ть. А кстати... Где девка-то?

Девка, конечно, обнаружилась на тахте. Дрыхла. Сигизмунд даже позавидовал:
ему бы, Сигизмунду, такой сон... Небось, выжрала всђ пиво. И дрыхнет!

Кобель, спавший у девки в ногах, при появлении похмельного хозяина поднял
голову, поглядел на Сигизмунда и со взвизгом, как-то очень по-жлобски
зевнул.

Пиво девка и впрямь выжрала всђ. Ничего не опохмелку не оставила. При виде
пустой бутылки из-под "Смоленской рощи" Сигизмунда аж передернуло. Поскорее
пихнул ее в мусор. Чтобы не видеть.

Мутно оглядел кухню. Прибрано. Надо же! Вообще было заметно, что девка
похозяйничала. На свой, диковатый, манер, но очень старательно.

Бутылки были выставлены у стены. Посуда помыта.

Странно девка посуду помыла. Вытряхнула, дурища, всю землю из неубиваемого
цветка, что чах на подоконнике. Землей почистила вилки и ножи. В раковине
еще земля осталась.

Горшок из-под цветка тоже помыла. В сушилке к остальной посуде приобщила.

Все вещи расставила иначе. По-своему. Тарелки вытащила из сушилки и
составила их на газовую плиту. Додумалась.

Неубиваемый цветок валялся в мусорном ведре. Сигизмунд вытащил его и
дрожащими от похмелья руками торопливо подсадил к другому, такому же.
Дурнота наплывала волнами.

В свое кожаное ведро, какое кобель из песка выкопал, безумная девка набрала
воды и повесила это хозяйство над плитой, на вентиль, которым газ
перекрывают.

Посмотрел на это Сигизмунд с умилением. Хозяюшка. Вот ведь в глуши жила, а
тоже с понятием: баба - она для хозяйства приставлена.

А потом вдруг жуть накатила. Где же это она так жила, пока в Питер не
попала, если никогда не видела, как цветы в горшках растут! Это в какой же
глухомани вырасти нужно! И плитой газовой, похоже, не знает, как
пользоваться, иначе не составила бы на ней посуду.

Ведро - к чертям. Снял, чтобы вылить воду. Пока снимал, облился.

Вернул тарелки на место. Надо будет девку правильному обращению с посудой и
плитой обучить. Но сперва - похмелье избыть.

Двигался как в полусне. В конце концов, не выдержал, пошел в туалет и сунул
два пальца в рот. Полегчало. Теперь бы кефирчику...

Кобель, девку покинув, ходил неотвязно следом. Под ногами путался. Намекал,
что кормить его, кобеля, должно.

Кормить было особо и нечем. Вчера все съели. Это выяснилось, стоило лишь
заглянуть в холодильник.

* * *

Долгожданный Федор прибыл минут через сорок. С кефиром.

Чем Федор хорош, так это тем, что Федор прост. Очень прост. То есть, ну
очень прост.

И все-то у Федора понятно и просто. Сказано: идти тараканов травить - пошел
тараканов травить. Сказано: пошел в жопу - пошел в жопу...

Сигизмунд взял его на работу сразу после армии. Потому и называл бойцом.

Федору быть бойцом нравилось.

- Сигизмунд Борисович! - радостно завопил Федор с порога. - Похмело
заказывали? Во!

И взметнул сумку.

- Че орешь-то? - угрюмо спросил Сигизмунд.

- Ща, Сигизмунд Борисыч, взлечнетесь! Все ништяк станет! Во, блин! Накупил!

И радостно заржал.

* * *

Если Сигизмунд был усталым мозгом фирмы, то Федор, несомненно, был ее
бодрыми мышцами.

Федор носил пятнистое. Штаны, ватник. Ватник был НАТОвский. Или ООНовский.
Хрен его разберет, но пятнистый и с воротником из искусственного меха.
Теплый.

