ай не открывал никому. А когда люди уже почти
отчаялись найти источник  нефти,  дозорные  заметили  торговый  караван,
груженный так необходимой нефтью. Купцы, обнаружив, что их не собираются
предавать  жестокой  смерти,  а  напротив,  вежливо  просят  назвать  их
собственную цену, с радостью пошли навстречу, и несколько дней назад  на
складе в нижнем лагере появилась  прекрасная  неочищенная  нефть.  Всего
этого было вполне достаточно, чтобы Темрай начал верить в чудеса.
   Вождь внимательно выслушал эти приятные новости и  объявил,  что  при
таком раскладе они выступят на позиции через неделю, максимум через две.
Кто-то  высказал  опасение,  что  двух  недель  будет  недостаточно   на
подготовку,  и  предложил  увеличить  срок  до  двадцати  дней.   Другие
возразили, что, если каждый приложит усилия, двух недель вполне  хватит.
Разгорелась краткая дискуссия. В результате было  найдено  компромиссное
решение: выступать решили через шестнадцать дней, тем более что  к  тому
времени  наступит  полнолуние,  и  армия  получит  отличную  возможность
совершить ночной марш-бросок, чтобы посеять панику  в  рядах  противника
внезапным появлением под стенами Перимадеи. На  том  и  порешили;  слово
взял Темрай Великий.
   "Так вершатся судьбы и величайшие  события  в  истории,  -  размышлял
вождь после окончания военного совета. - Удивительно, считается,  что  я
нашел гениальное решение, хотя, если  память  мне  не  изменяет,  в  тот
момент, когда кто-то сказал "в полнолуние",  меня  куда  больше  занимал
кусок сыра. Теперь ничего изменить нельзя, и так или иначе, но  то,  что
должно  случиться,  случится.  Это  будет  моя  победа.  Или  поражение.
Отступать некуда, назад дороги нет".
   Темрай откинул полог  шатра  и  выбрался  наружу.  На  улице  слепило
солнце. Мгновение спустя к нему подлетел  вестовой  и  сообщил,  что  он
срочно требуется  на  постройке  мангонел  -  там  возникла  неожиданная
проблема с шестеренками.
   "Опять придется работать лудильщиком. Что ж, это мне куда  больше  по
душе".
   Вождь  согласно  кивнул,  отшвырнул  в  сторону  огрызок  и  приказал
вестовому показывать дорогу.
 
*** 
 
   - И что же это должно быть? - спросил Лордан.
   Механик бросил на него обиженный взгляд.
   - Это деррик  для  подъема  разводного  моста,  -  ответил  он,  -  в
прекрасном состоянии. На днях я лично проверял его.
   - Понятно, - буркнул Лордан и легонько пнул механизм, деревянная рама
дрогнула, какая-то деталь отвалилась.
   - Собери его, только на совесть. Объяснения, почему  это  невозможно,
оставь при себе.
   Отсюда, с вершины западной сторожевой башни, главнокомандующий  вдруг
заметил яркую вспышку у реки, может быть, милях в  пяти  отсюда.  Трудно
сказать, что это было - гребень шлема или походный котелок,  на  который
упал солнечный луч как раз в тот момент, когда Лордан бросил  взгляд  на
равнину. Его губы скривились в горькой усмешке, а в следующий момент  он
шутливо приподнял шляпу в приветственном салюте.
   Не считая хлама вроде только что замеченной груды мусора и  различных
обломков, все было готово, впрочем, как всегда,  С  этого  места  Лордан
видел, как каменщики убирают леса с вновь отстроенных бастионов,  храбро
возвышавшихся  на  дальнем  каменистом  берегу  реки.  Башни   выглядели
уверенно и даже несколько нагловато и казались построенными на века  (во
всяком случае, до сих пор они не развалились).
   Две камнеметательные машины,  которые  предполагалось  установить  на
обеих сторонах новой каменной площадки,  значительно  расширяли  огневую
зону, закрывая два  слепых  участка  и  увеличивая  безопасную  зону  на
пятьдесят ярдов. Это означало, что любая цель, находящаяся ближе, чем  в
трехстах ярдах от стен, попадала в зону поражения, а  далеко  не  каждый
лучник способен стрелять на расстояние двухсот пятидесяти ярдов даже  на
турнире, не то что  в  бою,  когда  вокруг  падают  огромные  булыжники,
выпущенные требушетами и катапультами.
