадцать - если поднажать,  вполне  достаточно.
Темрай выслал еще десять машин. У защитников на стенах не  осталось  чем
стрелять. Наконец их новый залп уничтожил еще два требушета, но  на  сей
раз у механиков Темрая стояло наготове пятнадцать целых.
   - Не спешите, - крикнул он, - вспоминайте уроки стрельбы!..
   Кто-то из механиков отмахнулся - мол, не мешай, нам  некогда.  Первый
требушет дал промах, камень врезался в стену у  самого  подножия.  Воины
клана все равно разразились радостными воплями, но Темрай крикнул:
   - Тихо!
   Механики подправили наводку  -  повернули  ворот  точно  просчитанное
количество раз. Второй промах - снаряд другого требушета пролетел в пяти
или шести футах над стеной.  Обслуга  чуть  ослабила  натяжение  тросов.
Третий выстрел: тут уж людям клана было отчего радоваться.
   - Почти попали, - крикнул  механикам  Темрай,  -  но  -  этого  мало.
Держите тот же прицел, и рано или поздно мы их оттуда выбьем.
   И правда: по первой машине из стоявших  на  стенах  бастиона  удалось
попасть еще до следующего залпа, который  раскрошил  в  щепки  еще  один
требушет, а обслугу другого  размазал  по  земле.  Зрелище  было  не  из
приятных: одного человека придавило камнем, он  каким-то  чудом  остался
жив и кричал, отчаянно моля о помощи. Темрай жестом руки  выслал  вперед
отряд пехотинцев: им удалось, хотя и с большим трудом, откатить  камень,
но  к  тому  времени  механик  уже  умер.   Перестрелка   тем   временем
продолжалась, причем каждый, не попавший  по  катапультам  на  бастионе,
разрушал что-нибудь еще, а если неудачный выстрел  давали  со  стен,  то
камень разве что врезался в землю, вырывая глубокую воронку.
   "Так и будет, - подумал Темрай, - много часов пройдет, прежде чем  мы
поймем, получается ли что-нибудь. Ну что ж. Хоть полными  дураками  себя
не выставляем"
   Мясорубка продолжалась еще долго.  Это  была  своего  рода  нелепица;
механики лихорадочно работали - тянули тросы,  таскали  огромные  камни,
пытались удержать мулов, впряженных в канаты для  подъема  противовесов,
чтобы животные в панике не сорвались с места, когда рядом  падал  снаряд
из катапульты. А остальное войско стояло  и  смотрело,  как  зрители  на
заседании какого-нибудь перимадейского суда: как и там,  на  этой  сцене
трудились и гибли люди.
   После того, как  Темраю  удалось  побороть  в  себе  желание  вывести
механиков из опасной зоны, он понял, что происходящее похоже на какой-то
утомительный ритуал на похоронных играх - и не его  ли  самого  хоронят?
Здесь царил все тот же  невероятный  контраст:  на  арене  -  неистовое,
отчаянное  напряжение,  в  толпе  -  тишина  и   неподвижность,   только
кто-нибудь время от времени переступит с  ноги  на  ногу  да  с  хрустом
откусит яблоко; над головами разносится приглушенный шум  голосов,  если
прислушаешься, поймешь, что говорят о чем-то совсем постороннем.
   Довольно  скоро   Темраю   пришла   отличная   идея,   как   добиться
преимущества. Он приказал механикам раздвинуть требушеты  подальше  друг
от друга. Хотя за десять залпов его  людям  удалось  сделать  всего  два
прямых попадания, Темрай заметил, что со стен стали стрелять куда  менее
быстро и точно, чем вначале. Поразмыслив, он понял: в бастионе скопилось
так много людей и машин, что, куда ни угоди, кого-нибудь зацепишь. Камни
из требушетов убивали и калечили городских механиков - людей, специально
обученных обращению с катапультами. На их место вставали те, кто знал  о
требушетах меньше, чем воины Темрая. Целиться они не умели. В результате
попадания в цель (их сопровождал хруст дерева и костей) сделались  разве
что случайными - так применялся на практике закон  вероятности.  А  люди
Темрая тем временем стреляли все лучше и лучше.
