к сути дела. Он надеялся, что достаточно овладел чудесными свойствами кристаллов, чтобы воспрепятствовать передаче собственных неконтролируемых мыслей. Тезерени снова решил, что, пока не наберется опыта, будет по-прежнему говорить вслух, чтобы держать мысли под контролем.
     Наберется опыта? Как долго, впервые подумалось ему, он пробудет здесь? Несмотря на вежливость, неповоротливые существа ни разу не дали понять, что Тезерени позволят уйти - даже если он и выполнит ту неведомую задачу, для осуществления которой они в нем нуждались. Подобно многим враадам, квели могли улыбаться - или выражать свои чувства как-то еще - и в то же самое время всаживать кому-то в спину копье или топор.
     Туннель, по которому вели Геррода, внезапно показался ему очень гнетущим, напомнив путь к склепу. Возможно, к его собственному.
     Стало холодно; Геррод ощутил холод впервые с тех пор, как появился здесь. Даже на квелей, похоже, холод подействовал - потому что они замедлили шаг, а некоторые осмотрелись вокруг с видом растущего беспокойства и даже страха. Лишь их глава, похоже, почти не изменился; его странные глаза постоянно мигали, но он единственный из всех продолжал идти все тем же размеренным шагом. Чародея, однако, это не успокоило. Ему нередко приходилось встречаться с безумцами или глупцами. Вполне вероятно, что его тащат за руку к олицетворению настоящего хаоса.
     Они пришли ко входу в другую пещеру; но эта, в отличие от прочих, была такой же черной, как Темный Конь. Геррод не смог увидеть внутри ничего - даже после того, как глаза его привыкли к темноте. Когда чародей обернулся к своему проводнику, то увидел, что остальные отступили назад на несколько шагов.
     Глава квелей осмотрел Геррода с головы до пят. Оценивал ли он его? Не возникли ли у квеля сомнения насчет способности Геррода выжить - если предположить, что в пещере скрывается нечто?
     - Что там внутри? - спросил он.
     "Ты... мы... ты сам... мысами... утверждение!., вопрос?.."
     Что это могло означать? Он повторил вопрос снова, но получил лишь тот же самый ответ. Как Геррод его ни обдумывал, смысла не находил. Образы, которые воспринимал чародей, были запутанными и нечеткими. Геррод пришел к выводу, что квели не могли дать объяснение - а возможно, даже и не знали ответа. Возможно, именно поэтому они и нуждались в чужаке вроде эльфа. То, что поджидало там, в темноте, возможно, совершенно не поддавалось их пониманию. Еще раз ему пришло в голову, насколько ум квелей отличен от ума враадов. Может быть, беспокоиться ему было и не о чем.
     А вот в это Геррод не верил ни секунды.
     Как оказалось, выбор сделали за него "хозяева". Глава квелей схватил его за руку - достаточно сильно, так, что враад ахнул от боли... и втащил его внутрь. Другие ждали, оставаясь снаружи.
     Каким-то образом Геррод оказался перед главой квелей, хотя судить об этом он мог лишь на ощупь. Единственное, в чем он был уверен, - это в том, что лапа существа сжимает его руку; глаза его ничего не могли различить в темноте, а все звуки, казалось, исчезли, когда они вошли внутрь.
     Квель выпустил руку Геррода и исчез в темноте.
     - Подожди! Где ты? - Чародей повернулся кругом, но не смог бы найти путь обратно - даже если бы тот был видим. - Кровь Дракона! Не оставляйте меня здесь! Я ничего не вижу! - Он боялся пошевелиться: следующий шаг мог привести его к некоей неведомой пропасти или в поджидающие лапы... чьи?
     Когда, однако, стало ясно, что никто не придет ему на помощь, чародей наконец решился неуверенно шагнуть вперед.
     Тысяча ослепительных солнц ярко осветила пещеру. Геррод прикрыл глаза рукой и натянул капюшон плаща на лицо. После абсолютной темноты свет казался вдвойне резким. Он остался бы на месте, плотно укутанный в плащ, - если бы не шепоты. Он не мог различить слова - но в голосах было что-то знакомое, как будто все они были едва ли не одним-единственным голосом, хотя и говорили о разном. Ни один из них не обращал ни малейшего внимания на другие.
