ала его.

Сигизмунд велел супруге оставить бурную кухонную деятельность. Всучил ей
вошебойку, шампуни и три тренировочных костюма. Велел взять на себя
руководство операцией.

Так. Веселый квартет с реки Быстротечной на время занят делом и тем самым
нейтрализован. Самое время навестить вандальский взвод, сидящий под землей.

Господи, свалились на его голову! А вдруг там действительно еще человек
десять? Что с ними делать? Усыпить? Может, и в самом деле усыпить? Почему
выпускник ЛИТМО должен решать такие проблемы? Блин, может их всем скопом в
монахи постричь? Надо с Федором посовещаться. Вдруг у отца Никодима выходы
какие-нибудь есть - на Соловки или еще куда подальше... Все гуманнее, чем
казнить. Усыпить, ослабить волю, усилить внушаемость, обратить в
христианство, вдолбить догматы - и постричь. На всю операцию - три дня.

Ладно. В самом деле надо сходить и посмотреть.

Сигизмунд облачился в "униформу", взял железки и привычной дорогой потопал
к заповедному люку.

* * *

В терминале-приемнике было тихо. Свет горел, как его оставил Сигизмунд.
Никаких взглядов в спину, никаких приступов неосознанного ужаса. Только
плохело при мысли о том, что за дверью, возможно, сидит один или несколько
"родовичей". Сидят и ждут, бедолаги, как бы им усугубить проблемы и без
того нелегкой жизни С.Б.Моржа.

Трепеща, Сигизмунд прильнул к окуляру "перископа"...

На нарах лежало животное. Белое. С рогами. Больше всего оно напоминало
козу. Даже глядя в наблюдательное устройство становилось ясно, что животное
безнадежно мертво. Один козий глаз остекленело глядел в лампочку.

Вспомнились слова покойного Федора Никифоровича - вот блин, нашел место,
где о покойном вспоминать! - "Не обольщайтесь мнимой неподвижностью
объекта. Это может быть военная хитрость".

Ладно уж. С козой, даже с пустившейся на военные хитрости, он как-нибудь
справится.

Сигизмунд отомкнул дверь и проник в камеру. Постоял, опасливо глядя на
козу. Из ржавого крана тихо капала вода. Коза по-прежнему не подавала
признаков жизни.

Сигизмунд приблизился к нарам. Коза лежала себе, вольно разметав раздоенное
вымя. Несчастная скотина. Подпала под эксперимент.

Преодолевая брезгливость, Сигизмунд ухватил ее за рог и сбросил с нар. Коза
стукнула об пол, как полено, но не издала ни звука. Сигизмунд подождал еще
немного - нет, дохлая. Раз-два взяли!..

Выволок ее из камеры, подтащил к краю колодца, взял багор. Стараясь
держаться подальше от края, спихнул животину в бездну. Внизу шумно
плеснуло. Готово. От трупа избавились.

Сигизмунд хозяйским глазом оглядел предбанник: все ли в порядке. Ощутил
вдруг нелепое желание покрасить стеллаж.

Ладно, на хрен. Нельзя в это с головой втягиваться, иначе или крыша поедет,
или... Кстати, все-таки непроясненным остается вопрос: насколько связаны с
Анахроном его хранители. Не оттого ли дедок помер, что темпоральный монстр
рыгнул? Может быть, конечно, и совпадение...

Перед тем как закрыть камеру, зашел туда еще разок. Заботливо перестелил на
нарах одеяло. Непонятно, откуда и как приземлилась туда злополучная коза,
но одеяло оказалось совершенно скомкано. Непорядок... Для бодрости напевал
"Марш энтузиастов":

Нам нет преград
На суше и на море...

А одеяло-то, небось, лет тридцать в химчистку не отдавали...

