го  рэкета  (но  продолжая  твердо
держать его в руках)  к  легитимному  бизнесу.  Американской  "Коза  ностра"
потребовалось  целое  поколение,  чтобы  понять,  что   легитимный   бизнес,
основанный на доходах от рэкета,  помогает  увеличивать  доходы  и  отмывать
заработанные преступным путем деньги. Русские сделали это за пять лет,  и  к
1995 году им принадлежало сорок процентов национальной  экономики.  К  этому
времени  они  стали  международной  мафией,   специализируясь   на   оружии,
наркотиках и присвоении чужих денег, подкрепляя свою деятельность насилием и
нацеливаясь на Западную Европу и Северную Америку.
   Но  к  1998  году  они  перестарались.  Безграничная  жадность  разрушила
экономику, на которой они  паразитировали.  К  1996  году  богатства  России
стоимостью в пятьдесят миллиардов долларов. в основном  в  золоте,  алмазах,
драгоценных металлах,  нефти,  газе  и  лесе,  были  расхищены  и  незаконно
вывезены за границу. Товары покупались  за  практически  ничего  не  стоящие
рубли у бюрократов, работающих в государственных органах, а  продавались  за
границу за доллары.  Часть  долларов  реконвертировалась  в  огромные  массы
рублей  и  ввозилась  обратно  для  финансирования  новых  взяток  и   новых
преступлений.
   - Беда  в  том.  -  мрачно  говорил  Уайэт,  отпивая  свое  пиво,  -  что
кровопускание становится  непомерным.  Эти  коррумпированные  политики,  еще
более коррумпированные бюрократы и бандиты - они все вместе  убили  золотого
гуся, который их сделал  богатыми.  Вы  читали  "Взлет  и  падение  Третьего
рейха"?
   - Да, давно. А что?
   - Вы помните там описание последних дней Веймарской  республики?  Очереди
безработных,  уличная  преступность,  утрата  всех   сбережений,   кухни   с
бесплатным супом, свара, устроенная вопящими ничтожествами в рейхстаге, в то
время как страна катилась к банкротству... Так вот  здесь  мы  видим  то  же
самое. Все повторяется. Черт, мне пора - встреча внизу  за  ленчем.  Приятно
было поговорить с вами, мистер...
   - Джефферсон.
   Имя не вызвало реакции. Очевидно, мистер Уайэт не читал лондонскую "Дейли
телеграф".
   Интересно, подумал журналист,  когда  канадец  ушел.  Все  его  сведения,
почерпнутые из архивных вырезок, указывали на то, что человек, с которым  он
встречается вечером, может быть, сумеет спасти нацию.
   В половине седьмого за Джефферсоном прибыла длинная черная "чайка", и  он
уже ждал ее в дверях. Он неизменно оставался пунктуальным и от других ожидал
того же. Он был одет в  темно-серые  брюки,  блейзер,  хрустящую  полотняную
белую рубашку с галстуком "Гарри-клуба". Он выглядел элегантно, хорошо и  со
вкусом одетым - и англичанином .с ног до головы.
   Прокладывая себе путь среди вечернего потока машин,  "чайка"  направилась
на север, к Кисельному бульвару, и, не доезжая до Садового кольца,  свернула
на боковую улицу. Когда они подъехали к зеленым стальным  воротам,  водитель
вынул из кармана передатчик и включил его.
   Камеры на стене нацелились на приближающуюся "чайку", и охранник у  ворот
увидел  на  телевизионном   мониторе   машину   и   номерной   знак.   Номер
соответствовал тому, который он ожидал, и ворота раздвинулись.
   Пропустив машину, они  снова  закрылись,  и  охранник  подошел  к  окошку
водителя. Он проверил  документы,  заглянул  на  заднее  сиденье,  кивнул  и
опустил металлические шипы.
   Господин Кузнецов, предупрежденный  охранником,  вышел  к  дверям,  чтобы
встретить  своего  гостя.  Он  провел  британского   журналиста   в   хорошо
обставленную приемную на втором этаже, примыкающую  к  кабинету  Комарова  и
расположенную по другую сторону от кабинета, который раньше занимал покойный
Н.И. Акопов.
   Игорь Комаров не разрешал в своем присутствии ни пить, ни курить, чего не
знал и никогда не узнал Джефферсон,  потому  что  об  этом  не  упоминалось.
