е получить звание генерал-майора, но потом
бросил. Через год он возглавил личную охрану Игоря Комарова,  а  затем  стал
еще одним членом политбюро старой либерально-демократической партии.
   Они вместе достигли известности и власти, и впереди  их  ожидало  многое,
очень  многое.  За  эти  годы  Гришин  создал  для   Комарова   собственный,
исключительно   преданный   отряд   обороны.   "черную   гвардию",    сейчас
насчитывающий  пять  тысяч   крепких   молодых   людей,   под   его   личным
командованием.
   В поддержку  гвардии  создавалась  лига  молодых  боевиков  в  количестве
двадцати  тысяч,  подростковое  крыло  СПС  из  молодых  людей  с   привитой
правильной идеологией, фанатически преданных, и тоже под его  командованием.
Он был одним из немногих, кто обращался к Комарову по имени и отчеству.
   - Ты уверен, что здесь, в здании, папки нет? - спросил Комаров.
   - Не может ее здесь быть, Игорь Алексеевич. За два  часа  мы  практически
все разобрали на части. Каждый шкаф, каждый ящик, каждый стол, каждый  сейф.
Все окна и подоконники проверены, каждый метр территории.  Взлома  не  было.
Эксперт из фирмы, изготовившей сейф, только что  закончил  работу.  Сейф  не
пытались открыть. Или его открыл кто-то, кто знал комбинацию,  или  папки  в
нем никогда не было. Вчерашний мусор задержали и проверили.  Ничего.  Собаки
бегали на свободе с семи часов вечера. После семи никто не входил в здание -
ночная охрана сменила дневную в шесть, и дневная ушла  через  десять  минут.
Акопов находился в своем кабинете до восьми. Вызвали собаковода, дежурившего
прошлой ночью. Он клянется, что вчера вечером он придерживал собак три раза,
чтобы припозднившиеся сотрудники могли покинуть территорию, и  Акопов  уехал
последним. Записи в журнале подтверждают это.
   - Итак? - спросил Комаров.
   - Ошибка либо злой умысел. Обоих ночных охранников вот-вот привезут.  Они
отвечали за здание после  восьми  часов,  когда  уехал  Акопов,  до  прихода
дневной смены сегодня утром в шесть. Затем, в течение двух  часов,  пока  не
стали около восьми прибывать сотрудники,  здесь  оставалась  только  дневная
смена охраны. Но они клянутся, что, когда делали первый  обход,  двери  всех
кабинетов на этом этаже были заперты.  И  все  работающие  здесь  сотрудники
подтверждают это, включая Акопова.
   - Твои предположения, Анатолий?
   - Или Акопов взял папку с  собой,  случайно  или  умышленно,  или  он  не
запирал ее в сейф и кто-то из ночной смены взял ее. У них есть ключи от всех
дверей.
   - Итак, это Акопов?
   - Первый  подозреваемый  -  несомненно.  Его  квартиру  обыскали.  В  его
присутствии. Ничего. Я подумал, он мог взять папку с собой, а потом потерять
атташе-кейс.  Так  случилось  однажды  в   министерстве   обороны.   Я   вел
расследование. Это не был шпионаж - обычная халатность. Виновного  отправили
в лагерь. Но у Акопова тот же портфель,  с  которым  он  всегда  ходит.  Это
подтвердили три человека.
   - Так что же, он сделал это умышленно?
   - Возможно. Но здесь есть проблема. У него было двенадцать  часов,  чтобы
сбежать, а он пришел утром сюда. Почему? Я бы хотел... э-э...  подопрашивать
его подольше.
   - Разрешение дано.
   - А что потом?
   Игорь Комаров повернулся во вращающемся кресле лицом  к  окну.  Некоторое
время он раздумывал.
   - Акопов был очень хорошим личным секретарем, - наконец произнес он. - Но
теперь его необходимо заменить.  Меня  беспокоит,  что  он  видел  документ,
содержание которого чрезвычайно секретно. Если его понизить в должности  или
уволить совсем, он будет чувствовать себя обиженным, а это может ввести  его
в искушение разгласить то, что ему стало известно. Это было бы огорчительно,
очень огорчительно.
   - Я все понял, - сказал полковник Гришин.
   В этот момент привезли ничего не понимающих ночных охранников,  и  Гришин
ушел вниз, чтобы допросить их.
   К девяти вечера помещение  охранников  в  казармах  "черной  гвардии"  за
городом обыскали, но не нашли ничего, кроме туалетных принадлежностей, как и
ожидалось, и порнографических журналов.