И ботинки у Федора были особенные. Тоже НАТОвский или ООНовские. Федор
любил рассуждать о ботинках. ЮАРовские сущее дерьмо, надо голландские
брать. Тут целая наука, как ботинки брать.

Говнодавы у Федора были высокими, с устрашающим протектором. С хитрой
шнуровкой.

Шнурки тоже непростые. Снимая ботинки в прихожей у Сигизмунда, Федор
случайно повредил шнурок. Очень расстроился. Долго объяснял, почему.

Ценность говнодавов заключалась в том, что по ним можно проехать в танке. И
ноге ничего не делалось. Федор со своим шурином нарочно проводил испытания.
Шурин наезжал на Федора "девяткой". И ничего.

Федор был всегда готов. К любой экстремальной ситуации. Постоянно имел при
себе нитку с иголкой, складной нож о семнадцати разных хреновинах, даже
маскировочный карандаш - раскрашивать морду в стиле "лесной кот". Есть
разные стили, Федору "лесной кот" нравится. Это очень круто. Сейчас у
штатников, у морпехов "лесной кот" это самое то. Во.

Про маскировочный карандаш Сигизмунд случайно узнал. Федор искал носовой
платок, ну и выпало...

Подивился Сигизмунд. Тогда тоже, вот как сейчас, на кухне у Сигизмунда
сидели, водочку пили. Полюбопытствовал, что еще у Федора в карманах есть.
Федор охотно продемонстрировал. Оказалось, что карманов у Федора очень
много, а лежат в карманах тех невиданные вещи. Чего там только не было! Там
нашлись предметы, способные помочь Федору взметнуться по отвесной стене,
переметнуться с крыши на крышу, вскрыть сейф, уцелеть при штормовом пожаре,
при ядерном взрыве, при синдроме длительного раздавливания и многое-многое
иное...

Усевшись на кухне, Федор первым делом плюхнул на стол пакет с кефиром.
Рядом бросил упаковку разрекламированного антипохмельного.

- Зря это взял, - заметил Сигизмунд. - Дрянь. "Алказельцера" что ли не было.

- Э-э, Сигизмунд Борисович, с "Зельцера"-то нестояк приключается. У моего
шурина...

Про шурина Федор расказывал много и охотно. По мнению Сигизмунда
федоровский шурин был редкостным мудаком.

На самом деле никакого шурина у Федора быть не могло. Потому как шурин -
брат жены, а Федор женат никогда не был. "Шурином" Федор именовал одного
своего дальнего родственника. Так у них было заведено. В конце концов,
какая разница, как называть?

- Кофе сделать? - перебил Сигизмунд Федора.

- Сидите, Борисович, лечитесь. Я сам.

Пожрав антипохмельное, Сигизмунд жадно припал к кефиру. Почувствовал, как
приятный холодок расползается по телу. Тошнота отпускает.

В девкиной комнате тахта заскрипела. Потом - поспешный топот по коридору.
Девка. Вломилась в сортир и громко расстроилась желудком.

Готовый к любой экстремальной ситуации Федор всем корпусом развернулся в
сторону звука.

- Партнеры вчерашние забыли, - неловко соврал Сигизмунд.

Несколько секунд Федор пристально смотрел на то место, где только что
мелькнула девка. Оценивал - насколько опасно поворачиваться спиной.

Федор как будто никогда не уходил с линии фронта. Прямо на линии и жил. На
линии ел, на линии спал, там же с ляльками кувыркался, с шурином водку пил,
на той же огневой линии, бля, тараканов морил.

Оценил - неопасно. Повернулся.

- Что пили-то? - продолжил он светский разговор.

Сигизмунд дернул лицо в гримасе.

- Не напоминай... В ведре глянь.

Федор не поленился. Глянул. Тоже скорчил гримасу.

- Вы что, Сигизмунд Борисович, охренели - такое жрать... Жизнь-то одна...

- Партнеры притащили, - опять соврал Сигизмунд.

