е о
безвыходном положении,  в  котором  находился.  Он  прикоснулся  к  весьма
щекотливым тайнам, - это ему подсказывал инстинкт человека, искушенного  в
разного рода интригах и авантюрах...
     Люгер понимал, что другого такого случая у  него  может  и  не  быть,
поэтому старался запомнить как можно  больше,  одновременно  проясняя  для
себя некоторые темные  страницы  истории  королевства.  Прежде  всего,  он
припомнил, что Галит Гадамес, именем которого Шаркад, очевидно, и  называл
усыпальницу, был министром при королеве Сомар, а затем - генералом  ордена
Святого Шуремии в Адоле. Отсюда могла тянуться  первая  нить,  связывавшая
Галита и род Люгеров. Дело в том, что сейчас генералом ордена был  Алфиос,
старинный друг отца Слота, когда-то обучавший Стервятника магии и  боевому
искусству. Поясной портрет, на котором Алфиос был изображен в генеральской
мантии, также имелся здесь - в обрамлении венка  из  черных  и  фиолетовых
цветов, испускавших удушливый аромат. Увидев  венок,  Люгер  вздрогнул,  -
настолько мрачной показалась  ему  эта  живая  и  далеко  не  благоухающая
рама...
     Внезапное  превращение   Алфиоса   из   любителя   острых   ощущений,
авантюриста,  придворного  повесы,  тратившего  унаследованные  деньги  на
многочисленных  любовниц,  редкое  оружие,  лошадей  и   содержание   трех
роскошных домов в Элизенваре, не считая загородного поместья, в смиренного
последователя Шуремии, канонизированного церковью еще в 1696 году, удивило
даже  юного  Люгера,  а  при  дворе  короля  Хетмека  произвело  настоящую
сенсацию, однако пути ордена, как и  пути  самого  святого  Шуремии,  были
неисповедимы и Алфиос  довольно  быстро  обзавелся  генеральской  мантией,
несмотря на интриги своих противников в Валидии и Адоле.
     Люгеру были известны как минимум две версии,  по-разному  объяснявшие
произошедшее. В соответствии с первой из них, Алфиос вынужден был бежать в
западное королевство Адолу после  того,  как  попал  в  весьма  неприятную
историю,   в   которой   были   замешаны    несколько    министров,    два
высокопоставленных члена Серой Стаи, сама королева Ясельда и посол Морморы
Бавул. Быстрое продвижение Алфиоса вверх по иерархической лестнице  ордена
объясняли его давними  связями  с  богатейшими  фамилиями  Адолы  и  самой
верхушкой ордена, однако Люгеру казалось, что этого все-таки  недостаточно
для того, чтобы получить генеральский сан. Слот был свидетелем  нескольких
тайных встреч Алфиоса с неизвестными ему людьми еще в Элизенваре  и  позже
вынужден был признать, что знает о друге отца смехотворно мало. Да  и  был
ли тот другом? Порой Стервятник сомневался и в этом...
     Согласно второй версии, Алфиос, пресытившись жизнью,  которую  вел  в
Валидии, добровольно отправился в изгнание и был обращен в истинную веру в
Фирдане,  столице  Адолы,  странствующим  проповедником  по  имени  Хемис,
оказавшимся тогдашним генералом ордена Святого Шуремии. Чуть  позже  Хемис
был похищен группой  разорившихся  ренегатов,  требовавших  у  баснословно
богатого ордена выкуп за освобождение генерала. Поговаривали  о  том,  что
Алфиос сам подстроил это похищение, и Люгер не  исключал  такого  варианта
событий.
     Офицеры ордена не спешили платить за похищенного генерала и,  видимо,
потом кто-то намекнул Хемису на это обстоятельство, сыгравшее немаловажную
роль в дальнейшей судьбе Алфиоса. Во всяком  случае,  именно  Алфиос  спас
жизнь Хемису, воспользовавшись своими связями с преступным миром  Фирдана,
и, кроме того, захватил похитителей. Все  они  бесследно  исчезли  еще  до
встречи с генералом в тюрьме ордена, а Хемис, человек  строгих  правил  и,
наверное, немного наивный, проложил Алфиосу путь  к  унаследованию  своего
положения. Конечно,  последовавшая  вскоре  смерть  Хемиса  могла  вызвать
кое-какие сомнения у непредвзятого наблюдателя,  но,  если  бы  таковой  и
нашелся,  он  счел  бы  смертельно  опасным  искать  подтверждение   своим
подозрениям...
