в
спальню, чтобы по  собственному  разумению  приготовить  все  к  возвращению
хозяина.
     В первом этаже дома никого не осталось.  Прошло  немного  времени,  как
вдруг Грейс услыхала стук в дверь - постучали только один раз  и  так  тихо,
что в спальне стука не слышали.
     Грейс вышла на площадку лестницы и сказала тихо:
     - Войдите.
     Входная дверь, как и в других домах Хинтока, не запиралась. Отступив  в
темноту широкого коридора, она увидела, что по лестнице поднимается  женская
фигурка; сперва Грейс не разглядела, кто  это,  но,  услыхав  голос,  полный
тревоги и горя, тотчас узнала Сьюк Дэмсон. Полоса света из приоткрытой двери
в  комнату  Грейс  упала  на  лицо  молодой  женщины:  оно  было  бледное  и
осунувшееся.
     - О  мисс  Мелбери,  то  бишь  миссис  Фитцпирс!  -  воскликнула  Сьюк,
заламывая руки. - Такое ужасное известие! Он умер?  Сильно  ушибся?  Скажите
мне, ради бога, правду! Пожалуйста, простите меня,  мисс  Мелбери,  то  бишь
миссис Фитцпирс, за то, что я пришла к вам. Я не могла оставаться дома!
     Грейс опустилась на дубовый сундук,  стоявший  в  коридоре,  и  прижала
ладони к горящему лицу. Разве не  должна  она  выпроводить  сейчас  же  Сьюк
Дэмсон из своего дома? Каждую минуту могут  внести  ее  мужа,  и  что  тогда
будет? Но разве хватит у нее духа велеть уйти этой женщине, чья  скорбь  так
искренна и глубока?
     Около минуты на лестнице царила мертвая тишина.
     - Почему вы не отвечаете мне? Он  здесь?  Жив?  Если  нет,  почему  мне
нельзя увидеть его? Что в этом дурного?
     Не успела Грейс ответить, как  снаружи  послышались  еще  чьи-то  шаги,
легкие, как у лани. Кто-то торопливо постучал в  дверь,  точно  ему  некогда
было искать молоточек. Не ожидая ответа, руководствуясь, по-видимому,  косой
полоской света на  площадке,  новый  пришелец  стал  быстро  подниматься  по
лестнице. Сердце Грейс  заколотилось,  когда  она  узнала  в  гостье  миссис
Чармонд. В полумраке лестницы фигура Грейс была хорошо различима,  и  миссис
Чармонд подошла к ней.
     - На мой стук никто не  ответил  внизу,  -  проговорила  она,  и  Грейс
почудилось, что она  слышит  шуршание  ее  пересохших  губ.  Дыхание  миссис
Чармонд прерывалось, казалось, она вот-вот упадет без чувств. - Что  с  ним?
Он будет жить? Я хочу знать всю правду!
     Она умоляюще глядела на Грейс, не замечая бедняжки Сьюк,  забившейся  в
испуге и изумлении в самый темный угол при появлении на сцене  столь  важной
персоны. Маленькие ножки Фелис были все в грязи: она ничего не замечала.
     - До меня дошли слухи о страшном несчастье, - продолжала  она.  -  И  я
пришла узнать, правда ли это. Он расшибся насмерть?
     - Она не хочет говорить с нами! Он умирает! Он в той комнате!  -  вдруг
не помня себя вскричала Сьюк: она услыхала шум  в  спальне,  находившейся  в
конце коридора, где сейчас были миссис Мелбери и бабушка Оливер.
     - Где? - спросила миссис Чармонд.
     Сьюк махнула  рукой,  и  миссис  Чармонд  бросилась  было  в  указанном
направлении. Грейс преградила ей дорогу.
     - Его там нет, - сказала Грейс. - Я точно так же, как и  вы,  не  знаю,
где он. О несчастье мне рассказали. Но все не так страшно, как  вы  думаете.
