он о нас...
Без меня ты никогда не найдешь Небесного Дракона, даже если будешь  искать
сотню лет... Только я могу провести тебя по землям южных варваров.
     - По-моему, ты можешь провести прямиком в Ад!
     - Ты собираешься отдать Звезду оборотням?! - Кравиус почти кричал.
     - Именно так я и собираюсь поступить.
     - Заклинаю тебя, несчастный, не делай этого!  Небесный  Дракон  может
изменить все...
     Люгер смотрел на аббата и впервые увидел в его глазах нечто,  похожее
на испуг, хотя все козыри были в его  руках.  Стервятник  оставался  всего
лишь пленником, тем не менее, Кравиус почти навязывал ему свободу  и  свое
общество. Это было, по меньшей мере, странно, но Слот был не из  тех,  кто
пренебрегает выигрышной ситуацией.  Поэтому  он  улыбнулся  Кравиусу,  как
улыбаются союзнику, от которого в любую секунду ожидают удара в спину.
     - Ну, раз уж ты все видел, то о чем мы спорим? - сказал он с иронией.
- По-моему,  нам  нужно  избавиться  от  этих  двоих...  И  освободи  моих
Ястребов.
     Под  двумя  мертвецами,  лежавшими  на  полу   кареты,   образовалась
внушительная лужа крови. Кравиус открыл окошко и  что-то  крикнул  кучеру.
Карета остановилась и Люгер  вышел  из  нее,  стараясь  не  прикасаться  к
трупам.
     Сладостное ощущение освобождения слилось с  дыханием  свежего  ветра,
дувшего с океана. В это мгновение он  принял  жизнь,  как  подарок  Богов,
чересчур снисходительных к его вопиющим безрассудствам.  До  сих  пор  ему
слишком уж везло...
     К  исходу  ночи  погода  быстро  портилась.  Исчезли  звезды  и  тучи
заволокли небо. Опасная дорога протянулась вдоль обрывистого  берега  и  в
нескольких шагах от экипажа  уже  опадала  серая  пена.  Тюремная  карета,
следовавшая за  каретой  аббата,  остановилась  рядом.  Слот  увидел,  как
освобождают его Ястребов. Те оставались совершенно  безучастными  и  после
этой неожиданной перемены. Казалось, ничто не может  поколебать  холодного
безразличия этих загадочных созданий к собственной судьбе.
     Люди Кравиуса вытащили трупы из кареты и сбросили их в океан. Темнота
и волны бесследно поглотили  тела.  Никто  не  произнес  ни  слова.  Слуги
выполнили  свою  работу  и  аббат  отправил  их   в   неизвестном   Люгеру
направлении. До гавани Блиндар оставалось полчаса езды.
     Когда Стервятник снова занял место  в  экипаже,  там  вполне  ощутимо
пахло кровью.


     Кравиус не обманывал его.  Небольшая  и  хорошо  защищенная  от  бури
гавань в  глубине  залива  действительно  приютила  двухмачтовый  корабль.
Несмотря на  поздний  час,  команда  из  десятка  человек  была  готова  к
отплытию. Селение Блиндар, лежавшее неподалеку, было погружено во тьму.
     Для Люгера осталось тайной, кому принадлежали гавань  и  корабль.  Во
всяком случае, было очевидно, что  команда  предана  аббату  безраздельно.
Неизвестно,  чем  удерживал  Кравиус  в   повиновении   этих   мрачных   и
нелюбопытных людей - большими деньгами, шантажом или страхом перед  адским
пламенем. Никто из них не заинтересовался Люгером, Ястребами или  хотя  бы
целью таинственного плавания.
     Корабль отчалил тотчас же  после  того,  как  аббат  и  его  спутники
поднялись на борт. На выходе из залива паруса поймали усиливающийся  ветер
и тот тоскливо запел в натянувшихся снастях. Деревянный корабль скрипел  и
стонал, как старик, которого против его воли гнали в дальний опасный путь,
в то время, как он мечтал лишь о покое.