   В особняке охранников разделили и допрашивали в разных  комнатах.  Допрос
вел лично Гришин. Они явно боялись его, и не без  оснований.  Репутация  его
была известна.
   Гришин орал прямо в ухо допрашиваемому матерщину. Но не  это  было  самым
страшным для двух покрывшихся потом людей.  Ужас  охватил  каждого  из  них,
когда он сел рядом и шепотом стал  описывать,  что  ожидает  того,  кого  он
уличит во лжи. К восьми у Гришина  сложилась  полная  картина  их  дежурства
накануне  ночью.  Он  узнал,  что  охранники  делали   обходы   небрежно   и
нерегулярно;  они  не  отрывались  от  телевизора  -  им   хотелось   узнать
подробности смерти президента. И он впервые услышал о  присутствии  уборщика
служебных помещений.
   Этого человека впустили в десять часов. Как обычно. Через подземный  ход.
Никто  не  сопровождал  его.  Чтобы  открыть  три  двери,  требовались   оба
охранника, потому что один знал комбинацию замка к двери на улицу, второй  -
к внутренней, и только код замка в двери посередине был известен им обоим.
   Он узнал, что старик начал уборку с верхнего этажа. Как обычно. Охранники
оторвались от телевизора, чтобы открыть кабинеты начальства на втором этаже.
Один охранник стоял в  дверях  личного  кабинета  господина  Комарова,  пока
уборщик не закончил там свою работу, и снова запер дверь,  но  когда  Зайцев
убирал остальные кабинеты второго этажа, оба охранника находились внизу. Как
обычно. Итак... уборщик оставался один в кабинете Акопова. И он ушел  раньше
обычного, перед рассветом.
   В девять господина Акопова,  страшно  бледного,  увезли  из  здания.  Его
увезли на собственной  машине,  только  за  рулем  сидел  малый  из  "черной
гвардии". Другой расположился на заднем сиденье рядом с теперь уже  опальным
секретарем. Они не поехали к Акопову домой. Машина направилась  за  город  в
один из расположенных там лагерей молодых боевиков.
   К девяти полковник Гришин закончил изучать взятое из отдела кадров личное
дело некоего Зайцева Леонида, шестидесяти лет, уборщика служебных помещений.
Имелся домашний адрес, но человека ведь могло и  не  быть  дома.  Он  должен
прийти на работу в особняк в десять часов вечера.
   Он не пришел. В полночь Гришин с тремя черногвардейцами поехал к  старику
домой.

***

   В это время  Селия  Стоун  со  счастливой  улыбкой  скатилась  со  своего
любовника и потянулась за сигаретой. Вообще-то она курила мало, но  это  был
тот самый особый случай. Хьюго Грей, лежа на спине в  ее  постели,  все  еще
тяжело дышал. Он был крепким молодым человеком, державшим себя в  форме  при
помощи тенниса и плавания, но в предыдущие два часа ему пришлось  выложиться
как следует.
   Он не в первый  раз  задумался,  почему  Бог  устроил  так,  что  аппетит
жаждущей любви женщины всегда превосходит возможности  мужчины.  Это  крайне
несправедливо.
   В темноте Селия Стоун с удовольствием затянулась: никотин -  это  то  что
надо. Склонившись над любовником, она растрепала его темно-каштановые кудри.
   - Как, черт побери, ты можешь  быть  атташе  по  культуре?  -  насмешливо
спросила она. - Ты не отличишь Тургенева от Лермонтова.
   - А мне и не надо, - проворчал  Грей.  -  Предполагается,  что  я  должен
рассказывать русским о нашей культуре - Шекспире, Бронте и все такое.
   - И поэтому ты должен ходить на совещания к начальнику отдела?
   Грей рывком приподнялся и, схватив ее за плечо, прошипел в ухо:
   - Замолчи, Селия. Здесь могут прослушивать.
   Обиженная Селия встала с постели и пошла на кухню сварить  кофе.  Она  не
понимала, почему Хьюго так задевают ее шутки. Ведь то, чем  он  занимался  в
посольстве на самом деле, не было для большинства коллег секретом. И они  не
ошибались в своих догадках,  конечно.  В  прошлом  месяце  Хьюго  Грей  стал
третьим  и  младшим  членом  московского  отделения   Интеллидженс   сервис.