До вас дошли преувеличенные слухи.
     - Пожалуйста, не скрывайте от  меня  ничего.  Я  должна  все  знать,  -
проговорила миссис Чармонд, недоверчиво глядя на Грейс.
     - Вы  будете  знать  все,  что  известно  мне  самой.  Вы  ведь  имеете
неоспоримое право войти к нему в спальню... Вы обе, -  прибавила  Грейс,  не
упустив возможности уколоть соперниц, чего те в смятении чувств не заметили.
     Дойдя до двери спальни, Грейс широко распахнула ее.
     - Мы все его жены, и мы  войдем  вместе...  Повторяю,  я  слышала,  что
случившееся не так страшно. Что именно произошло, можно только гадать.  И  я
из простого человеколюбия молю бога, чтобы  все  окончилось  счастливо.  Вы,
вероятно, молите о том же по иной причине.
     Она смотрела на стоявших рядом с ней в этой тускло освещенной комнате у
пустой кровати Фитцпирса двух убитых горем женщин, которые не отрывали  глаз
от его постели и пижамы, сложенной на подушке, не отвечая на ее колкости, не
замечая ее настроения. И вдруг душу  Грейс,  точно  траву  росой,  подернуло
жалостью.
     С точки зрения общепринятой  морали  язвительность  ее  в  разговоре  с
миссис Чармонд и Сьюк была вполне понятна. Но мораль - одно, а жизнь другое.
Грейс весь день "подвергала себя  ранам  и  обличениям",  как  певец  псалма
Асафа; но не провинилась ли она перед родом  своим,  произнеся  злые  слова,
чтобы облегчить душу, чего тот певец не совершил?
     - Он, наверное, при смерти! - воскликнула Сьюк Дэмсон, прижимая  фартук
к глазам.
     В их лицах и позах было  столько  тревоги,  скорби  сердца  и  любви  к
человеку, который не только не принес им счастья, но  никогда  не  вел  себя
иначе, как эгоист! Но даже сейчас они с радостью отдали бы за него полжизни.
Возможное несчастье с Фитцпирсом не могло исторгнуть слезы из глаз Грейс,  а
сейчас она плакала, глядя на этих женщин, которые были так  же  близки  ему,
как и она, не будучи связаны с ним узами брака.
     Заплакала и Фелис, слезы текли и текли по ее лицу, она не вытирала  их.
Так и стояли эти три женщины у пустой постели Фитцпирса, жалея  друг  друга,
как вдруг за окном послышался конский топот и следом громкий голос  Мелбери,
зовущий конюха.
     Грейс тотчас опамятовалась и бросилась вниз по лестнице навстречу отцу,
который шел уже по двору к дому.
     - Отец! Что с ним случилось? - воскликнула она.
     - С кем? С  Эдридом?  -  спросил  сухо  Мелбери.  -  Что  с  ним  могло
случиться? Ровным счетом ничего. Ты-то как, моя голубка? О, да тебе, я вижу,
гораздо лучше! Но ты не должна выбегать раздетая на холод.
     - Его сбросила лошадь!
     - Знаю, знаю. Сам видел. Он поднялся на ноги и пошел в лес как ни в чем
не бывало. Падение на кучу листьев не может причинить большого вреда  такому
крепкому парню. Пошел он в  лес,  -  прибавил  многозначительно  Мелбери.  -
Видно, решил поискать лошадь. Я отправился было за ним,  но  он  как  сквозь
землю провалился. Ища его, я наткнулся на Блоссома и привел домой, чтобы  не
потерялся. Так что ему придется идти домой пешком. А ты ступай сейчас  же  в
дом, не стой на таком холоде!
     Грейс вернулась домой с  отцом.  Поднявшись  в  свои  комнаты,  она,  к
огромному  облегчению,  обнаружила,  что  обе  пассии  ее  супруга  тихонько
удалились. Они, по всей вероятности, слышали слова  лесоторговца  и  ушли  в
значительной степени успокоенные.
