два сейнера, на одном дядя ее ходит. На втором - папаня. С этим
вторым сейнером, он у них "Валькирия" называется, какие-то неприятности
случились. В общем, папашка ее на два дня задержался... А эта здесь
бесится, боится... Думаешь, мне легко было два дня по разговорнику жить?
"Где здесь сортир, плииз?"

Наталья вдруг фыркнула:

- Представляешь, я прихожу забрать спортивный костюм, а тут вылазит
какая-то белобрысая растрепа и давай вопить. На каком-то китовом
диалекте... Бедная девочка, одна в чужой стране, среди наших-то
бизнесменов, они же даже руки даме подать не могут толком, сморкаются
пальцами - аристократия духа, новые русские, гарварды закончили, "фрак и
престижный офис напрокат"... А ты с ней уже?..

- Ты норвежцев не знаешь. У меня с ее отцом серьезный бизнес. Может, это
мой последний шанс выплыть.

- В этом... как его... остзеендском лове селедки, - беззлобно съязвила
Наталья. - А она что, девственница?

- Мне почем знать? Я ее, извини, не проверял.

- Точно девственница. У нее на морде написано. Вот такими буквами. Так
орать только девственницы умеют. От нерастраченной любви.

- Любовь - это неприличный голый секс, - высказался Ярополк.

Сигизимунд подавился хохотом, а Наталья онемела. Сигизмунд спросил:

- Это ты его научила?

- Меня жизнь научила, - с важным видом отозвался Ярополк.

- Отвратительный сад, - сказала Наталья, наклоняясь вперед, к Сигизмунду. -
Воспиталка, по-моему, попивает. И контингент ужасный. Слова всякие
неприличные...

- Меня тоже невинности в шесть лет лишили, - сказал Сигизмунд. - На даче, в
Лужском районе. Старшие ребята собрали нас в сарае и обучили мату.

- С тех пор ты недалеко продвинулся, - заметила Наталья. - Сигизмунд, я
хочу Ярика в другой садик перевести. В частный.

- Почем?

- Там английский для детей, знаешь, через игровую деятельность и всякие
поделки... И ритмика с хорошим специалистом для пластического развития.

- Почем, я спрашиваю?

- Триста сорок.

- Наталья. Давай-ка лучше пользоваться социальными благами... Ты у нас
мать-одиночка со льготами...

- Я - мать-одиночка?! Да ты знаешь, что если бы мы в свое время не
расписались, то я платила бы половину за детский садик, а так с меня дерут
по полной стоимости...

- Почему? - поразился Сигизмунд.

- По кочану! Ребенок рожден в законном браке - и все! Если бы мы не
развелись, а просто ты бы гробанулся где-нибудь, я бы ни гроша льгот от
этого государства не видела. Не надо было нам расписываться... Все из-за
тебя. Заладил, как красна девица: "Всђ только после свадьбы". Вот и
получили по полной схеме... после свадьбы...

- И что из всего этого следует?

- На сейнере за поручни держись покрепче. И пиво с тестюшкой попивай только
на берегу.

- Он мне не тестюшка. У него дочка через месяц замуж выходит.

Наталья одарила Сигизмунда пронзительным взором через зеркальце.

- Да?

Сигизмунд видел, что она не верит ни единому слову.

- Да, - твердо кивнул он. - Они мне фотографию показывали.

- И как женишок?

- Рыжий, красномордый, ну - норвежец. Олав.

- Небось, селедкой пропах.

- Нет, он юрист. По строительству. В Осло живет.

Неведомым образом "юрист" Наталью убедил. Она перестала сверлить Сигизмунда
ехидным взглядом.

- А отца-то как зовут?

- Хальвдан, - не подумав, брякнул Сигизмунд. - Трюггвассон.

- А мне ПРИЛИВКУ сделали, - снова ожил Ярополк.

- Что сделали?

- ПРИЛИВКУ. От всех болезней. Под язычок сладенькое, как конфеточку. Но мы
все равно боялись.

