а душа,  которую  узнаешь  не  сразу.  "Любовь  должна
больше знать, а знание больше любить".
     - Это из "Меры за меру", - съязвила Грейс.
     -  Да,  конечно:  разве  нельзя  цитировать  Шекспира,  -   отпарировал
Фитцпирс. - Скажи, Грейс, почему ты не хочешь вернуть мне хотя  бы  капельку
прежней любви?
     Неподалеку в лесу с треском  повалилось  срубленное  дерево;  в  памяти
Грейс тотчас  возникло  недавнее  прошлое  и  несчастный  Уинтерборн  с  его
чистосердечием и безграничной преданностью.
     - Не спрашивайте меня об этом. Сердце мое похоронено вместе с Джайлсом,
в его могиле, - проговорила она твердо.
     - А мое с твоим связано неразрывно. Значит,  и  оно  там  же,  в  сырой
земле.
     - Я сочувствую вам, но, боюсь, помочь ничем не могу.
     - Ты говоришь о  сочувствии,  а  сама  то  и  дело  бередишь  мне  душу
напоминанием об этой могиле.
     - Это неправда, - возразила Грейс и пошла было прочь от Фитцпирса.
     - Но, Грейс! - воскликнул несчастный муж. - Ведь ты согласилась  прийти
сюда. И я подумал, что, быть может, испытательный срок истек, и ты опять для
меня та же, что прежде. Но если нет никакой надежды  на  полное  примирение,
неужели ты не можешь относиться ко мне менее сурово, каким бы негодяем я  ни
был.
     - А я не говорю, что вы негодяй, и никогда не говорила.
     - Ты смотришь на меня с таким презрением, что, я боюсь, ты так думаешь.
     Грейс хотелось бы немного смягчить тон, но она  боялась,  что  Фитцпирс
неправильно ее поймет.
     - Если я не  чувствую  презрения,  то  не  могу  и  выказывать  его,  -
уклончиво ответила Грейс. - Я чувствую только то, что не люблю вас.
     - Моя вина велика, я знаю, - сказал Фитцпирс. - Но если ты  не  вернешь
мне своей любви, Грейс, то, наверное, будет лучше всего, если мы расстанемся
навсегда. Я не хочу, чтобы ты вернулась ко мне из чувства долга. Я ведь  мог
бы купить практику где-нибудь далеко отсюда и жить припеваючи, никто  бы  не
презирал меня и не колол своей холодностью. А я вернулся в одно-единственное
место на земле, где имя мое произносят с отвращением, пришел в дом человека,
который поступил со мной так, как никто никогда  не  поступал.  И  все  ради
тебя!
     Этого нельзя было отрицать, и Грейс почувствовала укор совести: слишком
уж холодно она держалась с Фитцпирсом.
     - Перед тем как мы расстанемся, - продолжал он,  -  скажи  мне,  сделай
такую милость, как я должен впредь себя вести.
     - Ваш вопрос кажется мне насмешкой. Я не могу вам советовать.  Вы  ведь
знаете - вольному воля. Мне сейчас и самой впору искать советов, а не давать
их.
     - Зачем тебе чужие советы, мудрая из мудрых и самая прекрасная. Но если
бы ты и вправду нуждалась в совете...
     - Вы бы мне дали его?
     - А ты бы меня послушалась?
     - Это нечестно, - улыбнулась,  сама  того  не  желая,  Грейс.  -  Но  я
согласна выслушать вас. Какой вы видите для меня самый правильный и разумный
выход?
     - Проще вопроса, чем этот, и придумать нельзя! Но я не  стану  отвечать
на него, потому что, боюсь, ты рассердишься.
     Зная, каков будет ответ, Грейс не стала настаивать и махнула было Марти
рукой, чтобы та подошла, но Фитцпирс опять задержал ее.
     - Одну минуту, дорогая Грейс, мы увидимся с тобой еще раз?
