вышли из квартиры. Дедок остался во дворе курить,
а Сигизмунд отправился в гараж. Взял ломик, выгрузил из машины заграждения.

- Боец Морж для дальнейшего несения воинской службы прибыл! - отрапортовал
Сигизмунд.

Никифорович усмехнулся. А затем проговорил серьезно:

- Пойдемте, Стрыйковский. Сегодня самый важный день в вашей жизни.

* * *

Обремененный заграждениями Сигизмунд покорно тащился за Никифоровичем по
каналу Грибоедова. Миновали несколько подворотен. Свернули в одну из них.

Оглядев двор, Никифорович вполне искренне выругался.

Снегоуборочные машины навалили в углу двора большую неопрятную кучу снега.
По закону подлости, именно под ней и находился заветный люк.

Никифорович торжественно вручил Сигизмунду ломик.

- Давайте, Стрыйковский. Это где-то здесь.

Ощущая себя декабристом в Сибири, Сигизмунд продолбился к крышке люка. Та
ответила гулко и глухо. "Так вот ты какой, самый важный день в моей жизни!"
- думал Сигизмунд, счищая наледь.

Никифорович установил ограждения, кивнул на люк.

- Поднимайте.

В арку вошла тетка с сумками. Сигизмунд поддел крышку ломиком. С пятой
попытки крышка поддалась. Никифорович, искоса глянув на тетку, деловито
заматерился. Тетка миновала "работяг", поджав губы, и скрылась в подъезде.

- Спускайтесь первый, - велел Никифорович. И видя, что Сигизмунд
нерешительно топчется на месте, прикрикнул: - Да не бойтесь вы!

- Да кто, бля, боится-то? - сказал Сигизмунд и бойко прибавил матерную
фразу.

Спустился. Корсук - следом. В свои годы Федор Никифорович лазил на
удивление ловко.

Они оказались в помещении примерно два на два метра со стенами, выложенными
кирпичом. Кирпич заиндевел. Сигизмунд задрал голову. В круглом проеме на
фоне вечереющего неба мотались под ветром голые ветки деревьев.

Никифорович вытащил из кармана фонарик и посветил в самый темный угол, куда
не доставал свет из люка.

- Встаньте туда.

- Куда?

Никифорович повел лучом фонарика.

- Вон туда. На ту плиту.

Старик прижался к стене, чтобы Сигизмунд мог протиснуться мимо него. Луч
поднялся по кирпичной кладке.

- Видите третий кирпич от потолка? Со щербиной?

- Вижу.

- Упритесь в него рукой. Сильнее! Толкайте! Ногой на плиту, рукой в кирпич!

- Поддается, - сказал Сигизмунд.

- Теперь быстро отойдите.

Сигизмунд отскочил назад. Часть кладки повернулась вокруг вертикальной оси,
открыв зияющее чрево подземного хода.

- Чего встали? Идите туда, быстро. Держите фонарик. Будете светить.

Они ступили в ход. Никифорович показал, как закрывается дверь с обратной
стороны. Закрывалась незамысловато - железным рычагом, уходившим в стену.

- Хитрая механика, - с уважением сказал Сигизмунд.

- Примитивная механика, - возразил Федор Никифорович. - Зато безотказная.

Дверь наглухо закрылась за их спиной. У Сигизмунда мурашки пробежали между
лопаток.

- Идите смело, - подбодрил его старик. - Под ногами все ровно, бетон. Не
споткнетесь. Привыкайте. Теперь это ваше.

- Подарочек от Аспида внучку, - пробормотал Сигизмунд. - Аспид-младший и
компания.

- Что? - не расслышал Никифорович.

- Далеко идти-то?

Голоса в подземелье звучали странно.

- До вашего двора.

Тоннель шел под уклон и привел наконец в большое помещение, где имелась
массивная металлическая дверь, отпиравшаяся, видимо, рычагом, торчащим из
стены. Вид рычага подействовал на Сигизмунда угнетающе. Видимо, своей
оголенной утилитарностью. Никакими попытками дизайна здесь не пахло.

Войдя в помещение, Федор Никифорович привычно хлопнул ладонью по стене и
включил свет.

В углу, в полу чернел колодец. Он был метра два в диаметре. Из черного
провала несло канализацией. Над колодцем с блока свисал крюк лебедки.

- А это зачем? - спросил Сигизмунд.

- Сейчас все объясню. По порядку.

