ноги Мельхиора Карловича, он без особого труда поднял отчима  и
понес по ступенькам вниз. На площадке между  первым  и  вторым  этажами  Нил
аккуратно опустил его, посадил на ступеньку,  прислонил  голову  к  перилам,
поправил шляпу, шарф.
   Окинул прощальным взглядом.
   - Все-таки молодец ты, Карлович, - прошептал он. -  Умер,  как  настоящий
мужчина.
   Он вышел на улицу. Дойдя до ближайшего автомата, вызвал неотложку.
   - На лестнице у приличного пожилого человека сердечный приступ, -  сказал
он и назвал точный адрес. Потом позвонил Лере.
   - Дело сделано. Запрись, потуши свет и не высовывайся до утра, -  резким,
неприятным тоном сказал он.
   - Ах, Нил... Нил, мне так страшно!.. Может быть, поднимешься?
   - Не поднимусь.
   - Нил, погоди, не бросай трубку... Скажи, как ты думаешь, отчего все-таки
он умер? Это уже было свыше его сил.
   - От  неразрешимого  морального  конфликта,  фройляйн,  -  ледяным  тоном
отчеканил он. - Сердце аристократа и истинного  арийца  не  смогло  пережить
противоестественной связи с дочерью Робеспьера и внучкой Израиля...
   Дома  под  утро  ему  вновь  снилось  забранное  нержавейкой   кубическое
пространство. Он стоял, макая палец в собственную кровь, и рядом с  надписью
"Я люблю Луя!" старательно выводил: "Я  люблю  Антуанетту!"  Позади  него  в
нечетком металлическом отражении мелькнул зеленоватый манжет,  черный  рукав
амазонки.
   Нил проснулся в поту, с бешено колотящимся сердцем. Зато теперь он  точно
знал, что надо делать.
   Самое сложное в поисках Тани Захаржевской заключалось в том, чтобы  никто
не догадывался, что  такие  поиски  ведутся,  чем  ближе  цель,  тем  больше
необходимость в конспирации. Очень уж  не  хотелось,  чтобы  до  Тани  дошли
слухи, будто ее  усиленно  разыскивает  некий  Баренцев,  про  которого  она
определенно и думать забыла.
   Деканатской секретарше Наташе, которая вряд ли запомнила  одну  из  тысяч
студенток, прошедших через факультет  за  последние  годы,  еще  можно  было
наплести, будто он, разочаровавшись  в  преподавательской  карьере,  намерен
создать собственную рок-группу, подыскивает яркую солистку, и  неплохо  было
бы... За коробку фиников в шоколаде Нил получил информацию  о  том,  что  на
четвертом курсе Захаржевская  Татьяна  вышла  замуж  и  сменила  фамилию  на
Чернову, на пятом ушла в декретный отпуск, а  два  года  назад  была  заочно
отчислена как не приступившая к занятиям. В придачу Наташа выдала ему  адрес
и домашний телефон Черновой-Захаржевской.
   Нил так и не придумал, под каким предлогом он появится перед Таней.  Едва
ли она благосклонно отнесется к появлению старого своего знакомца, если  тот
заявит,  что  к  ней  его  привел   глюк,   вызванный   длительным   половым
воздержанием. Нет, встреча должна быть только случайной.  Якобы,  Ради  этой
случайной встречи Нил отправился по указанному адресу к Никольскому  собору.
Полностью отдавая себе отчет, что шанс ничтожен, он убеждал себя, что  поход
его носит характер сугубо рекогносцировочный - вот только взглянет  на  дом,
не ровен час, и посетит какая-нибудь дельная мысль.
   На дом он глядел часа три, издалека и вблизи, с площади и со двора.