...И тут это случилось. Накатило. Сперва пришел гул. Ничего, умудренно
утешил себя Сигизмунд, обычный феномен Анахрона. Об этом еще в дремучие
тридцатые знали и боялись, но не страшились - так, кажется, покойный
Никифорович объяснял?..

Старательно не страшась, Сигизмунд шагнул к выходу - от греха подальше - и
в этот момент его скрутило. Все вокруг сделалось угольно-черным... и
потеряло цвет. К горлу подкатила невыносимая тошнота, сердце стукнуло и
остановилось. Сигизмунд почувствовал, что умирает. Он умирал ВЕЗДЕ, каждой
клеткой насмерть перепуганного тела. И прежде чем успел что-то сообразить,
упал в тоннель и полетел с головокружительной быстротой. Скорость все
нарастала. Он не то падал, не то возносился, не то несся вперед... Он
летел, летел навстречу бесконечно далекому, недосягаемому свету...

...И вдруг - врезался в этот свет! Свет же оказался вязким, точно мед.
Сигизмунда обступил густой воздух, который невозможно было вдохнуть.
Сигизмунд забарахтался. Со всех сторон наплывали картины, видения, запахи.
Все это было незнакомым, странным, все это существовало одновременно,
наслаиваясь друг на друга. Сигизмунд отчаянно замахал руками, пытаясь
выплыть, точно лягушка из ведра с молоком. На миг картина перед глазами
сделалась ясной: невысокий песчаный откос и наверху - Вамба с Вавилой. И
еще какие-то люди. Они пялились на него. Их фигуры были неестественно
вытянутыми, как бы искаженными. Сигизмунд видел их на фоне яркого синего
неба с белыми облаками. Видение длилось всего миг. Небо из синего стало
фиолетовым, потом покраснело, сделалось угрожающе-багровым... Сигизмунд
понял, что умирает. Легкие разрывались...

...Он очнулся на полу камеры. Скомканное одеяло лежало у него на груди.
Сигизмунд шумно застонал, не стесняясь жалеть себя. В предбаннике кто-то
кашлянул.

Сигизмунд вскочил, шатнулся к двери. Никого. Показалось. Снова накатила
тошнота. Тихонько завывая, он опустился на нары и повалился набок. Полежал
немного. Вроде, отпустило. Рот был полон тягучей слюны.

Сигизмунд сполз с нар, прополоскал рот водой из крана. Вода противно
отдавала ржавчиной. Тогда Сигизмунд взял термос, заготовленный им
собственноручно для "пришельца", и на полном законном основании выхлебал
тухловатый сладкий чай.

Глава двенадцатая

В квартире пахло, как в казенной бане. Было жарко и влажно. Навстречу
Сигизмунду выскочил кобель; следом степенно вышла Лантхильда с мокрыми
волосами. Молоток и ножницы опять висели над входом.

У Сигизмунда раскалывалась голова. Руки дрожали, к горлу то и дело
подкатывал комок. Сигизмунд избавился от ватника и, пошатываясь, побрел по
коридору - отмывать руки. Сунулся в ванную - там было весело: густая пена
перетекала через край, из пены торчала распаренная физиономия с рыжей
бородой. Затрясла бородищей, залыбилась. Сигизмунд молча закрыл дверь.

Вымыл руки на кухне. Проглотил две таблетки анальгина и одну аспирина.
Пошел и упал на тахту. Только сейчас он понял, насколько вымотан.

В гостиной бубнили три голоса. Дом был заполнен чужой речью.

...Из черного забытья Сигизмунда вырвал ого. Взревел дурными голосами
дебильного американского мультсериала. Голосам вторило грубое ржание. Ногам
почему-то было сыро. Сигизмунд открыл глаза. Он лежал лицом к стене. В
ногах у него разметался мокрый кобель. Когда Сигизмунд, приподнявшись на
локте, повернулся, он узрел три спины, обтянутые дешевыми спортивными
костюмами: "родовичи" восседали рядком на тахте, пялились в ого, ржали и
гортанно переговаривались.