Непьющий русский -  редкость  в  стране,  где  пьянство  является  признаком
мужчины. Джефферсон, просмотревший несколько видеофильмов о Комарове, где он
показан в образе "человека народа", видел его с неизбежным стаканом в  руке,
произносящим по  русскому  обычаю  многочисленные  тосты  и  не  проявляющим
никаких  признаков  опьянения.  Он  не  знал,  что  Комарову  всегда  подают
родниковую воду.  В  этот  вечер  Джефферсону  предложили  только  кофе,  от
которого тот отказался.
   Через пять минут вошел Комаров - внушительная  фигура,  около  пятидесяти
лет, седой, чуть ниже шести футов, с пристальным взглядом светло-карих глаз,
которые его поклонники описывали как "гипнотизирующие".
   Кузнецов вскочил на ноги, и Джефферсон, несколько  медленнее,  последовал
его примеру. Советник по связям с общественностью представил собеседников, и
мужчины пожали друг другу руки. Комаров сел первым в кожаное кресло, немного
возвышавшееся над остальными, которые занимали двое других.
   Из  внутреннего  нагрудного   кармана   Джефферсон   достал   портативный
магнитофон и спросил, не будет ли возражений против записи. Комаров наклонил
голову  в  знак  того,  что  понимает  неспособность  большинства   западных
журналистов   пользоваться   стенографией.   Кузнецов    ободряюще    кивнул
Джефферсону, чтобы тот начинал.
   - Господин Комаров, последней новостью  является  недавнее  решение  Думы
продлить временное исполнение обязанностей президента на три  месяца  и  при
этом перенести срок выборов в будущем году  на  январь.  Какова  ваша  точка
зрения на это решение?
   Кузнецов быстро перевел  и  выслушал  Комарова,  отвечавшего  на  звучном
русском языке.
   - Понятно, что я  и  Союз  патриотических  сил  были  разочарованы  таким
решением, но как демократы мы принимаем его.  Для  вас  не  будет  секретом,
мистер Джефферсон, что дела в стране, к которой  я  питаю  глубокую  любовь,
идут  плохо.  Слишком  долго   некомпетентное   правительство   мирилось   с
бесхозяйственностью, коррупцией и преступностью.  Наш  народ  страдает.  Чем
дольше это продолжается, тем становится  хуже.  Таким  образом,  можно  лишь
сожалеть об отсрочке. Я уверен, что мы бы выиграли  президентские  выборы  в
октябре этого года, но если их перенесут на январь - мы выиграем в январе.
   Марк Джефферсон уже брал не одно интервью и  по  опыту  знал,  что  ответ
заготовлен  заранее,  хорошо  отрепетирован,  словно   высказан   политиком,
которому много раз задают один  и  тот  же  вопрос  и  который  без  запинки
отвечает выученное наизусть. В Великобритании и Америке  установился  обычай
более свободного общения политических  деятелей  с  представителями  прессы,
многих из которых они звали  просто  по  имени.  Джефферсон  гордился  своей
способностью рисовать  в  газетной  статье  точный  портрет,  используя  как
высказывания интервьюируемого, так и свои впечатления, а не  давать  скучный
перечень политических клише. Но сейчас перед ним был не человек, а автомат.
   Репортерский  опыт  уже  показал  Джефферсону,   что   западноевропейские
политики привыкли к значительно большему уважению прессы, чем английские или
американские, но здесь было другое. Русский держался замкнуто и  официально,
словно портновский манекен.
   Задавая  свой  третий  вопрос,  Джефферсон  понял  почему:  Комаров  явно
ненавидел средства  массовой  информации  и  сам  процесс  интервьюирования.
Англичанин попробовал менее серьезный подход, но у русского не  промелькнуло
и тени улыбки. В том, что политик воспринимал себя очень серьезно,  не  было
ничего нового, но этот человек фанатично упивался своей значимостью.  Ответы
продолжали звучать как заученные наизусть.
   Он удивленно  посмотрел  на  Кузнецова.  Молодой  переводчик,  получивший
образование в Америке, владеющий двумя языками в  совершенстве,  светский  и
развитой, относился к Игорю Комарову  с  собачьей  преданностью.  Джефферсон
сделал новую попытку:
   - Вам хорошо известно, сэр, что в  России  реальная  власть  находится  в
руках президента, а это значительно больше,  чем  у  президента  Соединенных
Штатов или премьер-министра Великобритании. Если бы эта власть была в  ваших
руках, то что бы вы сделали за первые  шесть  месяцев,  какие  бы  изменения
заметил объективный наблюдатель? Другими словами, каковы приоритеты?