Помещение напоминало заботливо оборудованную кладовую. Все предметы, как и
вещи в квартире Федора Никифоровича, несли на себе яркий отпечаток
сороковых и пятидесятых годов. Все было массивное, цельнолитое, добротное,
никакой тебе ДСП. Правда, эстетики здесь тоже не было.

Вдоль одной стены тянулся стеллаж. На полках выстроились какие-то
никелированные цилиндры сантиметров тридцать высотой. Они напоминали
снарядные гильзы. Ниже имелись запас лампочек, бухта провода, плоскогубцы,
отвертки, два молотка, специальные кусачки для зачистки проводов, паяльник,
нож и топор. Сбоку к стеллажу были прислонены два багра.

Рядом находился силовой щит. В углу стоял ручной насос. На гвозде висел
костюм биологической защиты, чудовищное дитя советского ГРОБа. Из кармана
высовывались резинки респиратора.

- Главное - это камера, - заговорил Никифорович, предварительно дав
Сигизмунду время осмотреться. - За этой дверью находится приемная камера
ленинградского терминала. Предположим, вы получили сигнал о пересылке
материального объекта в камеру. Ваши действия. В возможно кратчайшие сроки,
не привлекая внимания посторонних - то есть, НИЧЬЕГО внимания! - проникнуть
сюда. Далее. Вы не знаете, что именно находится за этой дверью.

- Насмерть перепуганная девчонка, - проворчал Сигизмунд, вспомнив историю
Маруси.

- Или опасное животное крупных размеров. Или вода. Или что-либо иное. Пока
дверь приемной камеры закрыта, объект находится в изоляции и не
представляет опасности. Прежде чем открыть эту дверь, вы должны выяснить:
что именно за ней находится. Конструкция терминала предусматривает для
такого случая специальное оптическое устройство типа перископа. Идите сюда.

Поначалу Сигизмунд не обратил внимания на то, что сбоку от металлической
двери виднелось нечто напоминающее окуляр перископа подводной лодки.

- Здесь имеется выключатель. С помощью этого выключателя вы включаете
дополнительное освещение внутри камеры приемника. В обычное время приемник
освещается одной лампочкой. Кстати, вам предстоит их заменять. Они иногда
перегорают. Осветив камеру терминала-приемника, вы можете вести наблюдение
за объектом. Смотрите.

Сигизмунд прильнул к окуляру. Его глазам предстала картина "тюремная
камера, вид сверху".

- Если объект, находящийся внутри камеры, может представлять опасность, вам
придется самостоятельно принимать решение либо о ликвидации объекта, либо о
его эксфильтрации и натурализации.

- А яснее нельзя?

- Чего уж тут яснее. Либо вы берете его под белы ручки и выводите на белый
свет, либо отправляете вон туда. - Федор Никифорович кивнул в сторону
колодца.

Сигизмунд резко отпрянул от окуляра.

- Вы меня, конечно, простите, Федор Никифорович. Насколько я понял, ваша
задача была поставлять Сталину быков-производителей для выведения расы
строителей коммунизма. Эдаких воинов, косая сажень в плечах, борода в две
косы заплетена. Так? Такой воин по определению опасен. Как же его брать под
белы ручки, когда он за эдакое надругательство просто порвет вас пополам...

- Вы совершенно правильно заметили, Стрыйковский, - невозмутимо отозвался
Федор Никифорович. - Перенесенный объект может находиться в состоянии шока.
Не следует обольщаться его мнимой неподвижностью. Судя по всему, наши
предки были чрезвычайно хитры, ловки и агрессивны. Иначе они не выжили бы
во враждебном окружении. Поэтому если вы приняли решение о сохранении
объекта, вам необходимо его обезопасить. Для этого служат седативные
средства.

Федор Никифорович подошел к стеллажу и взял один из "снарядов".

- Вот здесь находятся химические вещества. Седативные помечены зеленым
цветом, отравляющие - красным. Видите? Приняв соответствующее решение, вы
берете баллон, подходите вот сюда, ввинчиваете баллон до отказа в гнездо и
нажимаете вот эту кнопку. Содержимое баллона будет распылено в
камере-приемнике.

- Газовка, значит. Понятно...

- Отравляющее вещество полностью распадается в течение получаса. Седативное
- в течение сорока минут. Если вы желаете сохранить объекту жизнь, то его
необходимо извлечь из камеры в течение первых пятнадцати минут действия
седативного вещества. Для этого служит респиратор. Седативный эффект
держится порядка трех-четырех дней. Кроме того, имеются побочные действия:
ослабление воли, увеличение внушаемости, что весьма полезно на начальных
этапах натурализации объекта.

