деться  на
тебя  или  от  застенчивости  совсем  уехать  из  наших  мест.  А  я   решил
бесповоротно: Джайлс или никто. Пожалуйста,  Грейс,  будь  с  ним  ласковее,
хотя, быть может, это и преждевременно. Но я верю, что господь простит  нас,
когда вспоминаю, сколько мы натерпелись.  У  меня  есть  еще  одна  причина,
почему я так уповаю на твою дружбу с Джайлсом: я уже стар  и  чувствую,  что
дело идет к концу, последние события совсем доконали меня.  И,  пока  ты  не
устроена, я не умру спокойно".
     В конце письма стояла приписка: "Только что стало известно, что адвокат
вернулся, и завтра мы идем к нему. Вероятно, буду дома к  вечеру  того  дня,
как ты получишь письмо".
     Чувства Грейс совпадали с желанием отца; и все-таки  вчера  Грейс  чуть
было не нанесла глубокого оскорбления Джайлсу. Стараясь изо всех  сил  снова
стать простой деревенской девушкой, как хотел того отец, желая вытравить  из
себя мисс - точнее миссис недотрогу, она  споткнулась  на  первом  же  шагу:
именно эта "мисс недотрога"  вдруг  ожила  в  ней  вопреки  всем  ее  добрым
намерениям. Отец, вернувшись и увидев, что Джайлс  обижен,  упрекнет  ее  за
строптивость: когда-то она противилась воле отца, настаивавшего на  браке  с
Фитцпирсом, а теперь отваживает бедного Уинтерборна,
     В тот день Уинтерборн работал в саду напротив окна Грейс. Он  решил  не
втягивать больше Грейс в эти опасные разговоры. Но если бы у него  было  как
раз обратное намерение, если бы он был самым искусным обольстителем, он вряд
ли придумал бы более верный способ возбудить  ее  интерес.  Грейс  не  могла
разглядеть, чем занимается Джайлс, но она видела, что он все еще  расстроен:
он ходил по саду с самым сосредоточенным видом  и  ни  разу  не  взглянул  в
сторону ее дома.
     О, как хотела она помириться с ним! Отец ее  возвращался  вечером,  это
значит, что очень скоро никакие формальности не  будут  стоять  между  ними,
замужество ее потеряет силу и она станет свободной. И подумать только, что у
них с Джайлсом размолвка! Как она взглянет в глаза отцу?
     Был июньский день, яркий от молодой зеленой листвы. Грейс вышла в сад и
села на стоявший под лавровишней стул, сколоченный из голых дубовых  ветвей,
оставшихся после заготовки коры. Глянцевые темно-зеленые листья над  головой
упруго шелестели от  налетавшего  ветерка,  но  Грейс,  защищенная  ими,  не
чувствовала даже слабого дуновения. Весь день она ожидала, что Джайлс придет
осведомиться, как она доехала вчера до дому, или найдет другой  предлог,  но
он не пришел. А теперь все ходил по соседнему саду, точно дразнил ее.  Грейс
не спускала с него глаз.
     Работа Уинтерборна была прервана появлением Кридла, принесшего  письмо.
Грейс догадалась, что Кридл вернулся из Шертона, где перед отъездом в Хинток
заглянул на почту,  чтобы  прихватить  письма,  полученные  дневной  почтой,
которые почтальон должен был доставить на другой день. Грейс любопытствовала
узнать, что содержало письмо Джайлса: отец, верно, решил и ему отправить еще
одно напутственное послание.
     Но письмо, по-видимому, не  имело  к  ней  никакого  отношения.  Джайлс
прочитал его и тотчас пошел к воротам, ведущим из  сада,  точнее  говоря,  к
проему в живой изгороди, если можно так назвать невысокую  бровку,  поросшую
кое-где кустами. Он вышел в лес и, без сомнения,  зашагал  в  сторону  своей
таинственной хижины, которая находилась где-то в другом конце леса.
     Шуршит в песочных часах струйка быстротечного времени; Грейс в эти  дни
не раз слыхала ее печальный звук; и вот, опять  вспомнив,  подобно  Джайлсу,
печальные предчувствия отца, задумалась она о том, как быстро  летит  время.