   Предпоследними словами ругая себя за кретинизм, он тем не менее никак  не
мог  отойти  от  этого  заколдованного  места.  Возвращался  на   трамвайную
остановку, но  так  и  не  сумел  заставить  себя  сесть  и  уехать.  Стоял,
внимательно   разглядывая   девушек,   поджидающих   транспорт.    Некоторые
оборачивались,  иные  из  ответных  взглядов  можно  было  бы   при   других
обстоятельствах посчитать вполне обнадеживающими. Он вздыхал и возвращался к
заветному желтому дому на углу...
   Она стояла всего в нескольких шагах, спиной к нему,  и  на  ней  было  то
самое пальто, которое она накидывала на себя в Паланге, когда с моря задувал
холодный ветер, - из плотной и блестящей серой ткани, с капюшоном  на  белой
подкладке.
   Судя по  положению  локтей,  фотографировала  собор.  Совсем  помутившись
рассудком, он подбежал к ней, схватил за плечи, развернул...
   - Линда!
   Она заморгала чужими, маленькими глазками.
   - Извините... - мгновенно придя в себя, упавшим голосом прошептал он.
   - Ви  ошибся.  Я  есть  не  она,  -  с  непривычным  акцентом  промолвила
незнакомка и отвернулась, тряхнув короткой светлой челочкой.
   Нил сделал глубокий вдох,  зажмурился,  медленно  сосчитал  до  десяти...
Когда он открыл глаза, рядом никого не было.
   "Вам пора в дурдом", - подумал он про себя и быстрыми шагами направился к
нужному  подъезду.  Это  же  так  просто...  Здравствуйте,  я  из  районного
котлонадзора, жалобы на  отопление  имеются?..  Таня,  ты?!  А  что  ты  тут
делаешь?
   Живешь?.. Нет, конечно, я не коммунальщик, приятеля хотел разыграть, вот,
и  адрес  у  меня  записан.  Проспект  Римского-Корсакова...  Что,  это   не
Римского-Корсакова, а площадь Коммунаров? Лопухнулся, извини.  Но  надо  же,
какое совпадение!.. Да, честно говоря, я немного замерз и от  чашки  чаю  не
откажусь...
   Он оторопело смотрел на бронзовую табличку на дверях квартиры номер семь:
   "Александр Самуилович Сатановский". Этого еще не хватало! Переехала?  Или
Наташа из деканата напутала что-нибудь? Нил распрямил плечи и  нажал  кнопку
звонка. За дверью послышалась соловьиная трель, шаркающие шаги, надтреснутый
старушечий голос спросил:
   - Кто это?
   - Черновы здесь проживают? - громко и официально осведомился Нил.
   - Ась? - переспросили за дверью. - Дора Дориановна, тут Черновых каких-то
спрашивают.
   Дверь приотворилась, и поверх цепочки на  него  подозрительно  уставилась
толстая усатая женщина в папильотках.
   - Вы кто?
   - Октябрьский райвоенкомат. Замена мобилизационных предписаний. Гражданка
Чернова Татьяна Всеволодовна по данному адресу проживает?
   - Чернова?.. Погодите-ка, вроде бы у прежних жильцов фамилия Черновы.
   Только они два года как здесь не. живут.
   - А где живут?
   - Представления не имею. У нас был непрямой обмен.
   На пути к метро он заполнил запрос в киоске "Ленгорсправки"  и,  переждав
минут  двадцать  в  ближайшем  кафе,  получил  ответ.   Гражданка   Чернова,
проживавшая по указанному в запросе адресу, убыла в апреле  сего  года  и  в
настоящее время в городе Ленинграде не прописана.
   Он вытянул две пустышки подряд. Что ж, остается искать другие пути.
   Перебирая в уме все ниточки, которые могли бы привести к ней,  Нил  решил
прежде всего разыскать Ваньку Ларина. Не то чтобы этот  источник  был  самым
многообещающим, просто с ним было легче завести  разговор  о  Татьяне,  чем,
скажем, с Николаем Николаевичем, ее отчимом.