   Лордан  на  мгновение  залюбовался  новой  кладкой:  еще   нетронутой
непогодами, с ровными, острыми углами и влажным цементом, темной полосой
выделяющимся на фоне  светлых  камней.  Его  бастионы  оказались  первым
существенным добавлением к городским укреплениям за последние сто -  или
сто пятьдесят? - лет. Бардас подумал о том, что еще не  одну  сотню  лет
спустя  эти  башни  будут  свидетельствовать  о   нем   и   его   мудром
командовании, о том, что уже с самого начала  он  не  оставил  врагу  ни
малейшего шанса на победу...
   "Стоп, ты начинаешь уподобляться льстецам", - оборвал себя Лордан. Он
опустился на колени  и  изо  всех  сил  рванул  деревянную  перекладину,
венчавшую  новое  орудие,  которое  предполагалось  установить   сегодня
пополудни. Она не подалась ни на дюйм. Командующий встал,  отряхнулся  и
огляделся, прикидывая зону  обстрела  с  этой  точки,  пытаясь  мысленно
представить положение на стене, когда орудия и подъемник для боеприпасов
станут на свои места;  прежде  всего  его  заботило  наличие  свободного
пространства: пробки под артобстрелом - последнее, с  чем  ему  хотелось
бороться. Как говаривал в свое время Максен, худшее, что  может  сказать
генерал, это то, что он что-то не предвидел.
   Лордан вспомнил Максена так ясно, что почти увидел  его,  словно  тот
стоял на стене рядом с ним. Представил его широкое, почти круглое лицо и
бородку, раздвоенную посередине, которая никогда не отрастала более, чем
на три четверти дюйма; вспомнил, как  тот  стоял  неподвижно  в  течение
секунды-двух  после  того,  как  ему  что-то  сказали,  затем   следовал
неизменный  кивок  вниз  и  чуть  в  сторону  -  всегда  одинаковый  вне
зависимости от того, что ему сообщили: о разгроме лагеря или о том,  что
суп готов. Лордан попытался представить, что бы Максен  стал  делать  на
его месте, если бы ему пришлось руководить обороной  этих  стен,  втайне
надеясь, что в целом их действия совпали бы.
   А затем фехтовальщику пришло в голову, что все происходящее сейчас  -
вина Максена. Он отлично  справлялся  со  своей  работой,  он  делал  ее
героически хорошо. Только одного не понимал Лордан: для чего? Если стены
несокрушимы, для чего нужно было начинать войну на равнинах? Ведь  когда
она прекратилась,  никто  не  оказался  в  одночасье  на  коленях  перед
визжащими и хохочущими варварами, ворота остались на своих местах,  жены
в домах, а столовое серебро в буфетах.
   Но Максен занимался своим делом, и никому не приходило в голову,  что
его дело не имело смысла. Потому что  он  был  Максеном  -  единственным
генералом Перимадеи. Неужели он навеки  остался  на  равнинах  вместе  с
тысячами своих солдат лишь потому, что не сумел найти  иного  применения
своим талантам? Или потому, что, перейдя пятидесятилетний рубеж, не смог
смириться с мыслью, что ему придется  оставить  армию  и  искать  другую
работу? Откуда возникает этот тип людей, для которых единственный способ
зарабатывать на жизнь состоит в том, чтобы лишать жизни других?
   В следующий момент  фехтовальщик  осознал  двойной  смысл  последнего
рассуждения.
   "Да, но я оставил эту работу. Или, во всяком  случае,  пытался.  И  в
результате мои усилия привели к тому, что в моих руках  находятся  жизни
всех горожан и кочевников. О боги, если бы у меня осталось хоть  немного
чувства юмора, я бы, вероятно, счел это чрезвычайно забавным".
   За  спиной  раздался  звук  тяжелых  кованых  ботинок.   Лордан,   не
оборачиваясь, определил, кому они принадлежат.
   - Все почти готово, - выдохнул механик Гарантес, появляясь в  пролете
лестницы.
   Подъемы давались ему  нелегко:  сказывались  пристрастие  к  сидру  и
долгие вечера, проведенные за чертежной доской. Не без довольства Лордан
отметил, что он взбегает по лестнице, перескакивая через ступеньку,  при
этом даже не вспотев.
   - Хорошо, - отозвался Командующий,  -  правда,  боюсь,  мы  несколько
опоздали. - Он указал в сторону горизонта, туда, где поблескивал свет. -
Сколько потребуется времени, чтобы установить на места все орудия?