Когда-то, в старое  доброе  время,  в  разгар  "холодной  войны",  оно  было
значительно больше. Но времена меняются, а бюджет сокращается. Находящаяся в
состоянии разрухи Россия не  представляла  теперь  значительной  угрозы  для
Запада.
   Более важным было то, что девяносто процентов секретов стали доступны,  и
подчас за минимальную плату. Даже в бывшем КГБ появился офицер по  связям  с
прессой. А на другой стороне центра города, в посольстве США, работников ЦРУ
едва хватило бы на футбольную команду.
   Но Хьюго Грей  был  молод,  полон  энтузиазма  и  убежден,  что  квартиры
дипломатов до сих пор прослушиваются. Коммунизм,  может  быть,  и  ушел,  но
рожденная им паранойя процветала. Конечно, он был прав, но  агенты  ФСБ  уже
вычислили его и были вполне счастливы.

***

   Неизвестно почему названный так,  бульвар  Энтузиастов  -  самая  ветхая,
неприглядная и нищая часть Москвы. Эта улица расположена таким образом,  что
на нее стекают потоки загрязненного воздуха из цехов химического  комбината,
на трубах которого установлены фильтры, больше похожие  на  сетку  теннисной
ракетки. Поэтому энтузиазм был заметен только  среди  тех  жителей,  которым
предстояло уехать отсюда.
   Согласно личному делу, Леонид Зайцев жил  со  своей  дочерью,  ее  мужем,
водителем грузовика, и их ребенком. В  половине  первого  по-летнему  теплой
ночи, когда к дому подъехала блестящая черная "чайка", ее  водитель  высунул
голову наружу, пытаясь разглядеть грязные таблички с названиями улиц.
   У зятя, конечно, была другая фамилия,  и  им  пришлось  потратить  время,
чтобы узнать у разбуженного соседа на первом этаже, что нужная  семья  живет
на пятом. Лифт отсутствовал. Четыре  человека  тяжелым  шагом  поднялись  по
лестнице и забарабанили в облупившуюся дверь.
   Открывшая им женщина, заспанная, с тупым взглядом опухших глаз, выглядела
лет на десять старше своих тридцати  пяти.  Гришин  действовал  вежливо,  но
настойчиво. Его люди, оттолкнув женщину, вошли в квартиру  и  начали  обыск.
Обыскивать было почти  нечего  -  квартирка  была  крошечной:  две  комнаты,
вонючая уборная и кухонная ниша за занавеской.
   Женщина спала на двуспальной кровати со своим шестилетним сыном  в  одной
из комнат. Ребенок  проснулся  и  начал  хныкать,  а  затем,  когда  кровать
перевернули,  чтобы  убедиться,  что  под  ней  никто  не  прячется,  громко
заплакал. Открыли и обыскали два жалких фанерных шкафа.
   В соседней комнате дочь Зайцева беспомощно показала на  стоящую  у  стены
раскладушку, на которой обычно спал ее отец, и объяснила, что ее муж уже два
дня как уехал в Минск. Разрыдавшись (ребенок  последовал  ее  примеру),  она
сообщила, что отец накануне не вернулся утром с работы. Она беспокоилась, но
не заявила о его исчезновении. Подумала - может быть, заснул  где-нибудь  на
скамейке в парке.
   Оказалось достаточно десяти минут, чтобы убедиться, что в квартире  никто
не прячется. Гришину было ясно, что женщина слишком напугана  и  к  тому  же
глупа, чтобы лгать. Через полчаса они уехали.
   Гришин приказал не возвращаться в центр Москвы, а ехать за город,  где  в
лагере, в сорока километрах от Москвы, держали Акопова. И  до  утра  он  сам
допрашивал несчастного секретаря. Перед рассветом тот, рыдая, признался, что
мог оставить этот  важный  документ  на  столе.  Такого  с  ним  никогда  не
случалось. Он никак не мог понять, как он забыл запереть его в сейфе. Акопов
молил о прощении. Гришин кивал и похлопывал его по спине.
   Выйдя из казармы, он подозвал одного из своих самых верных помощников.
   - День будет душным и жарким. Наш друг сильно расстроен.  Думаю,  купание
на восходе солнца ему не повредит. - И поехал обратно в город.
   Если роковая папка осталась на столе Акопова, рассуждал Гришин, то ее мог
по ошибке выбросить уборщик. Или взять с собой. Первое не подходит. Мусор из
штаб-квартиры партии всегда сохраняется несколько дней, до тех пор пока  его
не сожгут при свидетелях.  Бумаги  из  мусора  за  прошлый  вечер  тщательно
перебрали, лист за листом.  Ничего.  Итак,  унес  с  собой  уборщик.  Почему
полуграмотный старик сделал это, зачем ему  могла  понадобиться  эта  папка,
Гришин не мог себе представить. Только старик  может  это  объяснить.  И  он
объяснит.
