отворительного  общества  по
воссоединению семей. Ты поганый шпион. Вот чем ты занимаешься,  и  это  все,
чем ты когда-либо будешь заниматься". И реальный Джейсон Монк поклялся,  что
наступит день, когда Иван Евдокимович Блинов будет жить с женой  и  сыном  в
Штатах, а дядя Сэм возместит ему сторицей каждую минуту риска в течение этих
двух лет.

***

   Совещание состоялось двумя днями позже в кабинете  сэра  Генри  Кумса  на
верхнем этаже здания на Воксхолл-кросс. известного  под  шуточным  названием
Дворец света и культуры. Такое название когда-то дал  ему  старый  вояка  по
имени Ронни Блум. Будучи востоковедом, он однажды обнаружил в Пекине  здание
с таким названием. В нем  оказалось  очень  мало  света  и  не  очень  много
культуры, чем оно и напомнило ему собственную штаб-квартиру в  Сенчури-Хаус.
Название пристало.
   Кроме сэра Кумса, присутствовали два инспектора, курирующие  Восточное  и
Западное полушария, - Марчбэнкс  как  глава  русского  отдела  и  Макдоналд.
Макдоналд  докладывал  почти  целый  час,  временами  прерываемый  вопросами
начальства.
   - Итак, джентльмены? - наконец произнес шеф. Каждый высказал свое мнение.
Оно оказалось  единодушным.  Следует  предположить,  что  "Черный  манифест"
действительно был украден и представляет собой истинную программу того,  что
Комаров намерен осуществить, когда придет к  власти:  создать  однопартийную
тиранию для  проведения  внешней  агрессии  и  внутреннего  геноцида.  -  Вы
представите все, что рассказали нам, в письменной  форме,  Джок?  К  вечеру,
пожалуйста.  Тогда  я  передам  отчет  наверх.  И  я  полагаю,  нам  следует
проинформировать наших коллег в Лэнгли. Шон, ты займешься этим?
   Куратор Западного полушария кивнул. Шеф поднялся.
   - Ужасное дело. Его следует остановить, бесспорно. Политики  должны  дать
нам зеленый свет, чтобы мы обезвредили этого человека.
   Но произошло нечто совершенно иное. В  конце  августа  сэра  Генри  Кумса
попросили навестить очень важного чиновника министерства иностранных дел  на
Кинг-Чарльз-стрит.
   Как постоянный заместитель министра, сэр Реджинальд  Парфитт  являлся  не
только коллегой шефа СИС, но  и  одним  из  так  называемых  Пяти  Мудрецов,
которые  с  соответствующими   по   рангу   чиновниками   из   казначейства,
министерства  обороны,  секретариата  Кабинета  министров   и   министерства
внутренних дел дают свои  предложения  премьер-министру  относительно  того,
кого назначить новым шефом разведки. Они оба прошли большой путь, оба  имели
дружеские связи, и оба четко понимали, что управляют в совершенно  различных
областях.
   - Этот проклятый документ, который  твои  ребята  привезли  из  России  в
прошлом месяце... - начал Парфитт.
   - "Черный манифест"?
   - Да. Хорошее название. Твоя идея, Генри?
   - Моего резидента в Москве. Кажется, очень подходящее.
   -  Абсолютно.  Черный,  другого  слова  нет.  Ну,   мы   проинформировали
американцев, но больше никого. И показали на самом  верху.  Наш  собственный
бог и хозяин, - он имел в виду британского министра иностранных дел, - видел
его перед отъездом на отдых  в  прелестную  Тоскану.  Также  и  американский
государственный секретарь. Не стоит и говорить, какое отвращение он у  обоих
вызвал.
   - Мы собираемся отреагировать, Реджи?
   - Отреагировать... А, да, но тут есть проблема.  Правительства  реагируют
официально   на   действия   других   правительств,   но   не   политических
оппозиционеров. Официально этот документ, - он  постучал  копией  манифеста,
принадлежащей министерству иностранных дел, по столу, - почти определенно не
существует, хотя мы оба знаем, что он есть. Официально мы едва ли можем  его
иметь, поскольку,  без  сомнения,  он  был  украден.  Боюсь,  здравый  смысл
подсказывает, что в этом  случае  ни  одно  правительство  ничего  не  может
предпринять официально.
   - Это официально, - проворчал Генри Куме.  -  Но  наше  правительство  по
своей - несомненно, безграничной - мудрости содержит мою службу  именно  для
того, чтобы иметь возможность действовать, если потребуется, неофициально.
