курс  обучения  итальянскому,  оказался  в  коротком
списке.
   Джордан, Гонт, Гас Хатауэй и еще двое  их  коллег  спорили,  следует  ли,
чтобы действовать наверняка, подвергнуть  людей  из  этого  списка,  как  бы
болезненно это ни оказалось, серьезному экзамену - тестированию на полиграфе
и проверке личных финансов.
   Полиграф, или "детектор лжи", был американским изобретением,  и  на  него
возлагали огромные  надежды.  И  только  исследования,  проводимые  в  конце
восьмидесятых и  начале  девяностых  годов,  показали,  насколько  он  может
оказаться ненадежным.
   Во-первых, опытный лжец может обмануть его, а шпионаж основан на том, что
обмануть  можно  только  врага  -  Во-вторых,  ведущий  допрос  должен  быть
прекрасно подготовлен, чтобы задавать правильные  вопросы.  А  этого  нельзя
сделать, если  предмет  допроса  не  проверен.  Чтобы  выявить  лжеца,  надо
заставить виновного думать: "Боже мой, они знают, они знают", - и его  пульс
участится. Если лжец поймет по вопросам, что проверяющие ничего не знают, он
успокоится и сможет обмануть умный прибор. В этом различие между тестами для
врагов и для друзей. Дружеская версия - пустая  трата  бумаги,  если  объект
ловок и приготовился лгать.
   Ключом к расследованию, которого требовал заместитель директора, стала бы
проверка финансового положения. Если бы им только было известно, что  Олдрич
Эймс, разорившийся и впавший в отчаяние после скандального развода  и  вновь
женившийся год назад, купается в деньгах, а деньги  положены  в  банк  после
апреля 1985 года!..
   Во главе группы, возражающей Джордану, стоял Кен Малгрю. Он  напомнил  об
ужасающем вреде, который нанес Джеймс Энглтон, постоянно проверявший  верных
офицеров, и указал на то,  что  проверка  личных  финансов  является  грубым
вторжением в частную жизнь и нарушением гражданских прав.
   Гонт возражал, что никогда  во  времена  Энглтона  управление  не  теряло
одновременно дюжину агентов  всего  лишь  за  шесть  месяцев.  Расследования
Энглтона были вызваны паранойей, а в 1986 году ЦРУ стоит перед  убедительным
фактом, что происходит что-то трагичное.
   "Ястребы" проиграли. Гражданские права победили.  На  "жесткую"  проверку
сорока одного сотрудника было наложено вето.

***

   Инспектор Павел Вольский тяжело вздохнул, когда на  его  стол  шлепнулось
еще одно дело.
   Год назад он чувствовал себя совершенно счастливым в отделе по  борьбе  с
организованной преступностью в чине старшего сержанта. По крайней  мере  там
случалось совершать налеты на склады преступников  и  конфисковывать  их  не
праведно добытые веши. Ловкий сержант  мог  жить  совсем  неплохо,  когда  с
конфискованного  добра  снимали  жирную  пенку,  прежде  чем  передать   его
государству.
   Так нет, его жена захотела  стать  супругой  инспектора,  поэтому,  когда
подвернулся случай, он ушел на учебу, получил повышение и  был  переведен  в
отдел  убийств.  Он  не  мог  предполагать,  что  ему  придется   заниматься
исключительно "неопознанными трупами". Когда он смотрел  на  поток  папок  с
материалами, проходящий перед его глазами, ему часто хотелось  вернуться  на
Шаболовку.
   В лучшем случае к заключению о смерти неопознанного  убитого  прилагалась
бумага с предполагаемым мотивом убийства. Ограбление,  бесспорно.  Вместе  с
бумажником жертва утрачивала деньги, кредитные карточки, семейные фотографии
и самое важное  -  паспорт,  принятое  в  России  удостоверение  личности  с
фотографией и всеми необходимыми данными.
   В случае, если это был порядочный гражданин с бумажником, который  стоило
красть,  обычно  появлялись  родственники.  Они  обращались  в   милицию   с
заявлением о пропавшем без вести, и Вольский  каждую  неделю  получал  целую
галерею семейных  фотографий;  часто  удавалось  идентифицировать  личность.
Затем рыдающей семье сообщали, где можно опознать и забрать тело  пропавшего
родственника.
   Когда же мотивом убийства было не ограбление и вместе  с  телом  находили
паспорт, такое дело не попадало к Вольскому вообще.