   На Ванечку он вышел достаточно легко, и доверительная беседа  обошлась  в
тридцать три рубля - стоимость двух порций мяса и трех бутылок сухого вина в
"Погребке" плюс червонец на такси, куда пришлось сгрузить вконец ослабевшего
Ларина. Денежки вылетели в трубу: Ванька, с  которого  впору  было  рисовать
плакаты на тему "Все ты, водка, виновата!", при первом же упоминании о  Тане
расплакался, начал бить себя в грудь и честить себя  скотиной  и  мерзавцем.
Вразумительного от него удалось добиться немного. Оказывается, месяца  через
три-четыре после их встречи в шашлычной он люто загулял, к Тане не вернулся,
потому  что  загремел  в  больницу,  а  там  узнал,  что  Таня  с   друзьями
перекололись героином, друзья ее погибли, а сама она  попала  в  реанимацию,
откуда ее увезли в неизвестном направлении.
   К Николаю Николаевичу Нил  долго  не  решался  обратиться,  понимая,  что
импозантный адвокат скорее  всего  пошлет  его  куда  подальше.  Наконец  не
выдержал и, выждав момент, когда тот выходил из  дверей  коллегии,  двинулся
навстречу ему.
   - Здравствуйте, Николай Николаевич!
   - Здравствуйте... Извините, молодой человек, не припоминаю. Вы по  какому
делу?
   - Совсем не по делу. Я  сын  Ольги  Владимировны  Баренцевой,  певицы.  -
Холеные черты адвоката чуть разгладились. - Вы в свое время здорово  помогли
нам с женой, и мы до сих пор с великой благодарностью  вспоминаем  вас...  и
Таню, которая порекомендовала обратиться к вам.
   - Да, да, теперь я вспомнил - роковые страсти, нож... Ну,  и  как  теперь
ваша супруга? Больше не бузит?
   - Нет, что вы, у нее все прекрасно, работает в Москве на радио,  обличает
албанских экстремистов и преступный режим  Энвера  Ходжи.  Видимся,  правда,
только по выходным, зато не успеваем надоесть друг другу, - вдохновенно врал
Нил. - А как вы, как Таня? Что поделывает? Снова замуж не выскочила?
   - Таня тоже в Москве, работает в министерстве и о  замужестве,  насколько
мне известно, пока не помышляет, нахлебалась, знаете ли...  А  матушка  ваша
как?
   - О, только что вернулась из турне по странам Азии, готовится к  премьере
"Тоски"...
   - А когда премьера?
   Нил оживленно рассказывал о  матери  и  несказанно  гордился  собой.  Как
мастерски провел разговор - в полном соответствии с заветами Штирлица важный
для себя вопрос затронул вначале и вскользь, получил информацию, а  закончил
чем-то  посторонним,  что,  собственно,  и  запомнится  собеседнику.  Теперь
адвокат едва ли вспомнит, что он интересовался Таней. А сразу  после  Нового
года, в тихонький  промежуток  между  зачетными  авралами  и  сессией,  надо
съездить в Москву...

IV

   - Извините, что отнял у вас время. Телефона у вас нет, так  что  пришлось
нанести визит. Всего доброго!
   - Всего... Не та я Татьяна Чернова оказалась, что ж поделаешь... - Полная
девушка в стеганом халате грустно вздохнула. - А то чайку? Или, может,  пива
хотите? У меня хорошее, "Останкинское"...
   - Спасибо вам, Танечка, в другой раз.
   - Жить-то  вам  есть  где?  У  меня  остановились  бы.  Комната  хорошая,
просторная. А я бы с вас и денег не взяла...
   - Вы очень любезны...
   Нил сбежал по лестнице и распахнул дверь в собачий московский холод.
   Кусачая поземка закружила по широченному, безымянному для Нила  проспекту
три ненужные больше бумажки, выпавшие из кармана, когда он  спешно  доставал
перчатки.
