. Пока там сообразят... А качать будем не
воду, а говно из болота. Что, кому-нибудь в голову придет, что мы говно
качаем?

- Для начала, там все насторожатся, когда мы на краю этого вонючего болота
дачку ставить начнем, - заметил Сигизмунд.

- Шурин мой, между прочим, с корешком его ядерщиком, они тоже не лыком
шиты. Обкумекали это дело, пока в лесу были. Они там на охоте были. Можно
так выставить, будто лоха навороченого кидаем.

- В роли лоха, конечно, я, - сказал Сигизмунд полуутвердительно.

Федор отвечал уклончиво:

- В общем, ботовские хотят с этого шестьдесят процентов. Соглашайтесь.
Правда, золотое дно! Опять-таки, не левых людей в долю берем, шурина - он
все же свой.

- Я подумаю, - сказал Сигизмунд.

Они допили водку и разошлись.

* * *

Сестрицы поздравили Сигизмунда по-своему. Под громкое, воодушевленное и
фальшивое пение Аськи: "хэппи бђздей ту ю!" Сигизмунду были преподнесены
подарки. От Аськи - циклопический разводной газовый ключ в пятнах ржавчины.
Каждое пятно служило серединой для множества розовых цветочков,
намалеванных масляной краской.

- Вот, Морж, - гордо сказал Аська. И поковыряла ножкой паркет. - Через весь
город перла, тяжеленный такой... Умудохалась вся.

Сигизмунд лязгнул ключом.

- Это тебе, Морж, машину чинить, потому как ты у нас автовладелец
известный, - пояснила Аська. Она явно ждала бурного восторга.

- Да он сам размером с половину моей машины, - сказал Сигизмунд.

Аська немедленно обиделась.

- Тебе что, не нравится? Тебе не нужен? Давай заберу. Подарю, кому нужен.
Вот ты какой, Морж, говнюк. О тебе думают, заботятся...

- Что ты, Аська. Такая вещь в хозяйстве всегда нужна.

Аська тут же воспряла духом.

- Вот я и говорю, полезный предмет, а Виктория что-то бухтела. Говорит,
фигней маешься... Про "мерседесы" с "фордами" заливала...

Сигизмунд положил ключ на обеденный стол. Предмет своей несообразностью
вызывал ужас. Мелькнула в голове идиотская картина: Сигизмунд передаривает
этот ключ Наталье на Восьмое Марта. Жуть-то какая.

Дождавшись, пока тема ключа иссякнет, Вика скромненько преподнесла
имениннику титанических размеров белую кружку в форме женского торса.
Спереди кружак грозно топорщился двумя парами острых грудей. Положительно,
обе сестрицы страдали гигантоманией.

- Ой, - растроганно сказал Сигизмунд, на этот раз куда более искренне, -
спасибо. А как из этого пить?

- А ты на видное место поставь, Морж, и любуйся, - посоветовала Аська. - И
нас не забывай. Потому как скоро мы тебя покинем.

- Куда это вы собрались? - не очень поверив, спросил Сигизмунд.

- Я - к себе домой. А Виктория - в Рейкьявик. Вон, и билет сегодня взяла...

- Какой билет? На какое?

- Через три дня улетаю, - пояснила Вика. И в сторону поглядела. Как не
родная.

- Погоди, Аська, погоди... - совсем растерялся Сигизмунд. - Ну ладно, Вика
- в Рейкьявик, в университет... У нее работа, диссертация... А ты-то куда?
Кто тебя гонит?

- Домой же, говорят тебе, Морж. К неоплаченным квитанциям и прочим бытовым
трудностям. - И видя, что Сигизмунд неподдельно огорчен, добавила: - Ну
Моржик, ну не убивайся ты так. Сам подумай. Виктория свалит в Буржуинство,
а я что у тебя делать стану? Жить-поживать в суровых условиях моногамности?
Ты еще семь слоников заведи... Да ну, не куксись! В одном же городе
остаемся, телефон есть, ноги не выдернуты... пока... В гости ходить будем
друг к другу, созваниваться, перестукиваться... А-а! - притворно заплакала
Аська.