- Чего боялись-то?

- Уколов.

- Так вам же не делали уколов.

- А мы боялись...

- Ярополк, ты хочешь поскорей приехать к бабушке? - спросила Наталья. За
окном уже мелькали "корабли" - дружная семья подъезжала к проспекту
Луначарского.

Сигизмунд увидел табличку "ул.ВАВИЛОВА" и вздрогнул. Померещился Вавила.
Подумалось мельком о Лантхильде - как она там одна. Опять оставил ее на
целый день.

- Я хочу к бабушке, - заявил Ярополк.

- Почему?

- Ну, там подарки. И кошка.

* * *

Ярополк, являя детсадовскую выучку, ловко расстегнул пуговицы на шубке.
Остального сделать ему не дали: бабушка и дедушка налетели на внучка,
распеленали его и раскутали, вынули из шапок-шарфов, из ботиночек и шубки,
из кофточки и рейтузиков, потащили мыть ручки. Сигизмунд и Наталья остались
предоставленными самим себе, среди вороха детской одежды.

Сигизмунд с подчеркнутой галантностью снял с Натальи шубу. Водрузил на
вешалку.

- Эк тебя норвежцы вымуштровали, - заметила Наталья. - Запад! Раньше бы ни
в жизнь не догадался.

- Это все лофтзеендский лов трески, - сострил Сигизмунд. - Там и не такому
обучишься.

Дальше все покатило по наезженной колее. Вступив во владение несколькими
ублюдочными трансформерами, Ярополк тут же оторвал у одного из них ногу
(прочие Наталья прибрала в сумку - пусть ломает дома). Затем отправился
играть с кошкой. Был оцарапан. Громко ревел. Бабушка держала его на ручках
и вытирала слезки. Дедушка уговаривал скушать конфетку или яблочко.

Орало ого. Разговоры приходилось вести, перекрикивая ого. Родители
Сигизмунда интересовались здоровьем и пенсией родителей Натальи. Наталья
отвечала, что ее родители нормально. Родители Сигизмунда передавали привет
родителям Натальи. Наталья говорила, что непременно передаст.

Какой Ярополк стал большой. На кого он теперь похож? Раньше был похож на
мать Сигизмунда. А теперь... пожалуй, на отца. Или на отца Натальи? Да,
что-то есть. Ярик, встань ровненько, подожди минутку... Да, Сигизмунд,
правда, он похож на отца?

- Выключи ты это ого, - не выдержал Сигизмунд. - Где у тебя оготиви?

Мать, по счастью, не расслышала. А Ярополк сказал:

- Не, пап. У них без этой, без тиви...

Сигизмунд быстро замял разговор. Он не ожидал, что ребенок поймет.

Расспрашивали Наталью. Как живется бюджетникам? Задерживают ли зарплату? У
нас вот соседке снизу, Марии Пантелеймоновне, задержали на полгода. Мы уж
ей говорим: вы бы уходили с работы, Мария Пантелеймоновна, что вы туда
таскаетесь, все равно ведь не заплатят. А она все ходит, надеется...

Сигизмунд сказал, оторвавшись от студня:

- Марии Пантелеймоновне это государство задолжало не за полгода, а за
полжизни.

- Ну ты не говори! - ополчилась мать. - При коммунистах все-таки был
порядок. А теперь... - И, обратясь к Наталье: - Господи, вот мы, Наташа,
все думаем, ночами не спим, какая опасная у Гоши работа! Ведь этих
генеральных директоров так и отстреливают. Все сердце материнское
изболелось, как там Гошенька... Иной раз ночью проснешься, не знаешь, куда
деваться от предчувствий...

- Да нет, у него там безопасно. Мелкий бизнес, тараканы... - сказала
Наталья и аккуратно скушала стопочку коньяка.

- Да ты кушай, кушай, - сказала Наталье мать. - Возьми салат. Это из своей
капусты...