   Раз за разом  останавливалась  вереница  мулов,  катапультный  мастер
подсоединял рычаг  к  лебедке,  капитан  механиков  проверял  наводку  и
поправлял натяжение так, чтобы насечка на  барабане  точно  совпадала  с
нужной риской на раме, и давал мастеру отмашку; тот за  шнур  выдергивал
стальной крюк из петли под рычагом, противовес - огромная бочка, набитая
булыжниками, - падал вниз, рычаг взметался вверх (толстый  брус  гнулся,
словно саженец под могучим ветром), и  двухсотфунтовый  снаряд  летел  в
небо,  как  будто  мальчишка  бросил  камушек  в   птаху,   стремительно
уменьшаясь, пока не превращался в крохотную точку, в  черную  звезду  на
небосклоне, а потом звезда - падающая звезда  -  обрушивалась  на  стену
бастиона.
   Даже на таком расстоянии звук каждого  попадания  слышался  отчетливо
ясно: то был мощный, исполненный боли удар, несколько глуховатый  -  так
бьется о землю выбритая голова всадника, выпавшего на  полном  скаку  из
седла. Несложно было вообразить себе силу, с которой камень  врезался  в
стену, ведь когда на  землю  падали  снаряды  городских  катапульт,  она
отзывалась глухим  стоном.  На  камни  смотрели,  завороженные  страхом:
видели,  как  разрастается  летящий  камень,  гадали,  куда  он  угодит,
пытались просчитать выгнутые, неровные траектории  -  то  ошибались,  то
нет.
   Темрай проследил за одним из своих  воинов.  Тот  сорвался  с  места,
пробежал немного, замер, кинулся в другую сторону - так  несколько  раз,
не сводя глаз с пухнущей черной точки, - наконец рванулся вбок, и,  надо
же, совсем неудачно. Камень угодил прямо в  него  и  вбил  в  почву  так
глубоко, что трудно было и поверить, что на этом месте только что кто-то
стоял.
   У одного требушета треснул рычаг, туго натянутый  канат  хлестнул  по
работавшим рядом механикам. Никого не  убило,  но  руки,  ноги  и  ребра
переломались,  как  ветви  мертвого  дерева  -   те,   что   с   хрустом
проваливаются под тобой,  стоит  на  них  наступить.  Потом  были  люди,
выбежавшие вперед толкать и подкапывать камень, а те, кого им придавило,
кричали: "Нет, перестаньте! Вы его не туда тащите!  Вы  меня  раздавите,
откатите его в другую сторону..."  -  и  еще  люди,  путавшиеся  у  тех,
первых, спасателей под ногами.
   В десяти футах от них падает еще один снаряд, он задевает уже лежащий
на земле камень  и  разбивается.  Острые  края  осколков  секут  кожу  и
перебивают кости. На помощь опять  бросаются  пехотинцы,  а  механик  со
стертыми в кровь ладонями (из-под волос у него текут ручьи  пота)  машет
руками и кричит: "Уберите их отсюда!"
   Спасатели  стоят,  не  зная,  что  им  делать.   Кто-то   восклицает:
"Осторожно,  летит!"  -  они  не  успевают  двинуться,  как  снаряд  уже
приземляется в пяти ярдах от них, и  тому,  кто  кричал,  почти  напрочь
отрывает ногу. Он опускает взгляд, он так удивлен, что не может  сказать
ни слова; пытается шагнуть и падает. И все это время Темрай  смотрит  на
них, не шелохнется, молчит.
 
*** 
 
   А на стене творился кошмар, смесь воплей, крови и  каменной  пыли.  В
галерее зияли большие пробоины, разбитый требушет повис между зубцами  -
перевесившая кадка с булыжниками качалась на  тросе,  а  рама  застряла.