   Прежде чем нормальные люди сели завтракать, он отправил своих людей, всех
в штатской одежде, на улицы Москвы на поиски старика в  потертой  солдатской
шинели. У него не нашлось фотографии, но словесный портрет был  подробным  и
точным.
   Однако задача оказалась непростой даже для  сыщиков  полковника  Гришина.
Если,  как  подозревал  Гришин,  Зайцев  теперь  живет  на  улице,  придется
проверять каждого бродягу, которых великое множество. Но лишь  у  одного  из
них три стальных зуба и папка в  черном  переплете.  И  он,  и  папка  нужны
немедленно. Озадаченные, но послушные гвардейцы, несмотря  на  жаркий  день,
тщательно прочесывали Москву.

Лэнглн, декабрь 1983 года

   Джейсон Монк встал из-за стола, потянулся и  решил  спуститься  в  буфет.
Месяц назад, когда он вернулся из Найроби, ему сообщили, что  его  служебные
донесения оценены как хорошие. а в некоторых случаях - как в высшей  степени
хорошие. Повышение  по  службе  рассматривается,  а  начальник  африканского
отдела доволен, но сожалеет, что потеряет его.
   По прибытии Монк узнал, что записан на  курс  испанского  языка,  который
начнется сразу после рождественских каникул.  Испанский  будет  его  третьим
языком, но он откроет перед Монком двери латиноамериканского отдела.
   Южная Америка представляла собой  обширную  территорию,  имеющую  большое
значение не только потому, что находилась по соседству и под  влиянием  США,
как предписывала "доктрина Монро", но и потому,  что  являлась  наипервейшей
целью советского блока,  который  нацелился  на  нее  как  на  плацдарм  для
восстаний, подрывной деятельности и коммунистической революции. КГБ проводил
большую операцию к югу от Рио-Гранде. которую  ЦРУ  решительно  намеревалось
пресечь. В тридцать три года для Монка Южная Америка была хорошей ступенькой
в его карьере.
   Он помешивал кофе, когда  почувствовал,  что  кто-то  остановился  у  его
столика.
   - Великолепный загар, - произнес голос.
   Монк поднял глаза. Он узнал человека, который, улыбаясь, смотрел на него.
Он  поднялся,  но  человек  жестом  удержал  его  -  милость  аристократа  к
простолюдину.
   Монк удивился. Он знал, что заговоривший с ним был одним из главных людей
в оперативном управлении, потому что кто-то показал на него Монку в коридоре
как на вновь назначенного начальника советского отдела группы  контрразведки
в советско-восточноевропейском отделении. Что поразило Монка,  так  это  его
невзрачная внешность. Они были почти одного роста, на два дюйма  ниже  шести
футов, но человек, подошедший к Монку, будучи старше всего  на  девять  лет,
выглядел очень плохо. Монк заметил сальные, зализанные назад волосы,  густые
усы, закрывающие верхнюю губу слабого, тщеславного рта,  совиные  близорукие
глаза.
   - Три года в Кении, - сказал Монк, чтобы объяснить свой загар.
   - Снова в продуваемый ветрами Вашингтон, а? - произнес человек.
   Внутренняя антенна Монка улавливала недобрые флюиды. В глазах собеседника
таилась насмешка. Казалось, они говорили: "А я намного умнее  тебя.  Я  и  в
самом деле очень умный".
   - Да, сэр, - ответил Монк.
   К нему протянулась рука с потемневшими от никотина пальцами. Монк заметил
это. а также красные прожилки на кончике носа,  что  часто  выдает  большого
пьяницу. Он встал и одарил собеседника улыбкой, которую девушки  из  машбюро
называли между собой "сумасшедшей".
   - А вы, должно быть... - начал человек.
   - Монк. Джейсон Монк.
   - Приятно познакомиться, Джейсон. Я - Олдрич Эймс.

***

   Обычно сотрудники посольства не работали в субботу, тем  более  в  жаркий
летний  день,  когда  могли  бы  провести  уик-энд  за  городом,  но  смерть
Президента России создала кучу  лишней  работы,  и  пришлось  потрудиться  в
выходной.