- Простите, это вы мне чью диссертацию пересказываете? Вашу или Аспида?

- Я вам не диссертацию пересказываю, а инструкцию. Считайте ее плодом
коллективного творчества.

На мгновение опять возник Сигизмунд в кожаном фартуке, благоговейно
передающий наследие предков Ярополку. "Ибо завещано Аспидом: да не подойдет
к краю колодца умудренный... Ярополк! Кому сказано - отойди от колодца!"

- А отравляющие вещества? - спросил Сигизмунд.

- Это вам решать. Объект может оказаться больным. Например, чумой. Кстати,
отравляющее вещество произведет также частичную санацию камеры, но в данном
случае после ликвидации трупа необходимо провести дополнительную санацию.

- А что, чумного тоже в канализацию? Как-то это... негигиенично.

- Видите, там, в углу, большой металлический ящик?

- Что это, гроб?

- Да. А вон там хранится негашеная известь. Пользоваться умеете? Костюм
биологической защиты надевать доводилось?

- Разберусь.

- Вероятность очень мала, но все же... Кроме того, человек, зараженный
чумой, - это крайний случай. Вряд ли вы также будете возиться с
натурализацией медведя или кабана. Для разделки туши - топор. Для
транспортировки - лебедка. Здесь она включается.

- А этого кабана нельзя употребить в пищу?

Федор Никифорович посмотрел на Сигизмунда неодобрительно, но все же ответил:

- Нет. Во-первых, неизвестно, какая у этого кабана микрофлора. Во-вторых,
он будет убит посредством отравления, а это может повредить вашему
здоровью. - Спохватившись, Федор Никифорович вдруг проговорил, едва ли не
смущенно: - Забавно. Вам удалось произвести полную натурализацию
транспортированного объекта, а я вас инструктирую и объясняю, как это
делается... В принципе, все, о чем я сейчас говорил, - это очень редкие
случаи. Но все равно знать об этом полезно. Теперь давайте осмотрим камеру.

Сигизмунд потянул за рычаг.

Камера представляла собой прямоугольное помещение меньших размеров с
бетонным полом и крашеными тускло-зеленой краской влажными стенами. Потолок
оказался неожиданно высоким - метров шесть. В одном из углов под потолком
Сигизмунд увидел объектив наблюдательного устройства.

В камере имелись нары с брошенным на них тощим солдатским одеялом и кран
над ржавой раковиной. Из крана сквозь раковину в дырку в полу бесконечно
текла вода.

- Питьевая, - сказал Федор Никифорович.

Сигизмунд огляделся еще раз по сторонам, сел на нары.

Вот когда вся ледяная бесчеловечность экспериментов с перебросками
"объектов" во времени раскрылась перед ним, точно бездна! Он ощутил ее
именно в то мгновение, когда опустился на деревянные нары посреди камеры.
Вид этого помещения сказал ему больше, чем все рассуждения о расе
строителей коммунизма; больше, чем зловещая фигура Аспида, чья тень лежала
на проектах "Конец времен" и "Возрождение"; больше, чем рассказы о сотнях
зеков, погибших на полигонах Анахрона. В этом помещении не было ничего
человеческого. За что, собственно говоря, какой-нибудь воин, древний
человек, должен быть оторван от своей земли, переброшен хрен знает куда,
превращен в животное, накачан химией и "натурализирован"? Вся карамельная
сладость советской фантастической литературы о том, как гости из темного
прошлого попадают в светлый мир социалистического будущего, испарилась и
осела зловонной влагой на этих крашеных стенах.

- Послушайте, Федор Никифорович, - заговорил Сигизмунд, устраиваясь на
нарах поудобнее, - а вы что, всерьез считали, что для "перемещенных лиц"
вот эта камера станет преддверием социалистического рая? Хорош предбанничек!

- Вы, молодые, очень много смотрите на предбаннички, - парировал Федор
Никифорович. - Предбанничек - он и есть предбанничек, а банька-то впереди.
Цель нужно видеть, конечную цель. - И помолчав, добавил: - В этой камере
человеку предстояло провести максимум несколько часов. А потом... Потом он
выходил на просторы огромной страны. Страны, которой можно было гордиться!
Страны, которая давала столько социальных гарантий, сколько не было за всю
историю человечества. Сейчас - да, согласен. Сейчас хер знает что творится.
Но ведь это же не навсегда.