Люди перешагивали через трупы и  из  последних  сил  распутывали  тросы,
пинками загоняли в пазы вышедшие от тряски клинья, роняли гаечные  ключи
- те падали за парапет. Катапультные мастера, сжимая  в  дрожащих  руках
щипцы  и  молотки,  прямили  спусковые  крючья,  капитаны,  стараясь  не
обращать внимания на шум и беспорядок, сосредоточивались над зарубками и
рисками или же  кричали  на  своих  людей  -  пусть  поставят  на  место
сдвинувшуюся машину.
   Механик Гарантес, стоя на коленях,  развязывал  затянувшийся  узел  -
поясной кинжал был слишком тонок для этой работы, - а  Лордан  переходил
от одной машины к другой  чтобы  хоть  где-нибудь  пригодиться.  Солдаты
сапогами  откидывали  с  дороги  тела  товарищей,  механики   сорванными
голосами материли неумелых подручных, вставших на место погибших.  Внизу
закричали - лопнул трос, и двухсотфунтовый камень покатился  обратно  на
заряжающих. Еще у одного человека с ноги свалился башмак, тот беспомощно
посмотрел, как он падает со  стены,  потом  наступил  босой  ступней  на
острые осколки камня и, не обращая внимания  на  то,  что  кожа  глубоко
распорота, принялся менять погнутый  храповик,  а  остальные  оттягивали
кверху тяжелый противовес: не выдержи они или порвись веревка - механику
либо оторвет руку, либо проломит грудь.
   "Просто я не вижу противника, - сказал себе Лордан. -  Потому  мне  и
кажется, что все куда хуже, чем на самом деле.  Все  пропало.  Если  так
пойдет и дальше, мы проиграем. Надо что-то делать!"
   Шесть первых ступенек  лестницы  были  стерты  прокатившимся  по  ней
камнем. Пришлось сесть и съехать  на  собственном  заду.  Дальше  лежали
раненые - те, кто сумел доползти досюда  и  решил,  что  хватит.  Лордан
перешагнул через  них,  неловко  ступил  каблуком  на  чью-то  вытянутую
ладонь. Ни извиняться, ни даже оглядываться было  некогда.  Спустившись,
он быстро пошел - его не должны видеть  бегущим  -  вдоль  по  улице,  в
город.
   Поперек мостовой будто провели черту. Дальше война кончалась.  По  ту
сторону покупатели ходили от лавки  к  лавке,  на  порогах  своих  домов
сидели ремесленники (сапожник вощивший дратву, поднял голову и уставился
на перепачканного кровью, запыленного, просто грязного, в конце  концов,
мужчину в доспехах) - все было так, словно в сотнях ярдов не  отверзлись
врата ада; как будто достаточно просто повернуться к войне спиной, и она
тебя не тронет.
   И тишина.
   Лордан вошел в палату Совета и направился прямо к префекту, сидевшему
у окна с кипой бумаг, разбросанных по столу. Тот оторвался от  работы  -
как безукоризненно бела его мантия! - и начал что-то говорить.
   - Нам надо сделать вылазку, -  перебил  его  Лордан.  -  Можно  взять
корабль, выйти из гавани до самой цепи и  высадить  на  западном  берегу
отряд всадников. На реке наверняка стоят их  плоты.  Мы  бы  взяли  пару
штук, спустились вниз по течению  под  прикрытием  холмов  и  напали  на
варваров.  Как  только  мы  перебьем  у  них   всех   механиков,   набег
захлебнется.
   Префект покачал головой:
   - Никаких вылазок, никакой рукопашной. У нас все согласовано.
   Лордан глубоко вздохнул.
   - Нас там, на восточном бастионе, рвет в  клочья.  Лишимся  бастиона,
потеряем и трехсотярдовую зону. Вылазка необходима как воздух.
   - Бастионы с самого начала вызывали у меня сомнения, - пожал  плечами
префект. - В настоящее время очевидно, что они лишены  жизнеспособности.
Необходимо списать результаты эксперимента как  не  оправдавшие  себя  и
вернуться к первоначальному плану глубинной обороны на стенах.
   Лордану удалось сдержаться.
   - Если мы потеряем  трехсотярдовую  зону,  -  сказал  он,  -  варвары
получат возможность подвести малые осадные машины, и со старой стены нас
сгонят точно так же. К тому же мы ок