и мы с Ричардом стали думать, какого черта ему здесь  надо.
Когда  началась  стрельба,  мы  стали  соображать,  что  нам  делать  и  как
поступить, чтобы кто-нибудь из вас не прикончил нас, когда  мы  приблизимся.
Да и вообще все продолжалось около одной минуты.
   - А мне казалось, что прошел целый день. К тому же этот  гусь  прострелил
мне руку. Он умеет обращаться с оружием.
   Наступила тишина.
   - Что с мальчиком? - спросила Рута Бет.
   - Мальчик умер. Этот проклятый коп всадил  в  него  не  меньше  полусотни
пуль. Я никогда не видел, чтобы в человека так  много  раз  стреляли,  а  он
продолжал бы идти вперед. Черт возьми, Оделл был настоящим мужчиной. Оделл -
был, о горе...
   Лэймар разрыдался.
   В груди его нарастала тупая боль. Постепенно он успокоился.
   Рута Бет заплакала.
   - Бедный Оделл, - причитала она сквозь  слезы,  -  он  никогда  не  желал
никому зла. Если его оставляли в покое, то ведь он никого не трогал. Как это
грустно. Он никогда не  увидит  могилу  своей  мамы.  Ох,  Лэймар,  как  это
несправедливо, то, что произошло с ним.
   Ричард смотрел на раскинувшийся по сторонам пустынный оклахомский пейзаж,
он никогда в жизни до этого не  видел  такой  огромной,  ровной,  как  стол,
поверхности, пугающей своим безлюдным величественным пространством.
   - Как этот гаденыш пронюхал, что мы будем здесь, вот что  я  хочу  знать.
Как он узнал об этом?
   - Может быть, это просто нелепая случайность, - предположил Ричард.
   - Нет, тут дело не в случае, Ричард. Это был  не  случай,  а  Бад  Пьюти,
сержант патрульной полиции. Этот скот более живуч, чем  черный  нот.  Я  два
раза стрелял в него на той ферме, но он выжил и выследил меня, сволочь.  Как
так получилось? Как он узнал? Он что, Дик Следопыт или как его там  еще?  Он
что, Колумб? Или Пинк Пантер? В чем фокус? Как он смог узнать?
   Вопрос повис в воздухе.
   Лэймар тихо ворочался, лежа на спине.
   Вдруг он сел.
   - Есть только один способ, каким эти проклятые копы все узнают.  Какая-то
скотина бросила в автомат дайм и  доложила  ему  обо  всем,  чтобы  замолить
старые грехи. Та пушка у тебя, Ричард? Ну та, тяжелая.
   - Да, Лэймар.
   - Дай-ка ее сюда.
   Ричард неуклюже протянул оружие Лэймару, который привстал со своего места
и взял пистолет. Он взвел курок и направил оружие на Ричарда.
   - Боже, Лэймар, что...
   - Ты уверен, что ни с кем не разговаривал  в  последние  несколько  дней,
сынок? Ты уверен в этом? Чтобы я был уверен, мне придется  разнести  в  пыль
твою чертову голову.
   - Прошу тебя, Лэймар. Ну, пожалуйста. Я клянусь тебе. Да и как я  мог  бы
это сделать? Я даже не знал, что мы приедем именно туда. Кто мог это  знать?
Подожди, газетчики скоро расскажут, как все получилось.
   - Ах, да, правда. Действительно, ты, пожалуй, тут  ни  при  чем.  У  тебя
просто не хватило бы духу предать меня.
   Лэймар поставил револьвер на предохранитель и снова лег на спину.
   - Господи, как же мне больно, - сказал он. - Как же мне больно. Проклятый
Бад Пьюти.
   Бад потерял всякое представление о времени. Он сидел  в  подвале  лачуги,
как ему казалось уже долгие часы. Рана на  голове  стала  сильно  беспокоить
его, жжение не прекращалось ни  на  минуту,  кроме  этого,  в  раненой  ноге
появилась пульсирующая  боль.  Он  дотронулся  до  лица  и  понял,  что  оно
изрешечено осколками. Перед одним глазом стоял туман,  и  изображение  стало
смазанным, словно в этот глаз попала соринка, размером с блок  цилиндров.  В
голове мутилось, но сознания он не терял.
   Он  вспомнил  свое  последнее  туристическое  путешествие  в   заповедник
Уичито-Маунтин. Это, кажется, случилось в девяносто  первом  году.  Тогда  у
него еще была настоящая семья. Расс только что поступил в колледж,  а  Джефф
учился тогда в седьмом классе. Учение и тогда давалось ему нелегко.  Переход
в каждый следующий  класс  был  для  него  настоящей  битвой,  он  постоянно
сомневался в своих силах и очень  мучился.  Бад  помнил,  как  ему  хотелось
подойти к младшему, положить ему руки на плечи и сказать: "Эй, не  переживай
ты так. Все будет в полном порядке".