     Грейс ответила, что придет на это же  место  ровно  через  две  недели.
Фитцпирс стал сетовать на долгую разлуку; но,  заметив,  как  разволновалась
Грейс, прося его не приходить раньше,  поспешно  согласился,  прибавив,  что
будет видеть в ней только друга, которому небезынтересна его жизнь и  успехи
на пути к совершенствованию, покуда она сама не  захочет  сменить  дружеские
отношения на более нежные.
     Как жаждал  Фитцпирс  убедить  Грейс  в  своем  перерождении;  но  было
очевидно, что вернуть расположение Грейс ему пока что не  удалось.  Фитцпирс
не переставал удивляться, что встретил в этой девочке, которая была  к  тому
же  его  женой,   такое   сопротивление.   Это   противоречило   всему   его
предшествующему опыту. И хотя в этой недоступности была своя прелесть, домой
Фитцпирс возвращался в довольно-таки мрачном  настроении:  он  понял,  какую
нанес глубокую обиду, если даже Грейс, кроткая, доверчивая Грейс  не  желает
склоняться к примирению.
     Фитцпирс с его утонченной натурой не стал бы принуждать  Грейс.  Он  не
мог бы жить под одной крышей с женщиной, которой ненавистен. Пусть уж  лучше
все остается пока, как есть.
     Фитцпирс  ушел,  Грейс  с  Марти  углубились  в  лес.  Грейс   хотелось
поговорить  со  своей  молчаливой  спутницей  о  платонических   отношениях,
установившихся между  ней  и  ее  бывшим  мужем,  как  она  теперь  называла
Фитцпирса. Но  Марти  не  проявила  интереса,  и  Грейс  промолчала.  Пройдя
немного, они увидели возле поваленного дерева, падение которого  слышали  на
холме, мистера Мелбери; Грейс  попросила  Марти  никому  не  рассказывать  о
встрече с Фитцпирсом и, простившись с девушкой, подошла к отцу.  Она  решила
спросить отца, хорошо ли она  поступила,  согласившись  изредка  видеться  с
мужем.
     Весело возвращался домой Мелбери, идя рядом с дочерью,  как  в  прежние
годы.
     - Когда ты подошла ко мне, я как раз о  тебе  думал,  -  сказал  он.  -
По-моему, все устроилось к лучшему. Твой муж уехал. Он,  по-видимому,  решил
больше не тревожить тебя. Ну, а раз так, то и слава богу, и надо  вычеркнуть
его из памяти и из жизни. Удел многих женщин  гораздо  хуже,  чем  твой.  Ты
будешь жить в Хинтоке, в родной семье, ни в чем не нуждаясь... Хорошо бы, он
совсем уехал из Англии, а  впрочем,  пусть  делает,  что  считает  для  себя
благом. Я согласен послать ему некоторую сумму денег - чего он, естественно,
ожидает, - только бы он оставил тебя в покое. Вряд ли можно, живя под  одной
крышей, ни разу не встретиться и не заговорить.  А  это  было  бы  одинаково
неприятно для всех нас.
     Грейс шла молча. Ей как-то неловко  было  признаться  после  этих  слов
отца, что она только что видела мужа и что встреча была не случайной.
     - Так ты не советуешь мне видеться с ним? - только спросила она.
     - Я никогда ничего не буду больше советовать тебе, Грейс. Ты сама  себе
госпожа, поступай как знаешь. Но мнение мое таково: раз уж вы расстались, то
самое лучшее выкинуть его из головы, а  не  играть  с  собой  в  прятки.  Ты
прогнала его, и он ушел. Дело сделано, и не о чем больше говорить.
     Грейс чувствовала себя виноватой, не  зная  почему.  И  она  ничего  не
сказала отцу о встрече с Фитцпирсом.

ГЛАВА XLVI

     Уныло ранней весной в лесу, и Грейс большую часть дня  проводила  дома.