- А вы знаете, Федор Никифорович, сейчас ведь Россия опять находится в
границах XVII века, - сказал Сигизмунд. Лежать на нарах было жестко.

- А в гражданскую войну и такого не было. Бросьте, Стрыйковский! Все будет.
Все вернется. Польска - и та не сгинэла, так что говорить о России! Что до
вашего гнилого гуманизма - то имейте в виду: человек с большим будущим в
эту камеру не попадает. А тот, кто здесь оказался... Ему, между прочим,
там, в своем времени, карачун светил - и ничего иного. Причем, в самые
краткие сроки. Усвоили? Вставайте, хватит тут из себя страстотерпца давить.

- Как вы догадались? - спросил Сигизмунд, неохотно слезая с нар.

- Для этого семи пядей во лбу быть не надобно. И почему это у
революционеров внуки всегда диссиденты? Не первый раз замечаю.

- Я не диссидент, - сказал Сигизмунд.

- А кто вы? - с издевкой осведомился Федор Никифорович. И не дождавшись
ответа добавил: - То-то и оно.

Желая сменить тему, Сигизмунд спросил:

- Сейчас перебои всякие бывают с током. Ежели обесточится тут все в момент
переноса?

- Насчет этого не беспокойтесь. Чего-чего, а система энергоснабжения тут
имеет многократное дублирование. Пойдемте, я вам еще кое-что покажу.

Они заперли камеру и вышли обратно в помещение, где хранились инструменты.
Федор Никифорович снял со стеллажа металлическую коробку из-под чая,
открыл. Там лежали запаянные стеклянные ампулы.

- А это что? - спросил Сигизмунд.

Вместо ответа Федор Никифорович взял одну ампулу и метнул ее в стену над
колодцем. Осколки канули в провале. По помещению немедленно расползлась
вонь.

- Фу, мерзость какая! - сказал Сигизмунд.

- Это еще одно хитроумное изобретение Аспида, - пояснил Федор Никифорович.
- Так будет пахнуть у вас в гараже, буде в приемной камере появится объект.

- А что, ничего поприятнее не найти было? - спросил Сигизмунд, отчаянно
морщась.

- Вещь абсолютно не токсична. Зато запах держится неделю. Может случиться,
что вам несколько дней не придется заглядывать в гараж. Скажем, заболеете.
Такой срок объект вполне способен продержаться. Вода есть, а за неделю без
еды не умрет.

- Да что вы такое говорите! - не выдержал наконец Сигизмунд.

- Я оговариваю маловероятные варианты, - невозмутимо ответил старик. -
Идемте. Я должен показать вам, как менять ампулы в гараже. Кстати, возьмите
одну. Пускай хранится у вас дома на всякий случай.

* * *

Простившись с Федором Никифоровичем, Сигизмунд в крайне угнетенном
состоянии духа вернулся домой. Побродил по квартире. На душе было погано. В
голове звучали прощальные слова старика: "Стрыйковский, вы хоть понимаете,
что я только что передал вам труд сотен людей? То, что вы держите сейчас в
руках, по масштабам сопоставимо с космической программой".

Сотни людей, титанический труд, трупы, в конце концов... И все ради чего?
Ради того, чтобы близорукая готская девка, которой предстояло из-за плохого
зрения сверзиться куда-нибудь в овраг и сломать себе шею, оказалась в его,
сигизмундовой, постели, после чего бесславно исчезла.

А если она все-таки вернется? Если она разобьет очки и тем снова уменьшит
свою "бытийную массу"?

Сигизмунд вспомнил приемную камеру и содрогнулся. Ну уж нет!

Чувствуя, что наконец-то занимается полезным делом, Сигизмунд изготовил и
залил в термос сладкого чая, взял банку тушенки, нож, запаял в пакет
четвертушку хлеба, после чего уселся рисовать. Из этого рисунка Лантхильда
должна была уяснить себе следующее: ничего страшного с ней, Лантхильдочкой,
не приключилось. А пусть она, Лантхильдочка, сидит себе на нарах и кушает,
а уж махта-харья Сигисмундс, как только благоухание в гараже оповестит его
о прибытии любимой, примчится и вызволит ее. Предварительно усыпив. Чтоб не
травмировать впечатлительную душу. А заодно ослабить волю и усилить
внушаемость.

В разгар этих трудов затрезвонил телефон. С запоздалым раскаянием Сигизмунд
вспомнил о том, что так и не позвонил Вике.