- Это ты перед своим режем так кобенься, - сердито сказал Сигизмунд. -
Видишь же, что человеку херово. Могла бы и остаться.

- Морж! Во всем нужно соблюдать меру! Даже в греховодстве! - назидательно
изрекла Аська. И потянулась. - Чем тут с опрокинутыми рожами сидеть, пошли
лучше на Марсово поле.

- А хрена мы там забыли? - спросила Вика.

- Ну, вы и серые! Ну, дерђва! Как валенки. Комета прилетела. Аккурат над
Марсовым полем видна. С хвостом и прочими делами. "Налетающая, как
Ревность, волосатая звезда древних!" Пошли, как раз вечер ясный. Давай,
давай, Морж, пошли, не кисни. Будь мужчиной. День рождения все-таки.
Соберись! Хэппи бђздей ту ю! Ну давай, подпевай!

Комета разочаровала. Глобально разочаровала. В начале года газеты сулили
хвостатое чудовище на полнебосклона, но потом смущенно поведали, что
погорячились ученые-то. И что не Рюрик последним эту комету видел, а Иисус
Христос. Это обстоятельство особенно занимало воображение Аськи.

- Представляете - Иисус Христос ее видел! Это же и есть звезда волхвов!
Правильно говорят, скоро конец света.

Отыскать комету на небе оказалось делом непростым. Наконец обратившись
лицом к Троицкому мосту, обнаружили над Петропавловской крепостью яркую
белую точку, возле которой было как будто начиркано светящимся карандашом.
Осознав, что это и есть комета, дружно завопили. И не хотелось верить, что
этот вечер - почти последний, что через три дня вся эта странная жизнь
кончится - и притом самым прозаическим образом.

В конце концов, а чего вы ожидали, Стрыйковский? Что в обмен на фальшивый
золотой вам дадут кучу настоящего серебра? Поиграли в хипповскую коммуну -
и будет. И хватит делать вид, будто такое житье вам привычно. Довольно
выдумывать свое прошлое. Не-бывшее прошлое, к которому вы сейчас запоздало
возводите свое настоящее.

- Господи, как мне будет всего этого недоставать! - сказала вдруг Вика.

И обхватила обоих руками.

- Пролетарии всех каст, соединяйтесь, ура-а! - визгливо закричала Аська. -
Блин, Виктория, немедленно заткнись, не то я разревусь! Пошли лучше вокруг
Вечного Огня прыгать.

Эта инициатива не встретила поддержки. Сигизмунд вдруг вспомнил, что именно
здесь его принимали в пионеры. Аська бросила его с Викторией и убежала
прыгать к Огню в одиночку.

От Вечного Огня доносились бессвязные выкрики:

- Я, фамилия-имя, вступая в ряды Всесоюзной... греховодной организации...
Ой, Ладо-Дид-Ладо!.. Перед лицом бессмертного Будды... Сансара-Сансара!..
Торжественно и непреклонно обещаю, блин!.. следовать за путеводной
звездой... Так вперед, за цыганской звездой кочевой!..

- Что-то Анастасия распереживалась, - вполголоса сказала Сигизмунду Вика.

- А ты? - спросил Сигизмунд.

Вика пожала плечами и отвернулась.

* * *

Возвращались домой около часа ночи - раскисшие от собственной
сентиментальности. Остановились у арки.

- Ну, бывай, Морж. Расти большой. Не забывай водить на водопой семь
слоников.

- А вы куда? - растерянно спросил Сигизмунд. - Заночевали бы. Довезти я вас
не смогу - выпил, на тачку денег нет... Вы что, пешком решили?

- Да нет, - пояснила Аська, - мы здесь, по соседству.

- Что - в гости, что ли, собрались?

- Ну...