     "Они оставили меня среди сборища безумцев или демонов! - решил он. - Таких чудовищ, что я, вне сомнений, скоро стану безумным, как и они!"
     Что же в голосах показалось ему настолько знакомым? Ясно, имелись различия, но интонации были одинаковыми. Он знал эти голоса, знал, что они представляли собой лишь единственный голос.
     Один голос...
     - Проклятие Нимта, - прошептал Тезерени. - Что это за издевательство?
     Он слегка сдвинул капюшон назад и обнаружил, что свет стал более переносимым. Это открытие разочаровало его, потому что Геррод надеялся найти себе оправдание, чтобы не смотреть. Теперь же его удерживала лишь его собственная трусость.
     Глумливый смех отца терзал его уши, но Геррод понял, что из всех слышимых им голосов лишь голос его родителя принадлежал исключительно его собственному воображению. Остальные были самыми настоящими.
     Он поднял взгляд и увидел их - лица в кристаллах.
     Они, эти лица, находились повсюду - потому что здесь, в отличие от других пещер, ничего не было, кроме кристаллов. Пол, потолок, стены - от крошечных, неясных пятнышек до огромных, устрашающих, как демоны, - везде были лица. Они что-то назойливо бормотали - как будто самые их жизни зависели от того, поймет ли он их. Геррод, как ни пытался, не мог различить ни единого слова. Он попробовал расслышать шепот древнего лысеющего провидца и резкое бормотание закутанного в капюшон злодея, чье лицо ему различить не удалось. Другая фигура - молодая, с любезной манерой и прядью серебристых волос посреди каштановых, - разговаривала с ним так, как будто они были близкими друзьями. И все равно чародей не мог определить, что же тот пытается ему сообщить, хотя отчаянно стремился понять хоть кого-нибудь из этих призраков, заключенных в кристаллах. Теперь он знал их - знал их так же хорошо, как и самого себя.
     Именно в этом и было дело. Независимо от того, насколько они изменились - а некоторые изменились очень, очень сильно, - все они были Герродом.

Глава 12

     Шарисса ненавидела верховых дрейков. Она ненавидела их внешний вид, их повадки, их запах. Их невозможно было сравнивать с лошадьми. Однако ей пришлось ехать верхом на одном из них в течение последних двух дней. Он был глуп и частенько сбивался с пути. Однажды он даже - без видимой причины - лязгнул зубами в ее сторону.
     Баракас выслушивал ее жалобы, словно терпеливый взрослый - хнычущего ребенка. Возникали ли у нее трудности с ее дрейком, значения не имело; Тезерени использовали дрейков для верховой езды - особенно когда возникала опасность, что в любой момент им придется участвовать в бою.
     Группа, направлявшаяся к горам, передвигалась с осторожностью. Телепортирование все еще было не под силу большинству Тезерени, так что им приходилось путешествовать более прозаическим способом. Предводителя клана также беспокоило отсутствие искателей. Баракас мог утверждать, что гнездовье было покинуто, но он явно полагал, что существует достаточно большой риск и что спешка не приведет ни к чему хорошему. Он даже захватил с собой очень покорного Темного Коня, который отворачивался всякий раз, когда Шарисса пыталась заговорить с ним. Темный Конь стыдился того, что сделал, несмотря на то, что многое из этого было сделано ради нее. Плененная волшебница не обвиняла его ни в чем; но сказать ему об этом оказалось невозможным.
     Наконец пришел вечер. Баракас позволил Ригану дать сигнал к остановке. Наследник сделал это с угрюмым видом; он все еще переживал из-за решения отца оставить его мать управлять растущей Империей. Риган предположил, что отсутствие отца позволит ему осуществить его давнее желание править. Наследник даже некоторое время спорил с Баракасом, но результат был заранее известен. Все, что Риган мог делать, это дуться - с целеустремленностью, вызывающей почти восхищение.
     Шарисса как раз собиралась слезть со своего ненадежного дрейка, когда позади нее раздался знакомый - и неприятный - голос.
     - Позволь мне помочь тебе, Шарисса.
     - Я могу обойтись и без твоей помощи, и без твоей дружбы, Лохиван! - резко ответила она, спускаясь с седла.