   Адреса трех Татьян Всеволодовн Черновых 1956 года рождения, проживающих в
городе Москве. Он поднял воротник и двинулся  вдоль  безотрадных  новостроек
Отрадного к автобусной остановке.  Взгляд  его  упал  на  телефоны-автоматы,
выстроившиеся рядком у заиндевелого фасада универсама...
   - Прямо чудо какое-то, что ты застал меня дома. Я ведь последние  денечки
в Москве, через три дня улетаю.
   Ляля Александрова придвинула полную  кружку  горяченного  ароматного  чая
потихоньку отогревающемуся Нилу. На ее большой и  светлой  кухне,  выходящей
окнами на бескрайнее заснеженное поле, было уютно и тепло, и уже  клонило  в
сон.
   - Рассказывай, как ты, - повелела она, усаживаясь напротив Нила.
   - А что рассказывать? - Он откусил от бутерброда с какой-то  белоснежной,
неведомой ему рыбой, прихлебнул чаю. - Живу помаленьку.
   - По-прежнему с Линдой?
   Лялю он помнил неплохо, а потому бестактность вопроса  нисколько  его  не
покоробила.
   - Тю-тю Линда, - сказал он и замолчал. К большому его облегчению, Ляля не
стала выспрашивать подробности.
   - Ты извини, но этого следовало ожидать. Мягко говоря, вы не были созданы
друг для Друга.
   - Ты-то как? - сменил тему Нил. - Небось все по заграницам?
   - Да пропади они пропадом, такие заграницы! - в сердцах сказала  Ляля.  -
Мы с моим Михеевым пять лет в долбаной Анголе проторчали,  пока  папуля  ему
назначение в Мексику не пробил. Михеев с Ленчиком уже там,  в  Мехико,  а  я
сюда отпросилась на месячишко, больно по снегу соскучилась... Пивка рванешь?
У меня хорошее, "Хольстен" из "Березки". - Нил отрицательно покачал головой.
- Ну, как хочешь, а я выпью. Очень я в этой Африке к пиву  пристрастилась  -
тамошнюю воду даже кипяченую пить нельзя, чай и тот на  привозной  минералке
заваривать приходилось.
   - Ленчик - это твой сын?
   - Ага. Уже в Луанде родился. Ему уже четыре сейчас, а  родины  так  и  не
видел...
   - Наших кого-нибудь встречаешь?
   - А кого я там могла встретить? С Михеевым в отделе  такой  Славка  Шилин
работал, наше португальское кончал. А больше - все.
   - А в Москве? Сюда много  наших  перебралось,  особенно  девчонок.  Ленка
Медведева, ныне графиня Бобринская, Любаша Серебровская на Горького живет, я
к ней в прошлом году  заходил.  Сэнди  с  испанского  помнишь?  Тоже  теперь
москвичка, писательница, повести  в  журналах  публикует.  Опять  же  Марина
Задонская...
   - Задонская с Александровым в Париже ошивается, - сказала Ляля так, будто
речь шла о совершенно посторонних людях. - А из московских я  ни  с  кем  не
видаюсь, на улицу и носа не высовываю - холодина такая!
   - Особенно после Африки, - поддакнул Нил  и,  не  откладывая,  перешел  к
главному  для  себя.  -  А  Таню  Захаржевскую  помнишь?   Тоже   в   Москве
обосновалась.
   - Это рыжая такая,  с  английского?  -  моментально  сообразила  Ляля.  -
Которая все на "Жигулях" разъезжала?
   - Она самая. В прошлом году как-то резко слиняла из Питера, а у  меня  ее
книжки остались, ценные...
   - Ну так и зажал бы по-тихому, раз она не чешется.
   Нил улыбнулся.
   - Но у нее тоже остались мои. И я-то как раз чешусь  -  только  никто  ее
координат не знает.
   - А справочное на что существует? - удивилась Ляля.  -  Подойди  к  любой
будке, тридцать копеек заплати - и  будет  тебе  адресок.  Если  только  она
действительно в Москве, твоя Захаржевская.
