лянными глазами глядела в
окно.

- Ну, познакомь, что ли, - неожиданно сказала мать.

- Это Лантхильда, - поведал Сигизмунд. Это было практически все, что он мог
сообщить определенного о своей "супруге".

Услышав свое имя, Лантхильда повернулась.

- Лантхильд, - сказал ей Сигизмунд и обнял мать за плечи, - это Ангелина
Сергеевна. Миино айзи.

Лантхильда прошествовала к плите, степенно подала чай - Сигизмунду и его
матери, а сама, сложив под грудью руки, опять застыла - на этот раз у окна.

- Ты, мать, не стремайся. Говори что хочешь. Она ни бум-бум по-русски.

Потекла заскорузло-вежливая чайная беседа. Как Вера Кузьминична? Как ее
муж? (Имя мужа В.К. Сигизмунд так и не удосужился узнать). Генка позавчера
подрался. Анна просто уж не знает, что с ним делать. Сигизмунд без интереса
осведомился об обстоятельствах драки. Обстоятельства были тоже так себе.
Банальны. Не может ли Сигизмунд взять как-нибудь к себе на работу
двоюродного брата? Хоть бы к делу приставил. И приглядывал бы за ним.

Сигизмунд с фальшивым сожалением сказал, что все штатные единицы забиты. И
без того денег не хватает на зарплату. Вот, думает себе урезать жалованье...

Мать вдруг посмотрела на Лантхильду и спросила:

- А отец ее когда придет?

- Он в рейс ушел.

Мать не поверила, но переспрашивать не стала.

- А эта что здесь отирается?

- Я погостить пригласил.

Сейчас, когда говорились слова, подзабылся лантхильдин поклон и ее важная
осанка. Но вот Лантхильда подлила матери чай, вопросительно посмотрела на
Сигизмунда - и снова очень выразительно, до смешного отчетливо заговорил
язык жестов. Ошибки не было. Эта белобрысая чувствует себя здесь хозяйкой.

- Ты доволен? - неожиданно спросила мать.

Не подумав, Сигизмунд сразу ответил:

- Да.

И, спохватившись, попытался перевести разговор на генкино раздолбайство.
Тема удобная и неисчерпаемая. Мать охотно подхватила:

- Анна с ним все глаза выплакала... А что Лантхильда чай не пьет? У них не
принято?

- Она кофе пьет.

Мать отодвинула табуретку рядом с собой, окликнула:

- Садитесь, Лантхильда. Выпейте с нами чаю.

Лантхильда уселась, держа спину прямо. Сказала что-то.

- Ты всђ по-ихнему понимаешь? - спросила мать у Сигизмунда.

- Да почти ничего.

- А как вы разговариваете?

- Почти не разговариваем.

Противоречие между тем, что произносилось вслух, и тем, что происходило на
самом деле и рвалось из каждого жеста, стало почти болезненным. Мать быстро
засобиралась.

- За суп не обижайся. Это же от души. Разогреете, поедите. Все меньше
готовить. У молодых мало времени. Это у нас, стариков...

Сигизмунд принялся бормотать "ну какие же вы с отцом старики" и подавать
матери пальто. Напоследок Лантхильда, раздувшись от важности, отвесила
матери финальный поклон. И мать, неожиданно, видимо, даже для самой себя,
ответила ей вежливым кивком. Благополучно миновала молоток и ножницы.

Уже обернувшись за порогом, сказала:

- Ну, до свидания...

- Досвенданья, - отозвалась Лантхильда, слегка качнув косами-баранками.

Дверь закрылась.

Сигизмунд тяжко выдохнул. Кажется, Лантхильда сдала первый экзамен.

Она глядела на Сигизмунда вопросительно, но он видел, что она очень
довольна собой.

* * *

Весь день у Сигизмунда было хорошее настроение. Вечером они с Лантхильдой,
отъев привезенного матерью супца, смотрели "Самогонщиков", обнявшись и
смеясь. Когда зазвонил телефон, Сигизмунд ткнул на паузу и весело прокричал
в трубку:

- Морж у аппарата!

Звонила мать.

- Гоша, ты не обиделся?

- За что? - изумился Сигизмунд. - Очень вкусный суп.

- Тебе понравился? - У матери потеплел голос. - А... этой?..

- Лантхильде?

Мать молчала. Сигизмунд ощутил вдруг глухое раздражение. Сухо сказал:

- Понравился.

Лантхильда вертелась рядом на спальнике, поглядывала на него нетерпеливо -
торопила. Сигизмунд держал в руке трубку и почти физически чувствовал, что
сейчас у него отберут теплый, веселый вечер.