   Конечно, все те бродяги, которые выбросили свои  документы,  указывавшие,
кто они и откуда, потому что не хотели, чтобы милиция  выслала  их  обратно,
тоже не попадали к нему. Вольский разбирался с убийствами определенного типа
- когда неизвестное лицо убито неизвестными лицами. Он считал  свое  занятие
особым, но довольно бесполезным.
   Дело, лежавшее перед ним 4 августа, отличалось от других. Ограбление  как
мотив преступления исключалось. Из описания места преступления он узнал, что
труп нашел грибник в  лесу  около  Минского  шоссе,  на  границе  Московской
области. Сто метров от дороги указывали на то, что это не случай "сбил  -  и
сбежал".
   Список личных вещей выглядел печально. Жертва была одета  (снизу  вверх):
башмаки  из  искусственной  кожи,  дешевые,  потрескавшиеся,  со  скошенными
каблуками; носки дешевые, грязные, рваные; трусы тоже; брюки тонкие, черные,
засаленные; ремень  пластиковый,  потрескавшийся.  И  все.  Ни  рубашки,  ни
галстука, ни пиджака.  Только  шинель,  найденная  неподалеку,  по  описи  -
армейская, выпуска пятидесятых годов, очень потертая.
   В конце добавлено несколько строк: содержание карманов - ноль,  повторный
осмотр - ноль. Ни часов, ни кольца, никаких личных вещей.
   Вольский   взглянул   на   фотографию,   сделанную   на   месте.   Кто-то
добросердечный закрыл ему глаза.  Худое  небритое  лицо,  лет  шестьдесят  с
чем-нибудь, выглядит на десять лет старше. Изможденный  -  подходящее  слово
для него еще до того, как он умер.
   "Несчастный старый бедолага, - подумал Вольский. - Спорю, что убили  тебя
не из-за счета в швейцарском банке". Он взял заключение о  смерти.  Прочитав
несколько абзацев, затушил сигарету и выругался. "Почему эти типы  не  могут
писать на русском языке? - спросил он, обращаясь,  и  не  в  первый  раз,  к
стене. - Все о разрывах тканей и контузиях; если вы имеете в виду  порезы  и
синяки, так и говорите".  Когда  он  продрался  сквозь  медицинский  жаргон,
некоторые заключения  озадачили  его.  Он  нашел  печать  морга  при  Втором
медицинском  институте  и  набрал  номер.  Ему  повезло.  Профессор  Кузьмин
оказался на месте.
   - Профессор Кузьмин? - спросил он.
   - Да. Кто спрашивает?
   - Инспектор Вольский. Отдел убийств. Передо мной ваше заключение.
   - Вам повезло.
   - Могу я говорить с вами откровенно, профессор?
   - В наши времена это большая честь.
   - Дело в том, что язык немного сложный. Вы указываете на  большие  синяки
на предплечьях. Вы можете сказать, от чего они?
   - Как патологоанатом - нет, просто тяжелая контузия. Но между  нами,  это
следы человеческих пальцев.
   - Кто-то держал его?
   - Я хочу сказать, его  держали  в  вертикальном  положении,  дорогой  мой
инспектор, держали, поддерживали два сильных человека, в то  время  как  его
били.
   - Значит, все это сделали люди? И никаких машин?
   - Если бы его голова и ноги находились в таком же состоянии, я бы сказал,
что он свалился с вертолета на бетон. И вертолет летел высоко. Но нет, любой
удар о землю или удар грузовиком обязательно повредил бы голову и ноги. Нет,
его долго били по груди и животу, а также по спине тяжелыми тупыми орудиями.
   - Причина смерти... асфиксия?
   - Да, так я написал, инспектор.
   - Простите, я что-то не понимаю. Его измолотили в кашу,  но  умер  он  от
асфиксии?
   Кузьмин вздохнул:
   - Ему сломали все ребра, кроме одного. Некоторые в нескольких местах. Два
вбили ему в легкие. Легочная кровь хлынула в трахею, вызвав асфиксию.
   - Вы хотите сказать, он задохнулся от крови в горле?
   - Как раз это я и пытаюсь объяснить.
   - Извините, я здесь новичок.
   - А я здесь голоден,  -  сказал  профессор.  -  Время  обеда.  Всего  вам
доброго, инспектор.
   Вольский еще раз перечитал заключение. Итак, старика били. Все  указывало
на бандитскую  разборку.  Но  бандиты  обычно  помоложе.  Он,  должно  быть,
действительно насолил кому-то из мафии. Если б он не умер  от  асфиксии,  то
скончался бы от травм.