Ее девическая свежесть поблекнет, и давняя, многострадальная любовь  Джайлса
может вдруг оборваться - оборваться в эту самую  минуту.  Мужчины  ведь  так
странно устроены.  Мысль  эта  произвела  переворот  в  душе  Грейс:  от  ее
застенчивости не осталось и следа. Она решила действовать  немедленно.  Если
после вчерашней размолвки или ссоры, - называйте как  хотите,  -  необходимо
восстановить мир, то она сделает это сейчас же. Грейс встала со стула, вышла
за ворота, пересекла сад, где работал  Джайлс,  и,  пройдя  сквозь  проем  в
изгороди, устремилась вслед за  Джайлсом,  чья  фигура,  удаляясь,  мелькала
между деревьев, подобно фавну, резвящемуся под зеленым  пологом  на  мягком,
коричневом ковре.
     Грейс ошиблась - очень сильно  ошиблась,  предположив,  что  письмо  не
имеет к ней отношения, раз Джайлс, прочтя его, не поспешил к ней, а  ушел  в
лес. Но Джайлс, как это ни прискорбно, именно поэтому и  пошел  в  лес,  что
содержание письма прямо ее касалось. Он побоялся, что она увидит, как  вдруг
опечалилось его лицо.
     Письмо было от Бокока, отосланное вслед за письмом Мелбери Грейс. И оно
содержало плохую весть.
     Джайлс когда-то оказал услугу этому непутевому  малому,  и  теперь  тот
по-своему решил отблагодарить его. Находясь эти несколько  дней  в  компании
Мелбери, он, конечно, немало наслышался об искупительных планах последнего в
отношении Джайлса и поспешил поэтому уведомить его о  том,  что  их  попытка
спасти Грейс не удалась; он боялся,  как  бы  молодой  человек,  надеясь  на
успешный исход дела, не поставил себя в фальшивое положение. В письме  Бокок
писал,  что  поведение  Фитцпирса  оказалось   недостаточно   вопиющим   для
расторжения брака и что Грейс, по всей вероятности, суждено до самой  могилы
остаться его женой.
     Все обиды и сомнения тотчас вылетели из головы Уинтерборна, и  огромная
- всепрощающая и вместе мучительная - любовь к  бедняжке  Грейс  захлестнула
его. Такое действие оказало на Джайлса это роковое известие.
     Навсегда отказаться от нее... это значит  конец  всему.  Нечего  больше
сомневаться, подходят ли они один другому, не будет больше  размолвок  из-за
разницы вкусов. Опять между ними воздвиглась стена. Грейс никогда  не  будет
принадлежать ему. С  нестерпимой  болью  вспомнил  он,  как  совсем  недавно
радовались они вновь обретенной надежде. Как могли они быть до такой степени
наивными, чтобы поверить в возможность чуда?
     Вдруг Уинтерборн услыхал, что  кто-то  нагоняет  его,  и,  обернувшись,
увидел, как Грейс чуть не бегом бежала за ним сквозь чащу. Он  сразу  понял,
что ей еще ничего не известно.
     - Джайлс, почему ты не зашел  ко  мне?  -  спросила  Грейс  с  ласковым
упреком. - Разве ты не видел, что я весь день сидела в саду?
     - Видел, - ответил Уинтерборн, захваченный врасплох. Он  еще  не  успел
сообразить, как теперь вести себя с Грейс. Грейс же, введенная в заблуждение
его тоном, подумала, что ее слова опять обидели его, и  решила  быть  с  ним
помягче, отчего щеки ее слегка зарделись.
     - Я получила еще одно письмо от отца, - поспешно продолжила она. -  Он,
наверное, приедет сегодня вечером. И ему будет очень неприятно,  -  ведь  ты
знаешь его мечту, - что мы с тобой поссорились.
     - А мы не ссорились, - ответил Джайлс, глядя на нее  печально  и  ломая
голову над тем, какими словами высказать Грейс горькую правду.
     - Я боюсь, что ты все еще дуешься на меня за то, что мне не понравилась
та харчевня.
     - Нет, я не дуюсь.
     - А почему у тебя такой несчастный вид? -  спросила  Грейс,  подойдя  к
нему совсем близко и улыбаясь прелестной улыбкой. - Ты не веришь, что будешь
когда-нибудь счастлив?
     Джайлс несколько секунд молчал.
     - Я буду счастлив не раньше, чем луч  солнца  коснется  северной  стены
Шертонского аббатства, - глухо проговорил он, глядя в землю.
     - Но тогда, значит, есть еще что-то,  кроме  обиды  из-за  этой  глупой
харчевни? Может, ты сердишься, что я... не позволила тебе поцеловать меня, -
но, Джайлс, ты ведь знаешь, это не потому, что я не  питаю  к  тебе  никаких
чувств, я просто думала тогда, что еще рано, хотя  мой  бедный  отец  думает
другое. Это одна-единственная причина, честное  слово.  Я  не  хочу  обижать
тебя, Джайлс, видит бог, не хочу, - сказала она,  и  голос  ее  задрожал.  -
Может быть, раз уж я вот-вот стану  свободна,  я  не  права,  и  нет  ничего
дурного, если ты поцелуешь меня.
