я от идиотизма происходящего,
Сигизмунд припал рядом к дыре. Он чувствовал, как упруго бьется под его
телом холодная вода. Рядом сводило судорогой Лешу.

Сосед, беззлобно уже матерясь, топтался рядом. Лантхильда тоже всунулась в
ванную.

- Сигисмундс, хордс!

- Уйди на хер! - взревели Сигизмунд с Лешей на диво слаженным хором.

Вода готова была вырваться и смыть их. Сигизмунд это чувствовал. Заорал на
соседа с четвертого этажа:

- Хули стоишь!..

Сосед понял. Примостился рядом.

Тут Леша как-то очень театрально закатил глаза и простонал:

- Из-не-могаю...

И начал оползать.

И внезапно вода иссякла. Ее просто не стало. Сигизмунд разомкнул онемевшие
руки. По коридору деловито протопал дедок.

- Готово! - объявил он. - Перекрыл по всей лестнице. Давай.

Леша посмотрел на него глазами подстреленной птицы.

- Мужики, вы это... Вы чего тут? - растерянно спросил сосед с четвертого
этажа.

- Трубы меняем, прогнило все... Тут хмырь какой-то квартиру купил, решил
трубы поставить - вечные, драгметаллов... - охотно пояснил дедок.

- Не драг... - стеная, поправил Леша. - Цвет... Медные.

- Один хер, - отмахнулся дедок. - Чего-то не так поставили... Сейчас
пере... того, и все будет.

- Давайте я за водкой схожу, что ли, - предложил сосед с четвертого.

Ему никто не ответил. Сосед исчез. Леша, кряхтя, стал отвинчивать
окаменевшие гайки. Дедок стоял рядом на карачках и надзирал за
правильностью.

- Да осторожней ты, резьбу не сорви. Перекосоебишь - пиши пропало.

Из дальнейших поучений выяснилось, что гайку эту завинчивал в одна тысяча
девятьсот пятьдесят девятом году как раз вот этот дедушка, дядя Коля.
Молодой тогда был, война недавно кончилась, культ личности недавно
разоблачен и почти преодолен, в космос уже нацелились...

- Да и хер-то с ней. Один хрен все менять, - озлобленно отозвался Леша.

- Раньше чем послезавтра не сменим, - рассудительно заметил дядя Коля. -
Два дня еще...

Сигизмунд почувствовал, что его мало-помалу охватывает какая-то нехорошая
веселость.

Опять появилась чертова девка. Пряча от Сигизмунда глаза опустилась на
четвереньки, заглянула под руку дяде Коли.

- Пилат, - изрекла глубокомысленно. - Убилпилин... Таак. Нуу?

- Трубы-то говно. Насквозь проржавели, - бодро сказал дядя Коля.

- Лантхильд! Домой! В хуз!

- Че ты так с девушкой-то? - укорил Леша. - Чуть что - по матери...

И глубже вгрызся в гайку.

Сигизмунд вытолкал Лантхильду из квартиры. Вышел сам. На лестнице
повстречали верхнего соседа. Бежал с водочкой.

- А ты куда? - неподдельно удивился он.

Сигизмунд, не ответив, прошел мимо. С него хватит. Загнать в дом кобеля -
кстати, где он? - запереть девку, вылить воду из тазов...

Наружная железная дверь стояла нараспашку. Заходи, кто хочешь. Бери, че на
тебя глядит.

Ан нет. Не заходи и не бери. Внутренняя дверь захлопнута. Со стороны -
очень смешно: дерг! дерг! оба мокрые, грязные. А дверь-то и заперта.
Обхохочешься.

- Хордс, - пояснила девка.

- Хордс? - зверея, переспросил Сигизмунд.

Лантхильда покивала.

- Со хордс.

- Стой здесь, - сказал Сигизмунд. - Поняла? Здесь стой. Я сейчас.

Он снова поднялся на пятый этаж. Девка потащилась за ним. По дороге что-то
многословно объясняла.