   В том горном мире Бад забыл о суете: он помнил, как зелен и  свеж  мир  в
тех горах, каким он был чистым. Их лагерь располагался в Нимроде  на  гребне
горного склона. Машину они оставили ниже  и  до  лагеря  добирались  пешком.
Оттуда перед ними открылся вид на добрую половину их родного штата. А воздух
был так чист, что  больно  дышать.  Там  он  чувствовал  себя  по-настоящему
счастливым. Они любили друг друга тогда, хотя об этом  не  было  сказано  ни
слова. Он вспомнил счастливые крики детей и радость Джен, выехавшей на время
из дома с его вечными заботами. Перед ними  открывался  всепрощающий  мир  и
масса новых возможностей. Во всяком случае, так им тогда казалось...
   Потом в глаза ему ударил свет.
   Луч фонаря попал ему в глаз, и он зажмурился. За фонариком  он  разглядел
фигуры людей в боевой стойке Уивера. Пистолет изготовлен к  стрельбе.  Левая
рука  снизу  поддерживает  для  устойчивости  правую,  вся   поза   выражает
готовность к броску.
   - Не дергайся, мистер. Лучше покажи нам свои руки.
   - Я не могу пошевелить ими.
   - Лучше, если ты пошевелишь ими, понял, парень?
   Бад выставил руки на свет.
   - Кто ты такой?
   - Сержант Бад Пьюти. Патруль дорожной полиции штата Оклахома. Я ранен.
   - У вас есть удостоверение?
   - Да, сэр. Не подумайте, что я затеял какие-то трюки с оружием. Я  просто
достану из внутреннего кармана удостоверение. Я безоружен. Я  хочу  сказать,
что все мои пистолеты остались наверху. С вами есть медики?
   - Сюда едет полштата. Этот чертов Оделл Пай лежит наверху с кучей дырок в
теле.
   - Да, убить его было не  так-то  просто,  -  сказал  Бад,  доставая  свое
удостоверение и раскрывая его. Кто-то осветил его с лестницы фонариком.
   - Бад? Боже милостивый, глазам не верю! Это наш  человек,  шериф.  Врача.
ВРАЧА!!  Быстрее  медицину  сюда,  полицейский   ранен.   Черт,   КУДА   ОНИ
ЗАПРОПАСТИЛИСЬ? Давайте их БЫСТРЕЕ СЮДА!!!
   Первым подошел к нему патрульный полицейский и спросил, куда он ранен, но
в  эту  секунду  появились  медики.  Бада  осмотрели,  и  врач  заявил,  что
угрожающих жизни поражений у него нет.
   - Но тем не менее вас надо срочно  вывезти  отсюда,  -  заметил  один  из
медиков. Он показался Баду  знакомым.  Конечно,  они  часто  встречались  на
дороге во время дорожно-транспортных происшествий. - Похоже, что  под  кожей
лица у вас полно стеклянной крошки. И что-то торчит под кожей на голове.
   - Да, там очень болит.
   - Я охотно вам верю, патрульный. Это должно болеть, и болеть сильно.
   Медики обмотали его лямками и вместе с шерифом, полицейскими  и  патрулем
вынесли из погреба.
   Он попал в море света. Пока его везли к машине "скорой помощи",  подъехал
автомобиль с агентами ФБР. Вездесущие телевизионщики уже были здесь  и  вели
трансляцию.
   - Стойте, - властно распорядился кто-то. - Пьюти - это вы?
   - Да, сэр, - ответил Бад.
   - Лон Перри, шериф графства Джексон. Патрульный,  я  не  могу  допустить,
чтобы вы втихаря превращали вверенное мне графство в стрелковый тир. Мне  не
нравится,  что  у  меня  в  районе  работают  переодетые  полицейские  и  не
удосуживаются поставить меня об этом в известность.
   - Перестаньте пороть чепуху, шериф. Это не ваше дело, - рявкнул  знакомый
Баду  патрульный  сержант.  -  Он  ранен.  Он  только  что  уложил   наповал
преступника номер два штата и ранил преступника номер один. Ни  один  мирный
житель не пострадал. Так что отстаньте от человека.
   Обстановка  накалилась,  но  тут  появился  еще  один  человек   и   унял
противников. Это был полковник Супенский. У него был такой вид,  словно  его
только что вытащили из постели.