- Дешевка, - уверенно сказал Федор. И упустил кофе.

Из сортира выбралась девка. Протопала назад.

Федор опять выдержал паузу. Что-то в девке его настораживало.

- Ушмыганная, что ли? - спросил он.

- Хрен ее знает, - сказал Сигизмунд.

- Я бы на вашем месте выяснил, - осторожно присоветовал Федор.

- Партнеры забыли, - повторил Сигизмунд. - Пусть они и выясняют. Мне-то что.

- Словят ее у вас с "палевом", Сигизмунд Борисович. По наводке.

- Ты прямо как моя бабушка, - сказал Сигизмунд. - Та ворами пугает. И
пожаром.

- Я вам так скажу, Сигизмунд Борисович, - проговорил Федор, наливая кофе в
чашки, - "Ливиз" пейте. Я завсегда "Ливиз" пью. Только смотреть надо, чтоб
настоящий был. В России восемьдесят процентов напитков поддельные. По радио
говорили. Дурак - он и "Ливизом" траванется... Эх! Надо слить!

С этим словом боец Федор направился в сортир.

До слуха Сигизмунда донеслось, как крученая струя жизнеутверждающе бьет в
фаянс. Вот это витальность, бля! Аж мороз по коже.

Из комнаты со стоном вылетела девка. Рванула дверь. Закрыто. Глаза у девки
были как у животного, когда оно страдает. Принялась топтаться. То и дело
дергала дверь.

Наконец дверь распахнулась, и оттуда неспешно, с достоинством, выступил
боец Федор. Оглядел девку. Бросил ей:

- Хай!

Девка безмолвно ломанула к белому брату. Хлопнула дверью. Щелкнула
задвижкой. Ну точно, потравилась.

Федор степенно вернулся к разговору.

- И "Киндзмараули" часто подделывают. Тут надо пробку всегда смотреть. У
настоящего пробка с узорчиком и с такими дырочками. А поддельный - там как
красный чулок натянуто. И без дырочек. Шурина один грузин научил. Этот
грузин целый ящик взял... А девка-то обширянная, точно говорю. Глаза у ней
белые...

- Она прибалтка, - сказал Сигизмунд. - По-нашему ни бум-бум.

- А, - сказал Федор. - Если прибалтка, то может, и не обширянная. А насчет
ни бум-бум - это у них после отделения началось. Вроде болезни. - Он
постучал себя пальцем по голове. - Они ее что, из Прибалтики привезли?

Сигизмунд не понял.

- Кто?

- Партнеры.

Сигизмунд, успевший забыть про "партнеров", едва не спросил тупо у Федора:
"какие, мол, еще партнеры". Вовремя спохватился.

- Ну, - сказал нехотя. - Я не спрашивал. - И зачем-то пустился в
подробности: - Они тут конфетами торговать хотят...

Федор сделал озабоченное лицо.

- На растаможке больше потеряем.

Сигизмунд вяло махнул рукой.

- Растаможкой одна лавочка с Охты займется. Мы только сбытом. Сперва
конфеты, потом, может, и селедка. Я вот думаю: как, Федор, потянешь ты
селедку?

Федор непонимающе посмотрел на Сигизмунда и покивал на чашку:

- Кофе-то пейте. Хороший у вас кофе. Где брали?

- На Сенной.

Федор аккуратно допил кофе. Ополоснул свою чашку и водрузил ее на место.

- Ну, я пошел.

- Меня сегодня не будет, - сказал Сигизмунд.

- Да понял уж. Если что - звоните. Распоряжения будут?

- Так, Федор, - сказал Сигизмунд. - Сейчас дуешь в контору. Светка
жаловалась, что замок на входной двери заедает. Вчера еле закрыла.

- Разберемся.

- Разберись. К Светке не приставай.

- А что, жаловалась? - Федор хохотнул.

- У нее отчет. Не отвлекай.