   - Конечно, Генри, конечно. Ты, без сомнения, имеешь в виду какую-то форму
тайной деятельности?..
   При этих последних словах выражение лица сэра  Реджинальда  стало  таким,
словно какой-то недоумок открыл окно и впустил в помещение уличный смрад.
   - Злобных маньяков обезвреживали и раньше, Реджи. Очень тихо. Этим  мы  и
занимаемся, как ты знаешь.
   - Но  редко  когда  с  успехом,  Генри.  И  в  этом  проблема.  Все  наши
политические хозяева по обе стороны Атлантики,  кажется,  охвачены  страхом,
что, каким бы засекреченным дело  ни  выглядело  в  данный  момент,  позднее
всегда происходит утечка информации.  К  их  великому  неудовольствию.  Наши
американские друзья имеют бесконечную череду "гейтов", не дающих им спать по
ночам. Уотергейт, Ирангейт, Иракгейт. И наши люди помнят все эти утечки,  за
которыми следуют расследования, комиссии и  проклятые  донесения.  Взятки  в
парламенте, поставки оружия Ираку... Чувствуешь, куда я клоню, Генри?
   - Ты хочешь сказать, что они слабаки?
   - Грубо, но, как обычно, точно. Ты всегда  отличался  талантом  деликатно
выражаться. Не думаю, что обоим правительствам придет  в  голову  продолжать
торговать или предоставлять льготные кредиты  этому  человеку,  если  -  или
когда - он придет к власти. Но это все. Что  касается  активных  действий  -
ответ отрицательный.
   Постоянный заместитель министра проводил Кумса до дверей. Во взгляде  его
поблескивающих голубых глаз шеф разведки не заметил и намека на шутку.
   - И, Генри, это серьезно.
   Пока водитель вез его обратно по набережной сонной Темзы по направлению к
Воксхолл-кросс, сэр Генри Куме раздумывал над проблемой. Он не видел другого
выхода, кроме как примириться с реальностью  межправительственного  решения.
Когда-то  достаточно  было  рукопожатия,  чтобы  обе  стороны  считали  себя
обязанными сохранять тайну и сохраняли ее. За последнее  десятилетие,  когда
утечка информации стала характерной чертой времени, требовались  подписи.  А
они имеют привычку сохраняться. Ни в  Лондоне,  ни  в  Вашингтоне  никто  не
готов, поставив свою подпись, связать свое имя с приказом секретным  службам
"принять активные меры", чтобы  предотвратить  достижение  Комаровым  Игорем
Алексеевичем его цели.

Владимир, июль 1989 года

   Американский ученый доктор Филип Питерс  однажды  уже  посещал  СССР  под
предлогом безобидного увлечения восточным  искусством  и  русской  стариной.
Ничего не произошло, никто и глазом не моргнул.
   Год спустя еще большее число  туристов  приезжало  в  Москву  и  контроль
становился все менее строгим. Монку предстояло решить, стоит ли использовать
документы доктора Питерса еще раз. И он решил, что стоит.
   В письме Блинова все было сказано ясно. Он собрал  обширный  материал  по
всем научным вопросам, ответы на которые нужны были Соединенным Штатам. Этот
список  вопросов  составили  после   бурных   дискуссий   самые   выдающиеся
американские исследователи еще до того, как Монк встретился с профессором  в
его номере в "Сан-Хосе фиэрмонт". Теперь он был готов дать ответы. Трудность
состояла в том, что ему было сложно совершить поездку в  Москву,  не  вызвав
подозрений.
   Но  поскольку  Горький  тоже  являлся   городом,   напичканным   научными
учреждениями, и находился всего в девяноста  минутах  езды  от  Арзамаса-16,
Блинов мог поехать туда. После личных обращений КГБ снял постоянную  слежку,
без которой он не мог выехать за  пределы  научной  зоны.  В  конце  концов,
рассуждал он, ездил же он в Калифорнию. Почему нельзя в Горький? В этом  его
поддержал парторг. Освобожденный от "хвоста", он смог сесть на более дальний
поезд - до Владимира, города с многочисленными  старинными  церквами.  Но  к
ночи он должен был вернуться домой. Он выбрал день 19 июля, а место  встречи
назначил в подземной часовне Успенского собора в полдень.
   Две недели Монк занимался изучением Владимира. Этот  средневековый  город
славился двумя величественными соборами, богатыми иконами Рублева. Успенский
собор был самым большим, а другой, не  менее  известный  и  почти  такой  же
роскошный, назывался собором Святого Димитрия.