   - Черт возьми, Бад, ты выпутался из этого? Бад не был  настроен  отвечать
на какие бы то ни было вопросы. Он сказал только:
   - Почему, дьявол вас всех побери, сюда так долго  никто  не  ехал?  Здесь
стреляли, как во время мировой войны. Неужели никто не позвонил?
   - Ни одна душа, Бад. Некому было звонить. Джимми  Ки  выполз  из  кустов,
когда Лэймар со всей своей компанией уехал,  подождал  еще  десять  минут  и
попытался позвонить, но машина переехала телефонный  кабель,  подведенный  к
дому. Ему пришлось идти две мили до городка, и уже оттуда он смог  позвонить
в полицию. Но Лэймар, язви его душу, успел улизнуть.
   - О черт! - произнес Бад. - Я знаю, что я его ранил,  я  видел  кровь.  Я
видел, что прострелил ему руку, и, кажется, основательно.
   - Да, точно,  ты  хорошо  поработал,  Бад.  Вилли,  неси  их  сюда.  Бад,
погляди-ка на свой трофей.
   Эксперт-криминалист дорожной полиции вернулся с пластиковым пакетом. Баду
показалось, что в пакете лежат два каких-то хрящеватых стручка. На одном  из
концов каждого висели какие-то лохмотья.
   - Что это за чертовщина? - поинтересовался он.
   - Пальцы Лэймара. Мизинец и безымянный палец левой руки. Ты отстрелил ему
пальцы, Бад. Ты убил его двоюродного брата и прекратил сеанс татуировки. И к
тому же отстрелил ему два пальца. Ты славно поработал в эту ночь, вот что  я
могу тебе сказать, Бад.
 
Глава 24 
 
   В операционной мемориального госпиталя графства Команчи молодой хирург  и
две медсестры, склонившись над Бадом, в течение почти двух  часов  извлекали
из его лица осколки стекла.  Кроме  того,  из  раны  на  голове  они  вынули
застрявшую под кожей деформированную пулю, а из мягких тканей голени - дробь
восьмого калибра. Это была настоящая экзекуция. Операция оказалась чертовски
болезненной. Хотя ему ввели обезболивающие лекарства, этого оказалось  мало.
Да и  какое  лекарство  может  снять  боль,  когда  стальными  инструментами
копаются в твоем живом мясе.
   К моменту когда первая бригада закончила свои манипуляции,  из  Талсы  на
вертолете прибыл хирург-офтальмолог, чтобы осмотреть пораженный  глаз.  Этот
джентльмен несколько минут орудовал в ране  металлическим  зондом,  а  потом
удалил из-под самой глазницы осколок попавшего туда стекла.
   Врач извлек осколок на свет божий и показал его Баду: кусок  стекла  имел
продолговатую форму и был похож на лезвие остро отточенного ножа.
   - Вам крупно повезло,  сержант.  Еще  миллиметр  вправо  -  и  вы  навеки
потеряли бы зрение на этот глаз. Я назначу вам антибиотики и наложу на  глаз
повязку, через несколько дней зрение придет в норму.
   - Спасибо, доктор.
   - Да нет, это вам спасибо. Для меня огромная честь оказать помощь  такому
храбрецу, как вы. - Врач еще несколько минут распространялся  о  том,  какой
герой Бад.
   Но сам Бад вовсе не чувствовал себя героем. Какой уж там герой; героизмом
в этом деле даже не  пахло.  Это  все  штучки  для  кинематографа.  Вот  там
действительно все ясно и понятно:  там  все  действия  бывают  осмысленны  и
обдуманны, виден ум и проницательность действующих лиц. А  в  данном  случае
получилась  просто  свалка,  похожая  на  драку  котов,  удача  могла   быть
переменчивой и зависела от траектории полета пуль. Не потребовалось ни  сил,
ни умения - все, все зависело от слепого случая. Понимая это, Бад неотступно
думал: можно было все  сделать  гораздо  лучше  и  обдуманнее.  И  это  было
правдой.
   Он мог бы внимательно посмотреть в окно, чтобы узнать,  что,  собственно,
происходит в лачуге, увидеть, кого именно обрабатывает Джимми  Ки,  пойти  к
телефону и вызвать подкрепление.  Тогда  все  они  были  бы  арестованы  или
очутились в морге. Все те, а не этот недоразвитый бедолага Оделл.  Никто  не
предъявлял Баду никаких претензий по поводу его авантюры,  если  не  считать
намеков, которые он слышал от патрульных полицейских на месте  происшествия.
Правильно ли он поступил? Где-то он слышал  фразу  о  том,  что  ты  выиграл
огневую схватку, если остался жив. Но Бад не мог этого принять. Ведь он чуть
было не взял Лэймара. Чуть было!