     - О, господи! - взмолился про себя Джайлс. У него  закружилась  голова,
но он все еще упорно смотрел в землю. Последние несколько  минут  он  видел,
как соблазн по всем правилам военного искусства вел против него осаду; и вот
наконец он в плену. Для Джайлса, чья жизнь была так проста  и  бесхитростна,
так неукоснительно подчинена требованиям  дедовской  морали,  было  страшным
грехом, почти преступлением воспользоваться неведением Грейс и уступить ей.
     - Ты что-то сказал? - спросила Грейс смущенно.
     - Нет, я только...
     - Ты веришь, что раз мой отец возвращается сегодня вечером, то, значит,
все уже окончательно решено? - спросила она обрадованно.
     - Да...
     - Тогда почему же ты не делаешь того, что хочешь? - сказала она чуть ли
не с досадой.
     И хотя Уинтерборн отчаянно боролся с собой, и хотя  он  дорожил  добрым
именем Грейс как зеницей ока, он  был  мужчиной,  а  мужчины  не  боги,  как
говорила Дездемона. И перед лицом этой нежной соблазнительницы, не ведающей,
что  она  творит,  не  искушенной  в  мирских  делах  и  требованиях  света,
Уинтерборн не устоял. Поскольку так уж получилось, поскольку  Грейс,  считая
себя свободной, сама просила его доказать ей свою любовь, а любовь его  была
самой искренней и верной, поскольку жизнь коротка, а человек слаб, -  то  он
не устоял перед соблазном, хотя знал, что Грейс  безвозвратно  потеряна  для
него. В эту минуту Уинтерборн не думал больше ни о прошлом,  ни  о  будущем;
настоящее сулило ему блаженный миг: один-единственный раз прижмет он к груди
ту, которую он так давно знал и любил.
     Грейс вдруг отпрянула, прервав долгое объятие и поцелуй.
     - Правда ли, что я свободна? - прерывающимся голосом прошептала она.  -
Не поступаем ли мы плохо? Действительно ли есть такой закон? Не мог же  отец
так легкомысленно...
     Уинтерборн молчал, и Грейс, сама того не желая, разрыдалась.
     -  О,  почему  отец  не  возвращается,  -  плакала  Грейс,   уткнувшись
Уинтерборну в грудь.  -  Скорей  бы  уж  он  приехал  и  все  объяснил.  Это
безжалостно сначала велеть мне... а потом так долго  не  приезжать...  я  не
знаю, кто я теперь. А вдруг мы поступили дурно?
     Ко всем прежним горестям, выпавшим на долю Уинтерборна, прибавилась еще
одна, - он чувствовал себя Каином, убившим родного брата. Как мог  он  взять
на душу столь тяжкий грех: умолчать о том, что ему было известно. Уинтерборн
отпустил Грейс и отвернулся: раскаяние все сильнее мучило его. Как осмелился
он даже помыслить поцеловать Грейс. Уинтерборн  сам  едва  удерживал  слезы.
Трудно было представить себе более несчастное существо, чем Грейс  -  жертву
отцовской слепоты и его благих намерений.
     Даже в тот момент, когда Мелбери, сам вполне  уверенный,  убеждал  его,
что несчастье Грейс легко поправимо, Джайлс питал  в  душе  подозрение,  что
любой закон, будь то новый или старый, потребует ее  личного  присутствия  в
суде, но не знал, как вывести Грейс  из  приятного  заблуждения,  будто  для
освобождения от ненавистных уз достаточно будет росчерка пера, как  об  этом
говорил Мелбери. Однако ему и в голову  не  могло  прийти,  что  дело  Грейс
безнадежно.
     Бедняжка Грейс, видя, как расстроился  Уинтерборн,  и  подумав,  должно
быть, что нечего поднимать такой шум из-за одного поцелуя, каким  бы  долгим
он ни был, перестала плакать и улыбнулась сквозь еще не просохшие слезы.
     - Я рада, что мы снова друзья, - сказала она. -  Если  бы,  Джайлс,  ты
проявил такую же смелость до моего замужества, то ты бы первый  назвал  меня
своей. А когда мы станем мужем и женой, ты, я надеюсь, не будешь  плохо  обо
мне думать из-за того, что я позволила тебе немного больше, чем должна была;
ведь ты знаешь,  мой  отец  стар  и  обременен  болезнями,  и  он  хочет  по
возвращении видеть, что согласие между нами восстановлено.