   Так чего же они хотели, убийцы? Информации? Да он наверняка сказал бы  им
все, чего они хотели, и без всего этого.  Наказание?  Для  примера?  Садизм?
Возможно, всего понемножку. Но что,  черт  побери,  могло  быть  у  старика,
похожего на бродягу. что так было нужно главарю банды? Или что он мог  такое
сделать их главарю, чтобы заслужить то, что с ним учинили?
   Вольский заметил примечание в графе  "Приметы".  Профессор  записал:  "На
теле никаких, ко во рту два передних резца и клык, все из нержавеющей стали,
явно наследство какой-то примитивной военной зубной клиники". Это  означало,
что у человека было три стальных передних зуба.
   Последнее замечание патологоанатома  напомнило  кое-что  Вольскому.  Было
время обеда, и он собирался встретиться с другом, тоже из отдела убийств. Он
встал, запер свой обшарпанный кабинет и вышел.

Лэнгли, июль 1986 года

   Письмо от полковника Соломина создало большую проблему.  Он  передал  три
пакета через тайник в Москве, а сейчас  хотел  вновь  встретиться  со  своим
куратором Джейсоном Монком. Поскольку у него не было возможности выехать  из
СССР, то встреча должна произойти на советской территории.
   Первой реакцией любой службы на получение такого предложения  явилось  бы
подозрение, что их человек пойман и пишет это по принуждению.
   Монк был убежден, что Соломин не дурак и не трус. Если  бы  он  писал  по
принуждению, то было одно слово,  которого  он  должен  был  избегать  любой
ценой, и еще другое, которое он постарался бы вставить. Даже  под  давлением
он сумел бы выполнить одно из этих условий. В его письме из  Москвы  имелось
нужное слово  и  отсутствовало  другое.  Другими  словами,  письмо  казалось
подлинным.
   Гарри Гонт давно согласился с Монком, что  Москва,  наводненная  агентами
КГБ и сыщиками, представляет слишком большой риск. Вне зависимости от  срока
дипломатической поездки советское Министерство  иностранных  дел  все  равно
потребует данные, которые затем передаст во Второе главное управление.  Даже
переодетый, Монк будет находиться  пол  непрерывным  наблюдением  весь  срок
своего пребывания,  и  тайная  встреча  с  адъютантом  заместителя  министра
обороны просто невозможна. В любом случае Соломин не предлагал этого.
   Он сообщил, что ему дали отпуск на конец сентября и премию  -  путевку  в
дом отдыха на курорте Гурзуф на Черном море.
   Монк проверил. Небольшой  городок  на  побережье  Крымского  полуострова,
известный курорт  для  военных  и  филиал  главного  госпиталя  Министерства
обороны,  где  на  солнышке  раненые  и   выздоравливающие   офицеры   могли
восстанавливать свои силы.
   Проконсультировались  у   двоих   бывших   советских   офицеров,   теперь
проживавших в Соединенных Штатах. Оба признались, что никогда там  не  были,
но  о  Гурзуфе  знают  -  красивое  место,  в  прошлом  рыбацкая  деревушка.
Неподалеку, в Ялте, в домике у моря жил и умер Чехов. От Гурзуфа до  Ялты  -
пятьдесят минут на автобусе или двадцать пять на такси.
   Монк  переключился  на  Ялту.  СССР  все  еще,  по  существу,  во  многих
отношениях оставался закрытой страной, и лететь  обычным  рейсом  туда  было
невозможно. Воздушный  маршрут  пролегал  до  Москвы,  оттуда  в  Киев,  там
пересадка на Одессу и только оттуда - в  Ялту.  Иностранному  туристу  никак
нельзя было проделать такой путь, и  не  существовало  никакой  убедительной
причины, по которой иностранный турист мог пожелать поехать  в  Ялту.  Может
быть, это и курорт, но одинокий иностранец будет выделяться там,  как  белая
ворона. Он просмотрел морские маршруты, и его осенило.
   Вечно нуждающееся в твердой  валюте  Московское  правительство  разрешило
Черноморскому пароходству организовать морские круизы по Средиземному  морю.
Хотя все команды состояли из советских моряков, среди  которых  было  немало
агентов КГБ (что само  собой  подразумевалось),  основную  массу  пассажиров
составляли иностранцы.