     Огромный черно-рыжий кабан, неизвестно как очутившийся  на  безлесном
каменном берегу, вдали от своих собратьев,  стоял  неподвижно,  обратив  к
океану клыкастую морду, словно хотел рассмотреть что-то  в  серой  пелене,
стелившейся над волнами. Его бока тяжело вздымались  после  долгого  бега,
оказавшегося бесцельным. Ледяные соленые брызги летели в него, но зверь не
замечал их. В нем ощущалась тупая уродливая сила. Маленькие желтые  глазки
были мутными, как луна, отраженная в грязной луже.  Длинный  свежий  шрам,
начинавшийся от ключицы, пересекал его горло. Эту рану, нанесенную  мечом,
не могла скрыть даже густая жесткая щетина.
     Когда кабан увидел на горизонте  едва  различимую  тень  удаляющегося
корабля, дрожь прошла по его мощному телу. Он поднял  морду  к  свинцовому
небу и захрипел, переполненный неутоленной злобой.
     В эту самую секунду Стервятник, стоявший на  высокой  корме  корабля,
испытал внезапное помутнение рассудка. Черный липкий  туман  возник  перед
глазами и скрыл от него далекую узкую ленту берега. Шатаясь,  как  пьяный,
он сделал несколько шагов в сторону борта. От гибели в волнах  его  спасло
только то, что  несущее  смерть  влияние  неведомого  врага  было  слишком
недолгим.
     Когда туман рассеялся, Люгер обнаружил себя вцепившимся в  деревянное
ограждение борта. Все еще шатаясь, он отправился в свою каюту...
     Корабль  превратился  в  точку  и,  наконец,  исчез  из  виду.  Кабан
развернулся и, тяжело стуча копытами по камням, медленно побежал в сторону
невидимых южных созвездий.



                                25. ПЕПЕЛ

     Люгер получил в свое распоряжение одиночную каюту, в  которой,  кроме
койки, стола из мраморного дерева, черного  шкафа  и  древних  стульев  из
гладкого материала, не гниющего в воде, нашлось место чудом  сохранившейся
части доисторического глобуса, изготовленного до  Катастрофы,  астролябии,
чучелам морских тварей и рыб, а также залежам пыльных книг и навигационных
карт со множеством таинственных пометок.
     Каюта Кравиуса, находившаяся рядом, была гораздо роскошнее  и  вполне
соответствовала его размерам. Даже  каждому  из  Ястребов  нашлось  бы  по
отдельной каюте, но они предпочли поселиться вместе. Слуги принцессы Тенес
не испытывали нужды в удобствах и спали прямо на жестком деревянном  полу.
Впрочем, один из них всегда бодрствовал.
     В своем временном убежище Люгер обнаружил  также  окованный  металлом
сундук, оказавшийся почти пустым. Корабль был, словно плавучая  гостиница,
- он никому не принадлежал достаточно долго и его некому было обживать.
     На дне сундука Стервятник нашел только лиловый цветок, давно высохший
и рассыпавшийся в пыль, как только он  дотронулся  до  него.  После  этого
сундук стал новым жилищем его гомункулуса. Люгер осторожно опустил все еще
непрозрачный сосуд в темное чрево сундука и  закрыл  крышку.  В  следующую
ночь должно было наступить новолуние. В эту ночь он собирался  узнать,  не
посмеялись ли над ним лилипуты из Гикунды.
     Люгер надеялся на то, что хотя бы гомункулус сможет указать ему  путь
и примерное направление поисков. Сам он до сих пор  не  представлял  себе,
что будет  делать  в  далекой,  враждебной  и  совершенно  незнакомой  ему
Морморе.
     Все еще терзаемый воспоминаниями о липком тумане, заклеившем  мозг  и
едва не  лишившем  его  рассудка,  он,  не  раздеваясь,  лег  на  койку  и
постарался думать о чем угодно, кроме кошмаров,  реальных,  вымышленных  и
посылаемых извне.
     ...Безумное напряжение последних дней, с которым он так  свыкся,  что
уже почти не замечал, постепенно отпускало его.  Страх  за  свою  жизнь  -
самое  сильное  из  человеческих  чувств  -  слишком  долго  заглушал  все
остальные. Люгер вдруг осознал,  что  до  сих  пор  блуждал  в  лабиринте,
темном, зловещем и не имеющем выхода. Этот лабиринт почти убил его  любовь
к Сегейле и превратил его в  механизм,  тупо  бредущий  куда-то,  покорный
чужой воле... Таким лабиринтом был Элизенвар, такими же оказались Фирдан и
замок Крелг. Теперь он  впервые  двигался  куда-то,  пусть  к  страшной  и
преступной цели, пусть в компании извращенцев и убийц,  но  само  движение
вселяло какие-то, пусть призрачные надежды... Так идут к  далекой  звезде,
горящей над горизонтом, зная, что никогда не достигнут ее, и все же  идут,
потому что оставаться без движения еще мучительнее и сносный выход  только
один - самоубийство.
     Воспоминания о Сегейле, которых он боялся последнее  время  и  потому
загонял их в самые глухие уголки сознания, теперь стучали в его двери.  Он
позволил им выйти на свет божий и они овладели всем его  существом.  Люгер
лежал и вспоминал все:  ее  глаза,  улыбку,  очертания  губ,  ее  поцелуи,
страстные и сладостные, гладкость кожи, упругость  живота,  теплоту  лона;
то, как она занимается  любовью,  то,  как  вечерний  свет  увязает  в  ее
ресницах, то, как она засыпает в его объятиях и тогда  ее  нежное  дыхание
касается его щеки. Щемящая тоска захлестнула его и он ощутил горячую влагу
на своих веках...
     А потом пришел покой, мягкий неземной покой.  Нелепо,  но  Стервятник
вдруг стал абсолютно, непоколебимо спокоен, словно никто и ничто не  могло
отнять у него его женщину и жизнь; все совершалось в другом мире, где  уже
не было зла и смерти.
     Он вдруг ощутил даже радость, необъяснимую радость, - просто от того,
что где-то существовала эта женщина, пусть еще бесконечно далекая от него,
но такая красивая и такая беззащитная. Она  была  единственным  существом,
которое он любил и в котором нуждался, и его душа устремилась к ней, как к
единственному солнцу во всей холодной и пустой вселенной,  а  тело  желало
ее, как никогда, и он застонал от этой муки, которую причинил себе сам...
     Так, сгорая от вожделения и с новой надеждой в сердце, он долго лежал
в темноте, пока сон без сновидений не похитил у него его Сегейлу.