     Скоро к Грейс поднялись отец с  мачехой  и  стали  развлекать  ее,  как
могли. Заметив,  однако,  что  дочь  предпочитает  остаться  одна,  они  под
каким-то предлогом ее покинули.
     Грейс  стала  ждать.  Время  от  времени  били  часы,  а  муж  все   не
возвращался. Перед сном Мелбери опять поднялся навестить дочь.
     - Ложись спать, - сказала ему Грейс, чуть только он вошел. -  Я  совсем
не устала и подожду его.
     - Думаю,  ты  напрасно  его  прождешь,  Грейс,  -  медленно  проговорил
Мелбери.
     - Почему?
     - Мы с ним крепко поссорились. И я думаю, что он сегодня не вернется.
     - Поссорились? Уже после того, как его сбросила лошадь?
     Мелбери кивнул, не отрывая взгляда от свечи.
     - Да, - ответил он, - когда мы с ним вместе возвращались домой.
     Слушая отца, Грейс чувствовала, как в ней закипает обида и негодование.
     - Зачем ты ссорился с ним? - вдруг воскликнула она. - Почему не  привез
его мирно домой, раз он ехал сюда. Он мой муж. И если уж ты  выдал  меня  за
него, так зачем теперь все осложнять? То ты требуешь, чтобы я  помирилась  с
ним, а то делаешь все, чтобы разлучить нас, хотя между нами и так пропасть.
     - Как ты несправедлива, Грейс! - сказал Мелбери, вконец расстроенный. -
Я все делаю, чтобы разлучить вас?! Ты не думаешь, что говоришь...
     Он хотел было пересказать ей все,  что  слышал  сегодня  от  Фитцприса,
объяснить, что причиной случившегося  были  единственно  его  возмутительные
речи, оскорбляющие Грейс;  но  подумал,  что  это  больно  заденет  дочь,  и
промолчал.
     - Ложись лучше спать, - мягко сказал он ей. - Покойной ночи.
     Весь дом уснул, тишина опустилась на усадьбу, только  изредка  слышался
скрип уздечки в конюшне. Несмотря на уговоры отца, Грейс так и  не  заснула.
Она ждала, но Фитцпирс не возвращался.
     Грейс пережила в ту ночь тяжелый духовный кризис. Она  много  думала  о
муже, позабыв на время об Уинтерборне.
     - Как сильно, должно быть,  любят  Фитцпирса  эти  несчастные  женщины!
Каким привлекательным он кажется для  всех!  Но  он  ведь  и  в  самом  деле
привлекателен, - говорила себе Грейс.
     Если бы Фитцпирс взглянул сейчас ласково на жену, то эти  мысли  Грейс,
родившиеся под влиянием  встречи  с  соперницами,  обернулись  бы,  по  всей
вероятности, нежным чувством. Любовь птицей рвалась из сердца Грейс и  жадно
тосковала по гнезду.
     Но  Фитцпирс  так  и  не  вернулся  в  ту  ночь.  Мелбери   заблуждался
относительно истинного состояния зятя. Люди  не  падают  головой  оземь  без
вреда для себя. Если бы Мелбери имел возможность поближе увидеть  Фитцпирса,
он бы заметил, что  тот  удаляется  в  лес,  истекая  кровью.  Не  пройдя  и
пятидесяти шагов, он почувствовал дурноту, поднял руки к голове, зашатался и
рухнул на землю.

ГЛАВА XXXVI

     Не одна Грейс провела эту ночь в думах и  ожидании.  Фелис  Чармонд  не
легла спать в урочный час; она сидела возле  комода  гостиной  в  просторном
пустом доме, погруженная в глубокое раздумье, как и Грейс в своей  маленькой
гостиной в доме отца.