   Когда врачи закончили свои манипуляции, Бада вымыли, вытерли и отвезли  в
отдельную палату. Там его уже ждали Джен и Джефф. Она подошла к нему и робко
дотронулась до его руки. Он смотрел на нее одним глазом, второй был залеплен
повязкой, это лишало его стереоскопичного зрения, и Джен выглядела  какой-то
нереальной. Она походила на свою фотографию. Вид у нее был измученный,  лицо
осунулось. Ее разбудили в пять часов утра и сообщили краткую новость, что ее
муж опять ранен в перестрелке. К  счастью,  из  телевизионных  новостей  она
скоро узнала, что раны не опасны.
   - О, Бад, - произнесла она.
   Он слабо улыбнулся в ответ, почувствовав, как при этом  потрескались  его
пересохшие губы.
   - О, Бад, - повторила она. В  углу  комнаты  с  отчужденным  видом  стоял
Джефф.
   - Где Расс?
   - Он не приехал, - ответила она. -  Поехал  с  друзьями  на  озеро  и  не
возвращался еще. Я не стала тревожить его звонком. Мне сказали, что с  тобой
все в порядке.
   - Ну и отлично. Пусть порадуется своему поступлению  в  Принстон.  Ничего
страшного, что он не приехал.
   - Когда все это кончится?
   - Все, это в последний раз, я клянусь тебе, - ответил он.
   Пришла медсестра и выгнала Джен и Джеффа из палаты. Им пришлось  выйти  в
коридор. Больному был необходим покой и отдых, так как угроза  шока  еще  не
миновала. Правда, у медиков не  было  сомнений,  что  завтра  он  совершенно
оправится.
   Но, оказавшись в одиночестве и полной темноте, Бад не мог расслабиться  и
отдохнуть; он тихо лежал на спине, но покой не  приходил,  и  сна  не  было.
Перед ним мелькали сцены прошедшей перестрелки. Эти сцены  появлялись  перед
его внутренним взором неожиданными вспышками, и, когда он думал, что  кошмар
прекратился, все начиналось сначала.  Эпизоды  схватки  то  вспыхивали,  как
крупицы пороха, то развертывались, как в  замедленной  съемке.  Перекошенное
лицо Оделла в самом начале. Вот оно. Черт возьми, Оделл мог  уложить  его  в
считанные доли секунды, так близко друг к другу они  находились.  Эта  мысль
вызвала у Бада приступ тошноты. Он вспомнил, как выхватил свой "кольт", снял
его с предохранителя и начал стрелять с неимоверной скоростью. Но  ведь  все
могло получиться и иначе. Предположим, он выронил бы револьвер, или не успел
бы снять его с  предохранителя,  или  не  успел  бы  выстрелить.  Однако  он
выстрелил  и  схватка  продолжилась.  Малейшее  изменение  в  этой   сложной
последовательности обоюдных действий - и он труп.
   Как много выстрелов он сделал! А если бы он  стрелял  расчетливее?  Может
быть, больше пуль попало в цель, если  бы  он  аккуратнее  прицеливался.  Он
отчетливо вспомнил, как целился в большие руки Лэймара,  державшие  "кольт".
Как брызнула из них кровь, как оружие упало на пол. Забавно, но все говорят,
что во время огневого контакта больше внимания  уделяют  оружию  противника,
чем ему самому.  Это  правило,  а  не  исключение.  Это  оказалось  истинной
правдой.
   Надо еще добавить, что дистанция была очень  близкой.  В  перестрелке  на
близком расстоянии есть что-то фантастическое и невероятное. Каждый  выстрел
похож  на  повтор  фильма  об  убийстве  Кеннеди.  Каждое  действующее  лицо
выступало  независимо  от  других,  все  вместе  было  похоже  на   какую-то
бессмысленную мешанину, танец сумасшедших, в движениях которых нет  никакого
объединяющего их смысла. Очень забавно было  то,  что  Бад,  сделав  столько
выстрелов и получив примерно столько же в ответ, совершенно не помнил, чтобы
он слышал хоть один выстрел! В ушах, правда, звенело,  словно  по  ним  били
здоровенной дубиной. Он не помнил, сколько времени продолжалась перестрелка.
Час? Скорее всего, две-три минуты. Ох, уж эти огневые скоротечные  контакты!
Как мало пуль попало в цель. Даже великий Лэймар стрелял не слишком  хорошо.
Вот вам и миф о выдающемся стрелке.