     Люгер остановился перед крайней нишей, в  которой  находилась  только
одна восковая фигурка, заключенная в сложный  многоугольник,  обозначенный
на камне золой. Он увидел,  что  у  фигурки  нет  лица.  Что-то  неодолимо
притягивало к ней его внимание. Потом он понял, почему так заинтересовался
ею. Фигурка была раскрашена в цвета его рода...  Стервятник  долго  стоял,
испытывая почти детский страх перед тьмой, клубившейся в углах  склепа.  У
него почти не было сомнений в том, что восковая скульптура  изображает  не
его, но тогда кого же? Слот смотрел на  нее,  запоминая  пропорции,  форму
головы, тщательно изображенную одежду, давно вышедшую из моды... Потом  он
протянул к фигурке руку,  но  пальцы  наткнулись  на  невидимую  преграду,
твердую, как сталь. Люгер выругался  и  почувствовал,  что  горячий  воск,
стекавший со свечи, коснулся его кожи...



                              8. ЛОЖЕ ЛЮБВИ

     Он установил свечу на полу, сел  на  крышку  ближайшего  саркофага  и
попытался изменить ситуацию, пользуясь техникой, заимствованной у Алфиоса.
     Постепенно его ум освободился от изматывающих  и  бесплодных  мыслей,
блуждавших в лабиринте, из которого не существовало выхода. Сознание стало
похожим на абсолютно прозрачное  пространство,  а  в  глубине  его  лежала
бесконечно тонкая преграда, как дно безбрежного океана. Эта преграда пахла
враждебностью и вечным пленом. Опускаясь все  ниже  и  ниже,  он  оказался
перед нею и ему показалось,  что  он  нашел  место,  где  зарождаются  его
собственные мысли и, одновременно, самые черные сны. Они  приходили  из-за
преграды, вздуваясь на ней гигантскими пузырями, и, оторвавшись, всплывали
кверху... Ему удалось воспрепятствовать их рождению и тогда он увидел, что
на самом деле они приходят извне и у него вообще  никогда  не  было  СВОИХ
мыслей...
     Так он достиг полного безмолвия и непогрешимой ясности. Иногда в этом
состоянии он начинал действовать, - без сомнений и  оглядки,  так,  словно
его направляла высшая сила, проводником которой он был и которой полностью
вверял  свое  слепое  существо.  Тогда  он   действовал   с   удивительным
совершенством, пока разум его оставался безмолвным,  но  поддерживать  это
состояние ему удавалось нечасто и очень недолго.
     Теперь  его  разрушила  такая  мелочь,  как  тоскливый  вой  Газеуса,
донесшийся снаружи. Люгер снова был пойман в ловушку непрерывно метавшихся
и, в общем-то, однообразных мыслей, однако ему показалось,  что  он  успел
получить подсказку или хотя бы намек на подсказку.
     Намек содержался в мимолетном видении, в котором он занимался любовью
с женщиной на чьей-то могиле... Каким-то образом это  должно  было  многое
изменить. Люгер был существом, почти начисто  лишенным  предрассудков,  но
все же такая любовь в месте мертвых показалась ему  противоестественной  и
чуть ли  не  кощунственной.  Потом  Слот  понял,  что  видение  в  мелочах
совпадало с его собственными затаенными желаниями. Кроме того,  он  привык
доверять даже самым странным и нелепым посланиям, полученным  в  состоянии
незамутненного ума и безмолвствующего рассудка.
     Сегейла сидела на полу, обняв его ноги. Ее  глаза  были  закрыты,  но
она, конечно, не спала. Люгер провел рукой по ее  волосам  и  увидел,  что
свеча на полу почти догорела. Ко всему прочему,  им  предстояла  медленная
смерть в полной темноте... если не придет тот, кто заключил их в склепе. В
восприятии Слота время вновь обрело  привычный  ход  и  потянулись  долгие
тоскливые минуты, в течение которых таял фитиль и росла на  каменном  полу
горка застывающего воска. Приближение тьмы  приводило  в  ужас...  Снаружи
завывал Газеус, словно душа, затерявшаяся в ледяной пустоте...
     Люгер склонился над женщиной и принялся ласкать ее. Она подняла глаза
и посмотрела на него. В этом взгляде он прочел немой  вопрос,  потом  губы
Сегейлы тронула легкая улыбка. Он отдал должное  гибкости  ее  ума  и  его
ласки стали более смелыми. Спустя минуту Сегейла  уже  жадно  отвечала  на
них, а Стервятник невольно думал о том, что если ей и  суждено  стать  его
последней любовницей, то она, безусловно, того стоит...