- Мужики, - свойски сказал Сигизмунд, - у меня там дверь захлопнулась.
Дайте че-нибудь отжать.

- Нагнись да выбери, - отозвался Леша.

- Садись, - призвал сосед с четвертого этажа. Булькнул. Дернул Сигизмунда
за руку. - Да садись же!

Сигизмунд нехотя опустился на затоптанный ногами табурет. Лантхильда
мельтешила у него за спиной.

Сосед сунул Сигизмунду нечистый стопарь. Сигизмунд опрокинул, крякнул. Но
полегчало.

Дедок с Лешей, беззлобно переругиваясь, производили ремонт. Обезвоженный
подъезд замер в ожидании.

Щедрый сосед налил и Лантхильде. Та вопросительно покосилась на Сигизмунда,
но ему было не до нее. Девка глотнула, побагровела, закашлялась.
Мужественно глотнула еще раз.

- Разом ее, разом надо! - хохотнув, поучал сосед. Налил и себе, показал,
как надо.

Лантхильда послушалась. Опрокинула. Облилась. Едва не заревела.

- Только продукт переводишь, - досадливо молвил сосед, отбирая у нее
стопарь.

Сигизмунд опрокинул вторую. Перевел дух. Занюхал рукавом. Запашок от рукава
был тот еще. Взял отвертку, девку, отправился к себе, на третий этаж.

Язычок замка заходил за косяк чуть
-чуть, подделся легко. Дверь отворилась. Сигизмунд повернулся к Лантхильде
и обнаружил, что та успела окосеть. Пялилась, глупо лыбясь.

- В хуз! - строго велел Сигизмунд. Загнал ее в квартиру, запер на ключ.
Поднялся обратно на пятый этаж. Принял еще полстопаря. Вернул отвертку.
Спустился во двор. Кобель нашелся сам. Вонял тухлой рыбой - опять валялся,
запахи отбивал. Охотничек.

Так. Завел в дом кобеля. Закрыл дверь.

Вода с потолка почти перестала капать. Сигизмунд вылил тазы, поставил их
снова - на всякий случай. Диван безнадежно промок. Капало как в пещере, с
мучительными синкопироваными интервалами: капп... каап... ккап...

Ночевать в гостиной придется. Сигизмунд полез за спальником. Спальник у
него альпинистский, теплый. Главное - мягкий. Скорей бы воду дали, помыться
охота. От кобеля помойкой разит. Девка вся такая, будто полы ею мыли.

Как ее с водки-то развезло! Сидела у себя в "светелке", на тахте, крутила
перед глазами пальцы, разговаривала сама с собой.

Ладно, один стопарь быстро выветрится. Главное, что аллергии не дала. А то
опять придется рыжего звать и преднизолон ей вкатывать. Как бы не
простудилась только. По лестницам мокрая бегала.

В дверь позвонили. Явился сосед с четвертого этажа. Был весел, пьян и
деловит. Сообщил, что штукатурка у него уже рухнула.

- А у меня еще нет, - похвалился Сигизмунд.

Ба-бах!..

- Ну вот, - обрадовался сосед. - Началось.

Шлеп... шлеп...

Заглянули в комнату. Сосед присвистнул. Сигизмунд каменно замолчал. Потолок
лежал на диване. И на том месте, где стоял компьютер. Наверху оголились
бесстыдные переплетения.

- Слышь, сосед, надо бы нам завтра в РЭУ зайти. Права качнуть. Что за
нафиг! Пускай чинят.

- Пускай, - безнадежно согласился Сигизмунд. - Эти деятели когда воду-то
дадут?

- А хер их знает... Я с этим дедком давно знаком. Знающий дедок. Говорит,
воды в перекрытия ушло до едрени фени, а перекрытия здесь хорошие...

Сосед ушел.

Сигизмунд забрался в шкаф, вытащил две сухие фланелевые рубахи. Одну
переодел сам, вторую понес Лантхильде. А та и в самом деле замерзла.
Сидела, зубами постукивала.