Она много читала, гораздо больше, чем в дни  замужества.  Затворничество  ее
нарушалось  прогулками  на  могилу  Джайлса,   ставшими   для   нее   святой
обязанностью; она ходила туда с Марти, чтобы постоять у дорогого  холмика  и
украсить его подснежниками, первоцветом и другими ранними весенними цветами.
     Однажды, когда было уже за полдень и солнце клонилось к  закату,  Грейс
стояла под  деревьями  за  оградой  своего  сада  (усадьба  Мелбери,  как  и
остальные хинтокские дворы, выходила задами в лес), где  от  одного  дома  к
другому бежала узенькая стежка,  на  которую  попадали,  продравшись  сквозь
живую изгородь. Грейс как раз  собиралась  этим  способом  вернуться  домой;
вдруг на тропинке появилась фигура человека, и кто-то остановил ее, взяв  за
руку. Это был ее муж.
     - Я так рад, что  успел,  -  запыхавшись,  проговорил  он;  и  в  этом,
кажется, можно было не сомневаться. - Я еще издали увидел тебя и  испугался,
что ты исчезнешь в кустах, пока я дойду сюда.
     - Ты пришел на неделю раньше срока, - укоризненно проговорила Грейс.  -
Я ведь сказала тогда, что через две недели.
     - Милая моя Грейс, как ты могла подумать, что я выдержу две недели,  не
видя тебя. Ты не рассердишься, если я признаюсь тебе, что  приходил  на  эту
тропинку уже три или четыре раза со дня  нашей  последней  встречи.  Как  ты
живешь?
     Грейс не оттолкнула протянутой руки Фитцпирса; но когда  почувствовала,
что рукопожатие затягивается, ладошка ее мгновенно сжалась и выскользнула из
его ладони, а лицо стало  встревоженным,  каким  становилось  обычно,  когда
Фитцпирс касался запретной темы. Он сразу понял, что  сердце  Грейс  еще  не
оттаяло, что он все еще должен смиряться  перед  ней.  И  он  взял  прежний,
ненавязчивый тон, чтобы лишний раз ее не расстраивать.
     - А я и не знала, что ты бываешь здесь так часто, -  сказала  она:  это
признание Фитцпирса приятно поразило ее. - Откуда ты приезжаешь?
     - Я остановился временно в Шертон-Аббас и хожу  сюда  пешком;  не  хочу
нанимать до Хинтока двуколку, чтобы не было  пересудов,  -  я  ведь  еще  не
прощен. Так уж пусть лучше никто не знает,  что  я  езжу  сюда.  А  сегодня,
любимая (я ведь могу так называть тебя), я приехал затем, чтобы  просить  об
одной милости: позволь мне видеть тебя чаще; ведь скоро весна.
     Грейс, неожиданно  для  Фитцпирса,  весьма  спокойно  отнеслась  к  его
дерзкой просьбе, но, ничего не ответив на нее, продолжала свою мысль:
     - Я бы хотела, чтобы ты весь отдался своему делу и бросил  те  странные
опыты, которые так отвлекают тебя. Я уверена, что, как врач, ты очень  скоро
достигнешь успеха.
     - Представь себе, что и я решил то же. И хотел даже просить тебя  сжечь
или, во всяком случае, отдать кому-нибудь всю  мою  метафизику:  знаешь,  те
книги, что лежат в шкафах на твоей половине. Вообще-то говоря, я никогда  не
питал особого пристрастия к туманному философствованию.
     - Мне очень приятно это слышать. А что делать со старинными пьесами? От
них-то какая врачу польза?
     - Абсолютно никакой! - рассмеялся Фитцпирс. - Вели отвезти их в  Шертон
и продать, сколько бы за них ни дали.
     - А ужасные старофранцузские романы, с этими чудовищными "filz" и "ung"
и "ilz", "mary" и "ma foy"?
     - Уж не читала ли ты их, Грейс?
     - Конечно, нет! Я просто перелистала один или два.