- Есть не отвлекать Светку, - бодро отрапортовал Федор.

- С замком, Федор, разберешься - дуй на Загородный. Возьмешь гальюны,
поставишь по точкам. Потом можешь быть свободен. Вечером отзвонись.

Фирма "Морена" занималась не только травлей тараканов. Она в принципе была
не чужда всему живому. Приторговывала кошачье-собачьими кормами. И особая
статья бюджета - кошачьи туалеты. Дешевые. Они шли изумительно ходко. Кошек
в Санкт-Петербурге много. Пользуясь старыми связями, Сигизмунд наладил на
одном заводике, где штамповали разную пластмассу, производство означенного
изделия. Делов-то, две кюветы, одна с дырочками.

"Морена" заказывала товар, забирала его и развозила по точкам. Очень
удобно. Клиенты довольны. Сигизмунд пытался даже наладить завоз товара в
Москву, но тут пришли большие строгие дяди и дали Сигизмунду по рукам.

Забирал и развозил по точкам Федор. Заказывал Сигизмунд. Это называлось
субординацией.

Федор вообще был на все руки мастер. В частности, занимался он также
осушением подвалов, где "Морена" одерживала победы над полчищами комаров.

Но этот бизнес увядал на глазах. Слишком сильны были конкуренты.

Федор тщательно зашнуровывал чудо-говнодавы, попутно растолковывая
Сигизмунду, где именно повредились шнурки и в чем заключается их порча.
Сигизмунд отдавал последние распоряжения.

- Светке не болтай, - сказал Сигизмунд, кивнув в сторону "девкиной" комнаты.

Федор поднял лицо от говнодавов и скроил понимающую гримасу.

- Людмиле Сергеевне тоже, - добавил Сигизмунд.

- Что я, совсем деревянный... - пробормотал Федор.

- Кстати, боец, от поноса ничего при себе не имеешь?

Федор затянул последний узел на шнурках и выпрямился. Его лицо чуть
-чуть покраснело после тяжкой работы.

- Как не быть. Вещь нужная, всегда при себе.

Федор безошибочно полез в нужный карман. Выгрузил оттуда маскировочный
карандаш, два больших рыболовных крючка в коробочке и гибкую пилку.

- Подержите, Сигизмунд Борисович.

Сигизмунд принял драгоценности. Опорожнив карман, Федор извлек, наконец,
пачку таблеток в герметичной упаковке.

- Во!

Сигизмунд оглядывал дива, поместившиеся у него в руках.

- Слушай, Федор, а зачем ты это все носишь с собой?

- Э, Сигизмунд Борисович... Жить-то хочется... А жизнь - она сложная штука.
В общем, так. - Объясняя, Федор забирал у Сигизмунда драгоценности и по
одной спроваживал их обратно в карман. - Сперва надо четыре штуки съесть.
Через три часа еще две, для закрепления эффекта. И наутро - еще две для
профилактики. Ценная вещь. Штатовский НЗ. В порту купил...

Сигизмунд задержал в руке последнее из доверенных ему федоровских сокровищ
- маскировочный карандаш.

- Слушай, Федор, продай.

- Нет, Сигизмунд Борисович, не могу. - Федор решительно отобрал карандаш,
сунул в карман, а карман застегнул. - Паренек на той неделе поедет в
Голландию, можно заказать... Насчет таблеток не сомневайтесь. Убойная
штука. Хоть из Амазонки лакай, хоть из Нила. Вон у меня шурин летом
траванулся - думали, помрет. Поехали мы с ним в Ботово на неделю, это летом
еще было. У шурина там дружок, еще с армии. Ну, крутой такой, с
загранпаспортом, при всех делах. В Черепке живет. А в Ботове, это под
Черепком, у него дача. Под Ботовым свиноферма есть. Совхоз "Политотделец"
раньше называлась... Да что вы все смеетесь, я не шучу.