     Соседство любви и смерти, распаленного тела Сегейлы и холодных  плит,
под которыми были лишь истлевшие кости, подстегивало его страсть, дразнило
пресыщенные вкусы и приятно щекотало нервы.  Люгер  чувствовал  себя  так,
словно был главным  соучастником  какого-то  неведомого  преступления,  но
теперь, когда оно уже было совершено, оставалось только  наслаждаться  его
плодами, потому что в этом склепе оно могло  оказаться  последним.  Но  он
ошибался - кое-что еще должно было произойти...
     Уже не удивляясь тому, что все  еще  может  испытывать  удовольствие,
несмотря на окружавшие его глухие стены и отчаяние, поселившееся  в  душе,
Слот решил довести эту ночь ни с чем не  сравнимой  любви  до  логического
завершения.
     Он медленно раздел Сегейлу, стараясь не упустить ни малейшей  детали,
запоминая каждый изгиб ее тела, выражение серых прозрачных глаз и то,  как
вздрагивают  от  страсти  темные  губы...  Вскоре  должна  была  погаснуть
свеча... Он снял с себя оружие, рубашку и защитный жилет. Назойливая мысль
о том, что, возможно, он совершает безумство, крутилась в его  голове,  но
потом ласковые руки Сегейлы коснулись его кожи и все остальное  показалось
ему не таким уж важным...
     Он почти швырнул женщину на каменную крышку саркофага,  а  затем  сам
ощутил ладонями могильный холод камня. Судорога пронзила  обнаженное  тело
Сегейлы и бронзовые отсветы умирающего пламени заплясали  на  ее  груди  и
бедрах. Это зрелище еще больше завело Люгера; медленно, причиняя любовнице
и самому себе сладостную муку,  он  слился  с  нею  в  одно  разгоряченное
четверорукое и четвероногое существо, но все-таки не избежал мысли о  том,
что, может быть, занимается любовью последний раз в жизни...
     Пламя свечи заколебалось перед тем, как погаснуть, и,  наконец,  тихо
умерло, оставив после себя только лужицу мгновенно застывшего воска.
     В наступившей тьме Люгер слышал только  собственное  шумное  дыхание,
стоны Сегейлы и завывания безутешного Газеуса  по  ту  сторону  магической
двери.  Стервятник  ощутил  внезапную  опустошенность.  Как   галлюцинацию
воспринял он новое появление призрачного голубого света,  в  котором  лицо
Сегейлы приобрело мертвенно-белый оттенок. Вначале почти незаметный,  свет
становился  все  более  ярким;  как  оказалось,  он  исходил  из   облака,
сгустившегося под куполом усыпальницы и принявшего  очертания  гигантского
человеческого уха.
     Но не это заставило Люгера остановиться на самом интересном месте.
     Теперь склеп был освещен светом, падавшим  сверху,  и  сквозь  густую
сеть разметавшихся волос Сегейлы Стервятнику стала  видна  часть  надписи,
высеченной на крышке саркофага, - начальные буквы имени и  дата  рождения.
Он почувствовал, что у него пересыхает в горле. Он даже утратил интерес  к
телу, трепетавшему под ним и с благодарностью отвечавшему  на  его  ласки.
Сегейла удивленно смотрела на него, но он  уже  не  видел  ее  прекрасного
лица. Его взгляд был прикован к каменной плите. Очень медленно он протянул
руку и отвел в сторону волосы  Сегейлы.  Глазам  его  предстала  следующая
надпись:

                              Шаркад Гадамес
                                1889-1965

     ...Может быть, это и было продолжением безумных видений, однако через
мгновение ужасный  звук  донесся  из  глубины  саркофага  и  Люгер  увидел
ветвящуюся трещину, возникшую в каменной плите. Он не успел даже крикнуть,
прежде чем плита раскололась и обломки рухнули вниз. Стервятник  схватился
руками за край  каменного  гроба  и  тело  его,  раскачиваясь,  повисло  в
пустоте.
     Саркофаг оказался чем угодно, только не вместилищем костей. Во всяком
случае, у него не  было  дна.  Обломки  надгробья  исчезли  в  открывшейся
прямоугольной дыре, но Люгер не услышал звуков их падения. Какой-то низкий
гул, похожий на далекий шум  сотен  водопадов,  доносился  снизу.  Ледяной
ветер, подувший из дыры, заморозил ноги Стервятника и вонзился в кожу лица
сотнями мельчайших иголок...