   В Лэнгли не сумели найти туристическую группу,  которая  в  день  встречи
оказалась  бы  поблизости  от  Владимира.  Поехать  туда  в  одиночку   было
рискованно; в группах безопаснее. Наконец они отыскали группу энтузиастов по
изучению русской церковной архитектуры, отправляющуюся в Москву  в  середине
июля с заездом на автобусе в сказочный монастырь в Загорске именно 19  июля.
Доктор Питерс присоединился к этой группе.
   С ореолом густых кудрявых седых волос, уткнувшись носом  в  путеводители,
доктор Питерс три дня осматривал великолепные соборы Кремля. На третий  день
вечером гид из "Интуриста" объявил, что в 7.30 утра на  следующий  день  они
соберутся в холле отеля, чтобы на автобусе ехать в Загорск.
   В  7.15  утра  доктор  Питерс  передал  записку,  что  страдает   сильным
расстройством  желудка  и  предпочитает  остаться  в  постели  и   принимать
лекарства. В 8.00 он тихо вышел из "Метрополя" и пошел на Казанский  вокзал,
где сел на поезд, идущий во Владимир. Еще  не  было  одиннадцати,  когда  он
приехал в этот город.
   Как он и рассчитывал, там уже бродили несколько групп туристов, их  никто
не "пас", поскольку во Владимире не было ничего засекреченного. Питере купил
путеводитель по городу  и  долго  бродил  вокруг  собора  Святого  Димитрия,
восхищаясь его красотой, - стены собора украшали  многочисленные  барельефы,
изображающие зверей, птиц, цветы, грифонов, святых и  пророков.  Без  десяти
двенадцать  он  прошел  триста  метров,  оказался  у  Успенского  собора  и,
незамеченный, спустился в часовню под хорами и  алтарем.  Он  с  восхищением
любовался иконами Рублева, когда за  спинойкто-то  кашлянул.  "Если  за  ним
следили, я пропал", - подумал он.
   - Привет, профессор, как поживаете? - спокойно произнес Монк,  не  отводя
глаз от сияющей иконы.
   - Хорошо, только нервничаю, - сказал Блинов.
   - А мы не нервничаем?
   - Я принес кое-что для вас.
   - И у меня есть что-то для вас. Длинное  письмо  от  Жени.  Другое  -  от
маленького Ивана, с рисунками, которые он сделал в школе. Между прочим,  он,
должно быть, унаследовал ваши способности. Учитель математики  говорит,  что
он обогнал весь класс. - Ученый, у  которого  от  страха  на  лбу  выступили
капельки пота, просиял от удовольствия. - Медленно идите за мной,  -  сказал
Монк, - и смотрите на иконы.
   Он двинулся с места, но таким образом, чтобы иметь  возможность  оглядеть
всю часовню. Группа французских туристов ушла, и они остались одни. Он отдал
профессору  письма,  привезенные  из  Америки,  и  второй  список   заданий,
подготовленный  американскими  физиками-ядерщиками.  Пакет  вошел  в  карман
пиджака Блинова. То, что он приготовил для Монка, было намного толще - пачка
документов толщиной примерно в дюйм, которые он скопировал в Арзамасе-16.
   Монку это не понравилось, но  делать  было  нечего,  он  засунул  ее  под
рубашку и протолкнул за спину. Затем пожал руку ученому и улыбнулся:
   - Смелее, Иван Евдокимович, теперь недолго. Еще год.
   Они расстались. Блинов вернулся  в  Горький,  а  оттуда  в  свою  золотую
клетку; Монк успел на поезд, отправляющийся в Москву. Он улегся  в  постель,
оставив свой пакет в посольстве США, еще до того, как  автобус  вернулся  из
Загорска. Все ему сочувствовали и говорили, что  он  пропустил  удивительную
поездку.
   Двадцатого июля группа улетела из Москвы в Нью-Йорк. В  тот  же  вечер  в
аэропорту Кеннеди приземлился еще один самолет, но он прилетел из  Рима.  Он
привез Олдрича Эймса. возвратившегося после трехлетнего пребывания в Италии,
чтобы продолжать шпионить на КГБ  в  Лэнгли.  Он  стал  богаче  еще  на  два
миллиона долларов.