В голове Сигизмунда медленно заворочалась мысль: их же четверо было...
где-то в недрах квартиры скрывается четвертый...

Стоило Сигизмунду пошевелиться, как Лантхильда обернулась в его сторону.
Она сияла, как медный грош. Любо ей, видите ли. Еще бы, вся родня тут до
кучи, одного только аттилы любимого не хватает...

Вамба с Вавилой явно обрадовались пробуждению Сигизмунда. Заговорили с ним,
стали по плечу его хлопать, наперебой рассказывали что-то. Видимо, ванна
произвела на них неизгладимое впечатление.

Сигизмунд, кряхтя, сел. "Родовичи" подвинулись, дали ему место у экрана.
Несколько секунд Сигизмунд тупо глядел в телевизор. На экране мельтешила
писклявая муть. У Сигизмунда в голове все гудело. Немного придя в себя, он
встал и пошел прочь. Вавила что-то сказал ему вслед. Видимо, удивлялся -
куда это Сигисмундс уходит, когда по ящику такое диво показывают.

Сигизмунд не сомневался ни мгновения, что эти мудозвоны решили не
переводить на скалкса драгоценные шампуни. Так оно и оказалось. Раб
обнаружился в "светелке", безнадежно грязный. Он дрых.

В коридоре было полно мокрых следов. Сигизмунду сделалось неуютно до
смертного воя. Пытался убедить себя хлипкими доводами, вроде того, что куча
народу живет в куда худших условиях, что зажирел на дедовой квартире... Но
это почему-то не утешало. Хотелось бежать на край света.

Мгновение постоял неподвижно, прислушиваясь. В "светелке" похрапывал
скалкс. Из ЕГО комнаты доносилось жизнерадостное ржание и рев ого.

Зашел в ванную - посмотреть, как там после нашествия. Вандалы все-таки. В
ванной, противу ожиданий, было чисто и даже сухо. Если не считать
влажности, висевшей в воздухе. Видимо, Лантхильда постаралась. Впрочем, это
не улучшило настроения Сигизмунда.

Глянул в зеркало. Непривычно бледная, опухшая рожа с кругами под глазами.
Скоро сорок. Скоро благородные седины, благородные морщины и благородная
подагра. Если, конечно, доживет до сорока - с такой родней и с таким
"хозяйством".

А вандалы в тренировочных костюмах и впрямь походили теперь на дальнюю
родню из города Задрищенска.

Нет, сволочь все-таки Аспид. И у троцкистского коммунизма лик
бесчеловечный...

Замутненным, скорбящим сознанием понимал Сигизмунд: нужно срочно вытравить
из скалкса вшей. Иначе придется всех по новой через вошебойку прогонять. В
том числе и себя.

С этой мыслью отправился будить Дидиса.

Вообще-то Сигизмунду было диковато иметь дело с рабом. В предшествующие
годы он имел дело с рабами лишь в кинематографическом исполнении, в виде
фильма "Спартак". Там рабы были угнетенные, прогрессивные и агрессивные.

Вавилин скалкс проснулся с радостной улыбкой и уставился на Сигизмунда. Он
не выглядел ни угнетенным, ни прогрессивным.

Сигизмунд принудил его встать и погнал в ванную. Когда скалкс норовил
свернуть не туда, Сигизмунд направлял его тычком между лопаток. Скалкс
веселился.

Водворив его в ванной, Сигизмунд вернулся в комнату. Безжалостно оторвал
Лантхильду от мультиков. Велел ей показать скалксу, как мыть шампунем
волосы. Та с недовольным видом удалилась.

Вамба встретился с Сигизмундом глазами. Хлопнул рядом с собой по дивану
ладонью: садись, мол.