     Услыхав  на  лестнице  успокоительное  известие  из   уст   Мелбери   и
почувствовав  большое  облегчение,  миссис  Чармонд   тотчас   вспомнила   о
приличиях, поспешно сбежала по ступенькам  вниз  и  исчезла  в  дверях,  как
привидение: прячась в тени  стены,  она  достигла  ворот,  через  которые  и
удалилась, никем не замеченная, не успели еще Грейс с отцом вернуться в дом.
Сьюк Дэмсон решила, что самое лучшее последовать примеру  благородной  дамы,
спустилась по черной лестнице  так  же  поспешно,  как  Фелис  по  парадной,
выскочила из дому через боковую дверь и была такова.
     Очутившись за воротами усадьбы Мелбери, миссис Чармонд  побежала  домой
со всей быстротой, на какую были способны ее ноги, ни разу не  остановившись
и не повернув головы. Она вошла  в  дом,  как  и  вышла  из  него,  -  через
стеклянную  дверь  гостиной.  В  доме  все  было,  как  до  ее  ухода:   она
отсутствовала  три  четверти  часа,  и  никто  из  домочадцев  не  успел  ее
хватиться. Усталая физически, но в  душевном  возбуждении,  села  она  перед
камином; сердце бешено колотилось в груди, и она глядела  широко  раскрытыми
глазами на огонь, не переставая изумляться своему поступку.
     Любовь и страх предательски толкнули ее в дом Грейс,  и  теперь,  когда
тревога за Фитцпирса  улеглась,  она  с  сокрушением  думала  о  проявленной
слабости.  Вот  как  начала  она  бороться  со  своей   страстной   к   нему
привязанностью! Признавши перед  собой  и  Грейс  непозволительность  своего
увлечения, она тем не менее проявила полное бессилие справиться с ним.
     Если бы только небо могло укрепить ее, но на небо плохая надежда!  Одно
было несомненно: если она действительно хочет победить соблазн,  она  должна
покинуть Хинток. Борьба слишком безнадежна, слишком изнурительна.  Это  была
медленная капитуляция совести перед тем, что она не смела назвать.
     Мало-помалу Фелис стала проникаться непреклонной решимостью вести  себя
впредь более мудро. Это  была  реакция  после  всех  ее  страхов,  следствие
уверенности, что возлюбленный ее цел и невредим.  В  эти  минуты  она  была,
говоря словами миссис  Элизабет  Монтегю,  "благоразумна  до  безумия".  Она
видела единственный выход в немедленном отъезде и, чтобы не откладывать дела
в долгий ящик, соскочила с кресла и принялась собирать свои  мелкие  вещицы,
разбросанные здесь и там по комнате.
     Фелис ходила в гостиной от столика к столику, как вдруг услыхала легкий
шорох за дверью и остановилась. Кто-то тихонько стучал в стекло. Щеки миссис
Чармонд вспыхнули. Он и прежде приходил к этой двери. Но  как  он  осмелился
прийти сейчас! Все слуги в доме спали, она тоже должна быть в постели! Фелис
вспомнила, что, войдя в дом с веранды, неплотно задернула штору, так что  из
комнаты на газон падала полоска света, выдававшая ее присутствие запоздалому
пришельцу. Даже вещи, казалось,  сговорились  помешать  ей  сдержать  слово,
данное Грейс.
     Стук повторился, он был такой легкий, точно птичка клювом  постучала  в
стекло; объявленные вне закона чувства одержали верх  над  благоразумием,  и
миссис Чармонд  подошла  к  окну  с  твердой  решимостью,  однако,  покачать
отрицательно головой и плотно задернуть штору.
     То,  что  она  увидела  за  окном,  могло  поразить  ужасом   и   более
мужественное сердце, чем  сердце  беззащитной  женщины,  одиноко  коротающей
ночь. В центре нижнего квадрата двери к стеклу прижималось  чье-то  лицо,  в
котором она с трудом узнала лицо  Фитцпирса.  Смертельно  бледное,  покрытое
кровью, оно пятном выделялось в черноте ночи. Испуганными  глазами  смотрела
она на это лицо, которое показалось ей ликом с платка святой Вероники.