     Люгер проснулся и увидел серый свет, забрезживший сквозь иллюминатор.
Он точно помнил, что запирал на ночь дверь каюты, однако сейчас на  пороге
стоял  Сидвалл  и  рассматривал  его  своими  немигающими   глазами.   Эта
назойливая опека вывела Стервятника из себя.
     - Пошел вон! - крикнул он Ястребу и вдруг увидел хищный оскал на  его
узком рыбьем лице. Похоже, эти идиоты подозревали его и здесь... Что ж, он
не разочарует их.
     Сидвалл удалился медленно и со звериным достоинством. Его  невозможно
было оскорбить, - его можно было только уничтожить.
     Люгер полежал еще немного,  словно  хотел  продолжить  цепь  приятных
ночных воспоминаний. И это удалось ему, но лишь отчасти. В серой  утренней
мгле все было будничным и грязным; здесь не  осталось  места  Сегейле.  На
мгновение ему удалось увидеть ее  прозрачные  сияющие  глаза  и  вспомнить
запах ее кожи. Потом все исчезло,  но  Люгер  ощутил  прилив  свежих  сил,
словно заблудившийся  в  непроглядной  ночи  странник,  отчаявшийся  найти
дорогу и вдруг узревший путеводную звезду, засверкавшую во мраке.
     Однако наступивший день стал днем мрачных и неблагоприятных знамений.
     К утру корабль уже находился в открытом океане, держа курс на  юг,  к
архипелагу Шенда. Люгер избегал покидать свою каюту, - слишком запомнилась
ему вчерашняя волна внезапной дурноты, пришедшая с берега, чтобы  сбросить
его в море. Большую часть времени он проводил,  разбирая  найденные  здесь
морские карты и рассматривая обломок  глобуса  с  неведомыми  в  его  мире
очертаниями материков.
     И все же впервые в жизни Стервятник находился посреди океана. До  сих
пор  его  опыт  в  этой  области  ограничивался  плаванием  по   рекам   и
единственным, совершенным семь лет назад путешествием по внутреннему  морю
Уртаб, во время которого Люгера едва не прикончили контрабандисты. Но знак
на ладони правой руки хранил его для иной  смерти...  Любопытство  все  же
взяло верх и Слот поднялся на палубу.
     Был пасмурный  день  без  дождя.  Ровный  и  сильный  северный  ветер
наполнял паруса. Кораблю почти не приходилось маневрировать. При свете дня
он оказался вовсе не таким убогим, каким представлялся  Люгеру  ночью.  Он
носил вызывающее имя "Ангел", но было что-то далеко не  ангельское  в  его
стремительных очертаниях, темных парусах и нелюдимых  матросах.  Это  было
быстрое и прочное судно -  идеальное  средство  для  того,  чтобы  вершить
темные дела.
     Слот высматривал того, кто управлял судном и командой. Оказалось, что
эту роль выполняет  маленький  человек  в  длинном  сером  плаще,  больший
похожий  на  шпиона,  чем  на  моряка.  Поймать  взгляд  его  глазок  было
невозможно, но он имел над матросами необъяснимую власть. Несмотря на свою
сухопутную  одежду,  он,  по-видимому,  знал  толк  в  кораблевождении   и
остальные моряки подчинялись ему слепо. Этот человек был еще и посредником
между аббатом и командой, потому что  Кравиус  ни  к  кому  из  ее  членов
никогда не обращался лично.
     Люгер увидел и самого аббата, прогуливавшегося на  палубе  в  носовой
части судна. Теперь на  нем  был  дорожный  костюм  без  всяких  признаков
принадлежности к церкви. Он приветствовал Стервятника приторной улыбкой и,
подхватив того под руку, увлек за собой, на  ходу  рассуждая  о  некоторых
отвлеченных  проблемах  теологии,  словно  мирный  священник,  гуляющий  с
коллегой в  церковном  саду.  Люгер  вполуха  слушал  этого  болтливого  и
опасного лицедея, думая  о  своем.  Величие  и  беспредельность  океанских
просторов поразили его. "Ангел" казался  жалкой  скорлупкой,  затерявшейся
среди серых и как-бы  застывших  волн.  Никто,  кроме  пустившихся  в  это
плавание безумцев, не заметил бы его исчезновения...
     Чуть позже аббат вручил ему морморанский меч, отобранный в "Медвежьей
Пещере". По его словам,  он  сделал  это  в  знак  своего  расположения  и
взаимного  доверия.  Люгер  смеялся  про   себя.   Кравиус   хорошо   знал
человеческую природу - пока ему действительно ничего не угрожало.
     Большая  часть  дня  прошла  в  вынужденном  безделье.  Изредка   они
воздавали должное корабельной кухне, оказавшейся вполне сносной. На  борту
"Ангела" обнаружились даже запасы старого белфурского вина.  Впрочем,  для
аббата это не было неожиданностью. Невидимый кок  умудрялся  разнообразить
блюда из вяленой рыбы и соленого мяса различными экзотическими приправами.
     Вино еще больше развязывало язык Кравиусу, но, несмотря на прозрачные
намеки  Люгера,  тот  больше  не  возвращался  к  теме,   касающейся   его
путешествия по дальнему югу. Насколько Слот мог понять, Кравиусу  пришлось
повидать многое  и  занятия  его  были  довольно  сомнительными,  а  потом
произошло некое событие, заставившее этого бродягу и  авантюриста  принять
сан и вести затворническую жизнь в Тегинском монастыре. Может  быть,  этим
событием и был плен в загадочной стране южных варваров.
     Ястребы ни разу в тот день не появились на палубе. Им  были  неведомы
любопытство и скука. Люгер велел отнести им  еду  в  каюту.  Хотел  бы  он
знать, чем заняты Сиулл и Сидвалл на протяжении  всего  томительного  дня.
Скорее всего, просто сидят, уставившись  в  пустоту,  словно  две  машины,
ожидающие момента, когда нужно будет действовать...