Показал на рубашку. Велел надеть. И джинсы мокрые чтоб сняла!

Девка пьяновато поводила пальцем. Мол, еще чего!.. Джинсы снимать!.. А
больше ничего не надо?

В конце концов Лантхильда появилась, облаченная в сигизмундову рубаху и
кооперативный ужас, оранжевый, со сборочками и оборочками. В юбку, то есть.

Сигизмунд махнул рукой. Постирается одежда, будет все не так страхолюдно.

И тут с потолка потекло снова. Потекло обильно, на широкую ногу. Девка
всполошилась, трудно ворочая языком:

- Вата!.. Вата!..

Стала Сигизмунда за рукав дергать, на воду показывать. Разило от нее
смешанным ароматом крема после бритья, известки и водки.

- Вижу, не слепой! - взъярился Сигизмунд. Отправился на пятый этаж.

- Что, текђт? - осведомился неунывающий дядя Коля.

- Да, - угрюмо сказал Сигизмунд.

- Леша! Текђт!..

- Еб... - невнятно донесся лешин голос.

Дедок поковылял перекрывать стояк.

* * *

Было уже за полночь. В квартире стыло и мокро разило известкой. Сигизмунд с
протрезвевшей и угрюмой девкой в цыганистой юбке сидели в гостиной на
спальнике. Воду дали только к ночи. С потолка еще капало, но уже не
катастрофически. Сигизмунд загнал Лантхильду в ванну, потом отмылся сам.
Теперь они отдыхали. Кушали креветки, запивая их хорошим французским вином.

Кобель недоверчиво нюхал креветки, но есть их не рвался. Впрочем, ему особо
и не предлагали.

Лантхильда поначалу отнеслась к креветкам критически. Потом распробовала,
вошла во вкус. Пыталась выяснить, что это за звери. Как их убили, рогатиной
или из дробовика? Сигизмунд пришел к выводу, что девкина землянка явно не
стояла на берегу океана. И в винодельческих районах тоже. Вино было ей не
очень по вкусу. Морщилась, как от лимона: кислое.

Вот он, изысканный ужин. Фретать подано.

Выпив стакан вина, девка захмелела пуще прежнего. Начала петь песни.
Неровен час, прибежит гражданка Федосеева. "Опять зубной болью маетесь,
Сигизмунд Борисович?" Сигизмунд велел Лантхильде петь потише. Поняла. Голос
понизила.

Песни у нее были тягучие и диковатые, полные первобытной тоски, какая
замечается иной раз в русских колыбельных.

У Сигизмунда тоже в голове зашумело. Очень волнительный получился вечер.

- Откуда ж ты родом, горемычная? - вопрошал он Лантхильду.

Девка преданно глядела ему в глаза белесыми зенками и выла...

В конце концов, в тоску вогнались оба. Лантхильда сидела, обхватив себя
руками, раскачивалась и напевно причитала. А о чем причитала - неведомо.

Глава девятая

Соседа с четвертого этажа звали, как Горбачева, - Михал Сергеич. Он явился
к Сигизмунду в девять утра, вполне готовый идти в РЭУ - качать права.

РЭУ принимало граждан, как выяснилось из бумажки на двери, два часа в
неделю. Сигизмунд глядел на эту бумажку и глазам не верил. Такого с ним еще
не бывало. Всю жизнь Сигизмунд жил в противофазе с казенными учреждениями.
Любые контакты с муниципальными структурами неизбежно сводились к озверелым
разборкам. В которых, к слову сказать, Сигизмунд чаще проигрывал.

А тут они попали как раз на часы приема. И народу не было. То ли чистая
случайность. То ли присутствие Михал Сергеича сказывалось.

- Гляди-ка, попали! - удивился и сосед.

Да, видимо, случайность.

- Может, закрыто? - спросил Сигизмунд.

Толкнул дверь.

Открыто.

Комната. Три стола, два телефона, один фикус. Одинокая канцелярская тетка.
Затрепанный регистрационный журнал.