   Благодаря дешевизне таких круизов для  иностранцев  в  группы  пассажиров
входили студенты, преподаватели, пожилые люди. Летом 1986 года этот  маршрут
обслуживали  три  лайнера:  "Литва",  "Латвия"  и  "Армения".  Для  сентября
подходила "Армения".
   По словам агента Черноморского пароходства в Лондоне,  лайнер  направится
из Одессы до греческого порта Пирей почти пустым.  Из  Греции  он  пойдет  в
Барселону, затем через Марсель, Неаполь, Мальту вернется в  Черное  море,  в
Варну на побережье Болгарии, зайдет в Ялту и, наконец,  в  Одессу.  Основную
массу иностранных пассажиров он заберет в Барселоне, Марселе или Неаполе.
   В конце  июля  сотрудники  британской  службы  безопасности  очень  умело
проникли в офис лондонского агентства пароходства. Не оставив и следа своего
пребывания, они сфотографировали списки  пассажиров,  заказавших  в  Лондоне
билеты на "Армению".
   Изучение списка показало, что шесть билетов  заказаны  для  шести  членов
Общества американо-советской дружбы. В США их проверили. Все  они  оказались
среднего  возраста,  искренние,   наивные   и   преданные   делу   улучшения
американо-советских отношений. К тому же они  жили  или  в  северо-восточных
штатах США, или неподалеку.
   В  начале  августа  в  Общество  вступил  профессор  Норман  Кел-сон   из
Сан-Антонио и попросил литературу, издаваемую Обществом. Из нее он  узнал  о
предстоящем  путешествии  на  "Армении"  с  посадкой  в  Марселе  и  захотел
присоединиться как седьмой член группы. Советская организация "Интурист"  не
нашла никаких препятствий, и еще один билет был заказан.
   Настоящий Норман Келсон, ранее работавший архивариусом в ЦРУ, по выходе в
отставку поселившийся в Сан-Антонио, внешне чем-то напоминал Джейсона Монка,
хотя и  был  пятнадцатью  годами  старше,  но  различие  можно  было  скрыть
искусственной сединой и дымчатыми очками.
   В середине августа Монк сообщил Соломину, что его друг будет ждать его  у
турникета Никитского ботанического сада в Ялте.  Сад  -  известное  место  в
Ялте, расположенное за городом на расстоянии одной трети  пути  до  Гурзуфа,
если идти по берегу. Друг будет там в полдень 27 и 28 сентября.

***

   Инспектор Вольский опаздывал на встречу с другом, с  которым  договорился
вместе пообедать, и торопливо прошел по коридорам  большого  серого  здания,
где разместился МУР. Друга не оказалось на  месте,  поэтому  он  заглянул  в
дежурную комнату и увидел, что он там, разговаривает с коллегами.
   - Извини, я опоздал, - сказал он.
   - Нет проблем, пошли.
   Не могло быть и речи о том, чтобы при их доходах отправиться пообедать  в
ресторан, но милиция имела очень дешевую столовую, где неплохо готовили. Оба
друга направились к двери. Рядом с ней находилась доска объявлений. Взглянув
на нее, Вольский остолбенел.
   - Пойдем, - поторопил его друг, - а то займут все столы.
   - Скажи мне, - обратился к нему  Вольский,  когда  они  сели  за  стол  с
тушеным мясом и бутылкой пива для каждого. - В дежурной...
   - А что там?
   - Доска объявлений. Сразу за  дверью.  Там  рисунок.  Что-то  похожее  на
карандашный рисунок. Старик со смешными зубами. В чем тут дело?
   - А, этот, - ответил инспектор Новиков. -  Наш  таинственный  незнакомец.
По-видимому, к какой-то женщине из британского посольства влезли воры. Двое.
Ничего не украли, но разгромили квартиру. Она спугнула их,  поэтому  они  ее
оглушили. Но она успела разглядеть одного из них.
   - Когда это случилось?
   -  Недели  две  назад,  а  может,  три.  Во  всяком  случае,   посольство
пожаловалось в Министерство иностранных дел. Они подняли шум и обратились  в
Министерство внутренних дел. Те взвились, как  ракета,  и  приказали  отделу
квартирных краж найти преступника. Кто-то сделал  рисунок.  Знаешь  Чернова?
Нет? Ну, он важный следователь в этом отделе;  так  вот,  он  бегает  везде,
словно у него задница горит, потому что карьера висит на волоске, и все  без
толку. Даже к нам прибежал и приклеил свою картинку.
   - Какие-нибудь зацепки?