   Бада преследовал  свет  вспышек  выстрелов.  После  каждого  выстрела  из
стволов вырывался  поток  раскаленного  газа,  который  освещал  все  вокруг
ослепительным блеском взорвавшейся звезды. Эти вспышки  сбивали  с  толку  и
дезориентировали стрелявших. Может быть, из-за  них  при  столь  интенсивной
пальбе так мало зарядов  нашли  свою  цель?  Что  можно  разглядеть  посреди
подобного фейерверка,  перед  которым  меркнет  иллюминация  по  случаю  дня
Четвертого Июля? В каждой из  ослепительных  вспышек  тем  не  менее  таился
возможный смертный  приговор.  Бад  понимал,  что  вид  этих  вспышек  будет
преследовать его до конца дней.
   Но больше всего Бада поразил Оделл. Это же сцена из фильма ужасов.  Оделл
шел к нему, несмотря на весь тот свинец, что Бад  в  него  всадил.  Он  ведь
видел, как била кровь из разорванного пулей сердца, как  открылось  пробитое
горло, как пуля снесла кусок черепа. Но Оделл все равно шел,  шел,  несмотря
ни на что, нечувствительный к боли, возвысившись над смертью. Что заставляло
его идти, каков был запас этой чистой животной ярости? А может, это вовсе  и
не ярость? Может быть, ярость  не  способна  придать  человеку  силы,  чтобы
преодолеть то, что преодолел Оделл? Может,  это  была  любовь?  Единственный
человек на свете, которого любил  Оделл,  был  Лэймар.  По  тем  сообщениям,
которые читал Бад, Лэймар тоже  искренне  любил  своего  несчастного  брата.
Именно эта любовь заставила Оделла продолжить борьбу,  невзирая  на  смерть.
Ведь Бад убил его из третьего пистолета. А если бы он,  как  хотел,  оставил
этот пистолетик тридцать восьмого  калибра  дома?  Ясно,  что  у  умирающего
Оделла хватило бы сил убить Бада. Черт возьми, этот маленький пистолет стоил
тех денег, которые пришлось за него выложить!
   На следующее утро к Баду пришел еще один врач, бегло осмотрел  и  сказал,
что Бад будет жить, по крайней мере, в течение ближайших тридцати лет. После
его ухода в палату один за другим вошли мальчики, одетые в строгие  костюмы.
Среди них был один не мальчик - полковник  Супенский,  представлявший  здесь
полицию штата, были там два следователя  дорожной  полиции,  следователь  из
департамента шерифа графства Джексон. Лейтенант Гендерсон из OSBI  почему-то
отсутствовал.
   Старшим в группе следователей являлся строгий молодой человек -  прокурор
штата.
   - Как он себя чувствует?
   - Он прекрасно себя чувствует.
   - Готов ли он?
   - Да, он готов.
   - Не хочет ли он, чтобы при допросе присутствовал его адвокат?
   - Ну достаточно этих вопросов, - начал было полковник.
   - Это стандартные, рутинные вопросы, которые  мы  задаем  всем  в  случае
допроса по поводу насильственной смерти, - заметил прокурор.
   Рутинные вопросы кончились, они перешли непосредственно к делу.
   Бад медленно, стараясь не упустить деталей,  рассказал  всю  историю,  ни
словом, правда, не обмолвившись о своем посещении лейтенанта  Джека  Бегущей
Антилопы. О перестрелке он рассказал самым подробным образом, не упустив  ни
одной подробности.
   - Предупредили ли вы их, прежде чем начали стрелять?
   - Предупредил ли я их? Я старался убить их!
   - Вычеркните это из протокола, черт возьми, - велел полковник  Супенский.
- Он не то хотел сказать.
   - Вы имели в виду именно то, что вы сказали, сержант?
   - Нет, сэр.  Я  просто  старался  выжить.  У  меня  не  было  времени  на
предупреждения. Я увидел оружие в рунах преступника, из которого он  пытался
выстрелить в меня, поэтому открыл огонь без предупреждения.
   Это продолжалось несколько часов:  где  он  был,  что  он  запомнил,  где
находились Оделл и Лэймар, и так далее и тому подобное.
   Когда Бад понял, чего от него хотят, произошла любопытная сцена.
   - Знаете, - сказал он, -  я  в  течение  трех  недель  готовил  себе  три
пистолета, припас к ним пятьдесят восемь патронов. Я цацкался с этим оружием
и амуницией, как старая дева с любимой шкатулкой. Но, черт возьми, если бы у
меня было пятьдесят девять патронов, то Лэймар сегодня был бы покойником.
   Следователи ушли в шесть вечера. Командир, поговорив с ними,  вернулся  в
палату и передал Баду хорошую новость.
   - Мне кажется, что ты на славу потрудился