- Сигизмунд! - Виктория захлебывалась плачем. - Сигизмунд, Аська!..

- Что? - устало спросил Сигизмунд.

- Ее нет! Она умерла!

Сигизмунд аккуратно положил трубку. По рукам прошло холодное онемение.
Слишком много. Чересчур. Сперва Лантхильда, теперь - Аська. Господи, как
надоело.

Вяло подумал о том, что нужно теперь что-то делать.

Встал. Тупо уставился в стену. А что делать-то? Идти? Идти. Куда? К
Виктории надо бы пойти. Помочь.

Явилась первая деловая мысль: сейчас машина будет ох как нужна. Ездить там
всюду, документы оформлять. Деньги понадобятся. У режа с компанией точно
никаких денег нет.

И тут сквозь отупение впервые пробилось: а Аськи-то больше нет! Вспомнились
опять слова Федора Никифоровича: "Стрыйковский, сегодня самый важный день в
вашей жизни". Сглазил, старый хрен. Как есть сглазил. И Анахрон тут не
поможет.

Лихорадочно забегали мысли. Вот бы настроить Анахрон так, чтоб можно было
отправляться за людьми во вчерашний день. Вытащить Аську вчерашнюю. Или,
скажем, двадцатилетнюю. Бытийная масса у Аськи всегда была, небось, хилой.

Сигизмунд едва не застонал. Близок локоть да не укусишь. И ведь ни у кого
во всем мире такого шанса нет! На нем-то, на Сигизмунде, вон какое
"хозяйство"! Ни у кого в мире такого хозяйства нет... И все равно без толку.

И тут же спохватился: а хрена ли лысого он сидит, мечтаниям предается,
когда Вика... и Аська...

Двинулся к двери. Бдительный кобель, виляя хвостом, побежал вперед - явно
рассчитывал на прогулку. Но Сигизмунд досадливо отпихнул пса ногой и закрыл
дверь у него перед носом.

Уже сбегая по лестнице, хлопнул себя по карману: на месте ли ключи от
машины. Потом сообразил: в таком состоянии за руль лучше не садиться.
Вытащил деньги, пересчитал: на тачку хватит.

К вечеру оттепель взяла свое. Все текло. В мире царили мерзость и сырость.

Глава седьмая

Вика открыла, опухшая от слез. Сигизмунд неожиданно для самого себя
затрясся.

- Где она?!

- Кто?

- Аська где? Тело, тело где?

- Какое тело?

- В каком морге, спрашиваю!

Сигизмунд опустился на ящик для обуви, потревожив баночку с пересохшим
гуталином, и провалился в висящие над головой пальто.

- Почему в морге? - Виктория говорила устало и отрешенно. - Не знаю я
ничего. Оставьте меня в покое.

- Вы в милицию звонили? - спросил Сигизмунд из зарослей пальто.

- Почему в милицию... Да отстаньте вы от меня, звонила я всюду! Все
ментовки, все больницы!.. Все обзвонила!

- Где ее нашли? - монотонно продолжал допрашивать Сигизмунд, слегка
покачиваясь.

- Кого нашли?

- Аську! - заорал Сигизмунд.

- Не кричите! - проговорила Виктория.

- Где ее нашли? - настырно повторил Сигизмунд.

- Да не нашли ее! Не нашли! Не нашли! Все из-за вас! Из-за вас, из-за
мудаков! Из-за кобелей!

И, повернувшись, направилась в комнату. Сигизмунд встал, пошел следом.

Котята, перечеркнутые черной размашистой надписью "ЭТОТ МИР - СРАНЬ!",
сразу бросились в глаза. В комнате стойко держался дух беды. И все кругом
пахло Аськой: ее вещи, ее мебель, самый воздух. Даже то, как наполовину
выдвинут ящик, набитый какими-то старыми бигуди и неоплаченными
квитанциями...

Вика, не оборачиваясь, пошла за шкаф и там упала на кровать. Несколько
мгновений Сигизмунд оглядывался в комнате. Ему стремительно становилось все
хуже и хуже. Сунул сигарету в зубы, закурил, роняя пепел прямо на пол. С
мокрых ботинок уже натекло. Из-за шкафа не доносилось ни звука.

Сигизмунд стянул с себя куртку, бросил на стул. Походил взад-вперед, скрипя
паркетом. Оставил множество грязных следов. Аськино присутствие немного
вытопталось. А скоро набегут люди, затопчут, вещи передвинут, выбросят,
переделают все по-своему. И д