- Куда вас в гости в такое время-то несет? Приличные люди спят уже.

- Обыватель ты, Морж. Мещанин. Кто тебе сказал, что мы к приличным людям
идем? Да мы сами неприличные. А там хипье живет позлей тебя. Да ты их
видел, они к Вике приходили, на научные темы разговаривали...

- Не помню я, - сказал Сигизмунд недовольно. - Не помню я никого.

- Ну и не помни. Иди лучше спать. Мы тебя любим, Морж. Ну-ка, Виктория,
раз, два...

И сестрицы дружно чмокнули его в обе щеки, запачкав помадой.

* * *

Вот и закончился день рождения. Тридцать семь. Назойливо вертелся в глазах
заголовок газетного интервью с известным актером: "...В КОНЦЕ ЖИЗНИ МЫ
ВСЕГДА ОКАЗЫВАЕМСЯ У РАЗБИТОГО КОРЫТА". Осень, блин, Болдинская... А
Наталья сегодня не позвонила. То ли забыла, то ли не дозвонилась. Почему-то
стало даже обидно. Чуть-чуть.

Сигизмунд закурил. Кобель, преданно лежавший под столом, переместил морду
на хозяйский тапок. Вздохнул. Сочувствует, скотинка. Не такой уж это плохой
кобель. Сигизмунд наклонился и погладил собаку.

Да, кончился праздник. Быстро, оказывается, привык к приключениям.
Лантхильда с ее тайной, Аспид и жутковатые откровения Федора Никифоровича,
невозможные и радостные отношения с сестрицами... И вот все оборвалось и,
похоже, навсегда.

Впереди провиделось будущее, серое и безотрадное, как старый, брошенный на
стройке ватник. "Морена" неудержимо разорялась. Надвигалось одиночество,
все более властно поднимало голову безденежье. Сигизмунд чувствовал себя
опустошенным. И заполнить эту пустоту было нечем.

Ярополк? Но когда он вырастет и станет мужчиной, Сигизмунд будет уже
стариком.

Да, праздник ушел. Расточился. Отныне Сигизмунд остается один на один с
кобелем и "хозяйством" - бессмысленным, зловещим.

Хотелось повеситься от тоски.

Кобель неожиданно встал и, горбясь, безмолвно отошел подальше. Заполз под
табуретку. Улегся, положив морду на лапы и поглядывая жалобными глазами.

Ну вот, кобель - и тот захандрил. Хотя вообще-то пес особой душевной
чуткостью не отличался и на настроения хозяина обычно не реагировал.

В доме стояла звенящая тишина. Лишь где-то за окном, вдалеке, завывала
сигнализация на чьей-то машине.

Неожиданно совсем рядом что-то обрушилось. Показалось - за стеной.

Сигизмунд вздрогнул. Кобель пулей вылетел из-под табуретки и зашелся
яростным лаем.

Следом за собакой Сигизмунд вышел в коридор. Пес надрывался под закрытой
дверью "светелки". Но и без этого Сигизмунду было ясно, что что-то в
квартире изменилось.

Он больше не был один. Там, за дверью, кто-то ждал.

Леденящий страх сковал Сигизмунда. Ранящими стеклянными осколками падали
мысли - одна ужаснее другой. НЕЖИТЬ! Правильно мать говорила! Глаза
белые... Ушла под землю, вернулась, когда позвали... Ну конечно,
"светелка"! Там лунница с нее осталась.

Кобель вдруг лег на брюхо и замолчал. За дверью царила мертвая тишина.

Потом - быстрые, легкие шаги. И снова тишина.

Сигизмунд нащупал тяжеленный газовый ключ. Закусил губу, чтобы не завопить
от страха. Прислушался.

Тишина.

Потом - протяжный звон, будто струна запела. И вслед за этим кто-то стал
осторожно скрестись в дверь.

Сигизмунд понял, что еще немного - и он просто умрет.

