пли   не
сомневался, что Александров  способен  с  такой  же  легкостью  проехать  на
мотоцикле по канату, натянутому над пропастью, с беглого  взгляда  запомнить
список из шестисот фамилий, со ста шагов попасть из пистолета вороне в глаз,
лишить человека жизни посредством сложенной газеты.  В  общем,  за  интересы
родины на международной арене можно было не переживать, а склонность  Марины
иметь перед глазами фотографию жениха во время совокупления с другими  стала
для Нила вполне объяснимой и оправданной. Единственное, чем  Александров  не
дотягивал  до  джеймс-бондовского  идеала,  был  росточек  -  макушкой  едва
доставал долговязому Нилу до мочки уха.
   А вот сестра супермена, косоглазая  воробьишка,  оказалась  на  удивление
шустра и щебетлива. Язычок ее трещал со скоростью четырехсот слов в  минуту,
а темы менялись со скоростью  воистину  головокружительной  -  от  перипетий
брака Джекки Кеннеди и Аристотеля Онассиса до дешевых отечественных париков,
которые таскает Федорова с третьего курса, от детских хворей Карлетино Понти
До строительства новой линии метро, от творчества Бориса Виана до тройки  за
семестровую контрольную по грамматике... По койкам отвалились в  пятом  часу
утра, уболтанные, наетые и затанцованные настолько,  что  все  ночные  грехи
пришлось отложить на завтра. Нил целомудренно закемарил на кожаном диванчике
и проснулся далеко за полдень от неподражаемых  запахов  жареного  бекона  и
кофе. Это супермен, успевший  уже  совершить  пятнадцатикилометровый  лыжный
марш-бросок и принять водные процедуры, занимался  приготовлением  завтрака.
Нил тоже занялся процедурами - то есть тщательно промыл  заспанные  глаза  в
одной из трех ванных комнат, - после чего вышел к столу.
   - Девочки,  вы  не  забыли,  что  нам  сегодня  к  Казаковым?  -  спросил
Александров, отодвигая пустую тарелку.
   - У-у-у! - разочарованно заголосили обе. - Такая скукотища!
   - Надеюсь, мне не нужно объяснять, насколько  важно  для  нас  сохранение
хороших отношений с этой семьей, - с металлом в голосе проговорил  супермен.
- Дискуссии неуместны. Я сказал, что мы с  невестой  прибудем  в  семнадцать
тридцать ноль-ноль... - Тут Нил сделал вид, что  закашлялся.  -  Значит,  мы
Прибудем ровно к обозначенному времени. Собирайтесь.
   - А про меня, между прочим, ты не договаривался! -  Ляля  показала  брату
розовый язычок. - Так что катитесь к своим старым  занудам,  а  мы  с  Нилом
останемся и будем веселиться вовсю! Верно, Нил? -  Она  накрыла  его  ладонь
своей и посмотрела в глаза щенячьим взглядом.  Устоять  было  невозможно.  -
Музон врубим, Павла с Елкой позовем...
   - У Черновых нет никого, - сообщил Александров. - И дорожка заметена.
   - Тогда в пансионат на дискотеку смотаемся. Все веселее.
   Будущий атташе вздохнул.
   - Имеешь право... Марина, а ты собирайся.
   Задонская жалобно глянула на Лялю.
   - Счастливчики! Хоть до станции проводите.
   - Это всегда пожалуйста! Нил, ты готов?.. Прогулка по свежему,  морозному
воздуху изрядно взбодрила, они  кидались  снежками,  пересмеиваясь,  помогли
детишкам  из  санатория  лепить  бабу.   На   дачу   возвратились   румяные,
изгвазданные в снегу,  веселые  и  голодные.  Остатки  вчерашнего  пиршества
пришлись очень кстати, шампанское тоже нашло себе  применение,  так  что  от
стола Нил отвалился сытым удавом.