   - Максимум пара дней,  -  передернул  плечами  Гарантес.  -  Они  уже
собраны и готовы к транспортировке - в арсенале их делают по две штуки в
день. Проблема в  том,  чтобы  поднять  их  на  стену  и  разместить:  к
сожалению, у нас всего две лебедки,  которые  способны  выдержать  такую
нагрузку, а стена не очень-то велика, - механик застенчиво улыбнулся,  -
в горячке мы  совсем  забыли  об  этом.  Сейчас  рабочие  монтируют  два
дополнительных крана. Если  ничего  не  случится,  они  будут  готовы  к
завтрашнему дню.
   - У нас в запасе есть еще день, - кивнул Лордан, - то же  касается  и
заграждений.
   Заграждения являлись его идеей, точнее, много лет назад он вычитал  о
них в какой-то книге. В ней говорилось, что  полтора  столетия  назад  в
морской битве с пиратами перимадейцам не  удалось  захватить  ни  одного
вражеского судна, поскольку неприятель оснастил свои корабли  шестами  с
натянутыми между ними канатами. В результате  моряки  не  добирались  до
палубы, не сумев преодолеть неожиданное препятствие.  Бардас  просчитал,
что тот же метод может уберечь город от  попыток  взять  стены  штурмом.
Теперь вдоль всех уязвимых участков  стены  протянулся  ряд  семифутовых
шестов шести дюймов в диаметре. В  ближайшие  дни  между  ними  протянут
железную цепь, и сейчас в департаменте  работ  шли  отчаянные  споры  по
поводу того, кому выпадет честь, как  мартышкам,  болтаться  на  шестах,
рискуя свалиться в реку.
   - Мы постараемся сделать все возможное, - вздохнул  Гарантес.  -  Ах,
чуть не забыл, Филипп Нилот из финансового отдела просил передать вам...
- Механик нахмурился. - Не уверен, что я  понял  его  правильно,  но  он
сказал, будто ему удалось раздобыть  два  миллиона  пчел,  и  сейчас  он
встречается   с   плотниками,   чтобы   обсудить   вопрос   изготовления
достаточного количества ульев.
   - Потрясающе! - Лордан просиял. - В таком случае,  полагаю  мы  можем
быть спокойны. Теперь остается  лишь  дожидаться  врага.  -  Командующий
обернулся и посмотрел в направлении, где виднелись вспышки. - Хотел бы я
знать, когда мои руки смогут свернуть шею одному из них.
   После того, как главный механик ушел, Лордан  еще  раз  взобрался  на
вершину башни,  стараясь  представить  каким  выглядит  город  в  глазах
противника. Этому упражнению он предавался каждый день с  тех  пор,  как
его против желания втянули в  отчаянную  авантюру.  Это  помогало,  хотя
Бардас не мог отделаться от ощущения, что какие-то  детали  остались  им
незамеченными. Но насколько он мог судить, в обороне не осталось  слабых
мест - все предпринятые меры, только увеличили существующую мощь. И  все
же должно быть  что-то,  что  он  упустил,  потому  что  иначе  как  мог
противник наступать на город со спокойным бесстрашием?  В  глубине  души
Лордан хотел, что бы враг поскорее атаковал, чтобы он был перед  глазами
(держи друзей близко, а врагов еще ближе), потому что  знал,  что  будет
непрестанно  возвращаться  к  этому   вопросу,   пытаясь   отыскать   ту
единственную причину, которая заставит его воскликнуть: "Ну конечно! Как
я мог быть настолько слепым?" Больше всего на  свете  командующий  хотел
произнести эти слова раньше, чем враг окажется под стенами его города.
   Но он не видел этой причины. Единственное,  что  видел  Лордан,  была
бесконечная стена,  образующая  огромную  букву  У,  на  острие  которой
возвышалась сторожевая башня, где располагался его наблюдательный  пост.
Прямо под ней находился Гуртов мост протяженностью  более  сотни  ярдов,
соединяющий два берега в самом узком и глубоком месте восточного  рукава
реки.  Большую  его  часть  составляла  дамба,  обрывавшаяся   лишь   на
расстоянии  пятнадцати  ярдов  от  городской   стены   -   протяженность
собственно подъемной части моста. Но задолго до того, как враг выйдет на
позиции,  дамба  превратится  в  груду  обломков  -  большой   требушет,
пользующийся славой самого точного орудия на  стене,  на  раму  которого
любовно опирался Лордан, разрушит ее при появлении первой опасности.