Сигизмунд уселся. Плечо Вамбы было твердым и мускулистым. Настроение
Сигизмунда неожиданно скакнуло, и он подумал с расслабленной
благодарностью: все-таки что ни говори, а Аська права. Хорошо иметь
родовичей. Особенно таких лосей. Вандалов. Сдохнуть можно...

* * *

Фирма "Морена" переживала тяжелые времена. Точнее, ее пора уже было
подключать к искусственной почке. Иначе клиническая смерть грозила
превратиться в... как это называется? В общем, когда хоронят.

Светка все еще лежала в больнице. Жалко Светку. Сигизмунд с Федором
рассеянно разгадывали кроссворд в бесплатной газете. Заодно вырабатывали
стратегию. Искали, где бы разжиться искусственной почкой.

- Надо бы быстро обернуться, - говорил Сигизмунд, - без начальных вложений.
Или с минимальными. Другое мы сейчас не потянем.

- Столица Мадагаскара из двенадцати букв? - спросил Федор.

- А хер ее знает.

Федор склонился над газетой, зашоркал карандашом.

- "Ахереезнает"... Не, Сигизмунд Борисович, получается одиннадцать.

- А ты восклицательный знак поставь.

Федор отложил карандаш, молвил задумчиво:

- Может, нам маком торгануть?

Сигизмунд с интересом посмотрел на Федора. Тот не шутил.

- Давай уж сразу коноплей.

- Да нет, Сигизмунд Борисыч. Тут я тоже щупал. Рисково да и грязно. Плохо
это - людей травить. Грех это. Я про пищевой мак. Заодно и кожей...

- Какой кожей?

- Искусственной.

Сигизмунд помолчал, осваиваясь с услышанным. Бизнес-предложения Федора
никогда не страдали отсутствием оригинальности.

А Федор раздухарился, слегка покраснел даже. Видно было, что сейчас
выношенные мысли высказывает, не с бухты-барахты брякает. Процесс
мыслительный всем этим речам предшествует. Напряженный.

- Подумайте, Сигизмунд Борисович. Мы тут с шурином одну телефонную книгу
надыбали, "Желтые страницы". Вы по-испански понимаете?

Сигизмунду мгновенно вспомнились индейцы с Сенной площади. Которые в пончо
и поют душевно.

- Санта-Мария, - сказал Сигизмунд. - Санта-Лючия. Буэнас эта... ночес.

- Санта-Лючия - это по-итальянски, - поправил Федор.

- При чем тут испанский?

- А, в этом все дело... - Федор сунулся в письменный стол. - Я вот тут
приготовил. Гляньте.

Сигизмунд ошеломленно глянул.

Книга представляла собою справочник "Желтые страницы" города Аликанте. Из
справочника неоспоримо явствовало, что Аликанте представляет собою
курортную дыру с пальмами и живописными развалинами; размерами же вряд ли
превосходит город Вытегру.

Справочник был двуязыкий.

- Он что, на французском? - спросил Сигизмунд.

- Нет. Мы выясняли, - бодро ответил Федор. - Язык не опознан.

- При чем тут мак? И кожа?

- Дело такое, Сигизмунд Борисович, - заговорил Федор убежденно. - Вы
находите спеца и с его помощью вычленяете из списка те фирмы, которые
торгуют пищевым маком и искусственной кожей. Так. Затем мы налаживаем с
ними контакты и везем сюда мак и кожу.

- Да почему мак и кожу? Может, лучше трубы и макароны?

- Там это дешево. Мы с шурином выяснили.

- Федор, а кем работает твой шурин?

- Бизнесменом, - не моргнув глазом ответил Федор.

- Хорошо. Дальше что?

- Привозим сюда. Реализуем партию. Мы прикидывали: тут, конечно, все это
есть, и мак, и кожа, но накрутка - бешеная. Так что наличествует поле
деятельности для энергичных людей.

Сигизмунд опустил глаза. Машинально прочитал: "Популярная российская
певица". Из восьми букв. Начал выводить в клеточках: "Мартышка"...