     Потом Люгер увидел руку  Сегейлы,  все  еще  цепляющуюся  за  камень.
Голубой свет стал меркнуть и спустя несколько мгновений Слот уже с  трудом
различал во тьме ее побелевшие пальцы. Он попытался продвинуться  ближе  к
женщине и вдруг с ужасом ощутил, что клубящийся мрак тянет его тело книзу.
Это ощущение было пугающим и совершенно  незнакомым  ему.  Он  болтался  в
воздухе  и  это  выглядело  так,  словно  его  засасывала  в  себя  чья-то
ненасытная глотка. Однообразный гул, не сравнимый даже с  воем  оборотней,
сводил с ума, тем более, что Слот не мог представить себе  источник  этого
звука. Нездешний ужас вибрировал в нем, ужас, от которого цепенел  мозг  и
слабели конечности.
     Стервятник отчаянно цеплялся за края саркофага, но окоченевшие пальцы
скользили по гладкому камню, а неведомая сила продолжала тянуть  его  тело
вниз. Левой рукой он коснулся ледяного металла и схватил пояс, на  котором
болтались меч и кинжал, даже не осознавая, зачем делает это. Еще несколько
секунд Люгеру удалось продержаться на правой руке, пока ножны цеплялись за
обломки камня. Волосы зашевелились у него  на  голове,  когда  он  услышал
удаляющийся крик Сегейлы, провалившейся в бездну. Силы Люгера тоже были на
исходе, но ему даже не пришлось разжимать пальцы, - пронизываемая  ледяным
ветром тьма приняла его в себя и, теряя разум, он рухнул в адский колодец,
как животное, без крика расстающееся с жизнью...



                             9. ГОРОД ТЕНЕЙ

     Люгер пришел в себя под фиолетовыми  небесами,  похожими  на  болота,
фосфоресцирующие во тьме. В них не было ни малейшего намека  на  звезды  и
белесый пар облаков; он увидел только нагромождение  невообразимо  тяжелых
застывших форм, нависших над безвестной твердью. Это подействовало на него
гнетуще, как могильная плита  на  погребенного  заживо.  Стервятник  вдруг
почувствовал себя  жалким  и  смехотворно  маленьким  в  этом  неподвижном
холодном аду.
     Потом он удивился тому, что  не  ощущает  боли.  Некоторое  время  он
апатично вглядывался в пространство, откуда, по-видимому,  свалился  сюда,
но не мог найти ничего, хотя бы отдаленно похожего на  отверстие  колодца.
Каменный свод сочился тусклым светом и, поднеся к глазам свою руку,  Люгер
увидел, что его кожа переливается, словно непрозрачное голубое стекло.
     Он  был  совершенно  цел,  как  будто   плавно   опустился   на   эту
непоколебимую твердь, хотя прекрасно помнил тот  кошмарный  момент,  когда
перестал сопротивляться притяжению подземелья и начал  падать  во  тьму...
Только мысль о Сегейле могла согреть его здесь.  Он  поднялся  на  ноги  и
осмотрелся. Его спутницы нигде не было. Черная твердь окружала  Люгера  со
всех сторон. Она была гладкой, как полированная  поверхность  драгоценного
камня.  Лишь  в  одном  направлении  нарушалось  безрадостное  однообразие
здешнего пейзажа, - там цианистое свечение небес  смешивалось  с  багровым
заревом, висевшим над горизонтом. На  фоне  зарева  можно  было  различить
темный силуэт, похожий на скалу или замок. Слот решил идти в  ту  сторону,
поскольку  предпочитал  двигаться   к   видимой   цели...   Он   попытался
превратиться в птицу, но обнаружил, что  здесь  его  магия  бессильна.  По
крайней мере, меч и кинжал еще были с ним. Слабое утешение  для  человека,
оказавшегося на дне неведомой могилы, но больше утешиться было нечем... Он
шел к далекому замку с мыслями об утраченной женщине и холодом одиночества
в сердце.


     Спустя много часов он понял, что черное гладкое  плато  обрывается  в
той стороне, куда он шел, а  замок  стоит  на  самом  краю  пропасти,  над
которой висел багровый туман.