   Перед отъездом из Рима он выучил и сжег  длинное,  на  девяти  страницах,
письмо из Москвы.  Главным  в  нем  был  лист  с  заданием  по  разоблачению
каких-либо еще агентов, засланных ЦРУ в СССР, а упор делался на  сотрудников
КГБ, ГРУ, старших гражданских чиновников или ученых. В конце была  приписка:
"Сконцентрируйте внимание на человеке,  который  нам  известен  как  Джейсон
Монк".

Глава 9

   Август не самый удачный месяц для мужских клубов, расположенных в  районе
Сент-Джеймс-стрит, Пиккадилли и Пэлл-Мэлл. Это  месяц  отпусков,  и  большая
часть персонала желает провести его вместе с семьей где-нибудь  подальше  от
города, а половина членов клуба находится либо в своих  поместьях,  либо  за
границей.
   Многие клубы закрываются, и  те  члены,  которые  по  различным  причинам
остаются в столице, вынуждены мириться  с  незнакомой  обстановкой;  разного
рода   двусторонние   договоренности   между   клубами   позволяют    членам
закрывающихся клубов есть и пить в тех, которые остались открытыми.
   Но в последний день августа "Уайтс" снова  открылся,  и  сэр  Генри  Куме
пригласил туда на ленч человека на пятнадцать лет  старше  себя,  одного  из
своих предшественников на посту шефа Интеллидженс сервис.
   Семидесятичетырехлетний  сэр  Найджел  Ирвин  уже  пятнадцать   лет   как
освободился от служебного ярма. Первые  десять  лет  он  провел,  "занимаясь
кое-чем в Сити". Это означало, что, как и другие до и после него, он,  умело
используя  свой  богатый  опыт,  знание  коридоров   власти   и   врожденную
проницательность, входил во многие  советы  директоров,  что  позволило  ему
отложить кое-что на старость.
   Четыре года назад он окончательно отошел отдел и поселился около Суониджа
на острове Пурбек в графстве Дорсет, где занимался чтением, писал, гулял  по
пустынному берегу Ла-Манша и временами ездил на  поезде  в  Лондон  повидать
старых друзей. Эти самые друзья считали, что он все еще в прекрасной  форме,
поскольку за мягким выражением его голубых глаз скрывался острый как  бритва
ум.
   Те, кто хорошо его знал, понимали, что старомодная любезность, которую он
проявлял по отношению ко всем, таит под собой  железную  волю,  готовую  при
необходимости превратиться в крайнюю жестокость. Генри  Кумсу,  невзирая  на
разницу в возрасте, это было прекрасно известно.
   Они оба были специалистами по России. После  отставки  Ирвина  шефом  СИС
поочередно побывали два востоковеда и арабист, пока приход  Генри  Кумса  не
ознаменовал возврат к тем, кто  отточил  зубы  в  борьбе  против  Советского
Союза. Когда шефом был  Найджел  Ирвин,  Куме  проявил  себя  как  блестящий
оператор, используя всю свою хитрость против шпионской сети КГБ в  Восточном
Берлине и восточногерманского главного агента Маркуса Вольфа.
   Ирвин  мог  удовлетвориться  разговором  на  уровне  светской  беседы   в
заполненном посетителями баре на нижнем этаже клуба, но он не лишился  своих
человеческих слабостей, и ему  было  любопытно,  зачем  его  бывший  протеже
попросил его предпринять поездку из Дорсета  в  жаркий  Лондон  ради  одного
ленча. И только когда  они  возобновили  разговор  наверху,  устроившись  за
столиком у окна, выходящего на Сент-Джеймс-стрит, Кумс коснулся цели  своего
приглашения.
   - В России что-то происходит, - начал он.
   - Много чего. и ничего хорошего, как я вижу из газет, - заметил Ирвин.
   Кумс улыбнулся. Он знал, что у старика есть источники информации  получше
утренних газет.
   - Я не буду углубляться в эту тему, - сказал он. - Не здесь,  не  сейчас.
Только в общих чертах.
   - Безусловно, - согласился Ирвин.
   Кумс вкратце изложил развитие событий за последние шесть недель в  Москве
и в Лондоне. Особенно в Лондоне.
   - Они не собираются ничего  предпринимать,  и  решение  окончательное,  -
сказал он. - События должны развиваться своим путем, как бы  прискорбны  они
ни  были.  Так  по  крайней  мере  наш  уважаемый  министр  иностранных  дел
высказался по этому вопросу пару дней назад в моем присутствии.
   - Боюсь, вы слишком переоцениваете  меня,  если  полагаете,  что  я  могу
что-то сделать, чтобы оживить мандаринов с Кинг-Чарльз-стрит, - ответил  сэр
Найджел. - Я стар и нахожусь в отставке. Как говорят поэты,  жизнь  прожита,
страсти утихли.