   - Надо бы протрястись, - заметил он, затянувшись  Лялиным  "Мальборо".  -
Отдышимся минут двадцать и двинем в пансионат на плясы.
   - Еще чего! - Ляля надула губки. - Растрястись можно и по-другому.
   - Как именно? - с усмешкой поинтересовался он.
   - Пойдем наверх - покажу...
   Ляля Александрова поостереглась  вписывать  своего  нового  бойфренда  на
родительскую дачу на все зимние каникулы - лишние сплетни были ей ни к чему,
во всем нужна мера. С  другой  стороны,  государство  подарило  студенчеству
почти три недели законного безделья, и не использовать их по максимуму  было
глупо. Над этой проблемой она думала недолго, и за интересную сумму  в  пять
рублей восемьдесят копеек Нил получил в полное свое распоряжение двухместный
номер в непростом пансионате, расположенном в десяти минутах ленивой  ходьбы
от казенной дачи Александровых.
   Однако обстоятельства оказываются сильнее самых хитроумных планов. Ни  на
первый, ни на второй, ни на третий день Ляля в  окрестностях  пансионата  не
появилась. По три-четыре раза на дню Нил проходил мимо дачи, но окна ее были
темны, а тропка, ведущая к воротцам, занесена снегом. Городского же Лялиного
телефона Нил не знал - как-то не удосужился спросить.
   Между тем вокруг бурлила молодая каникулярная жизнь с ее  увеселительными
прогулками, танцульками, попойками и мимолетными романами. Оными  последними
Нил был сыт по горло и предпочитал коротать время в сугубо мужской компании,
за картишками или бильярдом. Но и там все разговоры  крутились  вокруг  баб.
Оценивали стати, хвастали победами, делились наблюдениями,  заключали  пари.
Нил отмалчивался, отмечая про  себя,  что  практический  опыт  его  прыщавых
собеседников едва ли превосходит их осведомленность  в  тонкостях  китайской
каллиграфии. А девы, будто сговорившись, выделяли  из  круга  молодых  людей
именно Нила, и взгляды их были весьма недвусмысленны...
   У нее было редкое, мифологическое имя - Мойра. Ее густые  кудри  отливали
ненатуральным фиолетовым цветом, зубы и ноги  отличались  не  правдоподобной
длиной, величина выкаченных зеленых глазищ раза в два с половиной  превышала
среднестатистическую, а амплитуда и тембр  голосовых  модуляций  были  вовсе
нечеловеческими. Возможно, ничего бы между ними и не случилось,  если  бы  у
Нила не закончились вечером сигареты, а дорога в буфет не  лежала  бы  через
холл, где разворачивалось  очередное  цветомузыкальное  действо  и  как  раз
объявили белый танец. Первой  к  вжавшемуся  в  стенку  Нилу  подлетело  это
двухметровое чудо в обтягивающем брючном костюме, алом  и  пупырчатом.  Дама
была настолько экзотична, что Нил проникся, протанцевал с ней  четыре  танца
подряд, потом увел в  буфет  и  угостил  мороженым.  Потом  был  его  номер,
шампанское при свечах и ночка, в течение  которой  пылкая  Мойра  умудрилась
сломать кровать, уронить тумбочку, разбить головой стакан, визгом перебудить
весь этаж и довести Нила до судорожного смеха с икотой.
   Завтрак они благополучно  проспали  и  еле-еле  пробудились  к  обеду.  В
столовой  Мойра  всячески  демонстрировала  близость  к  Нилу  -  заправляла
салфетку ему за воротник, дула на обжигающий  рассольник,  перекладывала  на
его тарелку свой салат и куриный шницель. Нил забавлялся, глядя  на  нее,  а
когда она уронила на себя кусок кремового торта и посадила на брюки заметное
пятно, галантно сопроводил Мойру до туалета, а сам остался  поджидать  ее  в
вестибюле, отправив в рот сигарету. Но тут из женской комнаты донесся  такой
истошный визг, что зажженная спичка выпала у него  из  рук.  Он  едва  успел
развернуться и поймать в свои объятия растрепанную Лялю,  сжимавшую  в  руке
туфлю на толстой  платформе.  За  ней  с  искаженным  лицом  мчалась  Мойра,
выставив вперед острые фиолетовые коготки и свободной рукой прикрывая  глаз.