- Гоша, - сказала мать, - ты документы их видел?

- Дались тебе их документы! Иностранцы они.

- Ну, закон сейчас... Иногородних надо регистрировать...

- Ну что ты, в самом деле. Вот к тебе твоя... как ее? Марья Николаевна из
Череповца приедет - ты что, побежишь ее в ЖЭКе регистрировать?

- Марья Николаевна - другое дело. Я про нее все знаю, кто она, откуда... А
эти...

- Я про них тоже все знаю.

- Чужая душа - потемки, сынок.

- Да рыбу они ловят! - разъярился Сигизмунд.

- Я знаю, что говорю. Я жизнь прожила. Прохиндеев на свете много, - веско
молвила мать. Самым неприятным в матери Сигизмунда было даже не то, что она
время от времени говорила о людях плохо. Самым неприятным было то, что это
плохое обычно оказывалось правдой.

- Да не прохиндейка она, - устало сказал Сигизмунд. На него навалилась
тяжесть. Досматривать "Самогонщиков" уже не хотелось.

- Скажи мне честно, - вдруг произнесла мать, - у этой твоей - у нее есть
отец?

- Есть, - ответил Сигизмунд, не покривив душой.

- Ты его видел?

- Видел. На Ленина слегка похож. Хитрыми глазами. Только бородатый...

Мать вдруг чего-то испугалась.

- На Ленина?

- Немножко. Я так, к слову. Не так уж он на него и похож. А что ты
испугалась?..

- Втравят тебя, сынок, в нехорошую историю...

Сигизмунд взбесился.

- Куда меня втравят? В ловлю селедки?

- Тебе видней, - сказала мать. - Я тебя предупредила.

У Сигизмунда внутри словно сжалось что-то.

- Ты знаешь что-то, чего я не знаю? - спросил он. И по наитию прибавил: -
От деда?

- Ты деда не поминай. Он лежит себе в могиле - пусть и лежит, прости
Господи. И вот тебе мой совет: развязывайся ты с этими людьми, и чем
скорее, тем лучше.

- Да что ты мне указываешь?

- Я тебе не указываю. Я тебе советую.

- Советчики! Все мне тут советуют! Не дом, а Государственная Дума! Скоро
морды друг другу бить начнем, чтоб совсем от парламента не отличить!

- А ЭТИ что тебе советуют?

- Кто? - опешил Сигизмунд.

- Ну твои... датчане.

- Не брать "Столичную", а брать "Синопскую" - дешевле и нажористее, -
злобно сострил Сигизмунд. - Спаивают они меня. Для того и притащились из
Копенгагена.

И бросил трубку.

Несколько секунд сидел неподвижно, тупо пялился в застывшие фигуры на
экране. Лантхильда тихонько погладила его по руке. Он не пошевелился. Враги
человеку - домашние его. Зачем только мать звонила? Из каких соображений?
Видит же, что сыну хорошо, - ну так и оставила бы в покое. Нет, надо
влезть, наговорить невнятных гадостей, чтобы со дна души муть поднялась...

Самогонщики сидели с кефиром. Ждали приказа продолжать. Сигизмунд пустил
фильм - сам уже в сотый раз смотрит... Поднял глаза на стену, встретился
глазами с крамольным дедом.

Если бы деда занесло паче чаяния фиглярствовать в любительском театре, то
он бы с блеском исполнял роли городовых, Держиморд, Угрюм-Бурчеева и прочих
монстров российской армии и полиции. Лицо дед имел грубое и надменное.
Солдафон и солдафон. Только взгляд тяжелый не по-солдафонски. Такой взгляд
Сигизмунд видел только раз, в госпитале, когда навещал друга, - у генерала:
тот тяжко нес свои звезды и глядел из-под каракуля так, что встречные
приседали. Свинцово глядел.

И вдруг встал в памяти совершенно забытый, давний эпизод. Встал так живо,
как будто вчера это случилось.

Когда Сигизмунду было лет шесть, ездили они с дедом кататься на лыжах в
Парголово. Дед свято чтил физкультуру и до последних дней делал по утрам
зарядку. И внука пытался приобщить. Признавал только классический
физкультурный комплекс, уходящий корнями еще в 20-е годы.

В Парголово они зашли в магазинчик - взять хлеба с колбасой, чтобы
перекусить на привале - эти привалы Сигизмунд очень любил, потому что дед
что-нибудь рассказывал и шутил. Шутил дед неумело, страшновато, а
рассказывал - интересно.