Нажраться Сигизмунд не мог - за рулем. Хотя очень хотелось. Поэтому
утешался студнем и салатом "оливье". По ого громогласно шла какая-то
срэхва. Потом ее перебила реклама - появился слюнявый верблюд и начал
подергиваться на фоне убогой шоколадки. Шоколадка восходила на горизонте,
замещая собою солнце.

Мать в очередной раз поразила Сигизмунда. Семантика происходящего на экране
дивным образом миновала ее сознание. Заглянув под стол, где бесчинствовал
Ярополк, бабушка умиленно сказала:

- Ярик! Погляди, какие верблюдики!

Ярик высунулся, мельком глянул и снова исчез под столом. Он там что-то ел,
поминутно роняя это на пол.

Подвыпив, дедушка принялся шумно бранить дерьмократов. Мать девически
капризничала:

- Бори-ис! Какой ты вредный! Не порти праздник!

- Нет, пусть он ответит! - кипятился отец. - Он за дерьмократов голосовал!
Он в девяносто первом на баррикады таскался! Молотовские коктейли
взбалтывал! Допрыгались!.. С этими выборами!.. А я что, всю жизнь, всю
жизнь, значит, зря?.. Чтобы сын тараканов, значит, морил? После ЛИТМО? Мы с
матерью из кожи вон лезли, как рыба об лед бились, чтоб высшее образование
ему дать, а он!..

- Бори-ис!..

- Что Борис? Я шестьдесят два года Борис!

Сигизмунд понял, что пора батю останавливать. Мать этого делать не умела.
Мать отбирала у отца бутылку на той стадии, когда отец, войдя в ярость,
принимался крушить благородный хрусталь. Так-то с десяток вазочек извел.

- Папань, - мирно сказал Сигизмунд, - ты только в диван не прячься.

- В какой диван?

Сигизмунд посмотрел отцу в глаза. Неожиданно оба засмеялись.

- Да ну тебя, - сказал Борис Иванович, отирая рот. И налил себе еще. -
Выпьешь, Гошка?

- С радостью бы, да за рулем.

- Приехал бы хоть раз пешком, а то - за рулем, за рулем... Совсем вы пить
разучитесь с этой машиной...

"Диванная история" мирила их быстро и надежно. Потому что была их первой
мужской тайной. Двух мужчин от матери.

Сигизмунд учился в седьмом классе, когда однажды, вернувшись домой, не
застал ни матери, ни отца. Мать была на работе, а отец должен был
находиться дома.

Неожиданно за спиной ожил диван. Диван сдавленно произнес:

- Гошка... ты?

- Я, - послушно ответил пионер Морж.

- Вытащи меня... Застрял...

- Пап, ты?

- Ну, - захрипел диван.

Сигизмунд подошел, осторожно приподнял сиденье. В ящике для белья,
скрючившись, лежал Борис Иванович. Очень пьяный. И добрый-добрый.

- Тсс, - таинственно прошептал он. - Я тут хоронюсь.

- От кого? - шепотом спросил Гоша.

- От матери, от кого... Ругаться же будет...

- Ее дома нет.

- Так придет же.

- Вылазь, папа.

- Ты думаешь?

Закряхтев, Борис Иванович перевалился через низкую стенку и выпал на пол.
Заохал. Гоша закрыл диван.

Отец работал на Адмиралтейских верфях. В тот день как раз спускали новое
судно для дружественной Болгарии. Мореманы Борису Ивановичу штопор
подарили. В виде писающего мальчика. Штопором завивалось то, чем мальчик
писал. Борис Иванович и сын его Сигизмунд были от мальчика в восторге, а
мать обозвала похабщиной и грозилась выбросить.

- Во, Гошка, гляди, - сидя на полу, сказал тогда отец, - чего болгары
подарили...

Гоша сел рядом на пол, взял мальчика, и они с отцом безудержно, до слез,
захохотали...