     Он тем не менее помог ей.
     - Я понимаю твою горечь и знаю, что ничего не могу сделать, чтобы искупить те грехи, в которых ты меня винишь, но мы будем находиться вместе довольно долгое время - в сущности, в течение всей жизни.
     - Я думала, что повелитель Баракас хотел выдать меня за Ригана - а не за тебя.
     Лохиван коротко хихикнул.
     - Я мог бы признать, что имел кое-какие мысли на этот счет; и мне приятно думать, что ты могла бы найти меня чуть более интересным, чем моего грубияна-братца. Однако я имел в виду не это, а просто тот факт, который ты должна вскоре признать: что ты принадлежишь теперь - и должна будешь принадлежать - к нам. Назад дороги нет.
     Она решила снять со своего дрейка седельную суму, но Лохиван обошел ее и сделал это прежде, чем она успела даже попытаться.
     - Только водное пространство отделяет меня от моего отца и других враадов. Или они придут за мной, или я отправлюсь к ним.
     Лохиван жестом подозвал другого Тезерени, который подбежал и принял поводья дрейка Шариссы. Позаботившись об этом, Лохиван пошел прочь, все еще неся в руках седельную суму Шариссы. Та последовала за ним - хотя бы потому, что знала - он продолжит свой путь независимо от ее поведения. Шарисса знала, что, пока он держит в руках эту суму, ей придется выслушивать его.
     - Пересечь эти воды - смертельно опасно; эльфийка, которую твой отец взял в жены, должна была сказать тебе об этом.
     - Она же осталась в живых, ведь так?
     - Другие погибали. Кроме того, ты думаешь, что сможешь доплыть туда одна?
     - Я снова обрела свои способности - и не благодаря тебе и другим Тезерени.
     Он остановился перед чистым, гладким участком. Если бы Шарисса остановилась там, то оказалась бы в самой середине лагеря. Кстати, рядом находился дозор из нескольких Тезерени.
     - Эльфы, насколько я понимаю, не лишены магических сил. Мы, возможно, и могущественны, но следует уважать и менее сильных.
     Она протянула руку и забрала у него суму.
     - Когда это враады уважали менее сильных? Вы так легко забыли Нимт?
     - Едва ли. Я научился большему, чем ты думаешь, Шарисса. Я уважаю этот мир. Хотя это не помешает мне выполнять мой долг перед кланом. Мы должны покорить для себя Драконье царство. А этой глупости - когда один народ соревнуется с другим - следует положить конец. Из-за нее, кажется, уже погибли искатели. Мы же - если ты вспомнишь - последняя надежда основателей иметь преемников. Нам не следует разочаровывать их.
     Пока он говорил, Шарисса опустилась на колени и открыла суму. Ту еду, которую она вынула, можно было бы заколдовать, а не нести на себе, но Баракас хотел, чтобы волшебством пользовались как можно меньше. В отличие от Нимта, который терпел от враадов в течение тысячелетий всякие выходки, этот мир был достаточно злым. Тезерени могли воспользоваться колдовством старого мира, но это по-прежнему изматывало их физически. Даже Шариссе такое давалось нелегко. Баракас заявлял, что хочет, чтобы все находились в самой лучшей форме - на случай атаки. Возможно, что искатели могли еще и не знать о приближении Тезерени. Чрезмерное использование волшебства могло бы насторожить пернатых и уничтожить всякое преимущество, которое имела внезапность экспедиции.
     Шарисса сомневалась, что эти причины были главными. Она подозревала, что глава клана хотел, чтобы его люди захватили гнездовье без помощи колдовства; это подняло бы боевой дух и прибавило уверенности в том, что Империя, находящаяся в этой земле, была их подлинной судьбой.
     - Послушай меня! - зашипел Лохиван, опустившись на колено рядом с Шариссой. - Его голос был очень тихим и встревоженным. - Я твой друг - веришь ты мне или нет. Я думаю о тебе!
     - Когда это не мешает твоим благородным мыслям касательно твоего клана. Я устала, Лохиван. Иди поговори с одним из своих братьев, или сестер, или родственников - или с кем угодно; но прекрати разговаривать со мной.