   И  по-прежнему  ответ  прозвучал  как   политический   трактат.   Обычное
упоминание   о   необходимости   уничтожить   организованную   преступность,
реформировать обременительную бюрократию, восстановить  сельскохозяйственное
производство и провести  денежную  реформу.  На  дальнейшие  вопросы,  каким
именно образом можно достигнуть этого, следовали ничего не  значащие  клише.
Ни один  политический  деятель  на  Западе  не  смог  бы  отделаться  такими
ответами, но  здесь  стало  ясно:  Комаров  ожидает,  что  Джефферсон  будет
полностью удовлетворен.
   Вспомнив инструкции, полученные от своего редактора,  Джефферсон  спросил
Комарова, как  он  намерен  осуществить  возрождение  былой  славы  русского
народа. И впервые увидел реакцию на свой вопрос.
   Что-то в его словах, казалось,  ударило  Комарова,  словно  электрический
ток. Русский застыл, глядя на него своими немигающими светло-карими глазами.
Джефферсон,  не  выдержав  этого  взгляда,  отвел  глаза  и   посмотрел   на
магнитофон. Ни он,  ни  Кузнецов  не  обратили  внимания  на  то,  что  лицо
президента СП С покрылось  смертельной  бледностью  и  на  скулах  вспыхнули
небольшие  ярко-красные  пятна.  Не  говоря  ни  слова,  Комаров  неожиданно
поднялся, прошел в свой кабинет  и  закрыл  за  собой  дверь.  Вопросительно
подняв бровь, Джефферсон взглянул на Кузнецова. Молодой человек тоже казался
удивленным, но свойственная ему любезность взяла верх.
   - Я уверен, господин Комаров скоро  вернется.  Очевидно,  он  только  что
вспомнил о чем-то очень срочном, чего  нельзя  отложить.  Он  вернется,  как
только освободится.
   Джефферсон наклонился и выключил магнитофон. Через  три  минуты,  коротко
поговорив по телефону, Комаров вернулся, сел и сдержанно ответил на  вопрос.
Когда он заговорил, Джефферсон опять включил магнитофон.
   Час спустя Комаров сделал  знак,  что  интервью  окончено.  Он  встал,  с
усилием кивнул Джефферсону и направился в свой кабинет. На пороге  он  подал
знак Кузнецову следовать за ним.
   Через две минуты советник вышел с явно смущенным видом.
   - Боюсь, у нас проблема с транспортом, - сказал он, провожая  Джефферсона
вниз  по  лестнице  в  холл.  -  Машина,  на  которой  вы  приехали,  срочно
потребовалась, а другие принадлежат сотрудникам, но они работают до позднего
времени. Не могли бы вы доехать до "Националя" на такси?
   - О да, полагаю, что смогу, - произнес Джефферсон, который теперь  жалел,
что не взял для себя машину в отеле и не приказал ожидать его. - Может быть,
вы закажете для меня такси?
   - По телефону больше не принимают заказов, -  сказал  Кузнецов,  -  но  я
покажу вам, как это делается.
   Он провел заинтригованного обозревателя от  дверей  к  стальным  воротам,
которые,  раздвинувшись,  пропустили  их.  В  переулке  Кузнецов  указал  на
находившийся в сотне метров Кисельный бульвар.
   - Сразу же на бульваре вы за  считанные  секунды  остановите  проезжающее
такси и доберетесь до отеля за пятнадцать минут. Надеюсь, вы понимаете? Было
приятно, действительно приятно познакомиться с вами.
   С этими словами он исчез. Крайне расстроенный, Марк Джефферсон направился
по узкой улочке к главной дороге. На ходу он вертел в руках свой магнитофон.
Дойдя наконец до Кисельного бульвара, он положил его обратно  во  внутренний
карман блейзера. Он посмотрел по сторонам в поисках такси. Как  и  следовало
ожидать, не было видно ни одного. Раздраженно хмурясь, он повернул налево  к
центру Москвы, время от времени оглядываясь назад.
   Два человека в черных кожаных куртках наблюдали, как он вышел из переулка
и направился в их сторону.  Один  из  них  открыл  заднюю  дверцу  машины  и
выскользнул из нее. Когда англичанин оказался в десяти метрах  от  них,  оба
сунули руки в карманы и вытащили  автоматические  пистолеты  с  глушителями.
Никто не произнес ни слова, только раздалось два выстрела. Обе пули  ударили
журналисту в грудь.