Набравшись сил, позвал еле слышно:

- Лантхильд?

Молчание было ему ответом.

Сигизмунд неожиданно заорал дурным голосом и рванул дверь на себя.

И еле успел отшатнуться!

Сознание зафиксировало ужасное, залитое кровью лицо огромного мужика,
волосатого, как йети. Над головой Сигизмунда взметнулось что-то сверкающее.

Спасибо тренажерной молодости - откуда что взялось? - Сигизмунд успел
блокировать падающую с потолка молнию разводным газовым ключом. Нестерпимое
пение металла и сноп искр, брызнувших прямо в лицо, заставили Сигизмунда
зажмуриться. Но только на миг.

С ужасным ревом откуда-то из темного угла поднялся исполинский зверь.
Испуская низкое горловое рычание, он обрушился на йети, впился когтями ему
в шею и щеки и вместе с ним опрокинулся на спину. Молния выпала из руки
йети, описала в воздухе сверкающую дугу, вонзилась в паркет и низко
загудела, как шмель.

Сигизмунд стоял, тяжело дыша и держа ключ в обеих руках.

Оба чудовища боролись на полу. Их огромные ноги, дергаясь в воздухе, то и
дело с силой били по шкафу. Шкаф трещал и грозил повалиться.

Наконец зверь оседлал поверженного йети и, поставив локти возле ушей
упавшего, пригвоздил его к полу. Йети бился и орал:

- Хири ут! Хири ут!!!.. Ик'м ин замма вальхаллам! Ик'м ин химинам! Хири ут!

- Ни-ии, нии!.. - твердил зверь.

Сигизмунд медленно опустил разводной ключ, коснувшись им пола.

И тут он увидел наконец, ЧТО именно, покачиваясь, застряло между паркетин.

Это был длинный тяжелый меч. Не двуручник, но достаточно длинный.

Чудовища, лежа друг на друге, хрипло переводили дыхание.

- Ик'м ин замма вальхаллам, - потерянно повторял йети, мотая лохматой
башкой.

- Нии, ни-ии, - уговаривал зверь. - Афлет имма

Сигизмунд выронил ключ.

Оба чудища обернулись на звук, закопошились на полу и встали на ноги.

Оказались огромного роста, широченные в плечах. Сигизмунд - и сам не
маленький - рядом с ними вдруг почувствовал себя недомерком. Может быть,
даже и не в росте дело. От пришельцев веяло дикой, первобытной силой. Не
привыкли они съеживаться, утрамбовываться.

Ножищи в чунях с ременной оплеткой. Сорок пятого размера чуни-то, не меньше.

Чего им надо? Откуда они взялись? Чего хотят? И, главное, как от них
избавиться?

Блин, ведь убить могли! Ведь действительно убить могли. Сигизмунда
запоздало затрясло.

Мужики стояли молча и неподвижно. Может, за Лантхильдой пришли? Или мстить?

Долгополые рубахи навыпуск. У одного - безрукавка мехом наружу. Пояса с
бляхами на все брюхо. Ножи.

А морды-то, морды! Один наискось пятерней рожу кровью вымазал. Рука
оцарапана - вон, на пол капает.

Глаза светлые, водянистые. Туповатые как будто. И холодные-холодные. Убьют
- и не поймут.

Тот, что с перемазанной рожей, - рыжеватый. Коты такими рыжеватыми бывают.

У второго патлы как солома. Как грязная солома. Давно не мытая и, видимо,
давно не чесаная.

- Вы что, мужики? - немеющими губами пробормотал Сигизмунд. - Нет здесь
ее... Исчезла... Не моя вина...

И осекся, чувствуя, что лепечет и вообще выглядит жалко.

А мужики продолжали сверлить его испытующими взорами.

Сигизмунд собрался с духом, подавил неуместную дрожь и рявкнул:

- Эй, вы! Лантхильд - хвор?