Вошли. Тетка вскинула глаза. Тетка нестарая и мрачная.

- Вот, протекло тут... - с нажимом заговорил сосед.

- Погоди, Михал Сергеич, - отстранил его Сигизмунд. И - сурово - к тетке: -
Ну что, сразу будем акт составлять или поглядим?

- Адрес, - холодно сказала тетка.

Сигизмунд назвал.

Тетка полистала журнал. Нашла там что-то. Снова подняла глаза. Тухлый,
скучный взор.

- Я вас слушаю.

- Ну так вот, - опять заговорил сосед, - с потолка натекло, штукатурка вся
к е... дреням феням обсыпалась, значит, трубу прорвало - не помыться... ни,
извините...

- Адрес, - снова произнесла тетка.

Сигизмунд, кипя, повторил. Тетка что-то нашкрябала в журнале.

- Ваш адрес, - обратилась она к соседу.

- То же самое, только этажом выше.

Она спокойно записала что-то.

- Квартира?

Сосед назвал.

Тут из смежной комнаты вывалился вчерашний дедок, дядя Коля. Поглядел на
Сигизмунда с Михал Сергеичем, дружески им ухмыльнулся и обратился к тетке:

- Так это, Томочка, те, кого вчерась залило... Мы с Лешкой залили...

Томочка перевела тухлый взгляд на дядю Колю.

- Ты не сомневайся, мы это... ну, починим...

- Акт, - сказал Сигизмунд деревянным голосом.

- Так это... - обратился к нему дедок.

- Завтра в двенадцать придет техник-смотритель. Составит акт, - брезгливо
сказала Томочка.

- Люди, между прочим, работают, - заметил Михал Сергеич. - А не груши
околачивают.

- В девять утра вас устроит? - с растяжкой спросила Томочка.

- В девять. Плюс акт, - назойливо сказал Сигизмунд. - Иначе иск.

Они с Томочкой ненавидяще посмотрели друг на друга, оба одинаково кислые.

- Да, - подтвердил сосед, - иначе иск.

- Итого, два иска, - с наслаждением отрезюмировал Сигизмунд. - Пошли, Михал
Сергеич. На работу пора.

Уходя, они слышали, как дедок что-то с жаром объясняет тухлоокой Томочке.

* * *

На встречу с Натальей Сигизмунд, конечно, опоздал. Опоздал по-глупому.
Зашел в магазинчик канцтоваров - купить разного барахла по мелочи, Светка
просила. Заодно приобрести для девки альбом - пусть рисует на приличной
бумаге. И хороший мягкий карандаш.

И очереди-то не было, не бывает сейчас в таких магазинах очередей. Просто
сперва кассирша сонно копошилась, потом девушку за прилавком было не
докричаться...

Увидел Наталью издалека. Стояла в белой куртке, с откинутым капюшоном, с
копной светлых волос, разметанных по плечам. В мертвенном свете метро лицо
выглядело бледным, будто обсыпанное мукой, а губы, накрашенные помадой
"Револьюшн", - очень красными. Вообще она выглядела уставшей. Что
усугублялось выражением недовольства. Наталья была недовольна всем:
правительством, метрополитеном, погодой, зарплатой. Но больше всего,
разумеется, Сигизмундом.

- Сколько тебя можно ждать? Знаешь же, что за Ярополком опаздываю... Вечно
последним из садика забираю.

- Они обязаны сидеть до семи.

- Ты не понимаешь! - взъярилась Наталья. - Всех детей разбирают в пять. А
потом в полутемном садике до семи сидит одна воспиталка и двое детей:
Ярополк и девочка из неблагополучной семьи. У нее вечно простуда на губе и
сопли из носа висят. Потом я полседьмого забираю Ярополка, а воспиталка
отводит эту девочку к родителям-алкашам...

- В пробке стоял, - пробормотал Сигизмунд, пересчитывая заранее отложенные
деньги.

- Хватит мне рассказывать про пробки. У тебя всегда пробки.