* * *

Было слякотно. "Дворники" с ленцой возили грязь по лобовому стеклу. На
переднем сиденье - там, где нормальные люди возят красивых девок, -
валялись "Желтые страницы". Точнее, "PAGINAS AMARILLAS - PAGINES GROGUES"
неведомого города Аликанте. Время от времени Сигизмунд косился на
справочник. Дожил: женился на вандалке, теперь вот щупальца мелкооптового
бизнеса тянет невесть куда.

Конечно, как всякий человек своего поколения, Сигизмунд не хотел бы
возвращения в брежневские времена. Безнадегой и тухлятиной оттуда веяло. Но
бывали отдельно взятые дни, когда оголтелое разнообразие абсурда начинало
угнетать. Возможно, сказывался возраст.

Сигизмунд Борисович Морж, невзирая на солидные реквизиты, зафиксированные в
паспорте (тридцать семь, образование высшее, женат-разведен и т.д.), все
больше ощущал себя дурочкой-Алисой в Стране Чудес. И чем дальше, тем
страньше и страньше.

Уже на лестнице стало ясно: дома на полную катушку идет веселье. Позвонил
на всякий случай - нет, не слышат, лишь кобель бесполезно надрывается за
дверью. Открыл своим ключом.

Пес приветствовал хозяина преувеличенно бурно и тотчас устремился в
гостиную. Оттуда метнулся назад. Явно зазывал туда, где весело.

Из гостиной доносился тяжкий топот и визгливое пение Аськи. В прихожей
валялись две большие опорожненные сумки, в каких лоточники обычно таскают
товар.

В гостиной Аська, Вика и Вамба ритмично нахлестывали в ладоши. Все были уже
красны. Аська выпевала, бренча на гитаре:

Года идут, чего мы ждем?
Во имя всех святых, пойдем, -
Пойдем плясать в Ирландию,
В Ирландию, в Ирландию, -
Пойдем плясать в Ирландию!..

В кругу, самозабвенно топоча, отплясывал вандальский раздолбай Вавила. На
нем были линялые джинсы и футболка с какой-то глупостью. И темные очки.
Светло-рыжие патлы болтались в такт прыжкам.

Лантхильдин брозар был облачен в потертую черную кожу с желтоватыми пятнами
на сгибах. Видуха у шурина оказалась еще более бандитской, чем у Вавилы.
Прямо дрожь пробирает при виде этой парочки.

Кисло пахло пивом.

Затем Сигизмунд обнаружил дорогую супругу. Лантхильда, судя по всему, была
уже в дупель пьяна. Сидела за столом, бессмысленно и радостно улыбаясь.

- Сигисмундс, тиин'квино ист ослиза афдринкья! - закричала Вика, не
переставая хлопать.

Вамба заржал, а Лантхильда слабо протянула:

- Йаа-а!

- М-морж! - завопила Аська, прерывая пение. - А Вика-то никуда не едет!
Пон'л?

- Йа-а! - подтвердила Вика. И пошатнулась. Вамба заботливо поймал ее.

Несколько секунд Сигизмунд, сатанея, глядел на все это безобразие. Вавила
продолжал плясать. Ему было весело.

Наконец Сигизмунд перехватил гриф гитары и зарычал на Аську:

- Ты, дура набитая! Лантхильду-то зачем напоили? Она же беременная, будто
не знаешь!

- Г-говорю тебе как многажды беременная... - проговорила Аська и неверной
рукой ухватила со стола едва початую бутылку пива. - Вот тут написано,
в-видишь? "Экоголически"... "Экологически..." Безопасное, понял, ты? Сам
дурак...

Сигизмунд взял бутылку, повертел перед глазами, силясь найти надпись. Влил
в себя содержимое.

Стало легче. Окружающие перестали восприниматься как злонамеренные идиоты.