     - Как только вернешься сегодня домой, разложи большой огонь в камине  и
сожги эту дрянь. Я сам хотел их сжечь. Не понимаю, что на меня нашло,  когда
я вздумал собирать их. Зато теперь  в  моем  доме  одни  только  медицинские
справочники. Видишь, я становлюсь деловым человеком. Думаю, что скоро  смогу
порадовать тебя: у меня есть на примете  хорошее  место.  Скажи,  Грейс,  ты
могла бы вернуться ко мне?
     - Прошу тебя, не заставляй меня решать такой важный  вопрос  сейчас,  -
ответила Грейс с твердостью. -  Ты  сказал,  что  собираешься  начать  новую
жизнь, приносящую людям пользу. И я бы хотела увидеть,  как  это  получится.
Вот тогда и спрашивай меня, о чем хочешь. Но вообще-то я не смогу  переехать
к тебе.
     - Почему?
     Грейс ненадолго задумалась.
     - Мы с Марти ходим на могилу  Джайлса.  Он  для  меня  как  святой.  Мы
поклялись с ней до конца жизни ходить на его могилу. И я сдержу клятву.
     - Но я не буду тебе мешать. Я понимаю, так должно быть. И  я  вовсе  не
хочу, чтобы ты изменила данному слову. Уинтерборн был всегда симпатичен мне,
как никто другой. Я буду провожать тебя туда, ты  пойдешь  на  могилу,  а  я
останусь за оградой, выкурю сигару...
     - Ты все еще куришь?
     - М-м-да... то есть... нет... я, видишь ли, сколько раз хотел  бросить,
но...
     Необыкновенное послушание и мягкость Фитцпирса  начали  было  примирять
Грейс с ним, но курение табака опять вызвало возмущение. И она вдруг  сквозь
пелену слез, незримых Фитцпирсу, увидела тень несчастного Уинтерборна.
     - Я не люблю, -  почти  резко  сказала  она,  -  не  люблю,  когда  так
легкомысленно говорят об этом. Если уж быть откровенной до  конца,  то  я  и
сейчас думаю о нем, как о своем суженом. И  я  ничего  не  могу  поделать  с
собой. Так что, видишь, невозможно, чтобы я вернулась к тебе.
     Сердце у Фитцпирса упало.
     - Ты говоришь, что думаешь о нем, как о своем суженом? А кто же и когда
вас помолвил? - не без некоторого ехидства спросил он.
     - Когда? А вот когда тебя здесь не было.
     - Как же это могло быть?
     Грейс могла бы умолчать о летней дружбе с Уинтерборном; но ее природное
прямодушие взяло верх.
     - Очень просто. Я тогда думала, что закон может сделать меня свободной.
Я хотела стать женой Джайлса и подала ему надежду.
     Фитцпирс сморщился, как от боли; но искренность, как  известно,  всегда
похвальна. И он не переставал восхищаться своей Грейс, чувствуя, однако, что
рассказ поразил его в самое сердце. Значит, она пыталась навсегда порвать  с
ним, хотела, чтобы его место занял другой. А ведь было время, когда подобное
известие он принял бы чуть не с радостью. Но теперь любовь его к Грейс  была
столь велика, что ему нестерпимо было слушать подобные речи, хотя он и знал,
что объект ее благоговейного чувства давно уже покинул эту юдоль скорби.
     - Жестоко так говорить! - сказал он с горькой усмешкой. -  О  Грейс,  я
вижу теперь, что я никогда не знал тебя! Неужели ты пыталась разорвать  узы,
связующие нас! Но скажи, - впрочем, думаю, можно и не спрашивать, -  неужели
нет никакой надежды, что в твоем сердце снова  затеплится  хотя  бы  искорка
любви ко мне?