     А потом наступило время первого знамения.
     День клонился к вечеру. Солнце - мутное пятно  за  облаками  -  низко
висело над горизонтом. Стало холодно и Люгер, поднявшись на палубу,  надел
теплый плащ. Кравиус сидел в кресле, закутавшись в плед, и играл  в  кости
со своим помощником. Против ожидания, оба не произносили ни звука.
     Вдруг кто-то из матросов заметил серую пелену,  застелившую  небо  на
юге. Это было похоже на приближающийся  шквал  и  человечек  в  неизменном
длинном плаще велел убирать паруса. "Ангел" лег в дрейф. Но не  было  того
особенного  затишья,  которое   предшествует   буре.   Однородная   пелена
затягивала небо и волны; вскоре они были неразличимы.
     Некоторое время корабль  висел,  словно  в  густом  тумане,  а  потом
появился летящий пепел.
     Люгер не знал, сколько леса или городов должно было сгореть  дотла  и
откуда взялся пепел посреди океана, но снегопад и долгая метель обрушились
на "Ангела" и каждая снежинка была на самом  деле  частицей  пепла.  Стало
трудно дышать и приходилось закрывать нос руками. Спустя  несколько  минут
вся палуба корабля, его реи, ограждения и надстройки были покрыты  толстым
слоем ломкого  серого  вещества.  Пепел  летел  над  волнами,  налипал  на
ресницы, запутывался в волосах и вскоре не осталось ничего в  целом  мире,
кроме завораживающего безмолвия и мертвой зыби волн...
     Ощущение чудовищной изоляции пронзило Люгера. Откуда-то к нему  вдруг
пришла абсолютная уверенность  в  том,  что  они  остались  одни  на  всей
планете, оказавшись за гранью гибельного будущего. Ни одной  живой  твари,
кроме плывших на  "Ангеле",  ни  одного  жилища  и  ни  одного  уцелевшего
древесного ствола не было в этом умершем, сожженном мире.  Только  ледяной
океан, каменные пустыни земли и тяжелый  гнетущий  саван  небес,  скрывший
солнце и звезды на сто тысяч лет, что было равнозначно вечности...
     Это было невыразимо прекрасное и ужасное зрелище  -  пепел,  летевший
над погибшей планетой, обезлюдевшими континентами  и  опустевшими  морями.
Люгер видел, что ошеломлен не только он один, -  такой  же  неожиданностью
снег из пепла явился для всей команды, Кравиуса и даже маленького человека
в длинном плаще. Люди тупо стояли в серой мгле, превратившись в бесплотные
тени прошлого. Жизни не было места, пока вокруг  мягко  и  неслышно  падал
пепел - спутник и наследник всеобщей смерти...