   После  развилки  река  постепенно  расширялась:  у  бастионов  ширина
каждого русла достигала уже ста тридцати ярдов, а при  впадении  в  море
двухсот.  Укрепления  располагались  таким  образом,  что  все   участки
равнины, где река была уже ста  семидесяти  ярдов,  оказывались  в  зоне
досягаемости бастионных орудий. Лордан надеялся, что до начала атаки ему
удастся  установить  столько  дальнобойных  катапульт,  сколько   сможет
уместиться на крепостном валу. Благодаря своему  изобретению,  в  секрет
которого он не посвящал не только членов Совета, но  даже  механиков  (а
этим  людям  командующий  доверял),  ему  удалось  взять  под   контроль
пространство радиусом в  триста  ярдов  -  единственную  территорию,  от
которой могла исходить угроза нападения.
   Что касается оставшихся участков стены, через  каждые  полторы  сотни
ярдов на ней высились смотровые башни, каждая из которых  была  оснащена
двумя тяжелыми метательными орудиями и требушетом; кроме того, на каждой
башне находилось порядка пятидесяти воинов и механики. Помимо этого,  по
всей протяженности стены через каждые двадцать пять ярдов был установлен
малый требушет на упругой платформе, метающий  камни  на  расстояние  от
пятидесяти до двухсот пятидесяти ярдов. Лордан не находил слабых мест  в
обороне - она была безупречна: везде, где река разливалась  недостаточно
широко, местность попадала в зону столь сильного  заградительного  огня,
что на ней не могло бы выжить ничто живое.
   Ставя себя на место противника, командующий продумал все, даже  самые
невероятные варианты, включая подкоп под рекой и подрыв стены.  Понимая,
что, в сущности, это невозможно, он тем не менее предусмотрел  защиту  и
на этот  случай.  Даже  если  варварам  удастся  привести  до  статочное
количество метательных машин, чтобы уничтожить все орудия  на  городской
стене в одном секторе, механики заменят их в течение часа, учитывая, что
арсенал  производит  таковые  по  две  штуки  в  день.  Для   борьбы   с
последствиями обстрела зажигательными ядрами  были  созданы  специальные
отряды пожарных. Лордан рассмотрел даже способы защиты, в случае если  -
совершенно невероятно! - вражеские воины будут  заброшены  в  город  при
помощи катапульт, прикрепив к рукам подобие искусственных крыльев.  (Вот
это будет зрелище!)
   Сломить  оборону  посредством  измора   тоже   представлялось   почти
невероятным:  даже  если  врагу  удастся  разбить   кладку   посредством
непрерывного обстрела, в  распоряжении  Лордана  находилось  достаточное
количество каменщиков, чтобы за короткое время восстановить повреждения.
Что касается материалов - за морем лежал весь мир, готовый расстаться со
своими богатствами в обмен на звонкую перимадейскую монету.
   "Даже  женщины  и  дети  могли  бы  удерживать  стены  вечно.  Защита
продумана настолько безупречно, что даже дым  не  сможет  просочиться  в
город  незамеченным.  Вот  что  меня   и   беспокоит.   Если   Перимадея
неприступна, по чему же этот ублюдок все-таки наступает?"
 
*** 
 
   По иронии судьбы в тот момент, когда Лордан предавался стратегическим
рассуждениям, некий человек появился на границе лагеря противника, своим
появлением сообщив Темраю окончательное подтверждение его планов. Не  то
чтобы вождь сильно тревожился по этому вопросу, но так спокойнее.
   Человек уверил  его,  что  ничего  не  изменилось.  Условия  договора
остались теми же, какими они определили их в  тот  день,  когда  впервые
встретились в городе.
   - Никогда не сомневался в  этом,  -  бесстрастно  ответил  Темрай,  -
остальное оставьте нам.
   На лице  собеседника  отразилась  неуверенность,  но  вождь  не  стал
утруждать себя объяснениями.
   Кочевник не слишком любил этот народ, однако знал, что с  ними  можно
иметь дело. Пройдет все - существование  богов,  верность  жены,  любовь
матери,  искренность  друзей,  -  останутся  деньги.   Деньги   являются
истинными властителями этого  мира  и  единственным  средством,  которое
способно разрушить его.