     Люгер не ощущал усталости; ничего не менялось над  головой  и  черный
лед под ногами был мертвее пустоты. И все же  чувство  расстояния  подвело
Стервятника, - замок находился гораздо дальше, чем казалось вначале. Может
быть, сам воздух подземелья искажал перспективу,  может  быть,  зеркальная
твердь  сыграла  злую  шутку  со  зрением,  -  во  всяком  случае,   Слоту
понадобилась почти половина суток, чтобы добраться до подножья  гигантской
скалы, имевшей почти правильную  коническую  форму.  Для  Люгера  осталось
загадкой, как был выстроен замок, да и был ли он выстроен вообще, - на его
поверхности не было  стыков.  Только  ряды  треугольных  окон,  обращенных
острым углом книзу, выдавали в нем чью-то обитель...
     Но не этот темный монолит поразил  воображение  Стервятника.  Гораздо
более странной оказалась пропасть, открывшаяся его взгляду.  Край  черного
плато обрывался вниз отвесной стеной, уходившей в  бездну.  Люгер  ошибся,
приняв свечение над пропастью за багровый туман. Кроваво-красным было само
пространство этой бесконечной и бездонной  дыры,  возле  которой  казалась
нелепой даже мысль о каком-либо движении,  времени,  изменении,  судьбе...
Замок  стоял  несокрушимый  и   безмолвный,   словно   последний   бастион
упорядоченности на краю мертвой Вселенной. Стервятник не был малодушен, но
его потрясло и подавило величие того, что таинственно и  безразлично,  как
сама вечность, противостояло теперь его жалкой, трепетной, краткой и почти
беззащитной жизни...
     Подавленный, но до сих пор не утративший  надежды,  он  обратил  свой
взор к замку. Казалось, черная капля упала когда-то с фиолетовых небес, да
так и застыла, не успев растечься по гладкой каменной  поверхности.  Одним
своим краем скала нависала над пропастью, а к замку вела извилистая дорога
со множеством длинных пологих ступеней. По обе стороны дороги  были  видны
ряды  столбов  с  каменными  изваяниями  на   вершинах,   выполненными   с
нечеловеческим совершенством.  Среди  столбов  шевелилось  то,  что  Люгер
поначалу принял за клубки черных лоснящихся змей. Приблизившись, он увидел
извивающиеся языки холодного черного пламени.
     Возможно, замок был местом ужасных чудес, но и  в  безлюдье  на  краю
бездны Стервятника не ожидало ничего, кроме медленной смерти. Больше,  чем
неведомая опасность, его пугало  мертвящее  однообразие,  господствовавшее
вне этого места.
     Он стал подниматься по дороге, спиралью обвившей скалу. Почти все его
силы ушли на многочасовой подъем к замку. И опять здешняя природа  сыграла
с ним неприятную шутку. Скала оказалось невероятно высокой, а замок вблизи
стал похожим на город, расположенный внутри крепостных стен. Очертания его
башен, мостов и арок дрожали, словно были сотканы из миражей; но даже  то,
что не  ускользало  от  взгляда  Люгера,  напоминало  ему  зыбкие  видения
вымершего  мира,   запутавшегося   в   тысячелетней   паутине.   Странная,
немыслимая,  извращенная  архитектура,  несоразмерные  части,  соединенные
маниакальным творцом в дисгармоничное и  упадочное  целое,  одним  словом,
город на скале угнетал пришельца, как кошмарный  сон,  оставивший  след  в
реальности...
     Всякий раз, оказываясь на краю пустоты, Люгер бросал взгляд  вниз,  в
багровую бездну, и удивлялся тому, какой  все  более  далекой  становилась
черная гладкая твердь,  превратившаяся  вскоре  в  мир  одного  крошечного
круглого зеркала. Стервятник на мгновение  почувствовал  себя  так,  будто
очутился среди вечного холода  звезд,  но  здесь  не  было  звезд,  только
мерцающие опрокинутые болота, в которых ничего не менялось, висели над его
головой.


     Поднявшись, наконец, к замку, Слот не увидел ни подъемных мостов,  ни
ворот, ни даже сточных канав. Спиральная дорога вывела его к узкой  черной
щели в гладкой замковой стене. Что-то блестело в глубине этой щели и когда
он вошел в нее, держа перед собой меч, то клинок вдруг стал укорачиваться,
как будто его проглатывал мрак. После минутного колебания  Люгер  протянул
руку к невидимой и неощутимой границе и увидел, что за  нею  исчезают  его
па