     Чем ласковее были слова Грейс, тем горше звучали они  для  Уинтерборна.
Как могла Грейс так доверчиво  отнестись  к  беспочвенным  мечтаниям  своего
отца? Уинтерборн не находил слов, чтобы сказать Грейс правду. Но он понимал,
что это нужно сделать, и казнился сознанием собственной трусости.
     Свыше его сил было нанести Грейс такой удар.  Много  нежных  слов  было
сказано по дороге домой;  день  уже  клонился  к  вечеру,  когда  Уинтерборн
решился наконец открыть Грейс глаза.
     - Возможно, мы ошибаемся, - начал он, замирая от страха, - считая,  что
дело может быть улажено в такой короткий срок. Мне  почему-то  кажется,  что
даже новый закон не  имеет  силы  расторгнуть  узы  брака  без  того,  чтобы
заинтересованное лицо не было вызвано на публичное судебное разбирательство;
и если возникнут какие-нибудь препятствия и  мы  не  сможем  стать  мужем  и
женой...
     Кровь медленно отливала от лица Грейс.
     - О Джайлс, - воскликнула она. - Ты, верно, слыхал что-нибудь?  Значит,
отец, находясь сейчас там, сам ничего сделать не может? Но  ведь  он  писал,
что дело уже почти решено! О Джайлс, Джайлс, не обманывай меня! После  того,
что мы сейчас сделали, - как я буду смотреть людям в глаза!
     Нет,  Уинтерборн   решительно   не   мог   произнести   роковых   слов.
Непоколебимая вера Грейс в его благородство полностью обезоруживала его.
     - Я ничего не знаю, - прошептал он охрипшим  голосом,  точно  прошуршал
под ногами сухой лист. - Твой отец скоро вернется. И тогда  мы  все  узнаем.
Идем, я провожу тебя домой. - Как ни дорога была  ему  Грейс,  он  сдержанно
протянул ей руку и прибавил: - По крайней мере, до ворот.
     Так они шли вдвоем, пребывая в полном смятении чувств. Грейс от надежды
переходила к отчаянию и снова к надежде. Проселок был в  нескольких  минутах
ходьбы; дойдя до него, они вдруг услыхали громкий возглас:
     - Отпусти ее руку!
     Секунду они точно не слышали этих слов.
     - Отпусти ее руку! - Крик повторился еще громче и настойчивей.
     Это кричал Мелбери. Он вернулся раньше, чем они  ожидали,  и  вышел  им
навстречу. Грейс  отдернула  руку  с  быстротой  молнии,  как  только  смысл
отцовских слов дошел до нее.
     - Я не виню вас, не виню, - проговорил Мелбери сломленным голосом,  как
человек, понесший тяжкое наказание. - Вы не должны больше  видеться.  Я  был
введен в заблуждение, был жестоко  обманут.  Ничего  не  говори,  Джайлс.  И
уходи.
     По-видимому, Мелбери не знал, что Уинтерборну уже  известна  несчастная
новость. Молодой человек ушел, оставив отца  с  дочерью  вдвоем,  и  Мелбери
повел Грейс в комнату, служившую конторой. Там он сел за свое бюро  и  низко
опустил голову; Грейс не спускала с отца тревожного взгляда.
     Наконец Мелбери пришел в себя.
     - Ты - жена Фитцпирса, как  и  была,  -  тихо  проговорил  он.  -  Меня
обманули. Он еще мало причинил тебе зла! Ты по-прежнему его собственность.
     - Тогда пусть так все и будет, и не надо больше касаться этого, отец, -
сказала она голосом, полным скорбного достоинства. - У меня хватит  сил  все
вытерпеть. Твое состояние меня гораздо больше тревожит.
     Грейс нагнулась  к  отцу  и  обняла  его  за  шею,  отчего  тот  вконец
расстроился.
     - Моя судьба безразлична мне, - продолжала Грейс, - мне все равно,  чья
я жена и чьей могла бы стать! Я люблю Джайлса: с этим ничего не поделаешь; и
я зашла с ним дальше, чем  должна  была,  знай  я,  как  в  действительности
обстоит дело. Но я ни в чем не упрекаю тебя.
     - Значит, Джайлс ничего тебе не сказал? - спросил Мелбери.
     - Нет, - ответила Грейс. - Он ведь ничего не знал, иначе он вел бы себя
по-другому. Да ему и неоткуда было узнать.
     Ее отец ничего не сказал на это, и Грейс ушла к себе, высказав  желание
побыть одной.