     Все кончилось в один миг.
     Серая пелена рассеялась, как дым; пепельный снег прекратился.  Сквозь
невидимую стену оцепенения,  окружавшую  корабль,  проникли  усиливающиеся
звуки. Снова заунывно свистел  ветер,  монотонно  шумели  волны,  тоскливо
скрипело дерево и в небе двигались переменчивые клочья облаков...
     Первым пришел в себя ассистент аббата.  Хриплой  командой  он  погнал
матросов на реи ставить паруса. Люгер смотрел на  Кравиуса  и  лишний  раз
убедился в том, что пепел и тотальная смерть привиделись не одному ему.
     До самого вечера люди были подавлены. Матросы сметали пепел с  палубы
корабля. Привычная болтовня аббата  за  ужином,  по-видимому,  всего  лишь
скрывала его страх и растерянность.  Слишком  долгие  паузы  выдавали  его
истинное смятение.
     Ястребы так и не появились в тот день. Приближалась  ночь,  во  время
которой Люгер надеялся получить ответ хотя бы на один из  своих  вопросов.
Однако он не знал  -  к  худшему  или  к  лучшему  могло  привести  теперь
вмешательство существа, созданного чернокнижниками из Гикунды.



                      26. ЧЕРНЫЙ ЛЕБЕДЬ В НОВОЛУНИЕ

     Второе  знамение  стало  кошмаром  для  Кравиуса,  но  и  Стервятнику
показалось не менее ужасным, чем первое.
     Наступил  вечер.  Тьма  сгустилась  над  океаном.  Тучи   по-прежнему
затягивали небо и потому ночь обещала быть беззвездной.  Только  несколько
фонарей горело на "Ангеле", плывущем в неизмеримом просторе.  До  островов
Шенда оставалось еще четыре дня пути, да и то при условии,  что  ветер  не
переменится.
     Люгер уединился в своей  каюте.  Чем  меньше  времени  оставалось  до
полуночи, тем сильнее  становился  охвативший  его  суеверный  трепет.  Он
понял, что опасается принять помощь, обещанную ему Монахом Без Лица.
     Он  приготовил  все  необходимое  для  ритуала,   который   готовился
совершить впервые, - черные свечи, ланцет, сосуд для  сбора  крови  и  все
известные ему заклинания, оберегающие от духов тьмы.
     Чтобы  успокоиться   немного,   он   решил   воспользоваться   старой
гадательной колодой, найденной тут  же,  среди  книг.  Он  разложил  карты
рубашками кверху в фигуру Нисходящего Оракула и уже взялся  за  первую  из
них, когда из-за деревянной переборки, отделявшей от него каюту  Кравиуса,
послышался какой-то неясный шум, а потом крик  невыносимой  боли  заглушил
все звуки и отчаянно забился в чреве "Ангела".
     От  неожиданности  Стервятник  выронил  карту.  Она  упала  картинкой
кверху.
     Это был Король Жезлов с двумя кровавыми кругами на месте глаз.


     Аббат  Кравиус  пил  вино  в  своей  каюте  и  рассматривал  книгу  с
непристойными рисунками. В общем он был доволен тем, как идут  дела.  Этот
мальчишка Люгер, по-видимому, считал, что использует его, в то время,  как
все обстояло в то