 
*** 
 
   - Признай, ты регрессируешь, - донесся сквозь  шум  разговоров  голос
Геннадия, - такие глупости можно ожидать  от  второкурсника,  но  не  от
Патриарха Ордена.
   Ученые старцы сидели в общей зале таверны. Патриарх, тяжело больной и
страшно измотанный, хотел было возразить, но не стал. Зачем  говорить  о
том, что и так известно обоим.
   - Именно поэтому, - продолжил Алексий невысказанную часть  упрека,  -
мне нужно было сменить обстановку. - В его глазах  под  широкими  полями
шляпы мелькнула усмешка. - Это  место  как  раз  подходят.  Здесь  можно
отвлечься
   - Если память мне не изменяет, ты всегда утверждал, что слишком легко
отвлекаешься, - ответил Геннадий,  потягивая  терпкое,  кислое  вино.  -
Зачем же прилагать столько усилий?
   - Сделай мне одолжение, - пожал плечами собеседник, - я не заглядывал
в такого рода заведения лет двадцать. Кроме того, -  добавил  он,  вдруг
посерьезнев, - здесь я могу воочию почувствовать  атмосферу,  царящую  в
городе.
   Геннадий счел ниже своего достоинства отвечать на подобную глупость.
   - Если кто-нибудь узнает тебя...
   - Он ткнет в мою сторону пальцем и скажет:  "Гляди-ка,  тот  бродяга,
что сидит за столиком в углу, ужасно смахивает на Патриарха", на что его
друг ответит: "Брось, у Патриарха уши так не торчат". Люди всегда  видят
только то, что хотят.
   Старец допил вино и поставил кружку на стол.
   - Еще одну - и  хватит.  Времена,  когда  я  мог  опрокинуть  пять  и
оставался способным перечислить тридцать две  основные  гипотезы,  давно
канули в лету. Не хочу рисковать.
   - Ладно, - вздохнул Геннадий, поднимаясь из-за стола. -  Если  кто-то
решит заговорить с тобой, притворись прокаженным.
   "Возможно, он прав, - признал Алексий,  -  возможно,  мое  ребячество
вызвано стрессом и чрезмерным грузом  ответственности,  потому  что  как
иначе объяснить, почему Патриарх вырядился в лохмотья и отправился  пить
в кабак, хотя и  достаточно  приличный,  Нижнего  города.  Мне  надлежит
находиться в келье и, вперив взгляд в опостылевшую мозаику,  предаваться
теоретическим изысканиям. Но здесь я чувствую себя гораздо лучше".
   Многое нужно было обдумать Патриарху, очень многое, хотя от  выпитого
вина - а может, от шума, - виски стали  отдаваться  болью.  Впрочем,  за
последние  время  Алексий  привык  к  тому,  что  его  голова  постоянно
раскалывается,  особенно  с  тех  пор,  как  он   стал   членом   Совета
Безопасности  и  проводил  дни,  целиком  посвятив  себя   тому,   чтобы
удерживать префекта и исполняющего обязанности  генерала  на  безопасном
расстоянии   друг   от   друга.   Точнее,   отвлекал   префекта,   чтобы
генерал-губернатор мог спокойно заниматься своим делом.  Патриарх  знал,
что это лучшее из того, что он когда-либо делал для  родного  города,  а
потому предавался этому с усердием, какого никогда не  проявлял  за  всю
свою жизнь. Благодарение Истине, у него теперь был Геннадий (несомненно,
преследовавший  некую  одному  ему  ведомую  выгоду),  который   любезно
согласился принять на себя руководство Орденом.  Некоторое  время  назад
его возвели в достоинство вице-патриарха, что  означало,  что  в  случае
смерти Алексия Архимандрит станет его преемником. Хотя  в  глубине  души
старец сомневался, что Геннадий действительно желает этого.
   Патриарх с удивлением сознавал, что сблизился с Геннадием, человеком,
общества которого так старательно избегал на протяжении  многих  лет.  И
Бардас Лордан, человек, на которого  он  наложил  проклятие,  неожиданно
стал ему настоящим другом. С Лорданом  Патриарх  мог  спокойно  обсудить
свои промахи, поделиться страхами и опасениями. На закате жизни  Алексий
неожиданно открыл для себя очарование дружбы, это было словно прозреть в
возрасте, когда другие уже начинают слепнуть.
   -