     - Если бы это зависело от меня, то я бы, так и быть, сделала тебе такое
одолжение... но боюсь, это от меня не зависит, -  ответила  Грейс  несколько
печальным тоном, что было, по меньшей мере, нелогично. - Кроме  того,  я  не
понимаю, почему ты так вдруг расстроился? Что тут  такого,  если  у  меня  в
жизни будет, кроме тебя, еще один  возлюбленный?  Ты-то  любил  вон  сколько
женщин!
     - Но зато сейчас я могу, положа руку на сердце, сказать, что люблю тебя
больше их всех, вместе взятых. Чего ты сказать не можешь.
     - Мне очень жаль, но, боюсь, действительно не могу, - вздохнула Грейс.
     - А сможешь ли когда-нибудь, Грейс?  Вот  что  для  меня  сейчас  самое
важное. - Он  внимательно  посмотрел  ей  в  лицо,  уже  смутно  белеющее  в
сумерках, точно читал в нем приговор себе. - Ну, сжалься  надо  мной,  скажи
хоть, что постараешься.
     - Снова полюбить тебя?
     - Да, если сможешь.
     - Я не знаю, что ответить тебе, - растерянно проговорила Грейс. И она в
самом деле не знала. - А ты обещаешь мне, что не будешь требовать,  чтобы  я
виделась с тобой?
     - Обещаю. Впрочем, я ведь тебе уже обещал. Или я в чем-нибудь  невольно
провинился перед тобой и ты усомнилась в моих добрых намерениях?
     Грейс должна была  признать,  что  Фитцпирс  ни  в  чем  перед  ней  не
провинился.
     - Тогда я думаю, что сердцу твоему пора вернуться домой. Слишком уж оно
загостилось в подземном царстве, - печально пошутил Фитцпирс.
     Грейс едва заметно покачала головой.
     - Я постараюсь думать о тебе чаще, - тихо произнесла она. - Если смогу.
     Фитцпирс вынужден был пока довольствоваться этим.
     - Когда мы опять встретимся? - спросил он.
     - Как было условлено, через две недели.
     - Ладно, пусть через две.
     - По крайней мере, на этот раз. А как будет впредь, скажу  тебе,  когда
встретимся.
     - Хорошо, хорошо.  Но  я  все-таки  буду  приходить  сюда  чаще,  чтобы
взглянуть на твое окно.
     - Это уж как хочешь. До свидания.
     - Прибавь "мой Эдрид".
     Грейс, казалось, была готова выговорить эти  слова,  но  передумала  и,
воскликнув: "Нет, нет, не могу", -  скользнула  в  кусты  живой  изгороди  и
исчезла из вида.
     Фитцпирс не преувеличивал,  когда  говорил,  что  усадьба  Мелбери  как
магнит притягивает  его.  Но  заставить  Грейс  капитулировать  ему  все  не
удавалось;  они  по-прежнему  встречались  через  две  недели,  -  так  того
требовала Грейс,хотя в назначенный срок она появлялась неукоснительно. Весна
давно уже трудилась в лесу и садах, а встречи Фитцпирса с Грейс, хотя  число
их увеличилось, почти ничем не отличались от первого свидания.
     Усадьба Тенгсов - небольшой сад с домом, в котором жили отец с сыном  и
его молодая жена, - примыкала сбоку к усадьбе лесоторговца; окончив работу у
Мелбери, Тим в сумерки часто уходил в небольшую беседку в дальнем углу сада,
где любил выкурить вечернюю трубку; и он не раз  видел  на  тропе  за  живой
изгородью Фитцпирса, который шел обычно  не  спеша,  задумавшись,  время  от
времени бросая пристальные взгляды в сторону сада, мимо  которого  проходил;
ибо Фитцпирс вовсе не торопился  покинуть  место,  ставшее  для  него  таким
притягательным, и все ходил и ходил туда  и  обратно,  надеясь  увидать  ту,
которую так страстно мечтал прижать к груди.