     Он поднялся и стал темной тенью на фоне последних тусклых лучей заходящего солнца.
     - Ты и этот эльф... вы заодно!
     - Что ты хочешь сказать об эльфе? - Шарисса как могла постаралась выглядеть не слишком заинтересованной.
     Лохиван счел ее интерес к эльфу делом само собой разумеющимся.
     - Мне придется провести еще один бесплодный вечер в попытках убедить его, что он тщетно продолжает хранить свои тайны. При том, что его спутники мертвы и его народ находится далеко, ему следовало бы вести себя разумно. А вместо этого он просто скрежещет зубами, уставясь в никуда.
     Шарисса почти не слышала большую часть сказанного Лохиваном.
     - Что вы сделали с ним на этот раз? Резкость в ее голосе не осталась незамеченной.
     - Только то, что необходимо. Мы были осторожны: израненный, он не принесет никакой пользы. Он знает эту землю лучше, чем мы. И его знания следует добавить к нашим.
     А не могла бы она?.. Мысль была настолько возмутительна, что Шарисса отбросила ее почти сразу же. Она взглянула на Лохивана.
     - Я могла бы поговорить с ним - если вы мне позволите.
     - А отчего ты хочешь это сделать? - Его недоверие было понятным. С чего бы ей помогать Тезерени? Волшебница надеялась, что се ответ приглушит его подозрения.
     - Я хочу спасти его от дальнейшего гостеприимства Баракаса - его и Темного Коня. Посмотрим, смогу ли я что-либо сделать. Если я добьюсь успеха, то, полагаю, мне позволят провести немного времени также и с Темным Конем.
     - Ты ожидаешь... Она подняла руку.
     - Разве Баракас не говорит, что те, кто оказывает услугу, должны быть вознаграждены? Я запросила чересчур много?
     Лохиван молчал так долго, что Шарисса побоялась, что он сразу отклонил ее предложение, а он просто изумлялся ее наглости. Затем он рассмеялся.
     - Я спрошу его разрешения. Эта идея может позабавить его так же сильно, как и меня. - Он собрался уходить, затем обернулся и тихо добавил: - Возможно, тебя это и не удивит, но за тобой наблюдают.
     - Я едва ли надеялась, что повелитель Баракас не позаботится застраховать себя от моих благих намерений. Мне думается, я знаю, что могло бы случиться, пожелай я испытать свои способности.
     Это снова вызвало добродушный смех.
     - Если бы тебя выдали за Ригана, то сделали бы это совершенно напрасно.
     Она занялась своим одеялом и не ответила.
     - Я вижу, что стал лишним. Если мне удастся получить для тебя разрешение поговорить с эльфом, я дам тебе знать. А до тех пор - спокойной ночи. - Он пошел прочь; его тяжелые сапоги крушили упавшие веточки и листья. Шарисса подождала, пока эти звуки утихнут, а затем обернулась, чтобы проводить его взглядом.
     - Я бы лучше вышла замуж за Ригана, - прошептала она. - По крайней мере, он последователен во всем.
     - Госпожа Шарисса?
     Волшебница стряхнула с себя сон. Ночь все еще окутывала землю, но ничего существенного это ей не сказало.
     - Скоро утро?
     - Нет, госпожа моя. - Женщина-воительница склонилась над ней, держа в одной руке шлем. Если бы ее одели во что-то иное, чем доспехи, она могла бы оказаться привлекательной. Тезерени, вообще говоря, обходились без волшебных изменений своих лиц и фигур, предпочитая обходиться теми, что дала им природа. Для многих это означало иметь некрасивые черты лица. Некоторым из отпрысков Баракаса - вроде Геррода или его покойного брата Рендела - достаточно повезло, так как внешность они унаследовали скорее от матери, чем от отца.
     - А который час?
     - Едва лишь наступила полночь, госпожа моя Шарисса. - Воительница почесала щеку. В свете неполных лун волшебница видела, что та самая сухость кожи, от которой страдали многие Тезерени, распространилась у этой женщины на щеку, разрушив ее красоту.
     Из-за сна волшебница соображала медленно. Существовала причина, по которой Тезерени могли сейчас обратиться к ней, но она не могла догадаться, какая именно.
     - Тогда почему меня потревожили?