Нил закрыл дрожащую Лялю своим телом. Когти  замерли  в  сантиметре  от  его
лица.
   - Опомнись! - гаркнул Нил.
   - А она первая начала! - плаксиво, как детсадовка, прогундосила Мойра.  -
Я захожу, а она меня туфлей в глаз! Как только дотянулась, сучка мелкая!
   - Сама ты сучка, дылда! - задорно выкрикнула Ляля из-за плеча Нила.  -  Я
тебя отучу мужиков чужих уводить!
   - Так это ты из-за меня, что ли? Это я виноват, не она. Ждал  тебя  почти
неделю, вот и решил, что ты нашла новое увлечение...
   - И полез на эту каланчу лупоглазую!
   - Заткнись, насекомое! - взвизгнула Мойра и через голову Нила  попыталась
схватить Лялю за волосы.
   - Тихо, тихо, девочки.,. - миролюбиво начал Нил.
   - Или я, или она! - в унисон крикнули обе и сконфуженно замолчали.
   - Ну, я прямо не знаю... - Нил задумался. - Ситуация, однако.  Не  втроем
же нам отдыхать, в самом деле.
   Ляля и Мойра дружно сделали по  шагу  в  сторону  и  смерили  друг  друга
долгим, изучающим взглядом.
   - А что? - медленно проговорила Ляля. - Такого я еще не пробовала.
   - Я тоже, - призналась  Мойра.  -  Может,  прямо  сейчас  и  начнем?  Нил
вздохнул.
   - Сначала надо  бы  тебе  лед  к  глазу  приложить.  А  то  будешь  Мойра
бланшированная...
   Она же первая и спеклась, не сдюжив  комбинации  мандаринового  ликера  и
взрывного эротизма, а Ляля Александрова, накидывая  потом  на  плечи  халат,
предложила Нилу:
   - Пойдем кофейку тяпнем, мне все равно  сваливать  через  час,  с  первой
электричкой.
   - Зачем так рано?
   - Надо было еще вчера. Я ведь попрощаться заезжала. Отца  на  замминистра
двинули, мы переезжаем в Москву.
   - Грустно, - сказал Нил, не кривя душой.
   - Не надо песен. Уж ты-то безутешным не останешься.
   - А как же с учебой?
   - По документам я уже студентка МГУ. Жить  буду  рядом.  Университетский,
шесть.
   - В гости хоть заезжать позволишь?
   - А зачем, как ты думаешь, я тебе адрес оставляю?
   Каникулы закончились. Мойра укатила в свой Днепропетровск,  тоже  оставив
Нилу адресок, который он тут же  потерял.  Из  своей  конурки  он  выбирался
теперь только в университет  и  по  хозяйству  по  негласному  соглашению  с
матерью все домашние дела он взял на себя, а она зарабатывала  на  жизнь.  В
остальном же они существовали вполне автономно. Нил  был  крайне  удивлен  и
недоволен, когда как-то в выходной Ольга Владимировна вошла к нему в комнату
и с тяжким вздохом опустилась на тахту.
   - За картошкой я уже сходил, мусор вынес, - сказал он, не глядя  на  нее.
Она молчала.
   - Мама, мне завтра на семинаре выступать, так что...
   - Нил, нам надо поговорить.
   "Хорошая школа, - с неприятным трепетом в  груди  подумал  он.  -  Скажет
слово - прямо в дрожь бросает".
   - Нил, ты уже взрослый и не можешь не понять  меня...  Конечно,  в  твоих
глазах я старуха...