Великаны переглянулись. На их лицах проступило искреннее изумление. Можно
подумать, только что у них на глазах обезьяна заговорила по-человечески.

Потом тот, что с желтыми волосами, тяжко обронил:

- Лантхильд ист ин замма хузам.

И скрестил руки на груди, слегка выпятив вперед живот.

Очень монументально. У Сигизмунда так явно не получится.

И снова наступило тягостное молчание.

Тоска, отступившая было перед лицом смертельной опасности, вернулась к
Сигизмунду и стремительно росла. Он почувствовал себя в осаде. Анахрон
осадил его в его же собственном доме.

Может, лунница их притянула? Почему тогда не Лантхильду? Пока не поздно,
надо перехватить инициативу. Нам бы ночь простоять, а утром - звонить
Никифоровичу. И отгружать перемещенных. Пусть натурализует. Или пусть
старому пердуну Шульце или Шутце - как его - в Боливию "молнию" отбивает.
Мол, приезжай, партайгеноссе, на этот раз твоих принесло. Арийцев с
лошадиными мордами.

И в задницу всех! И звездец!

Сигизмунд, грозно насупясь, уставился на зигфрида с соломенными волосами и
рыкнул:

- Брозар! Лантхильд! Аттила! Хуз! Гайтс! Айзи! Аспид! Анахрон! Хрен вам
всем!

Желтоволосый согнал с морды заскорузлую хмурость. Просветлел даже. Молвил
неспешно, действуя по тому же принципу, что Сигизмунд:

- Лантхильд! Манна! Барнило! Сигисмундс! - И, подумав, добавил еще
несколько ключевых слов: - Ого! Озо! Фидвор фоньос! Гизарнис карахо!

И замолчал, как автомат, у которого кончился завод.

Сигизмунд понял, что на эту реплику надо как-то реагировать. Иначе ночь не
продержаться.

Поэтому, поднапрягшись, Сигизмунд выдал следующее:

- Ик им Сигисмундс! Ик им микила! Ик им махта-харья! Ик им генеральный
директор! Господи, мужики, как мне хреново...

Бросив взгляд на рыжего, Сигизмунд вдруг заметил, что тот - жуткая кровавая
маска - виновато помаргивает. И глаза у него голубые и раздолбайские.

Ночь. Конец XX века. Центр Санкт-Петербурга. Комната. В паркетном полу
торчит меч. Рядом валяется газовый разводной ключ в розовых цветочках.
Неподвижно стоят три патлатых мужика и тупо пялятся друг на друга. Словеса
бессвязные выкрикивают.

Вечно вы, Сигизмунд Борисович, в какую-нибудь идиотскую историю влипаете! А
другие в это время спят. Или эротический канал по евровидению смотрят.

Сигизмунд обратился к рыжеволосому вполне дружески:

- Зу ис Вавила.

Не узнать его было невозможно. Вавила до смешного был похож на карикатурные
изображения, созданные во множестве Лантхильдой.

Тот сперва растерялся, но потом просиял. Стал что-то многословно объяснять.
На меч показывал, на разводной ключ. Мол, уж прости, земеля, так уж
вышло... С кем не бывает - ошибся...

Сигизмунд махнул рукой:

- Идемте чай пить.

А у самого в голове опять мелькнуло: только бы ночь продержаться.

* * *

Современный стереотип поведения - Hello, Bob! How are you? A drink? - с
этими парнями явно не проходил. Препровожденные Сигизмундом на кухню,
остановились. Видно было, что табуретки чем-то страшно поразили их
воображение.

Сигизмунд показал им, чтобы сели. Те осторожно устроились, Вавила - видимо,
от застенчивости - на самый краешек. Как и следовало ожидать, кувырнулся.
Хмурясь, поднялся на ноги. Видимо, счел, что над ним подшутили. Посмешищем
сделать захотели, за плачевную ошибку отомстить.

Сигизмунд поспешно усадил Вавилу в свое кресло. Чтобы не зарезал.