Аська подергала Вавилу за футболку:

- Вавила, кончай выеживаться. Морж посмотреть хочет, чему ты научился.
Спелан!

- Спилл, - поправила Вика.

Вавила радостно уставился на Сигизмунда. Сквозь потные пряди волос
светились голубые арийские глаза.

- Давай, Вавилыч, что изведал ты в новом мире? - наседала Аська.

"Вавилыч" напрягся, осклабился и выдал по слогам:

- Ян-ка... Ум-ка... Ле-нин... Дай!

- А еще? - Аська так и сияла, явно гордясь.

Вавила провизжал исключительно противным голосом:

- Пiiiво!

В другом углу гостиной, прямо под иконой, сидел на полу скалкс, одетый в
джинсы и черную футболку с американским орлом на фоне полос и звезд. Он
привалился к стене и тоже потягивал пивко.

Аська вдруг сунула Вике гитару и повисла на шее у Сигизмунда. Зашептала:

- Хорошо-то как, Морж! А? Слушай, пускай вон тот, из угла, спляшет! Скажи
Вавиле, пусть, а? Он знаешь как пляшет? Я чуть не обкончалась! Наш реж бы
обкончался! Его в театр надо. Морж, дай я тебя поцелую... Морж, а он не
вандал, представляешь? Он какой-то другой... Я думала, они там все
одинаковые. Их же на первый взгляд не различить, все равно как негров...

- Я негров различаю, - сурово сказал Сигизмунд. - У нас в институте...

- Ну не кобенься, Морж! Попроси, что тебе стоит? А я тебе за это такое
скажу! Тако-ое!..

И неожиданно взревела прямо в ухо Сигизмунда:

- Пойдем плясать в Ирландию!!!

Вавила, заслышав знакомые звуки, попытался вновь пуститься в пляс. Но Аська
оборвала его.

- Сгинь, Вавилыч! Ты пьян! Пускай этот твой, как его... - Она махнула в
сторону скалкса. - Вот он... Сигисмундс, Морж который, - он хочет
посмотреть. Вика, зараза, переведи, видишь - Вавилыч совсем осовел,
русского языка не понимает...

Вика бросила пару фраз. Вавила просиял ликом и рявкнул что-то скалксу. Тот
солидно допил пиво, обтер рот, встал. Тигриной походкой вышел на середину
комнаты. Аська, заранее сдавленно хихикая и переступая с ноги на ногу,
уставилась на него восхищенным взглядом. Вика вдруг громко икнула.

Скалкс победно огляделся по сторонам, охорашиваясь, расправил плечи. Задрал
бородатое лицо к потолку. И неожиданно заорал престрашным голосом.
Сигизмунд впервые в жизни понял, что такое "кровь застывает в жилах".

Легкие у скалкса оказались замечательные. Он орал, не переводя дыхания,
очень долго. Нескольких зубов у него не хватало, что придавало его
разинутой пасти устрашающий вид.

Затем он запел и стронулся с места. Пляска почти мгновенно сделалась
оргиастической. Скалкс кружился на месте, размахивая черной гривой,
подпрыгивал, поворачиваясь в прыжке, падал оземь и тут же вскакивал,
метался взад-вперед. И не переставая пел.

Даже Сигизмунд слышал, что поет он не по-вандальски. Это был абсолютно
другой язык. Древний и страшный. Чужие ломаные, скачущие ритмы завораживали.

Тут в дверь позвонили. Кобель очнулся, взлаял, устремился выполнять долг.

За дверью стоял сосед сверху, тот что залил Сигизмунда зимой. Имя-отчество
у него еще смешное такое: Михаил Сергеевич.

Сигизмунд с тоской приготовился выслушать совершенно справедливые нарекания
соседа по поводу шума и топота. Но Михал Сергеич и сам был изрядно поддавши.

- Вы извините меня... Нет, но вы меня извините. Вы меня извинили? Вы уж
меня...

- Да о чем речь, конеч