Федор решил было обидеться, но в последний миг передумал. Продолжил повесть
о шурине.

- Там, Сигизмунд Борисович, под Ботовым свиного говна видимо-невидимо. А мы
не знали, воды там попили... Ну, я ничего, я крепкий. У меня закалка. -
Федор гулко постучал себя в грудь. - А шурин - думали, умрет. "Скорая"
лечить отказывалась. Приехал пьяный коновал, как узнал, откуда мы воду
брали - все, говорит, готовьте гроб. К утру, мол, кончится. Это он про
шурина. Теща дружкова в слезы, тесть в амбиции. А коновал ни в какую. Нет,
говорит, от свиного говна политотдельского, говорит, лекарства нет. Во всем
Черепке не сыщется такого средства, чтоб шурина вашего, значит, спасти.
Отказался, падла. И помер бы шурин, если б таблеток у меня при себе не
было. Отпоили. По четыре штуки разом скармливали, каждые полчаса... Ну,
наутро я у пивного ларя стою, отдыхаю. Глядь - коновал. Тоже к ларю
мостится. Завидел меня, закивал, замахал, как знакомому. С пивом ко мне
подходит. "Ну как, спрашивает, помер шурин-то твой?" Я говорю: "Какое
помер, живехонек! Во!" И таблетки ему показал. Упаковку. Коновал повертел в
пальцах, буковки поразбирал, какие знакомые. "Да, говорит, Америка-Европа,
нам до них еще сто лет расти - не дотянуться..." И то правда. Мы с шурином
раз на шоссейку вышли, а там указатель: "Вологда 600 км, Архангельск
700"... Россия...

И, сам себя огорчивший, ушел.

Сигизмунду резко стало легче. Федор парень хороший, отзывчивый,
исполнительный. Западла пока что не делал. И еще не в скором времени
сделает. Но сегодня совершенно задавил его Федор своей неукротимой
витальностью. Перебор налицо.

Сигизмунд выковырял из герметичной упаковки четыре чудо-таблетки. Налил в
стакан воды. Пошел девку целить. Если шурина безмозглого спасло, глядишь -
и юродивой поможет.

Девка крючилась на тахте. Рожа серая. Худо девке было.

Кобель интересовался. То лицо ей понюхает, то ноги. Девка относилась к
кобелю безучастно. А пса это тревожило. Не одобряет пес такого беспорядка,
чтобы люди болели. Временами пес напоминал Сигизмунду Федора. Оба любили,
чтоб все было пучочком. Сами были бодры и от окружающих требовали того же.

Сигизмунд присел на край тахты. Прижал горсть с таблетками прямо к девкиным
губам. И стакан наготове держал.

Девка полежала неподвижно. Глазом на него покосила. Сигизмунд кивнул:
дескать, надо, девка, ничего не поделаешь. Штатовские морпехи едят, и тебе
сглотнуть не зазорно.

Девка глаз отвела и стала таблетки с ладони губами по одной выбирать. Ровно
лошадка. Или дитђ, когда ягодку ему найдешь. Вот так и яду ей можно дать, а
после золотишком завладеть. Очень даже запросто. Она и не спросит, чем он
там ее пичкает.

- Запей, - сказал Сигизмунд грубее, чем хотел. И стакан к ней подвинул.

Она послушно выпила.

- Вот так-то лучше, - сказал Сигизмунд. Встал и кликнул пса. Пора выводить
скотину.

Хорошо хоть коровы не держит. В пять утра вставать не надо, доить не
требуется. Опять же, сенокосная страда минует. Господи, что за мысли в
голову лезут!

* * *

И пошли кобель с Сигизмундом пиво пить.

Пиво кобель любил. Дрожжей ему не хватало, скоту бессловесному, что ли?