   - Никаких. Чернов не знает, кто этот человек и где он... В этом жарком  с
каждым разом становится все больше жира и меньше мяса.
   - Я не знаю, кто он, но знаю где, - сказал Вольский.
   Новиков застыл, не донеся кружку пива до рта.
   - Черт, где же?
   - Он в  морге  Второго  медицинского.  Его  дело  пришло  сегодня  утром.
Неопознанный труп. Найден в лесу,  западнее  Москвы,  приблизительно  неделю
назад. Забит до смерти. Никаких документов.
   - Так тебе лучше пойти к Чернову. Он будет рад-радешенек.
   Пережевывая остатки  жаркого,  инспектор  Новиков  становился  все  более
задумчивым.

Рим, август 1986 года

   Олдрич Эймс с женой прибыл в Вечный город 22  июля,  чтобы  занять  новый
пост.  Даже  после  восьми  месяцев  пребывания  на  языковых   курсах   его
итальянский оставался лишь приемлемым для работы, но далеко не  совершенным.
В отличие от Монка он не обладал способностями к языкам.
   С новоприобретенным  состоянием  он  мог  позволить  себе  жить  в  более
роскошных условиях, чем когда-либо  раньше,  но  в  Риме  никто  не  заметил
разницы, потому что никто не знал, как он жил до апреля предыдущего года.
   Довольно  скоро  стало  ясно,  что  Эймс  -  запойный  пьяница  и  плохой
специалист. Что, казалось, совсем не беспокоило  его  коллег  и  еще  меньше
русских. Как и в  Лэнгли,  он  начал  сваливать  со  стола  массу  секретных
материалов в хозяйственные  сумки,  с  которыми  выходил  из  посольства,  и
передавал их КГБ.
   В августе из Москвы прибыл его новый куратор для встречи.  В  отличие  от
Андросова в Вашингтоне он не жил на месте, а прилетал из Москвы, как  только
возникала необходимость. В Риме проблем было намного меньше, чем  в  Штатах.
Новый куратор, Влад, в действительности полковник Владимир Мечулаев, работал
в управлении "К" Первого главного управления.
   При их первой встрече Эймс собирался выразить  свой  протест  против  той
быстроты, с которой КГБ забрал всех, кого он выдал, таким образом подвергнув
его опасности. Но  Влад  опередил  его,  извинившись  за  непродуманность  и
объяснив, что на этом настоял лично Михаил  Горбачев.  Затем  он  перешел  к
делу, которое привело его в Рим.
   - У нас проблема, мой дорогой  Рик,  -  сказал  он.  -  Объем  материала,
который ты нам передал, огромен, и он представляет большую ценность.  Особую
ценность имеют карандашные наброски и приложенные тобой фотографии  офицеров
высокого ранга, курирующих шпионов внутри СССР.
   Эймс был озадачен и пытался пробиться сквозь алкогольный туман.
   - Да, но что-нибудь не так? - спросил он.
   - Все так, просто непонятно, - ответил Мечулаев  и  положил  на  кофейный
столик фотографию. - Вот этот. Некий Джейсон Монк. Правильно?
   - Да, это он.
   - В своих донесениях ты  написал,  что  у  него  в  отделе  СВ  репутация
"восходящей звезды". Как мы понимаем, это значит, что  он  ведет  одного,  а
может быть, и двух агентов внутри Советского Союза.
   - Такова точка зрения в отделе, или по крайней мере была таковой, когда я
заглядывал туда в последний раз. Но вы должны взять их.
   - Вот, дорогой Рик, в этом-то  и  проблема.  Все  предатели,  которых  ты
любезно выдал нам, опознаны, арестованы и... с  ними  поговорили.  И  каждый
был, как бы это сказать... - Русский вспомнил дрожащие  фигуры,  которые  он
видел на допросах, после того как Гришин познакомил арестованных  со  своей,
лично  разработанной  системой  давления  на  человека,   заставлявшей   его
заговорить. - Они все  были  очень  откровенны,  честны,  услужливы.  Каждый
назвал своих  курирующих  офицеров,  некоторые  -  нескольких.  Но  никакого
Джейсона Монка. Ни один. Конечно, могли использоваться фальшивые имена,  как
обычно. Но картинка, Рик. Никто не узнал фотографию. Теперь видишь, какая  у
меня проблема? Кого курирует Монк и где они?
   - Не знаю. Не могу понять. Они должны быть в файлах 301.
   - Дорог