Рассказы деда были о людях Страны Советов. О каждом из дедовых персонажей
можно кратко обобщить: "гвозди бы делать из этих людей". Но дед никогда не
повторялся. Гвозди были все разные. Иные и кривоватые, но их умело
выправляли.

Сигизмунд вспомнил даже не сам магазинчик - он вспомнил запах:
рыбно-хлебно-колбасный, сытно-мокроватый.

Посреди магазинчика стоял пьяный финн. Не приезжий, а местный. Каким-то
чудом его не вымели вместе с остальными парголовскими финнами перед войной.
Финн был обыкновенный. Как все, только вот финн. Ну, и пьяный. Тоже не
диво. Стоял, тяжко уставившись на батарею, и монотонно ругался по-фински,
перемежая речь русским матом.

И вдруг дед, ни с того ни с сего, даже не разозлившись, невозмутимо,
размахнулся и со всей силы заехал финну в физиономию буханкой.

И вышел из магазина. Финн остался копошиться у стены.

Сигизмунд спросил деда, зачем он это сделал. Дед остановился, посмотрел на
внука, улыбнулся неожиданно доброй улыбкой, да такой ласковой, что аж глаза
просветлели, и признался: "Не знаю, внучек... Вышло так..." А потом
посуровел и велел дома об этом не болтать.

Тогда Сигизмунд не подверг эпизод критическому анализу. Но запомнил. Сейчас
он смутно понимал, что именно двигало дедом. Но облечь это понимание в
слова был не в состоянии.

Нутряная темная ярость бродила сейчас в душе Сигизмунда. Попадись ему под
руку пьяный финн...

Так хорошо начинался вечер. И надо было позвонить и все испоганить... И не
прикопаешься - мать.

Сигизмунд повел глазами по комнате. Так. Что-нибудь разбить? Чашку? Нет,
чашку жалко. Банку. Шмякнуть об стену, чтоб осколки полетели.

Лантхильда, в третий раз просматривая "Самогонщиков", смеялась над одними и
теми же сценами, то и дело упадая на спальник. Она была счастлива, он видел.

Он снял трубку и набрал номер Натальи.

* * *

Зима стояла морозная, праздничная. Все было чин чинарем: снег поскрипывал
под ногами, хлопья падали с розоватого неба, искрясь в свете фонарей, мороз
пощипывал лицо. Кое-где начались аварии на теплосетях, как водится. Как-то
раз, поутру, из подвала соседнего дома валил пар - прорвало систему
отопления.

Затяжные праздники в стране Трех Толстяков завершились. Школьники с готовым
сочинением "Как я провел каникулы" потащились в учебные заведения - кто в
школы, а кто и в гимназии. Взрослые, одолеваемые гриппозными
предчувствиями, выбрались на работу.

Мрачно и похмельно зазвучала тема очередного повышения квартплаты.
Губернатор распорядился объяснить питерцам, что квартплата повышается с
февраля вдвое. И не просто так повышается, а ради блага населения. Что-то
вроде убедительной лекции на тему "Почему одна больше, чем две": едино
солнце на небе, одна голова у нашего дракона...

Финал всероссийского отдохновения ознаменовался для фирмы "Морена" еще
одной напастью: неведомый рекламный листок дал по ошибке телефон
сигизмундовой лавки в совершенно левом объявлении. Первый телефонный
разговор Сигизмунд провел вполне спокойно и мирно, не подозревая о том, что
это лишь начало.

- Я по поводу объявления, - проскрипел в трубке старушечий голос.

Сигизмунд придвинул к себе блокнот, приготовился записывать.

- Тараканы? Рыжие домовые муравьи?

- Я по поводу объявления, - повторила бабка.

- Я вас слушаю.

- Так у вас продается?

- Вы насчет кормов?

- Не знаю, миленький, - засокрушалась бабка, - как это называется - корма
или как... электрическое, это... ну, электрическое...

- Бабуль, - изумился Сигизмунд, - чего нет, того нет.

- А в газете прописано, что есть, - проявила настойчивость бабка.

- Да вы объясните толком, что вам нужно.

- Меня просили узнать. Цену, все такое. Электрическое. Еще Брежнев принимал.

Сигизмунд подумал немного. Попросил:

- Прочтите объявление. Что там написано?

В трубке зашуршала газета. Старушечий голос медленно принялся зачитывать.
Газетка была из бесплатных листков и называлась "Под небом голубым".
Распространялась в Петроградском, Василеостровском и Центральном районах.
Рекламировала уже набившее оскомину электронное чудо - кремлевскую
таблетку. Съел - и порядок. Гарантировала неслыханные скидки тем, кто
позвонит по телефону и предъявит вырезанный из газеты купон.