Место вокруг ларька, меблированное сломанной лавкой и тремя ящиками,
обсиженное спившимся и полуспившимся людом, именовалось у Сигизмунда
"Культурным Центром". "Культурный Центр" был готов к услугам отдыхающих
граждан круглосуточно. Иные там и отходили. Сигизмунд сам вызывал как-то
раз "Скорую" к дедушке, безучастно созерцавшему низкие городские небеса,
полонящиеся смогом. "Скорая" к дедушке не торопилась. Да и дедушка больше
уже никуда не торопился... Вокруг продолжали культурно отдыхать. Пили пиво.
Все там будем, да...

Взяв "Разина", Сигизмунд снял пробку о прилавок ларька, по старинке.

- Ты че, блин, мужик?! - заорал продавец, высовываясь из ларька чуть не по
пояс. - Вон, открывашка есть...

Совсем одичал с этой юродивой. Забыл, в каком веке живу. Ведь правда теперь
везде открывашки. Это раньше никаких открывашек не было. О водосточные
трубы пробку сковыривали. Кто покруче - зубом снимали, кто поинтеллигентнее
- ключом...

Сел на корточки, налил пива на ладонь. Пес тут же сунулся пастью и
неопрятно зачавкал.

И тут из засады, доселе незаметный, бесшумно подкрался к Сигизмунду дедок.
Заслуженный дедок, о трех орденских планках, на деревянной ноге. Насчет
бутылочки. Пустой.

- Оставлю, - щедро обещал Сигизмунд.

Дедок с достоинством оперся о ларек и уставился вдаль. Ловко же дедок
прятался. Небось, на войне разведчиком был. С девкиными предками,
борода-веником, лесными братьями, поди, сражался посередь смуглых рижских
сосен...

Сигизмунд расслабленно вливал в себя пиво. Похмелье растворялось. Снегу бы
пора выпасть. А снег все не выпадает. А пора бы. А он не выпадает...

Подрулила хамоватая бабуля. Сунулась было. Дедок послал ее по-фронтовому.
Это Сигизмунду понравилось.

Он отдал дедку пустую бутылку. Тот взял и беззвучно отступил в щель между
ларьками, где у него был наблюдательный пункт.

Подумав, Сигизмунд взял "Жигулевского". Продавец сердито сковырнул пробку
открывашкой. Собственноручно.

Сигизмунд приблизился к наблюдательному пункту фронтовика. Молча вручил ему
полную бутылку, повернулся и пошел прочь.

Глава четвертая

К вечеру девка ожила. Морпеховские таблетки в очередной раз явили чудо
исцеления. Аллилуйя!

Сигизмунд, лежа на раскинутом диване у себя в комнате, безмолвно наблюдал
за юродивой девкой. Воскреснув, та принялась бродить по квартире. Маршруты
новые прокладывать. На кухню, в ванную и туалет шастала уже уверенно. В
сторону сигизмундовой комнаты - еще с опаской. К запертой комнате вообще не
подходила.

Запертая комната, она же "гостиная", была самой большой в квартире. И не
запертая даже, а просто нежилая.

При Наталье там устраивались шумные вечеринки. Там стояло пианино "Красный
Октябрь" с черной поцарапанной крышкой. И много разных других вещей.
Сигизмунду в его нынешней замкнутой жизни они были не нужны.

Предпринимать какие-либо активные действия Сигизмунду было сегодня лень.
Валялся на диване, брал то одну книгу, то другую. Читать, впрочем, тоже
было лень.

Поэтому больше просто смотрел в потолок и слушал, как в квартире тихонько
шуршит юродивая. Вот она остановилась на пороге комнаты. Робко вошла. На
него глянула: можно?

Он не пошевелился. Стало быть, можно.

Следом за девкой в комнату проник кобель. Вертел мордой среди привычных
вещей - искал, что девку так занимает? Он, кобель, ничего удивительного для
себя не видел. А вдруг пропустил чего? А вдруг это съесть можно?

Полоумная, поминутно замирая и поглядывая на Сигизмунда, перемещалась по
комнате. Протянет руку к каком