   - Ну что ты, мама, какая ты старуха...
   - Но когда-нибудь ты поймешь, что сорок лет... сорок пять - это далеко не
старость, что женщина в этом возрасте хочет и может любить и быть любимой...
   - Так у тебя кто-то есть? Поздравляю! Давно пора!
   - Пока была жива мама, я не решалась привести его к нам домой...
   - Но почему? При всех своих  странностях  баушка  была  человеком  умным,
понимающим...
   - Не в этом дело... Понимаешь, он... Он женат,  но  жена  его,  бедняжка,
вынуждена по десять месяцев в году проводить в  туберкулезном  санатории.  А
бабушка прекрасно знала их обоих... Кстати, ты тоже его знаешь.
   - Вот как? И кто же это?
   - Профессор Донгаузер... Куда ты?

***

   - Ты пойми, мне трижды плевать, с кем она живет,  хоть  с  чертом  лысым,
хоть с пнем самоходным! Но я-то не обязан  жить  под  одной  крышей  с  этим
немчурой-колбасником! Такой орднунг завел,  что  хоть  волком  вой,  честное
слово!
   Чихнуть нельзя. Курить на лестницу выставляет, ты подумай!  "Каждая  вещь
должна знать свое место..." А главное,  он  даже  в  подштанниках  до  дрожи
напоминает парадный портрет великого реформатора  Сперанского.  Представь  -
сидишь ты на кухне, пьешь чаек, и тут входит парадный портрет...
   - Я понимаю, -  грустно  сказал  Гоша.  -  Возвращайся,  конечно,  о  чем
разговор, в конце концов, это твоя комната. Я тут, пока  обитал,  кое-что  в
порядок привел...
   - Ты извини, - сказал Нил. - Линда так и не давала о себе знать?
   - Ни слова. Может, у родителей своих живет. Ты бы связался как-нибудь...
   - Не могу. И не хочу... Наливай  еще,  что  ли...  В  доме  на  Четвертой
Советской незнакомая тетка, толстая и  неопрятная,  через  цепочку  сообщила
ему, что такие здесь больше  не  живут,  а  куда  съехали  -  неизвестно.  В
справочной будке кудрявая девица, кокетливо улыбаясь, вручила ему бумажку  с
его собственным адресом - официальным местом проживания  Ольги  Владимировны
Баренцевой - и больше ничем помочь не могла. Он и сам не понимал, что скажет
Линде, когда наконец увидит ее, но все чаще ловил себя  на  мысли,  что  без
этих поисков жизнь его теряет последний смысл... Оставалась  еще  надежда  -
подать в милицию заявление о пропаже жены и ждать  результатов.  Выяснив  по
телефонной книге адрес районного отдела, он после университета отправился на
Чкаловский проспект. Поднялся по щербатым ступенькам, толкнул тяжелую  дверь
и нос к носу столкнулся с Катей.
   - Нил! Ты-то тут что делаешь?
   - А ты?
   - Я теперь здесь секретарем работаю. В паспортном столе.
   - А я как раз человечка одного разыскиваю'.
   - Кого же, если не секрет?
   - Линду. Не знаешь, где она?
   Глаза у Кати сузились, пальцы сжались в кулак.
   - Не знаешь? - повторил он.
   - А ты? Тебя, что ли, еще не вызывали?
   - Куда вызывали? Где Линда?
   - В тюрьме твоя Линда! - выкрикнула Катя. - Она Ринго прирезала!
   "Таня! - отчего-то пронеслось в ошеломленном мозгу Нила.  -  Надо  срочно
связаться с Таней. Она подскажет выход".

VI

   - Честно говоря, молодой человек, изначально мне очень не хотелось  брать
это дело. Бытовая поножовщина не совсем, знаете, по моей части, и если бы не
просьбы моей любимой падчерицы и  огромное  уважение,  испытываемое  мною  к
таланту вашей матушки...