Вошел кобель. Боязливо обнюхал чуни. Тихонько порычал на Вавилу.

- Хундила, - поведал Вавила Сигизмунду. И глазами спросил хозяина: можно ли
настырной хундиле пенделя дать?

Сигизмунд потрепал пса за уши.

- Миина хундила, - пояснил он.

Вавила с сомнением поглядел на животное. Затем разразился чинной неспешной,
но очень многословной речью. "Хундсы" в речи мелькали часто. Видать, немало
славных хундсов повидал на своем веку Вавила.

Когда тот замолчал, заговорил брат Лантхильды. Вамба его, кажется, зовут.

Вамба высказывался в том смысле, что безмерно много хундсов, свирепых и
славных, обитают вкруг аттилиного хуза. И не такие это ублюдки, что при
Вавиле трутся, объедками питаясь, а предивные хундсы. И знал бы Вамба, что
в дому сигисмундсовом хундсы потребны, пригнал бы целую стаю.

Все это излагалось не только пространными речами, но также с помощью
жестов, обильного и разнообразного звукоподражания и великого количества
выразительных гримас.

Сигизмунд слушал и смертно тосковал. Ничего, до рассвета осталось недолго.
Скоро можно будет озофонировать Никифоровичу о прибытии геноносцев. Быков,
так сказать, производителей.

Испив чаю, гости оставили наконец свою угнетающую чинность. Порывались
что-то рассказывать Сигизмунду. Пришельцев буквально распирало от желания
общаться. Сигизмунд страшно уставал от бесед на незнакомых языках. Чем бы
их таким занять?

И тут его осенило. Он принес из комнаты и выложил перед гостями
лантхильдины рисунки.

Результат превзошел все ожидания. Сперва обе головы - желтоволосая и
рыжеволосая - сблизились и зависли над рисунком. Потом раздался
оглушительный хохот. Вамба подхватил рисунок, Вавила начал вырывать листок
у него из рук. Помяли. Оба наперебой тыкали в листок пальцами и что-то
бурно объясняли Сигизмунду.

Они не только узнали себя. Они стремились поведать как можно больше
подробностей того инцидента, что послужил сюжетом для лантхильдиного опуса.

Сигизмунд смотрел на них с кислой улыбкой.

Остальные рисунки им тоже понравились. Вамба с удовольствием объяснял
что-то про хуз, про аттилу.

Затем Вамба отложил рисунки в сторону, сделался снова очень серьезным,
встал и потянулся к ножу.

Сигизмунд оцепенел. Ну, всђ! Теперь главное - не заорать. Почему-то не
хотелось, чтобы в трусости его уличили.

Видать, обидело что-то Вамбу. Может, в рисунке?..

Вамба снял с пояса кинжал в ножнах, придал лицу суровость и на обеих
ладонях протянул кинжал Сигизмунду.

Сигизмунд немного подумал. Сказал:

- Спасибо.

Принял кинжал. Пояса не было. Куда цеплять-то? Покрутил в руках. Вытащил
наполовину. Вамба одобрительно закивал. Они с Вавилой внимательно наблюдали
за Сигизмундом.

Наконец Сигизмунд встретился с ними глазами и кивнул. Они расцвели широкими
улыбками.

Так. Какие у благородных дикарей обычаи? Сигизмунд лихорадочно вспоминал
аналогичные сцены в фильмах "Виннету - сын Инчу-Чуна" и им подобных. Вроде,
отдариваться положено.

Он быстро обвел взглядом кухню. Что бы Вамбе такого подарить?

Не консервную же банку?

Наручники!

Морж, ты - гений!

Наручники произвели фурор. Вамба пришел в неописуемый восторг. Тут же
испытал подарок на Вавиле. Потом на себе. Попытался освободиться - подергал
руками, напрягся, побагровел. Внутри у Вамбы что-то с натуги хрустнуло.
Затем, освободившись от наручников цивильным путем и потерев запястья,