Телефон был правильный - "Морены". А фирма указана другая -
"Симплициссимус". Бабка зачитывала это название минут пять, спотыкаясь на
каждом слоге.

- Ошибочка вышла, бабуля, - с облегчением молвил Сигизмунд. - Фирма-то
другая. Опечатка в газете.

- Так меня просили узнать, - завела бабка.

- Ошибка. Опечатка это! - сказал Сигизмунд.

- А насчет цены?

Сигизмунд порекомендовал бабке позвонить в редакцию газеты. Там, мол, все
знают. Бабка закручинилась - отыскать телефон редакции она затруднялась.

- А вы внизу, сзади там посмотрите, - научил Сигизмунд. Потратил часть
рабочего времени на труд телефонного лоцмана. Провел бабку по фарватеру
газеты, доведя до бухты выходных данных.

- Ниже, ниже, - интимно говорил Сигизмунд в трубку. - И немного вбок.
Левее. Это должно быть левее. Да, там! Попали!

Бабка плохо понимала, сердилась. Зачитала зачем-то номер лицензии, название
и адрес типографии, тираж.

- Там семь цифирок должно быть, - учил Сигизмунд.

- Да, милок, раньше телефоны через черточку писались. И начинались с буквы.
А5-16-38 был наш телефон... А теперь без черточек, лепят как попало...

Наконец добрались и до телефона. Сигизмунд записал, еще раз научил бабку,
что говорить в редакции и с облегчением отлепил трубку от уха. Секс по
телефону.

Пошел, поставил кофе.

Следом за бабкой позвонили: напористый молодой человек, раздраженный
пенсионер, еще один раздраженный пенсионер, хихикающая девица. Сигизмунд
всех их направил в редакцию.

Затем явился Федор. Добросовестно отрапортовал по теме "Как я провел
каникулы". Бурно. С шурином. При распитии водочки, спиртика, пивка, под
салатики "оливье", "мимоза", "рыбный", а также селедочку, фаршированную
рыбу - еврейское блюдо, индейку по-рыцарски с грибами и картофельные
котлеты с грибной подливой. Все это Федор излагал долго, вкусно, с
убедительными подробностями.

Время от времени рассказ перебивался звонками клиентов. Требовали
электронную таблетку. Сигизмунд невозмутимо переадресовывал всех в
редакцию, обещая, что там обязаны выплатить компенсацию за моральный ущерб.
Особенно нравилась мысль о моральном ущербе раздраженным пенсионерам. Они
даже благодарили Сигизмунда.

Боец Федор терпеливо дожидался, пока Сигизмунд отбрешется по телефону, и
продолжал рассказ. ...заливное, студень с горчицей и домашним хреном,
свинина, нашпигованная чесноком...

...да, еще подледный лов.

До Сигизмунда долетали слова: "торошение льдов", "метеоусловия",
"спасательные группы", "рыбнадзор", "мудак с гранатой"... Любое похождение
Федора, а тем более - Федора с шурином ознаменовывалось двумя необходимыми
компонентами: обилием боеприпасов, которые взрывались направо и налево,
поражая множество целей, и самым внимательным отношением Федора к пище.
Пищи тоже было много.

Когда телефон зазвонил в очередной раз, Сигизмунд не выдержал - изменился в
лице. Федор закрыл собой брешь. Снял трубку.

- Алло? Тараканы? Кошачьи гальюны? А, таблетки... Нет, в газете ложная
информация. А вот так. Обман потребителя. Противозаконное деяние. Кисуля,
вас что, в первый раз обманывают? Ну вот видите... И мы страдаем. Все
страдают.

В голове у Сигизмунда совершенно некстати зазвучал голос Мурра. Молодого
Мурра, веселого и пьяного:

Страдают люди,
Страдают звери,
Страдают птицы
И деревья.
Страдают рыбы,
Страдают слизни,
Мы все страдаем
При этой жизни.
Зачем страдают?
Кто это знает? -
Я это знаю,
Я сам страдаю -
Е-е.
Сансара, сансара,
сан-са-сара, сансара!

В каком же году это было? В 94-м? В принципе, не так уж и давно. Впрочем, в
этой стране издревле год за два. За три. За десять. Страдальцы, блин.

- ...Ну вот, - бодро журчал Федор. - Конечно, будут отпираться. А вы не
слушайте. Обращайтесь в общество защиты прав потребителей. А как же?
Нарушен же закон! Звоните несколько раз. Сейчас эти мудаки в газете явно
затихарятся. Кто ругается матом? Я? А что я сказал? Ну, так они же и есть
мудаки... Компенсация - просите миллион. А как же?