     Губы Фитцпирса зашевелились, он  о  чем-то  молил  ее.  Миссис  Чармонд
мгновенно представила себе события, предшествующие этому печальному  исходу.
Дрожащей рукой отворила она створку двери, наклонилась к скорчившейся фигуре
Фитцпирса и со страстной тревогой прижалась своей щекой  к  его.  Потом,  не
сказав ни слова, она помогла ему войти в комнату, вернее, чуть не внесла его
на руках.
     Поспешно  заперев  двери  и  задернув  шторы,  она,  почти   не   дыша,
наклонилась над ним.
     - Как это случилось? Ты очень, очень сильно ушибся? - прошептала она.
     - Довольно сильно, только ты не пугайся,  -  проговорил  он  с  трудом,
пытаясь принять более удобную позу. - Немного воды, пожалуйста.
     Миссис Чармонд бросилась в столовую и принесла графин с водой. Фитцпирс
жадно выпил стакан. Ему стало легче, и он смог с  ее  помощью  добраться  до
софы и лечь.
     - Тебе очень плохо, Эдрид? - говорила миссис Чармонд. - Скажи мне.
     - Я едва жив, - прошептал Фитцпирс. - Но  все,  наверное,  обойдется...
Это от потери крови.
     - Но я  слышала,  что  ты  не  так  сильно  ушибся,  -  сказала  миссис
Чармонд.Как это произошло?
     - Это сделал мой тесть, Фелис! Я чуть не на  четвереньках  полз  больше
мили. Думал, не дотяну... Я пришел к тебе потому, что ты - мой  единственный
друг на всем свете. И я  никогда  больше  не  вернусь  в  Хинток  под  крышу
Мелбери, никогда! Нет, ни мак, ни мандрагора не  исцелят  моей  ненависти...
Только бы мне поправиться...
     - Давай, Эдрид, я перевяжу тебе голову. Я вижу, тебе чуть полегче.
     -  Перевяжи.  Хотя  нет,  подожди  немного.  Кровотечение,  к  счастью,
остановилось, а то бы меня уже в живых не было.  Еще  в  лесу,  в  кромешной
тьме,  мне  удалось  наложить  жгут  из   носового   платка   и   нескольких
полупенсов... Послушай, Фелис, не могла бы ты спрятать меня  в  своем  доме,
пока я не встану на ноги? Что угодно, но я не  покажусь  больше  в  Хинтоке.
Практика моя почти  совсем  иссякла,  ты  это  знаешь.  А  после  того,  что
произошло, я просто не хочу возобновлять ее.
     Слезы, не переставая, текли по лицу Фелис. Куда девалось  ее  намерение
расстаться с Фитцпирсом  навсегда?  Ее  единственным  желанием  было  теперь
ухаживать за ним, пестовать его, пока он болен, всеми покинут  и  в  нищете.
Во-первых, надо было спрятать его. Она стала думать куда - и придумала.
     Фелис дала ему выпить немного вина, которое принесла из столовой. Затем
разула его. Теперь он мог, опираясь на ее плечо и на палку, немного  пройти.
Так они вышли из комнаты и стали медленно подниматься по  лестнице.  Наверху
они вышли на  галерею,  отдохнули  немного  и  добрались  наконец  до  узкой
лестнички, которая привела их в самый глухой и отдаленный угол  дома.  Фелис
отперла дверь: это был большой чулан,  где  находилась  всевозможная  старая
мебель; среди этого нагромождения, застилающего свет  из  окон,  было  много
закутков и тайных местечек, надежно укрывающих от постороннего взгляда, даже
если заглянуть в дверь. Мебель эта по большей  части  принадлежала  прежнему
владельцу: покойный мистер Чармонд купил ее на аукционе; но прихоти моды,  а
также вкусы молодой жены послужили причиной ссылки ее на чердак.