Эта история традиционно вспоминалась по праздникам. Мать фыркала, говорила
"Ну, Бори-ис" и "Ну, Го-оша". Это тоже входило в программу.

Наталья диванную историю не любила. Считала глупой. Однако мнение свое
держала при себе.

Тут из-под стола выструилась кошка, измазанная кетчупом. Отбежала, истово
принялась вылизываться. Следом вылез Ярополк.

- Бабушка, а пирожки?

- Ах ты, мой ангел! - всполошилась бабушка. - Конечно же, пирожки! Мы тут,
старые, заболтались, забыли...

- С капустой?

- И с капустой, и с грибами...

Сигизмунд оживился. Он любил пирожки с грибами.

- Я схожу позвоню, - сказала вдруг Наталья.

Сигизмунд проводил ее глазами. И чего мужика себе не найдет? Вроде, все у
бабы на месте...

Пирожки мгновенно очистили сознание от лишних мыслей. Мать пекла их
виртуозно, этого не отнимешь.

- Выпей хоть рюмочку, - сказал отец.

- Пап, ты понимаешь, что я ребенка повезу?

- А "папа" по-новому будет "атта", - сказал Ярополк. - А от водки умирают.

В комнату вернулась Наталья. Бесстрастно сказала:

- Сигизмунд, я тут СЛУЧАЙНО набрала твой номер... Там у тебя опять
норвежка. "Надо, говорит, Сигизмунда".

Блин! Забыл включить автоответчик. И видеокамеру забыл. Хотел ведь снять
Ярополка, родителей...

Сигизмунд бросился к телефону. Наталья слегка отвернулась от него.

Схватив брошенную Натальей трубку, Сигизмунд громко, чтобы в комнате
слышали, энергично заговорил:

- Алло!

- Наадо, - жалобно сказала Лантхильда. - Сигисмундс... Наадо! Таак...

- Алло, Лантхильд?

- Йаа... - отозвалась девка, подумав.

Сигизмунд бодрым голосом произнес:

- Ик им микила! Махта-харья Сигисмундс. Милокс срэхва! Гайтс гоодс. Хва
Хальвдан? Итан-фретан! - И, подумав, добавил: - Драккар!

Обдумав услышанное, девка печально повторила:

- Сигисмундс... наадо...

- Йаа, - сказал Сигизмунд. Сделал паузу. - Нии... Йаа...

- Наадо, - совсем тихо сказала девка.

- Надо, Лантхильд, - отозвался Сигизмунд. И положил трубку.

Вернулся в комнату.

- Что-то стряслось? - спросила мать.

Он неопределенно пожал плечами. Ему остро захотелось домой.

- Норвежцы твои вернулись, что ли? - осведомилась Наталья. - Видать,
понравилось ей у тебя, норвежке этой?

Сигизмунд не ответил.

- Какие еще норвежцы? - встревожилась мать.

- Партнеры. Он теперь селедкой будет торговать, - пояснила Наталья.

- Там семейная фирма, - начал врать Сигизмунд. - Рыболовецкая. У меня
сейчас отец с дочерью живут. Уехали было, а сейчас какие-то портовые
сложности. Растаможка, то, се...

- Кто такие? - набычился отец.

Сигизмунд бойко перечислил:

- Хальвдан Трюггвассон, Лантхильд Хальвдансдоттир, Торир Трюггвассон и еще
жених Лантхильд, Олав Карлссон.

- Карлсон снова прилетел! - очень кстати сказал Ярополк.

- И что, ты им ключи доверил от квартиры? - ахнула мать.

- Ну да. А что такого?

- С ума сошел! - ужаснулась мать. - А вдруг сопрут чего?

- Чего они сопрут? - возмутился отец. - Они же иностранцы. Чего иностранцам
у нас переть?

- Не знаю. Может, военную тайну какую.

- Клопоморную тайну, - съязвила Наталья.

- У нас можно только неразгаданность и широту души спереть, - заявил
Сигизмунд. Подергал себя за ворот рубашки. - Во!