Пауза.

- Почему МЫ-то должны выплачивать вам компенсацию? Ну и что, что у нас нет
таблеток? Это газета написала. Мы не давали. Туда звоните.

Федор относительно мирно продиктовал номер телефона редакции. Положил
трубку.

- Пивка бы попить, Сигизмунд Борисович, - сказал он. - И как вы это терпите?

- Не отключать же телефон. Могут ведь и нам позвонить. Через неделю все
уляжется, забудут...

- А где Светка? - спросил Федор.

- В налоговую потащилась.

Федор сходил за пивом. Отбили еще несколько атак. Неожиданно среди атак
пришел заказ. Большой заказ. От какого-то навороченного. Расселял
коммуналку, тараканья там было видимо-невидимо.

После этого Федор был командирован в "секонд-хенд" к Сашку - отрабатывать
должок.

Сигизмунд посидел еще в конторе. За окнами наливались синевой сумерки.
Фиолетово задрожали фонари. Когда снова зазвонил телефон, Сигизмунд не стал
брать трубку - просто плюнул, выключил свет, запер дверь и отправился домой.

* * *

Лантхильда мыла пол. Сигизмунд стоял в конце коридора и смотрел, как она
спиной приближается к нему. Ждал, пока можно будет неожиданно ухватить ее
за зад. Она смешно взвизгнет, потом станет браниться по-своему...

Идиллия. Феокрит.

Он уже заранее растопырил пальцы, готовясь... и тут в дверь позвонили.
Лантхильда выпрямилась. Убрала таз с тряпкой. Откуда-то выбрался хундс и
громко залаял.

- Кого там еще несет? - проворчал Сигизмунд, подходя к двери. - Кто там?

Из-за двери прокричал аськин голос:

- Морж! Открывай! Сова пришла!

У Сигизмунда отлегло. Могло быть хуже. Могла прийти мать, могла ворваться
разъяренная вчерашним разговором Наталья.

Аська стояла на пороге, приплясывая. Одета она была совершенно не по погоде
- в ботинках, в "резиновых", облегающих голубеньких джинсах, в курточке на
рыбьем меху с эмблемой какого-то занюханного футбольного клуба из
Иллинойса. На голове - ушанка. Губы посинели. А может, помада такая.

- Ты что пляшешь? - спросил Сигизмунд, впуская ее в квартиру. - Писать
хочешь?

- Холодно, - лязгая зубами, ответила Аська. - Я и не думала, что так
холодно...

Она резко повернулась и задела головой молоток.

- Ой, что это у тебя тут, Морж?

- Новые европейские прихватки. Нью
-эйдж.

- Не врешь? - Она недоверчиво посмотрела на молоток. - А классно. Я себе
тоже такой повешу. А на фига он?..

- Счастье в дом приманивает.

- Точно повешу. У меня счастья в доме уже сто лет не было.

- С тех пор, как этот лысый ушел?

- Какой лысый? - Аська, похоже, успела прочно забыть хмыря, чье фото
красовалось у нее на стенке. Затараторила: - Мы тут неделю из дома не
выходили, все репетировали и водку пьянствовали, ох... А потом эти мудаки
меня подвезли, представляешь, на машине, "мерс" или еще как-то, такая
длинная тачка, вроде той, на какой президента штатовского возят. А тут
поворотов нигде нет, и вообще ничего нет, они меня выгрузили за Сенной,
чтоб пешком дальше шла... Вот ублюдки. Ой, а это кто? Это твоя новая? А
почему ты не говорил, что у тебя новая? Ой, косища какая... Морж, да ты,
никак, женился?

Сигизмунд подошел к Лантхильде, взял ее за плечи и сказал Аське:

- Это квино Лантхильда. Она не говорит по-русски.

Лантхильда слегка нагнула голову. Кивнула важно и высокомерно, совсем не
так, как матери.

- Квино Лантхильда? - переспросила неунывающая Аська. - А я Анастасия. А
вот это, в таком случае, вам.

Она вытащила из-за спины большую сумку - Сигизмунд не сразу углядел. С
визгом расстегнула молнию. Извлекла...

Да. Хуже не придумаешь. Аська приволокла птичью клетку с крысой.

- А вот это, - сказала Аська, роняя пустую сумку на пол и высоко подняв
клетку с крысой, - Касильда. Ты Лантхильда, а она - Касильда. Усекаешь?
Ха-ха-ха... А он - он Морж! У моржей знаешь что не такое, как у всех?

- Она знает, - сказал Сигизмунд.

- Слушай, Морж, а ты правда кость К НЕМУ привязываешь?

- Нет