     - Баракас, повелитель Тезерени, дал вам разрешение поговорить с эльфом.
     - Конечно же, наедине.
     - Конечно же, госпожа моя.
     Обе они знали, что это было неправдой, но споры на этот счет не принесли бы Шариссе никакой пользы. Ей просто придется соблюдать осторожность, когда она будет говорить с Фононом. Он поймет почему. Дураком эльф не был.
     Шарисса встала.
     - Дайте мне минуту. - Она взяла кое-что из еды, включая немного тезеренского вина, которое дал ей Риган. То, что клан дракона умел делать такое превосходное вино, было в ее глазах их единственным достоинством.
     Когда она была готова, воительница повела ее к фургону, где держали Фонона. Двое стражей стояли наготове, поджидая их. Шарисса полагала, что поблизости будет находиться Лохиван, но не увидела его. Сожалеть об этом она не стала.
     Ее проводница поговорила с охранниками и указала на Шариссу. Один из них кивнул и отступил в сторону. С таким видом, как будто о неповиновении и речи не могло быть, волшебница прошла ко входу в фургон. Тезерени предпочитали фургоны, которые были скорее комнатами на колесах - с окнами и дверью. Не было никакой необходимости в таком сложном сооружении - сошел бы и простой фургон, крытый тканью; так что здесь проявились вкусы клана. В чем-то он походил на крошечную цитадель. Шарисса знала, что фургон был даже - до некоторой степени - защищен особыми заклинаниями.
     Когда она открыла дверь, свет внутри ослепил ее. Ее глазам, привыкшим к темноте, понадобилось некоторое время, чтобы прийти в норму. Шарисса увидела, что фургон освещен лампой, и спросила себя, не специально ли для нее это было сделано. Лампа свисала с крюка в потолке. Помимо этого, здесь лежало несколько таинственных мешков, которые были окутаны легкой аурой волшебства, но ничто не заставило се проявить беспокойство. Какие-нибудь припасы; они встречались ей достаточно часто.
     В фургоне присутствовал лишь Фонон.
     Он был скован так, чтобы мог сидеть на полу, вытянув ноги, но были и другие цепи - выше; они указывали на то, что иногда его заставляли стоять во весь рост - вероятно, во время допросов. Физически Фонон выглядел не хуже, чем в последний раз, когда волшебница разговаривала с ним. Пытки враадов, правда, не обязательно оставляли видимые следы.
     Она закрыла за собой дверь - хоть это и не означало, что их не могут услышать. Это давало им, по крайней мере, видимость уединения.
     - Фонон? - Усталая фигура не отвечала. - Фонон? - Голос Шариссы дрожал. Или они убили его и оставили здесь труп, чтобы она его увидела? Была ли это безумная шутка Лохивана?
     Его грудь поднималась и опадала. Шарисса издала вздох облегчения; мысль о смерти ужаснула ее больше, чем она могла бы подумать. Эльф здесь был единственным существом, кроме Темного Коня, которого она могла бы считать другом.
     Фонон открыл глаза. Его красивое лицо портили темные круги под глазами и очень, очень бледная кожа. Несмотря на огромные муки, которые он перенес со времени их последней встречи, в его глазах по-прежнему горел огонь. Когда они сосредоточились на Шариссе, этот огонь разгорелся ярче, как будто ее присутствие приободрило его.
     - Госпожа Шарисса. - Он закашлялся. - Мне сказали, что вы придете. Я думал, что их слова - только новая пытка. Я думал, что я никогда не увижу вас снова.
     - Я не могла попасть к вам. - Не будет никакого вреда, если немного поговорить об их последней встрече. Теперь она была уверена, что Тезерени, по крайней мере, знали о ней, если и не слышали того, о чем они вдвоем беседовали в тот раз.
     - А потом я обнаружила, что вас переместили.
     - Эти Тезерени любят играть в игры. Одна... одна из таких игр состоит в том, чтобы перемещать меня из одного места в другое, и каждое... каждое следующее помещение хуже предыдущего.
     Шарисса подошла поближе, чтобы прикоснуться к нему.
     - Мне жаль. Мне следовало добиваться усерднее... свидания и с вами, и с Темным Конем.
     - И что вы могли бы сделать? У нас, э