   Николай Николаевич Переяславлев, седовласый импозантный мужчина в дорогом
сером костюме в мелкий рубчик, сделал многозначительную паузу.  Нил  кивнул,
показывая,  что  полностью  разделяет  отношение  знаменитого   адвоката   к
искусству Ольги Владимировны.
   - Но в ходе работы моя позиция претерпела существенные изменения, да-с, я
бы даже сказал, кардинальные, - продолжил адвокат, красиво  модулируя  своим
мягким баритоном. - Следствием допущены грубейшие процессуальные  нарушения,
мириться с  которыми  я  не  собираюсь.  Единственные  фигурирующие  в  деле
показания вашей жены были сняты  с  нее  в  отделении  милиции  при  явке  с
повинной,  никакого  хода  не  получило  письменное  заявление  потерпевшего
Васютинского, практически снимающее всю вину с подозреваемой... Знаете,  что
он написал? Будто бы  в  ходе  совместного  чаепития  потерял  равновесие  и
неудачно упал животом на нож, который она держала в руке.  Силен!  Самое  же
интересное, что через двое суток после перевода из реанимации в общую палату
из больницы Васютинский попросту сбежал, а эта халда Щеголькова не только не
принимает никаких мер по его разысканию, но даже узнает о  его  исчезновении
только от меня. Что уж говорить об опросе свидетелей,  анализе  вещественных
доказательств! По существу, за четыре с  лишним  месяца  не  было  проведено
никаких следственных действий. И когда  я  указал  на  это  Щегольковой,  то
получил потрясающий ответ:
   "Что вы хотите, у меня  десятки  таких  мелких  дел,  до  всего  руки  не
доходят.
   Вот если бы она его убила!.." Одно слово - органы! Если  у  этой  чувырлы
достанет глупости предъявить такую тухлятину на суд, мы обеспечим  ей  такое
частное определение, что потом никакой ЖЭК в юрисконсульты не возьмет, это я
вам обещаю!
   - Извините,  Николай  Николаевич,  но  Линда...  то  есть  жена.  Как  ее
вытащить?
   - Не спешите, молодой человек. Сейчас у нашего  малоуважаемого  оппонента
одна забота - изыскать благовидный предлог, чтобы прекратить дело. Не  стоит
ей мешать, это существо мстительное, злобное и может сильно напакостить.
   - И сколько времени она будет изыскивать предлог?
   - Полагаю, неделю-две. Самое большее - месяц.
   - Месяц! Еще целый месяц невиновный человек...
   - Про невиновность вы, положим, загнули. Тыкать в  знакомых  ножичками  -
такое занятие наш уголовный кодекс все-таки не поощряет.
   - Ну хотя бы что-нибудь,  Николай  Николаевич,  прошу  вас!  Может  быть,
свидание...
   - Вполне реально. Только вот что я вам скажу, юноша: законное свидание  в
казенном  доме  -  процедура  малоприятная,  морально  тяжелая.   С   вашего
позволения, мы поступим иначе... Обычно мадам Щеголькова за подобную  услугу
берет от пятидесяти до двухсот рублей, но в данных обстоятельствах мы вправе
рассчитывать на некоторую скидку. Думаю,  коробки  шоколадных  конфет  будет
достаточно...
   Серый воздух,  отблеск  жирной  слизи  на  всех  поверхностях,  пятнистый
кафельный пол,  весь  в  выбоинах,  гулкое  эхо  каждого  шага.  И  какая-то
особенная, тотальная вонь, исходящая не от чего-то конкретного, а от всего в
совокупности.