   - Я хотел бы, чтобы вы взглянули на два документа, - сказал Куме. -  Один
представляет собой полный отчет событий,  происшедших,  насколько  мы  можем
установить, с того момента, когда смелый, хотя и неумный, старик украл папку
со стола личного секретаря Комарова. Думайте сами, можете ли вы  согласиться
с нашим решением считать "Черный манифест" подлинным.
   - А второй?
   - Сам манифест.
   - Благодарю вас за доверие. И что я должен с ними делать?
   - Возьмите их домой, прочитайте оба, составьте о них мнение.
   Когда унесли пустые глубокие блюда из-под рисового  пудинга  с  вареньем,
сэр Генри Куме заказал кофе и  два  бокала  марочного  портвейна  "Фонеска",
особо тонкого вкуса, из коллекции клуба.
   - И даже если я соглашусь со  всем,  что  вы  говорите,  с  чудовищностью
манифеста, поверю в его подлинность, что потом?
   - Я подумал, Найджел... те люди, которых, как я полагаю,  вы  собираетесь
повидать в Америке на будущей неделе...
   - Бог мой. Генри, предполагалось, что даже вы не должны знать об этом.
   Кумс слегка пожал  плечами,  но  в  душе  обрадовался,  что  его  догадка
подтвердилась. Совет соберется, и Ирвин примет в нем участие.
   - По старинной поговорке - "везде мои шпионы".
   - Тогда я рад, что мало что изменилось после моего ухода, - сказал Ирвин.
- Ну ладно, предположим, я встречаюсь с некоторыми людьми в Америке.  И  что
из того?
   - Предоставляю решить вам. Если  вы  посчитаете,  что  документы  следует
выбросить,  -  сожгите  их,  пожалуйста,  дотла.  Если  вы  сочтете   нужным
переправить их через Атлантику - действуйте.
   - Боже мой, как интригующе!
   Кумс вынул из портфеля запечатанный конверт и протянул  его  Ирвину.  Тот
положил его в свой,  рядом  с  покупками,  сделанными  у  "Джона  Люиса",  -
несколькими кусками канвы для леди Ирвин, которая  любила  вышивать  зимними
вечерами.
   В холле они попрощались, и сэр  Найджел  взял  такси  до  вокзала,  чтобы
успеть на поезд в Дороет.

Лэнгли, сентябрь 1989 года

   Когда Олдрич Эймс вернулся в Вашингтон, из девяти лет его шпионажа на КГБ
оставалось, как это ни  было  удивительно,  еще  четыре  с  половиной  года.
Купаясь в деньгах, он начал  новую  жизнь  с  покупки  дома  за  полмиллиона
долларов наличными и с появления на парковке в новеньком "ягуаре". И все это
при зарплате пятьдесят тысяч долларов в год. Однако никто не усмотрел в этом
ничего странного.
   Эймс благодаря тому, что работал в Римской миссии по советской  тематике,
и вопреки тому,  что  Рим  входил  в  компетенцию  отдела  Западной  Европы,
оставался сотрудником ключевого отдела СВ. С точки  зрения  КГБ  было  очень
важно, чтобы он оставался там, где имел  доступ  к  файлам  301  и  смог  бы
заглянуть в них еще раз. Но здесь  он  столкнулся  с  большими  трудностями.
Милтон Беарден тоже  только  что  вернулся  в  Лэнгли  из  Афганистана,  где
руководил тайной деятельностью против  Советов.  Первое,  что  он  попытался
сделать как вновь назначенный начальник  отдела  СВ,  -  это  избавиться  от
Эймса. Однако в этом, как и другие раньше его, он потерпел поражение.
   Кен Малгрю, бюрократ до мозга костей, высидел должность, позволявшую  ему
решать  кадровые  вопросы.  На  этом  посту  он  имел  огромное  влияние  на
перемещения и назначения. Они с Эймсом возобновили свои  дружеские  попойки,
причем Эймс мог себе позволить самые дорогие вина. И  именно  Малгрю  явился
причиной недовольства Беардена, когда оставил Эймса в отделе СВ.
   Тем  временем  ЦРУ  компьютеризировало  огромное   количество   секретных
документов, доверив свои сокровенные тайны самому  ненадежному  инструменту,
когда-либо изобретенному человеком. В Риме Эймс поставил перед собой  задачу
освоить