     Фитцпирс опустился на пол, прислонившись к стене, пока Фелис ходила  за
тюфяком и одеялом и устраивала ему на полу  постель  в  одном  из  закутков.
Потом она принесла таз с водой, смыла засохшую  кровь  с  его  рук  и  лица.
Устроив Фитцпирса как можно удобнее, - он полулежал, откинувшись на  высокие
подушки, - Фелис пошла в буфетную за едой. Пока он ел, она смотрела  на  его
лицо, следила за каждым его движением с такой тревогой, с такой  добротой  и
любовью, как может смотреть только любящая женщина.
     Скоро он почувствовал себя гораздо лучше и был в состоянии  обсудить  с
ней свое положение.
     - То, что я сказал  Мелбери,  может  действительно  привести  в  ярость
любого, если это,  конечно,  сказано  с  умыслом.  И  адресовано  тому,  кто
слушает. Но ведь я не узнал его, да к тому же голова у меня пошла кругом  от
той гадости, которую он дал  мне  хлебнуть...  Завеса  в  храме  разодралась
надвое... Я не вернусь больше в Хинток,  и  поэтому  первое,  что  я  должен
сделать, это рассеять беспокойство, вызванное моим исчезновением, я не хочу,
чтобы меня искали. Никто не должен знать  о  моем  состоянии.  Иначе  пойдут
всякие толки. Я  должен  немедленно  написать  письмо,  чтобы  предотвратить
поиски. Не можешь ли ты сейчас же принести мне бумаги и чернила? Я  не  буду
спокойно спать, если не напишу этого письма.  Бедняжка!  Сколько  приходится
тебе ходить вверх-вниз из-за меня.
     Миссис Чармонд принесла все, что Фитцпирс  просил,  подложила  ему  под
листок бювар, и он скоро набросал коротенькое письмо своей законной супруге.
     "Враждебность, проявленная по отношению ко мне твоим отцом, - писал  он
в своем ледяном послании, - такова, что  я  не  могу  вернуться  под  крышу,
которая принадлежит ему, хотя бы даже  под  этой  крышей  жила  ты.  Разлука
неизбежна, поскольку ты, несомненно, примешь его  сторону.  Я  уезжаю  очень
далеко. Не жди меня скоро".
     Затем он отдал Грейс несколько распоряжений, касающихся его практики  и
других хозяйственных дел, и закончил письмо, не обмолвившись ни словом, куда
едет и когда вернется. Прежде чем запечатать  конверт,  он  предложил  Фелис
прочитать письмо, но она не могла ни видеть его, ни слышать  о  нем,  -  эта
сторона жизни Фитцпирса  и  связанные  с  ней  обязательства  были  для  нее
источником невыразимого страдания. Она отвернулась  от  Фитцпирса  и  горько
разрыдалась.
     - Если бы ты могла отправить письмо  из  какого-нибудь  другого  места,
подальше от Хинтока, - прошептал Фитцпирс, снова почувствовавший себя  хуже,
- из Шотсфорда, или Порт-Бредли, а еще лучше из Бедмута, то  ни  у  кого  не
возникло бы и подозрения, что я нашел убежище в твоем доме.
     - Я сама поеду в один из этих городов. Я сделаю все, чтобы никто ничего
не узнал, - проговорила она.
     Теперь, когда Фитцпирс был устроен, в  голосе  ее  стали  слышны  нотки
легкого опасения.
     Выслушав Фелис, Фитцпирс прибавил,  что  необходимо  сделать  еще  одну
вещь.
     - Перелезая через ограду вокруг газона перед верандой,  я  испачкал  ее
кровью. Красные пятна отчетливо видны на белой краске. Даже в темноте. Ты не
могла бы, Фелис, пойти туда и смыть их? Это очень важно.
     Чего не сделает женщина в такие  исключительные  минуты  самоотречения?
Хотя она уже очень устала, она опять спу