   Место  нечеловеческое,  несовместимое  с   человеком.   Железная   дверь,
лоснящаяся зеленой краской, а за ней - куб  пространства,  пустота  которого
нарушена  лишь  длинным  столом  с  сырыми  темными  пятнами,  въевшимися  в
деревянную  поверхность,  и  низкими  скамьями,  намертво  привинченными   к
бетонному полу. Микроскопическое мутное окошко под потолком, бурые  стены  в
унылых подтеках. Не пробыв в этих стенах и нескольких минут, он  был  болен,
подавлен, разбит...
   -  Громче!  -  сварливо  просипела   растрепанная   пожилая   женщина   с
простуженным красным носом и нечистой кожей.
   - Баренцев Нил Романович.
   - Дата и место рождения, пол, социальное  происхождение,  национальность,
семейное положение, должность и место работы, домашний адрес?..
   Нил громко, монотонно отвечал на вопросы,  неопрятная  тетка  остервенело
скрипела пером и раз в несколько секунд звучно сморкалась в грязный платок.
   - Знаете ли вы находящуюся здесь гражданку?
   - Да...
   - Громче!
   - Да, знаю. Это Баренцева Ольга Владимировна, моя жена.
   В центре зеленой двери,  лязгнув,  опустилось  окошко,  и  хриплый  голос
сказал:
   - Нина Наумовна, вас ждут в  шестом.  Следователь  Щеголькова  захлопнула
папку, положила в потертый портфель и встала.
   - Полчаса, - тихо сказала она.
   Они остались вдвоем, и Нил впервые поднял на Линду глаза. Она не походила
на узницу нацистского концлагеря из  кинофильма  "Обыкновенный  фашизм",  но
изменения, происшедшие с ней, были  ужасны.  Потухший  взгляд,  потемневшие,
набрякшие  веки,  нездоровая,  мучнистая   бледность   расплывшегося   лица,
свисающие патлами отросшие волосы. Из-под нелепого серого халата  выглядывал
воротник красно-синей ковбойки, которой он раньше не видел.
   - Как ты?
   - Нормально...
   - Ты... ты прости меня, пожалуйста... Мне не сообщили, я  только  недавно
узнал. - Он всхлипнул и торопливо засунул руку в карман. - Вот. Бутерброд  с
сыром, шоколадка. Извини, что мятые, в карманах нес, сумку пришлось сдать...
   - Давай сюда, бабам отнесу.
   - А ты?
   - Мне хватает. Кормят здесь сносно. Рыба, каша,  чай  с  сахаром...  Если
хочешь, можешь курева переслать и витаминчиков, а то зубы шатаются.
   - Да, да, разумеется.
   Нил дрожащей рукой достал сигареты, спички, придвинул к ней.
   - Бери всю пачку. Я еще куплю.
   -  Отберут.  С  фильтром  нельзя.  -  Она  жадно  затянулась  и  тут   же
закашлялась.
   - Отвыкла.
   - Теперь я вытащу тебя отсюда, адвокат говорит - дело нескольких дней...
   - Да ладно, дыши ровно. Ты ни в чем не виноват и ничем мне не обязан.
   - Я не могу дышать ровно, пока ты остаешься в этом аду!
   - Брось, Баренцев, ты просто не знаешь, о  чем  говоришь.  Есть,  дружок,
такие местечки, по сравнению с которыми здесь санаторий-люкс. Четырехместные
номера с умывальником и персональными  шконками,  постельное  белье,  радио,
шахматы,  библиотека,  трехразовое  питание,  часовые  прогулки,   баня   по
пятницам. Не хватает только бильярда, танцплощадки и  бара  с  коктейлями...
Эй, ты что, пусти! От меня же парашей несет, трусы застиранные...
   - Я люблю тебя! - рычал он сквозь стиснутые зубы, пригибая ее к столу.
   Серый халат полетел на пол...
   - Что вы себе позволяете, а? Ну и молодежь пошла, ни  стыда  ни  совести,
один разврат  на  уме,  -  возмущенно  причитала  Щеголькова.  -  Дома  этим
заниматься будете!
   - Дома... - смущенно повторил Нил, застегивая молнию