     Печали ее были многообразны; главную же  она  забыла,  думая  только  о
своем вольном поведении с Уинтерборном. Их любовь была краткой, как миг,  но
не менее сладостной от этого. А вдруг  он  станет,  по  зрелом  размышлении,
презирать ее за то, что она  позволила  себе  забыться.  Какая  наивность  -
поверить в свое освобождение и так непозволительно вести  себя!  Она  корила
свое неведение, но  в  самой  глубине  сердца  была  благодарна  ему  за  то
мимолетное счастье, которое испытала.

ГЛАВА XL

     Жизнь героев этого повествования влачилась последующие месяцы  печально
и уединенно. Грейс редко выходила из дому и  ни  разу  не  покинула  пределы
отцовской усадьбы: она боялась, что встретит Джайлса Уинтерборна; а этого ей
было не перенести.
     Унылое, в четырех стенах, существование этой  добровольной  затворницы,
казалось, будет длиться бесконечно. Она узнала, что существует  только  одна
возможность обрести свободу - Фитцпирс  не  должен  возвращаться  достаточно
долго, тогда в глазах закона она будет брошенной женой. Но она не  позволяла
себе думать об этом; и, уж  конечно,  не  тешила  себя  новой  надеждой.  Ее
чувство к Уинтерборну под действием нервного  шока,  нанесенного  известием,
привезенным отцом, очистилось от всего  мирского,  земного  и  стало  тихой,
светлой привязанностью.
     Что касается Джайлса, то он лежал больной, точнее, полулежал  на  своем
пуританском ложе в скромной  лесной  хижине.  Лихорадка,  время  от  времени
возвращавшаяся к нему - осложнение, оставленное  прошлогодней  простудой,  -
разыгралась с крушением надежд особенно жестоко. Ни одна душа не знала о его
болезни, а сам он считал ее несерьезной и не обратился к  доктору.  В  самом
деле, спустя три-четыре дня он почувствовал себя лучше, поднялся  с  постели
и, надев пальто, стал приводить в порядок немудреное хозяйство.
     Вот  как  обстояли  дела,   когда   вдруг   безмятежность   полусонного
существования Грейс была нарушена точно ударом грома. Она получила письмо от
Фитцпирса.
     Письмо было написано в спокойном  и  мягком  тоне,  но  смысл  его  был
ужасен. В отсутствие мужа  Грейс  мало-помалу  привыкла  думать  о  нем  без
раздражения и в конце концов почти забыла, каким тягостным было для нее  его
присутствие. Фитцпирс писал коротко и без рисовки: он не просил прощения,  а
сообщал только, что живет один и что  по  зрелом  размышлении  он  отчетливо
осознал необходимость воссоединения, если, конечно,  Грейс  готова  простить
его. С этой целью он  намеревается  пересечь  Ла-Манш  и  в  указанный  день
появиться в Бедмуте; Грейс посчитала, и оказалось, что это случится не далее
как через три дня.
     Еще он писал, что не может вернуться в Хинток по причинам, которые отец
ее поймет лучше, чем она. Единственный выход он  видит  в  следующем:  Грейс
должна приехать в порт и встретить пароход, который прибудет около полуночи,
захватив с собой кое-какие необходимые вещи. Затем они без промедления сядут
на обратный пароход, отправляющийся тотчас после прихода первого: а достигши
Франции, поселятся в его доме на континенте, -  где  именно,  он  не  писал.
Фитцпирс, видимо, и часу решил не задерживаться на английской земле.
     Встревоженная Грейс понесла письмо отцу, который, как зимой, просиживал
теперь долгие вечера у камина,  по-летнему  холодного;  рядом  с  ним  стоял
кувшин с сидром, покрытый слоем пыли, - Мелбери редко  прикасался  к~  нему.
Прочитавши письмо, лесоторговец взглянул на дочь.
     - Ты никуда не поедешь, - сказал он.
     - И я  подумала,  что  не  поеду.  Только  не  знала,  как  ты  на  это
посмотришь.
     - Если он вернется в Англию, поселится  неподалеку  отсюда  и  захочет,
чтобы ты жила в его доме, я не стану препятствовать, - проговорил Мелбери. -
Мне будет одиноко без тебя, но ты должна жить в своей семье и  не  стыдиться
людей. Что же касается твоего переселения за границу, то я никогда на это не
соглашусь.
     На том и порешили. Грейс  не  могла  ответить  мужу,  поскольку  он  не
написал адреса. Прошел день, другой; наконец наступил  третий  вечер  -  тот
самый, когда Грейс должна была встретить