   - Должна быть... Я ведь прямо с поезда кинулся наводить справки.
   - И что же?
   - Мимо. Есть три Черновых со сходными данными, но все три - не те.
   - Почему Черновых? - удивилась Ляля.
   - Фамилия бывшего мужа, - пояснил Нил. - Могла сохранить.
   - Значит, плакали твои  книжечки,  -  сказала  Ляля,  откупоривая  вторую
бутылку пива. Внезапно она  нахмурила  лобик.  -  Постой,  постой,  тебе  на
запросе что написали? "Такая не значится" или...
   - "Сведениями не располагаем", -  прочитал  Нил  на  чудом  сохранившейся
четвертой бумажке.
   - А-га... - задумчиво протянула Ляля. - Закрытый список.
   - Что-что? - удивленно переспросил Нил.
   - Закрытый список. - Нил ответил ей непонимающим взглядом.  -  Информация
для ограниченного круга. Не станешь же ты выяснять через справочное домашний
адрес, скажем, Брежнева - все равно не дадут. Моего, кстати, тоже... Высоко,
видать, летает твоя Захаржевская. Дай-ка сюда эту бумажку.
   Она вышла из кухни, и Нил услышал, как она говорит с кем-то по телефону.
   Минуты через две Ляля возвратилась.
   - Ну что? - стараясь скрыть волнение, проговорил он.
   - Черновых с такими данными у  них  нет,  -  сказала  Ляля.  Нил  опустил
голову.
   -  Зато  Захаржевская  Татьяна  Всеволодовна  имеется.  Место  работы   -
постоянное представительство Украинской ССР, домашний  адрес  -  Кутузовский
проспект...
   Она положила перед ним листочек с адресом и телефоном Тани и усмехнулась:
   - Что сидишь? Беги названивай зазнобушке.
   - Да какой еще  зазнобушке?!..  Мне  бы  только  книжки...  -  пролепетал
застигнутый врасплох Нил.
   - Что ж так покраснел?.. Ладно, двигай. Когда  пролетишь  мимо  кассы  со
своей номенклатурной пассией - приходи, ужином накормлю. Но на ночь, имей  в
виду, не оставлю.
   Подъезд не был оборудован никаким замком, но сразу за дверью,  наполовину
перекрывая вход в просторный,  выложенный  веселенькой  мозаикой  вестибюль,
тянулся невысокий барьер с массивным перильцем, обтянутым красным  бархатом.
Сразу за барьером располагалась стеклянная будка, из которой на Нила глянули
оловянные очи дюжего консьержа.
   - Вы к кому? - без любопытства осведомился он.
   - Квартира тридцать три, Захаржевская.
   - Понятно... Вас ожидают?
   - Нет, но... - замялся Нил. - Видите ли,  я  из  Ленинграда  приехал,  мы
учились вместе, у меня для нее... В общем, просили кое-что передать...
   - Минуточку. - Одной  рукой  консьерж  начал  нажимать  кнопки  на  узком
телефонном  аппарате,  висящем  на  стене  будки,  другую  же  требовательно
протянул к Нилу. - Документик ваш, пожалуйста.
   Нил извлек паспорт  из  внутреннего  кармана  дубленки  и  покорно  отдал
консьержу. Тот, не отрывая  ухо  от  трубки,  раскрыл  документ  и  принялся
изучать его. Прошло с полминуты.
   - Татьяна Всеволодовна не отвечает, - сказал наконец консьерж и возвратил
Нилу паспорт. - Заходите позднее, товарищ Баренцев. Посылочку могу передать.
   - Нет, спасибо, я... Это личное, - пятясь, пробормотал Нил, развернулся и
поспешно вышел.
   Стемнело, но массивный сталинский дом, с тылу не менее внушительный,  чем
с обращенного на широкий проспект фасада, сиял  сотнями  разноцветных  окон,
мощные  ртутные  фонари  заливали  светом  хоккейную   коробку   в   центре,
просторного двора.