   Если бы машина Хьюго Грея  завелась  в  то  утро,  многие  люди,  умершие
вскоре, остались бы живы, а мир пошел бы другой дорогой. Но свечи  зажигания
подчиняются своим  законам.  После  отчаянных  попыток  завести  мотор  Грей
побежал за подъезжавшим к барьеру красным "ровером" и  постучал  по  стеклу.
Селия Стоун распахнула дверцу.
   Он сел рядом, машина выехала на Кутузовский проспект и  направилась  мимо
гостиницы "Украина" в сторону Арбата и Кремля. На полу  под  ногами  у  него
что-то зашуршало. Он нагнулся и опустил руку.
   - Твой договор на акции "Известий"? - спросил он.
   Она скосила глаза и узнала папку, которую он держал в руках.
   - О Господи, я собиралась выбросить ее вчера. Какой-то сумасшедший старик
бросил ее в машину. Напугал меня до смерти.
   - Еще одно прошение, - заметил Грей. - Конца им нет. Обычно просят  визу,
конечно. - Он раскрыл черную обложку и посмотрел на титульный лист.  -  Нет.
это больше о политике.
   - Прекрасно. Я - мистер Псих,  а  вот  мой  план  спасения  мира.  Просто
передайте его послу.
   - Он так сказал? "Передайте его послу"?
   - Ага, так, и еще - "спасибо за пиво".
   - Какое пиво?
   - Откуда я знаю? Это был псих.
   Грей прочитал первую страницу и перелистал еще несколько.  Он  становился
все серьезнее.
   - Это политика, - сказал он. - Своего рода манифест.
   - Ты его хочешь  -  ты  его  имеешь,  -  сказала  Селия.  Позади  остался
Александровский сад, и они повернули на Большой Каменный мост.
   Хьюго Грей  собирался  бегло  просмотреть  неожиданный  подарок  и  затем
спокойно выбросить его в мусорную корзину.  Но,  прочитав  десяток  страниц,
Грей решил попросить о встрече  с  начальником  отделения  -  проницательным
шотландцем с острым умом.
   Кабинет  начальника  ежедневно  проверялся  на   наличие   "жучков",   но
действительно  секретные  совещания  проводились  всегда  в  "пузыре".   Это
странное сооружение представляло собой помещение для совещаний,  подвешенное
на прочных балках таким образом, что его  со  всех  сторон  окружало  пустое
пространство. Регулярно проверяемый  внутри  и  снаружи,  "пузырь"  считался
недосягаемым  для  вражеской  разведки.  Грей  не   чувствовал   достаточной
уверенности, чтобы просить о встрече в "пузыре".
   - Ну что, парень? - сказал начальник.
   - Послушайте, Джок. Не знаю, не отнимаю ли  я  у  вас  напрасно  время...
Скорее всего именно так. Прошу прощения. Но вчера произошло нечто  странное.
Какой-то старик бросил это в машину Селии Стоун. Вы ее знаете? Эта девушка -
помощник пресс-атташе. Может быть, тут ничего нет...
   Он замялся. Начальник разглядывал его поверх полусфер своих очков.
   - Бросил ей в машину? - тихо повторил он.
   - Она так говорит. Просто распахнул дверцу, бросил это  внутрь,  попросил
передать послу и ушел.
   Начальник  отделения  протянул  руку  за  черной   папкой,   на   которой
отпечатались подошвы Грея.
   - Что за человек? - спросил он.
   - Старый, оборванный, заросший щетиной. Похож на бродягу. Напугал  ее  до
смерти.
   - Возможно, прошение?..
   - Она  так  и  подумала.  Собиралась  выбросить.  Но  сегодня  утром  она
подвозила меня. И я  прочитал  кое-что  по  дороге.  Это  больше  похоже  на
политику.  Внутри  на  титульном  листе  стоит  печать  с   логотипом   СПС.
Воспринимается так, словно написано Игорем Комаровым.
   - Будущим президентом? Странно. Ладно, оставь ее мне.
   - Спасибо, Джок, - сказал, поднимаясь, Грей.  В  британской  Интеллидженс
сервис поощрялось дружеское обращение по именам между  младшими  и  старшими
чиновниками. Считалось, что это создает чувство товарищества, принадлежности
к одной семье, укрепляя понятие "мы и они",  психологию,  свойственную  всем
профессионалам этого странного ремесла. И только к  одному  шефу  обращались
"шеф" или "сэр".
   Грей уже подошел к выходу  и  взялся  за  ручку  двери,  когда  начальник
остановил его.
   - Маленькое дельце,