- Автомат обязан выдать тысячу стаканов газированной воды, - деревянно
сказал Сигизмунд. Он не глядел на Наталью.

Та взъелась.

- При чем тут автомат?

- При том, что садик обязан работать до семи. Вот пусть и...

- Ты что, не понимаешь, что твой ребенок, маленький человек, беззащитный,
сидит там один, с этой воспиталкой, в большом полутемном помещении, рисует
что-то на листочке и ждет, пока мать придет и заберет его... А я тут стою и
жду неизвестно чего...

- Не неизвестно чего, а денег. На вот.

Она взяла, пересчитала. Чуть подобрела. Губы перестала сжимать.

- Ладно. До воскресенья. Кстати, ты, надеюсь, помнишь? Твои звали.

- Помню.

- И веди себя прилично. Ярополк уже забыл, как ты выглядишь. Постарайся
обойтись без юродства.

- Без какого еще...

- Сам знаешь.

- Что я знаю?

- Ладно, я пошла.

Она повернулась и резко зашагала сквозь толпу. Сигизмунд сразу потерял ее
из виду.

* * *

"Наталью послушать - вечно получается так, что я полное говно. Сынишку
своего не люблю. Он действительно сидит там один, маленький, а я груши
околачиваю, в пробках стою. С РЭУ судиться время есть, а с Яриком погулять
времени нет...

Почему так получается? Что я, действительно его не люблю? Он ведь хороший.
Он маленький. Он на меня похож. Может быть. Давно его не видел. Дети быстро
меняются.

А подрастет - водку с ним пить будем вместе, на рыбалку поедем...

Да ну ее, Наталью, совсем. Достала!"

Устав давить из себя покаянные мысли, Сигизмунд затормозил у светофора.
Стоял, смотрел, как идут люди. Разные.

Город подморозило. Намело предновогодних сугробов. Было холодно и
празднично. Некоторые рестораны вывесили на дверях рождественские венки,
похожие на те, что в советские времена торжественно возлагали к могиле
Неизвестного Солдата. Что-то в них все-таки было гробовое.

Сегодня особенно бросалось в глаза, как много стало в городе чисто вымытых,
ярко освещенных, нарядных витрин.

Приметил впереди голосующего мужика. Остановился.

- Слышь, хозяин, до Желябова?..

- Садись.

Мужик сел. Приятный мужик, особенно после Натальи. Здоровенный, с круглой
закопченной рожей, кучерявый. Сигизмунду сразу стало легко и просто.

- Слышь, хозяин... Слыхал, вроде, с апреля - все, подвозки тю-тю.

- А чего? - спросил Сигизмунд.

- Да я тут в исполкоме был, два хмыря толковали. Теперь если подвозить -
лицензию брать. Ну, чтоб больше денег содрать с нашего брата.

- Да пошли они!.. - от души сказал Сигизмунд.

- Во, а я и говорю! - Мужик оживился. Устроился поудобнее, принялся
рассказывать. Весь так и кипел впечатлениями, еще свеженькими. Кулаком себя
по колену стучал. Хороший кулак, рабоче-крестьянский. В семидесятые годы
таким кулаком грозили разлагающемуся капитализму из журнала "Крокодил".

- Я к чему, бля, хозяин. Я сам-то таксист, во... Ну да неважно. Прицепчик
взял к легковухе.

- Какой прицепчик? - полюбопытствовал Сигизмунд.

- "Бизона". Ну, взял, пошел регистрировать. Прихожу в исполком, в свой,
Приморский, а там - уй, мать!.. - кабинетов, бля, как купе в поезде. Двери,
двери, двери...

"Хордс, хордс, хордс..." - мысленно переводил Сигизмунд на девкину мову.

- ...Сует мне, значит, облом форму: заполняй, мол. Там с одной стороны
исполкомовская, ну - форма-то, а с другой - налоговая должна эту самую...

- Визу...