   Сила удара остановила идущего, ноги у него подломились, и он опустился на
землю.  Тело  начало  опрокидываться,  но  убийцы  подбежали  к  нему.  Один
поддерживал его, а второй, сунув руку под пиджак, быстро вытащил  магнитофон
из одного кармана и бумажник из другого.
   К ним подъехала машина, и они быстро забрались  в  нее.  Когда  машина  с
ревом унеслась прочь, проходившая женщина посмотрела на тело, думая, что это
пьяный, но, увидев струйку крови, громко закричала. Никто не  записал  номер
машины. Впрочем, он наверняка был фальшивый.

Глава 8

   В  ресторане,  находившемся  недалеко  от  места  убийства,   кто-то   из
посетителей услышал крики женщины, выглянул  на  улицу  и,  воспользовавшись
телефоном администратора, вызвал "Скорую помощь".
   Поначалу медики думали, что имеют  дело  с  остановкой  сердца,  пока  не
увидели отверстия от пуль на двубортном синем блейзере и не заметили  кровь.
По дороге в ближайшую больницу они вызвали милицию.
   Час  спустя  инспектор  Василий  Лопатин  из  отдела  убийств   стоял   в
травматологическом отделении Боткинской больницы и мрачно смотрел  на  труп,
лежавший перед ним на каталке, в то время как дежуривший этой  ночью  хирург
снимал резиновые перчатки.
   - У него не было ни единого шанса, - сказал хирург. - Единственная  пуля,
прямо сквозь сердце,  с  близкого  расстояния.  Она  еще  там,  внутри.  При
вскрытии ее достанут для вас.
   Лопатин кивнул. Большое спасибо. В Москве столько оружия, что хватило  бы
перевооружить целую армию, и его шансы найти пистолет, из которого  выпущена
эта пуля, не говоря уж о владельце оружия, почти равны нулю, и он знал  это.
Отправившись на Кисельный бульвар, он установил, что  женщина,  которая,  по
всей видимости, оказалась свидетельницей  убийства,  исчезла.  Кажется,  она
видела двух убийц и машину. Никаких примет.
   Над бледным, все  еще  выражавшим  удивление  веснушчатым  лицом  сердито
торчала рыжая бородка. Санитар накрыл тело зеленой  простыней,  чтобы  яркий
свет висевших над ним ламп не падал на глаза, которые уже  ничего  не  могли
увидеть.
   Тело было обнажено. Рядом  на  столике  в  овальном  металлическом  лотке
лежали одежда и личные вещи. Следователь подошел и, взяв  пиджак,  посмотрел
на ярлык с внутренней стороны воротника. Сердце у него упало.
   - Можете прочитать? - спросил он у хирурга.
   Доктор пригляделся к вышитому ярлыку на пиджаке.
   - "Лан-дау", - медленно прочитал он, затем, ниже имени производителя:
   - "Бонд-стрит".
   - А это? - Лопатин указал на рубашку.
   - "Маркс энд Спенсер", - прочитал хирург. - Это  в  Лондоне,  -  стараясь
помочь, добавил он. - Думаю, и Бонд-стрит тоже.
   В русском языке имеется  более  двадцати  слов,  означающих  человеческие
экскременты и части мужских и женских гениталий. Мысленно  Лопатин  перебрал
их все. Английский турист, о Господи! Неудачное ограбление - и надо же этому
случиться с английским туристом!
   Он перешел к личным вещам. Их было немного.  Никаких  монет,  разумеется;
русские монеты уже давно обесценились.  Аккуратно  сложенный  белый  носовой
платок, маленький пластиковый прозрачный пакетик, кольцо с печаткой и  часы.
Он подумал, что крики женщины помешали грабителям снять  с  левого  запястья
часы и кольцо с пальца.
   При убитом  не  оказалось  никаких  документов.  Хуже  того,  не  было  и
бумажника. Лопатин снова стал просматривать одежду. Внутри ботинок он увидел
слово "Черч". Гладкие черные ботинки  со  шнурками.  На  темно-серых  носках
никаких меток не было, а  на  нижнем  белье  повторялись  слова  "Маркс  энд
Спенсер". Судя по этикетке, галстук куплен в магазине  или  салоне,  который
назывался "Тернбул энд  Эссер",  на  Джермин-стрит;  без  сомнения,  тоже  в
Лондоне.
   С чувством скорее безнадежности, чем надежды Лопатин снова взял  блейзер.