   Оттуда доносились оживленные крики, стук клюшек и веселый хруст  коньков.
Нил подошел к площадке и, сделав вид,  будто  увлечен  разворачивающейся  на
льду баталией дворовых команд, принялся следить за Таниным подъездом.
   "А если ее  нет  в  городе?  -  думал  он,  пританцовывая  от  постепенно
пробирающего холода. - Хотя вряд ли, иначе этот мент в парадной сказал бы...
А если она придет не одна? Если появится с мужиком? Все равно, пройду  мимо,
поздороваюсь, изображу радостное удивление. Может  быть,  даже  лучше,  если
рядом будет кто-то третий..."
   Вдруг он чихнул, да так оглушительно, что на него оглянулись  и  запасные
игроки, и болельщики. Он уткнул нос в толстый шарф.
   "Однако, этак можно и дуба дать... Пойду-ка я  отогреюсь  в  какой-нибудь
кофеюшке, подойду снова через часик. Будет  дома  -  прорвусь,  не  будет  -
подожду еще..."
   Он направился к дому.  До  расчищенной  дорожки,  тянущейся  вдоль  дома,
оставалось шагов десять, когда из-за поворота, светя фарами, выкатил  темный
автомобиль и остановился возле  Таниного  подъезда.  Сердце  екнуло,  и  Нил
замер.
   Салон автомобиля осветился уютным желтым светом, за рулем, без  шапки,  в
чем-то белом и пушистом на плечах, вполоборота к нему сидела Таня  и  что-то
говорила сидящему рядом пассажиру в мохнатом башлыке. Распахнулась дверца, и
он услышал обрывок Таниной фразы:
   - ...отгонять не буду - не угонят.
   Из-за дверцы выглянула голова пассажира - и оказалась головой пассажирки.
   Нил с облегчением выдохнул, но тут же застыл с раскрытым  ртом.  Рядом  с
темными, глянцевито поблескивающими "Жигулями" стояла Линда.
   Он вжал голову в поднятый воротник и зашагал прочь.
   Домой он возвратился в  седьмом  часу  утра,  проведя  бессонную  ночь  в
созерцании черной пустоты, проносящейся за окном сидячего вагона. В квартире
было темно, тихо, где-то за дверью  кто-то  похрапывал.  Нил  на  ощупь,  не
врубая электричества, прошел коридор и щелкнул выключателем лишь на кухне. У
окна неподвижно стояла Хопа.
   - Привет! - сказал Нил. - Что в темноте сидишь?
   - Да так, - тихо отозвалась она и провела рукавом по глазам.
   Нил был потрясен: плачущая Хопа - это вам не плачущий  большевик,  такого
ни в каком музее не покажут.
   - Ты что? - растерянно спросил он. - Что-нибудь случилось?
   - Ничего. - Она отняла от груди помятый листок бумаги, протянула Нилу.  -
Будь другом, прочти вслух.
   - Надо ли? Это, наверное, что-нибудь личное.
   - Надо. Чтобы я поверила, что мне не примерещилось.
   Он развернул сложенный  втрое  желтый  линованный  листок,  посмотрел  на
аккуратные округлые буквы с непривычным левым наклоном:
   "Вашингтон, 11.12.1981. Дорожайшая Леночка!
   На  случай,  если  ты  забыла,  это  Эд,  Эдвард  Т.  Мараховски,  теперь
ассоциативный  профессор  Джорджтаунского  университета.  Надеюсь,  что  это
посылание дойдет до тебя, не как все предыдущие. Я  совсем  потерял  веру  в
вашу почтовую службу и теперь отправляю с оказием через надежный друг.  Если
твоя память все  еще  требует  освежения,  я  тот  сумасшедший  американский
студент, которой был покушен русской собакой и от rabies  (прости,  не  имею
русского словаря по