- Во, визу ставить. А я знаю, что прицепчик от легковушки налогом не
облагается. Иду в налоговую. Прихожу. Там, бля, такой молотобоец сидит -
пахать на нем. Поглядел по прейскуранту, бля, все, хуяк, резолюцию мне -
ти-ти-ти - нашкрябал, нацарапал. Не облагается. Ну, говорю, все? Не,
говорит, не все... И рожа, рожа, слушай - в три дня не обосрешь...

"Нии", - перевел Сигизмунд. Рассказ ему нравился.

- ...А че еще-то? Ну, это я говорю. А он: иди, говорит, теперь с этим в
исполком, пускай на моей визе печать свою поставят... Ну я, бля, обратно в
исполком. Во, порядки! Прихожу в исполком. Оба-на! Сегодня не успел, прием
окончен. Завтра приходи, с утра. Выхожу я из дома в семь утра - ну, у меня
еще дела были в другом месте. Я на Кораблях живу. Ну, выхожу в семь. Как
раз снег выпал. Мягкий такой снежок, чистенький. Слышь, хозяин, раньше-то -
в семь утра все утоптано бы было. А тут я иду - и только одна стежка следов
к метро вьется. Моя. Стало быть, один я со всей домины на работу пошел. А
остальные-прочие там в доме от безработицы дурью маются... А?

Помолчали. Сигизмунд закурил. Мужик тоже закурил. Он торопился дальше
рассказывать, пока не доехали до Желябова.

- Ну, прихожу в исполком. А там - слышь? - другой молотобоец сидит, еще
охрененнее того, что в налоговой. Во! Шкаф! Холодильник, бля! Лапищи, бля,
здоровенные, в черном волосе. Он печаточку взял - ма-асенькую такую, пимм
ею по лицензии... Все, говорит, свободен. Я только уходить собираюсь, а тут
еще один хмырь к тому входит. Слушай, бля! Боец, тяжеловес! - Тут мужик
заранее заржал, предвкушая, и слегка подтолкнул Сигизмунда в бок локтем. -
Слышь, хозяин! Не, ты представь, для чего он приперся! - И аж визгнул. -
Чаек принес первому. Чтоб, значит, передохнул. Утомился, бля!
Представляешь? Да этих мужиков вдвоем на Гитлера спусти - никакого
Белорусского фронта не надо, уделали бы... Плуг вместо "Кировца" каждый
тащить может... Не, бля... раньше бюрократия была... Рыхлые были все,
старели рано, импотенты через одного - по морде видно... Не, был в
исполкоме, - тут мужик с трудом удержался, чтобы не плюнуть в машине, - все
в р-рубашечках, в г-галстучках, все ч-чистенькие, блядь, и одни мужики...
Не, точно - нуменклатура... Молотобойцы, блин, ну, блин... Вот мы с тобой
рабочие люди, вот мы с тобой грязные, потому что день-деньской в говне
копаемся... Сразу видно, что рабочие...

Сигизмунд призадумался, не обидеться ли. Решил не обижаться. Ему было
приятнее находиться по одну сторону баррикады с этим мужиком.

- А хули мне указы, - сказал Сигизмунд. - Скажу, что знакомый. Что, не
подтвердишь?

- Ну! - сказал мужик. - Мы с тобой, как говорится, друг друга понимаем.
Слушай, вон там останови. Меня Гоша зовут.

- Меня тоже Гоша, - сказал Сигизмунд.

Они обменялись рукопожатием. Лапа у мужика была как клешня.

- Ну, бывай, - сказал Гоша, сунул десятку и полез из машины.

В отличнейшем настроении Сигизмунд развернулся через Конюшенную и поехал к
дому. Образ вечно недовольной Натальи, перед которой Сигизмунд виноват на
веки вечные, растаял без следа.

* * *

В зоне стихийного бедствия обстановка стабилизировалась. Лишь время от
времени потолок ронял тяжелую мутную каплю. "Перекрытия хорошие", -
вспомнились Сигизмунду откровения дяди Коли.

Упавшая штукатурка