На Наталью глянул.

- Не пора? Уже восьмой час.

Ярополк закричал, что не пора. Бабушка обещала дать пирожков с собой.

- И мне тоже дай, - сиротским голосом поклянчил Сигизмунд.

Мать сделала ему знак, чтобы вышел на кухню. Там усадила, плеснула
холодного кофе, принялась разговаривать по душам.

- Как ты живешь, Гоша?

- Справляюсь.

- Может, тебе денег дать? Мы пенсию получили...

- Вы что, очумели?

- А кто, кроме родителей...

- Ну все, мам. Хватит.

- Что за норвежцы? Ты жениться надумал?

- Какое жениться, мать... Я рыбой торговать надумал...

Мать прихлопнула ладонью массивную брошку - красивую чешскую бижутерию
блаженных времен застоя.

- Сердце ведь чует, Гошенька... Изболелось...

- У меня все нормально, мам.

Мать пригорюнившись посмотрела на него. Сигизмунд видел, что она ему не
верит. Что она насквозь его видит.

И поспешил сказать:

- Мам! Они очень приличные люди. Ее отец... У него два сейнера. "Валькирия"
и "Рагнарђк".

- Да. Валькирия. - Мать покивала. Вздохнула. - Ладно, сынок, дело твое.

Сигизмунд встал, обнял мать. Мать мягкая, теплая. Погладил ее по волосам.

- Все хорошо, мам.

- Ладно. - Мать высвободилась, принялась собирать пирожки - в мешочек
побольше для Ярополка, в мешочек поменьше - для Сигизмунда.

* * *

Сигизмунд возвращался к Лантхильде и чувствовал себя просто Красной
Шапочкой.

По дороге домой, до Малой Посадской, Наталья молчала - была мрачна. Не
любила она подобные визиты. Ярополк устал, подремывал, держа в кулаке пакет
с пирожками.

Прощаясь, Сигизмунд поцеловал сына, кивнул Наталье. Та, не оборачиваясь,
скрылась в подъезде.

До чего же все коряво получается... Интересно, это у всех так?

Нет, не у всех. У таежного Вавилы все в буреломах схвачено, все пучочком. И
у Федора, небось, тоже. Да и Олав Карлссон не груши околачивает. В своем
мифическом пространстве.

Сигизмунд поставил машину в гараж. Опять клятого "фордяру" пришлось
обтекать неведомо какими маневрами.

Вошел, едва не пал под натиском собачьих восторгов. Кобель пушечным ядром
вылетел навстречу, ластился, извивался. Был представлен к высшей награде -
Пирожку Домашнему Первой Степени!

У девки в "светелке" горел свет.

- Лантхильд! - крикнул Сигизмунд. - Я пирожки принес. Итан иди.

Молчание. Только тахта скрипнула.

- Лантхильд, ты там?

- Йаа...

- Иди итан.

- Нии...

- Что-нибудь случилось?

Сигизмунд разулся, подошел к двери. Потянул, открывая.

Дверь держали изнутри.

- Нии, - повторила Лантхильда. - Надо.

- Ты чего?

Девка молчала.

- Я пирожки принес. Тебя там что, серый волк съел?

Сигизмунд дернул дверь изо всех сил и в образовавшуюся щель (а здорова
девка!) просунул пирожок.

- Итан, Лантхильд.

Девкина рука высунулась, схватила пирожок и утащила. Дверь захлопнулась.

Дела!..

Сигизмунд обулся, свистнул кобеля, прошелся с ним по двору. Выкурил три
сигареты вместо обычных двух. Что за хрень? Что с Лантхильдой-то? Чем он ее
на этот раз обидел?

Тут у него аж дыхание перехватило. Наталья! Что она ей наговорила? Ну,
Наталья!.. Сигизмунд едва не бегом устремился домой.

Ворвался, скинул куртку, ботинки, подлетел к телефону. После одиннадцати
Наталья часто отключает телефон, чтобы Ярополка не будили.