Санитары явно недоглядели: какой-то твердый предмет прощупывался  в  верхнем
кармане, где обычно держат очки. Лопатин вынул его -  карточка  из  твердого
пластика, перфорированная. '
   Это оказался ключ к номеру в отеле  -  не  старомодный  ключ,  а  нового,
компьютерного типа. Ради безопасности на карточке не было номера  комнаты  -
это делалось с целью охраны от воров,  -  но  имелся  фирменный  знак  отеля
"Националь".
   - Где у вас телефон? - спросил Лопатин.
   Если бы дело не происходило в  августе,  то  Бенни  Свенсон,  управляющий
"Националом", находился бы в это время дома. Но туристов приезжало много,  а
двое сотрудников слегли с летней простудой. Поздно вечером Свенсон  все  еще
работал у себя в кабинете, когда позвонили с коммутатора отеля.
   - Звонят из милиции, мистер Свенсон.
   Он нажал на кнопку "связь", и его соединили с Лопатиным.
   - Да?
   - Это управляющий?
   - Да. Свенсон слушает. Кто это?
   - Инспектор Лопатин, отдел убийств, МУР.
   У Свенсона сжалось сердце. Этот человек сказал "убийств".
   - У вас остановился английский турист?
   - Конечно. Несколько. По крайней мере дюжина. А в чем дело?
   - Вы узнаете человека по такому описанию? Рост метр  семьдесят,  короткие
рыжеватые волосы, рыжеватая борода, темно-синий двубортный пиджак, галстук с
яркими полосками.
   Свенсон закрыл глаза и проглотил подступивший к горлу комок.  О  Господи,
это мог быть только мистер Джефферсон. Журналист прошел мимо него в холле  в
этот самый вечер. Джефферсон ожидал машину.
   - Почему вы спрашиваете?
   - Его ограбили. Он находится в Боткинской больнице. Вы знаете,  где  это?
Около ипподрома.
   - Да, конечно. Но вы сказали - убийство.
   - Боюсь, он мертв. Его бумажник  и  документы,  по-видимому,  украли,  но
оставили пластиковый ключ с вашим логотипом.
   - Подождите, инспектор. Я сейчас.
   Несколько минут охваченный ужасом Бенни Свенсон неподвижно сидел за своим
столом. За двадцать лет работы в гостиничном бизнесе он ни разу  не  слышал,
чтобы гостя убили.
   Его единственной страстью, которой он предавался в свободное время,  была
игра в бридж, и  он  вспомнил,  что  его  партнером  обычно  бывал  один  из
сотрудников британского посольства. Найдя  в  своей  записной  книжке  номер
домашнего телефона этого дипломата, Свенсон позвонил ему.  Было  без  десяти
двенадцать, и приятель уже спал, но сон  быстро  слетел  с  него,  когда  он
услышал о случившемся.
   - Боже мой, Бенни, тот журналист? Пишет для "Телеграф"? Не знал,  что  он
здесь. Но все равно спасибо.
   Поднимется страшный шум, подумал дипломат,  положив  трубку.  Британскими
гражданами, живыми или мертвыми, попавшими в беду в чужих  землях,  конечно,
занимается консульский отдел, но  он  должен  сообщить  кому-нибудь  еще  до
наступления утра. Он позвонил Джоку Макдоналду.

Москва, июнь 1988 года

   Прошло десять месяцев после возвращения Валерия  Круглова  домой.  Всегда
существует риск, что агент, завербованный  за  границей,  вернувшись  домой,
может передумать, не выйти на связь и уничтожить все коды, чернила и бумаги,
которые ему дали.
   Завербовавшая его служба ничего не может сделать в  таком  случае,  кроме
как разоблачить этого человека, но это бессмысленно и жестоко и не  принесет
никакой пользы. Чтобы  работать  против  тирании,  находясь  внутри  страны,
требуются выдержка и мужество, и некоторые люди не обладают ими.
   Как и все в Лэнгли, Монк никогда не сравнивал  тех,  кто  работал  против
Московского  режима,  с  предателем-американцем.  Последний  предавал   весь
американский народ и его демократически избранное правительство.  И  все  же
если он попадется, то  с  ним  будут  обращаться  по-человечески:  его  ждет
справедливый суд и он получит самого лучшего адвоката, какого только  сможет
нанять.
   А русский работает против жестокого деспотизма, отражающего  интересы  не
более  десяти  процентов  населения