     Мало-помалу  Тим  стал  задумываться  над  этими  частыми   появлениями
Фитцпирса в вечерний час на задах его усадьбы. Он, в простоте  душевной,  не
мог представить себе, что сердце Фитцпирса вновь загорелось любовью к Грейс:
та  утонченность  чувств,  которая  видит  глубочайшее,  почти  эстетическое
наслаждение в страстном поклонении женщине,  когда-то  брошенной,  была  для
молодого дровосека  чистым  абсурдом.  Мистер  Фитцпирс  и  его  жена  давно
расстались, и, конечно, никакой любви между ними быть не могло. Другое  дело
его  Сьюк.  После  той  памятной  встречи  в  день  свадьбы,   уступив   его
настойчивости, она с раскаянием  призналась  ему  в  своих  прошлых  грехах.
Теперь же, сопоставив это признание с необъяснимым  появлением  Фитцпирса  в
Хинтоке, Тим пришел к выводу, что Фитцпирс приезжает сюда не иначе  как  для
свиданий со Сьюк, перебравшейся под крышу супруга. Тим  утешал  себя  только
тем, что пароход, который увезет их в Новую Зеландию, отплывает через месяц;
и уж тогда Сьюк никогда в жизни больше не увидит Фитцпирса.
     Месяц прошел быстро, наступил наконец и последний вечер. Тим вместе  со
Сьюк,  после  целого  дня  сборов  и  приготовлений,  отдыхали  в  комнатке,
отведенной отцом  Тима  для  молодых.  В  углу  громоздились  упакованные  и
перевязанные веревками ящики, - самый большой, которому  надлежало  ехать  в
трюме, был отправлен несколько  дней  назад.  Сьюк  стояла  возле  камина  и
смотрела на огонь, освещавший ее красивое лицо и фигуру; Тим сидел  в  углу,
последний раз созерцая стены отцовского дома, по которым, как и по его лицу,
прыгали сейчас отсветы каминного огня.
     Тим Тенгс чувствовал себя  очень  несчастным.  Предстоящее  путешествие
отрывало его от отца: старик Тенгс ни под каким видом не соглашался покинуть
Хинток; и если бы не забота о  репутации  Сьюк  и  его  собственном  честном
имени, он бы сейчас, в последнюю минуту, все распаковал и никуда не  поехал.
Тим заметил, что жена его в этот вечер чем-то возбуждена,  не  находит  себе
места и настроение у нее невеселое.
     - Тебе не хочется уезжать, Сьюк? - спросил он жену.
     Сьюк невольно вздохнула.
     - Не знаю, наверное, не хочется, - ответила она. - Всегда  так  бывает,
когда расстаешься насовсем.
     - Но ты-то ведь не родилась в Хинтоке, как я.
     - Ну и что же!
     - А по-моему, ты не  хочешь  ехать,  потому  что  здесь  остается  один
человек.
     - Кто это тебе сказал?
     - Я сам все вижу. У меня есть глаза и есть уши. Слушай, Сьюк,  я  очень
рад, что увожу тебя отсюда. В чужих краях мне  все  равно,  чьими  объедками
питаться. А вот дома - другое дело.
     От этих слов Тима лицо Сьюк не изменило своего безразличного,  угрюмого
выражения. Она ничего не ответила ему, и он скоро ушел в дальний  угол  сада
выкурить привычную трубку.
     Сьюк действительно пребывала  в  расстройстве.  И  причиной  этого  был
именно тот  джентльмен,  на  которого  намекал  Тим.  Но  надо  отдать  Сьюк
справедливость: на этот раз  ее  мысли  о  Фитцпирсе  были  совсем  особого,
гораздо более невинного свойства, чем подозревал  Тим,  памятуя  ее  прежнее
легкомыслие. Сьюк случайно обнаружила, что Фитцпирс  возымел  привычку  раза
два в неделю появляться в Хинтоке, и сегодня как раз был такой вечер,  когда
он мог  наверняка  появиться.  Поскольку  на  следующий  день  она  навсегда
покидала эти края, то она решила, что н