Подошла.

- Наталья?

- Давно не виделись, - отозвалась бывшая супруга.

- Наталья, что ты ей наговорила?

- А!.. - сказала Наталья. И замолчала.

- Пожалуйста, я тебя очень прошу. Скажи мне, что ты ей наговорила.

- Да ничего особенного. Сказала "алло". Она: "Але, надо, Сигизмунд, надо".

- И все?

После короткой паузы Наталья спросила немного другим голосом:

- А что? Тебе это очень важно?

- Да.

- Правда, ничего такого я не сказала. Только "алло".

- Ты нарочно мой номер набрала?

- Да. Больно уж складно ты врал.

Сигизмунд перевел дыхание. Стало полегче.

- Тата, - неожиданно назвал он ее старым "домашним" именем. - Тат, ты
действительно больше ничего...

- Ты меня совсем уж за монстра держишь. Только я тебя вычислила еще по
дороге к твоим. У нас эту "Валькирию" всем отделом читали. Даже я
обревелась, если тебе от этого легче. Так что два плюс два сложила. В ЛИТМО
этому, слава Богу, учат. В следующий раз придумай что-нибудь поумнее.
Привет старине Хальвдану.

И положила трубку.

Некоторое время Сигизмунд, как последний Ромео под балконом, топтался под
девкиной дверью и взывал безнадежно:

- Лантхильд... а Лантхильд...

Та молчала.

- Гюльчатай, - взорвался Сигизмунд, - открой личико! Тьфу, дура!

Плюнул. Да пропади девка пропадом со своим юродством! И ушел на кухню есть
пирожки. Верный кобель побежал следом.

Пока жрал пирожки, Лантхильда выбралась из комнаты. Осторожно прокралась в
места общественного пользования. Долго лила воду в ванной. Потом, так же
тихонечко, отправилась было к себе.

Сигизмунд окликнул ее:

- Ну что, так и будем дальше дуться?

Она приостановилась. Поглядела на него издалека. Очень проникновенно
сказала:

- Сигисмундс. Хири аф. Надо...

И прошествовала в "светелку".

- Надо так надо, - проворчал Сигизмунд. И съел последний пирожок.

* * *

Загадка девкиного затворничества разрешилась наутро. При активном
содействии всегда готового к паскудствам кобеля.

Сигизмунд сидел на кухне. Пил кофе, курил. Угрюмо слушал радио. Перед Новым
Годом все как с ума посходили: взрывались, шли под откос и бастовали.
Чеченцы схитили еще одного попа, даже муфтия ихнего проняло - возмутился.
Обещал попробовать найти попа... Патриарх назвал это кощунством, а
правительство - политической провокацией. Мимолетно пожалев попа, Сигизмунд
окунулся в море спортивных новостей, которые всю жизнь считал бесполезным
хламом. За что был осуждаем отцом. Выключил радио.

И тут на кухню с рычанием примчался кобель. Он тащил в зубах что-то
длинное, на первый взгляд - носок. Путался передними лапами в своей ноше.
Ярился заранее. Подкинул в воздух, поймал, встряхнул, держа в зубах, будто
крысу, которой хотел переломить хребет. Еще раз подкинул, но ловить не стал
- дал упасть на пол. Грянулся об пол всем телом и, извиваясь, принялся
валяться. Рычал, подергивал задранными вверх лапами, вилял хвостом.

- Та-ак, - строго сказал Сигизмунд.

Пес, лежа на спине, на мгновение замер. Покосил глазом. И возобновил
рычание и извивы.

- Дай сюда!

Сигизмунд вытащил тряпку из-под пса.

- Тьфу ты, зараза!..

Брезгливо бросил в мусорное ведро. Тряпка была в крови.

Пошел, вымыл руки. Пес, как-то особенно похотливо разинув пасть, осклабился.

Стоп. Кровь. Откуда кровь? Девка там что, себе вены вскрывает?

Сигизмунд подлетел к двери, распахнул